Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
статься между нами. Я ответил, что умею хранить
молчание. И тогда Генрих Натанович рассказал о целях своей научной
деятельности. Это был странный разговор. Я понял, что в глубине души
Подольский оставался атеистом, его вера была лишь попыткой что-то понять в
собственной душе. Творец для него - лишь некий символ, обращаясь к которому
он пытался углубить свои сугубо атеистические представления о человеке и его
сути. Вы понимаете?
- Нет, - сказал Виктор, и Аркадий опять ощутил глухое раздражение. Если
Хрусталев своими репликами заставит Чухновского замолчать - а это вполне
может произойти, - тайну смерти Подольского они никогда не раскроют.
- Нет? Ну...
- Продолжайте, - кивнул Аркадий. - О чем вы говорили с Подольским тогда
и о чем - впоследствии?
- И тогда, и впоследствии - об одном и том же. О душе человеческой. О
том, сколько у каждого человека может быть духовных сущностей. Его
интересовало, как религия - ясно, речь шла только об иудаизме - относится к
возможности замены души у конкретного человека. Сначала речь шла о... как бы
это сказать... спонтанном явлении, что ли. Вдруг вы теряете свою душу и
приобретаете чужую. Становитесь другим человеком? Или остаетесь собой, но
только изменяете прежним целям и принципам?
- В христианстве, - пояснил Подольский, впервые перебив раввина, - это
называется одержимостью дьяволом. Но в иудаизме нет такого понятия - Дьявола
не существует по определению.
- Совершенно верно, - сказал Чухновский. - Сначала я не понимал
истинной цели таких разговоров. Я думал, что Генрих Натанович искренне хочет
приобщиться к вечным ценностям... Я рассказывал ему о ТАНАХе, о Синайском
откровении, показывал отрывки, где Творец говорит с Моисеем именно о том,
что интересовало Подольского... Я подарил ему Тору - двуязычную, на русском
и иврите, в наши дни это редкость, сейчас вообще мало книг на бумаге, а мы
не признаем компьютерных версий... Потом я начал понимать, что Генрих
Натанович... нет, не то чтобы он обманывал меня, он был искренним, когда
интересовался религией, но интерес был сугубо научным. Его почему-то
интересовало, что произойдет с человеком, если вынуть из него одну душу и
заменить другой.
- Электронное клонирование? - спросил Виктор. - Что тут нового?
Страшнов занимался этим полвека назад.
- Нет-нет, - сказал Подольский. - Это совсем другое.
- Совсем другое, - повторил Чухновский. - Генрих Натанович как-то
признался мне, что намерен провести опыт по проверке основных положений
монотеизма. Потому и интересуется всеми этими деталями. Я сначала не понял,
что он имел в виду. Он пояснил. Он хотел проверить, действительно ли
существуют ангелы и архангелы. Действительно ли есть демоны и наконец...
Чухновский замолчал, Аркадию показалось, что его передернуло от
воспоминания.
- Ну? - спросил Виктор.
- Действительно ли есть Бог, - торжественно, но с легкой иронией в
голосе, произнес Подольский. - Он и ко мне приезжал с этой идеей.
Чухновский опять дернулся, но промолчал и теперь, ожидая, видимо,
наводящих вопросов.
- М-да, - сказал Виктор. - Ну и что? Есть Бог, нет Бога - теологические
диспуты меня не интересуют. Мне нужен мотив.
- Мотив... чего? - пробормотал Чухновский.
- Мотив преступления, - отрезал Виктор. - Поймите, уважаемый Пинхас
Рувимович, у нашего агентства есть достаточное количество улик для того,
чтобы я подписал решение о вашем временном задержании. Конечно, в деле много
неясного, но это технические детали.
- Задержании? Меня? - удивился Чухновский. - Я прихожу сюда, я говорю
вам то, что мог бы и не говорить, я хочу, чтобы вы правильно поняли, что
сделал я, что сделал он, и что сделал Творец, а вы опять все сводите к
каким-то техническим деталям, о которых я не имею никакого представления.
- Виктор, - не выдержал Аркадий, - давай дослушаем.
- Что дослушаем? - взорвался Чухновский. - Зачем дослушаем, если можно
арестовать? И зачем я все это буду... Если все равно вы не верите ни одному
слову!
Виктор удовлетворенно улыбнулся и откинулся на спинку стула. Аркадий
понял, что Хрусталев намеренно выводил раввина из себя. Надеялся, что тот
скажет лишнее? Нужно было раньше, до начала беседы продумать и обговорить
общую линию разговора, теперь же получалось, что Виктор действовал по одному
ему понятному сценарию, а Аркадий этого сценария не знал. Неужели Виктор
воображает, что раввин держит в синагоге какое-то новейшее оборудование по
сожжению живой материи на расстоянии?
Чухновский встал и принялся ходить по комнате от окна до двери и
обратно. Он старался не проходить мимо кровати, и потому путь его напоминал
дугу, будто грузное и массивное светило двигалось по небу от горизонта до
горизонта.
- А меня вы тоже хотите арестовать? - спросил Лев Николаевич. - Учтите,
если у вас есть такое намерение, вы должны сказать об этом сразу, чтобы я
мог вызвать своего адвоката. У меня есть дополнительная юридическая
страховка, предусматривающая...
- Знаю, - бросил Виктор. - Кстати, зачем вы ее оформили? Предполагали,
что она может понадобиться? Вы ведь сделали это совсем недавно... - он
бросил взгляд на экран блокнота, - семнадцатого июля, всего три месяца
назад.
- Имею право, - сказал Подольский и отвернулся от Виктора. Он
предпочитал смотреть на Аркадия, хотя тот вряд ли смог бы помочь в случае,
если Хрусталев действительно решит сейчас провести задержание.
- Послушайте, - сказал Чухновский. - Время идет, вы не желаете ничего
понимать, вас все время сносит на частности.
- Меня не снист на частности, - возразил Виктор. - Аркадий Винокур
собрал достаточно материала для того, чтобы я ответил на главный вопрос:
кому это нужно? Смерть Подольского и смерть Раскиной.
- Кому же? - равнодушно спросил раввин.
- Только вам, дорогой, только вам. Вы слишком самоуверенны. Вы считаете
себя чуть ли не наместником вашего Бога в пределах Московского кольца. Вы
фанатик, а религиозный фанатизм часто становился причиной криминальных
действий, в том числе и убийств. Подольский по наивности рассказывал вам о
своих исследованиях, полагая, видимо, что может услышать от вас дельные
идеи, не знаю уж, какие именно. Вы наверняка сделали все возможное, чтобы
отговорить его от экспериментов. Вы вступались за Бога! И не сумев
предотвратить опыты, - убили. Мы еще разберемся, как вы это сделали. И
Раскину вы убили тоже, потому что узнали, что она для вас опасна. Она хотела
встретиться с Аркадием, а он, не продумав последствий, сообщил об этом вам,
и в результате Раскина не доехала до места встречи.
- Вы полагаете, что это я ее сбил? - удивленно спросил Чухновский.
- Нет, конечно! Но духовное лицо, которое держит в психологической
блокаде десятки, если не сотни своих прихожан ("В синагоге нет прихожан, -
вставил раввин, - это вам не церковь"), ну неважно, называйте как хотите...
Вы попросту "заказали" этих людей! И знаете почему МУР позволил нам заняться
этими убийствами, несмотря на то, что они не носят бытового характера? -
Виктор наклонился к раввину через стол. - Им и в голову не пришло, что имел
место "заказ", исходивший от духовного лица.
- А вам, значит, это пришло в голову, - задумчиво сказал раввин. -
Знаете, уважаемый Виктор Николаевич, вы даже не подозреваете, насколько
близко подошли к разгадке и насколько в то же время далеко от нее
находитесь. Вы должны сделать последний шаг, но никогда его не сделаете,
потому что это вне сферы вашего представления о мироздании. Да и о религии
нашей тоже. Вы действительно думаете, что раввин может нанять киллера, чтобы
убить человека, даже оскорбившего религию и Творца? Вы воображаете, что
иудаизм, о котором вы не имеете ни малейшего представления, допускает такое?
- Ах оставьте, - усмехнулся Виктор. - Только не говорите мне, что ни
один раввин за тысячи лет существования вашей религии, ни разу не убил или
не подстрекал к убийству.
- Господи, - сказал Аркадий, - о чем вы говорите? Виктор, тебя занесло.
- Помолчи, - резко сказал Виктор. - Ты собрал весь материал, но
анализировать ты не умеешь. Лев Николаевич, - он обернулся в сторону
Подольского, стоявшего посреди комнаты с потерянным видом, - вы тоже
думаете, что раввин Чухновский невиновен, как дитя?
- Да, - неожиданно хриплым голосом сказал Подольский и закашлялся. Он
кашлял натужно и, казалось, никогда не остановится. Аркадий подошел и
хлопнул Подольского по спине, тот закашлялся еще сильнее и неожиданно
успокоился. - Да, - повторил он, - конечно. Это глупость - обвинять Пинхаса
Рувимовича. Глупость! И я не понимаю, зачем вы это делаете. Вы же прекрасно
знаете, что Генриха убил я!
В наступившей тишине слышно было, как где-то в квартире тикают часы.
Чухновский с откровенным изумлением смотрел на Подольского, Аркадий подошел
и стал позади него, преградив путь к двери, а Виктор смотрел на Льва
Николаевича с любопытством дилетанта, забежавшего в картинную галерею и
увидевшего на одном из полотен знакомое с детства изображение.
- Ну, приехали, - произнес Виктор, растягивая слова. - Вам-то это
зачем?
- Видите ли, - сказал Подольский. - У меня была причина убить Генриха,
и я хотел рассказать об этом вашему сотруднику в ресторане... Не успел,
просто не решился... Я закурю, можно?
- Да, пожалуйста, - разрешил Виктор. Подольский вытащил из кармана
пачку "Джентли", зажигалку, закурил с третьей попытки.
- Мы с Генрихом никогда не ладили, - глухо сказал Подольский, сделав
несколько затяжек. - А после смерти родителей... Он считал, что я в этом
виновен, потому что вовремя не установил диагноз. Глупо. Я сделал что мог.
Но было поздно. Он не хотел этого понять. Мы перестали встречаться. Он
сошелся с этой женщиной... Раскиной. Раввин Чухновский прав в том отношении,
что... То есть, Генрих поступал как ученый, но с точки зрения религии...
Кощунство, да. Он хотел вытащить из мозга все реинкарнации. Все. Вы знаете,
что такое реинкарнации?
- Мы знаем, что такое реинкарнации, - проскрипел Виктор. - Мы даже
знаем, что современная наука доказала, что ничего подобного в природе не
существует. Всей этой чепухой занимаются институты паранаучных направлений.
В Москве их достаточно. С этой публикой мы как-то разбирались, и кто там
работает - знаем. Подольский не из таких, а его институт - классического
академического направления, никакого отношения к паранаучным изысканиям не
имеет и иметь не может. При чем здесь генераторы Уринсона? Подольский на
добился бы и рубля финансирования, если бы заявил подобную тему. Не нужно
вешать нам на уши лапшу, тем более, что эта информация легко проверяется.
- Черта с два эта информация проверяется! - неожиданно воскликнул
Подольский высоким фальцетом. - Как-то в прошлом году... Зима была, февраль.
Холод, если вы помните, лютый, госинспекция запретила личному транспорту
подниматься в воздух, авиетки падали, как птицы, а птицы дохли на деревьях.
В Туле было минус сорок два, такого никто не припомнит...
- Мы о морозе говорим или о Подольском? - прервал Виктор излияния Льва
Николаевича.
- А? О Подольском, конечно, о ком же еще? Да, был мороз, и я удивился,
когда он приехал ко мне. Я просто не мог себе этого представить и сначала
даже не открыл ему дверь.
- Генриху Натановичу? - уточнил Виктор. - Вы же утверждали, что не
виделись с ним несколько лет.
- Послушайте, - опять вскипел Подольский. - Мне и так трудно, а вы все
время... Я... Мне не нравится ваш метод. Пусть ваш сотрудник сядет за этот
стол, у него... у него другой взгляд. Тогда я продолжу.
Виктор собрался было разразиться язвительной тирадой, но встретил
взгляд Аркадия и встал.
- Валяйте, - сказал он. - Первый раз слышу, что мой взгляд не нравится
клиентам фирмы.
Аркадий обогнул стол и сел в кресло. Точнее, стол обогнуло его тело, и
в кресло, теплое после Виктора, село именно тело, без подсказки со стороны
мозга. Это было неожиданное, удивительное, необъяснимое ощущение - Аркадию
казалось, будто он даже не пытался сдвинуться с места, и часть его сознания
продолжала видеть комнату с той точки, где он стоял: окно напротив,
Чухновский - вполоборота - у книжных полок, Виктор, выйдя из-за стола,
становится так, чтобы быть неподалеку от Подольского, но вне его поля
зрения. И в то же время другой частью сознания он понимал, что сидит в
кресле, смотрит Подольскому в глаза, и комната, которую он видит с двух
точек сразу, будто плывет и раздваивается, но нужно сохранять ясность
сознания, и еще - нужно сказать Виктору, чтобы... Что?
Мысль не додумывалась, да и времени не было ее додумывать, потому что
Подольский сказал:
- Так вы записываете? Генрих позвонил в дверь, и я сказал через
интерком, чтобы он отваливал, говорить нам не о чем. Тогда он произнес такую
фразу: "Не кинжалом он действовал, но ядом, и потому - не пойман".
- Что это означает? - спросил Аркадий. Голос прозвучал вне зависимости
от его сознания, и на какое-то мгновение Аркадий испугался самого себя, но
это ощущение вмиг прошло, и все вернулось на свои места - он владел собой,
он был собой, и что же с ним сейчас происходило? Не было времени думать об
этом.
- Объясню, - сказал Подольский. - Видите ли, прапрадед - наш общий с
Генрихом прапрадед - был польским евреем. Он погиб при странных
обстоятельствах... Дело было в Умани, это городок такой, где... Ну,
неважно... Он умер в тысяча восемьсот девяносто третьем, почти два века
назад. Как-то утром его обнаружили в собственной кровате заколотым. Комната
была заперта изнутри на ключ, тело обнаружил его секретарь, прадед был
богатым человеком, владел двумя фабриками... Секретарь - его звали Яковом -
пришел, как всегда, в девять, в доме в это время никого не было, жена
прадеда, Фейга, ушла с детьми в сад, а Абрам, вернувшись домой после
утренней молитвы, пошел отдохнуть, он ночью поздно работал... Обычно Яков
будил Абрама, если тот спал, и они просматривали утреннюю почту...
- Послушайте, - не выдержал Виктор, - что вы нам...
- Виктор, помолчи! - резко сказал Аркадий, сам не ожидая от себя такой
вспышки. Он понимал, что Подольскому нужно хотя бы сейчас дать выговориться,
его нельзя прерывать, какую бы чушь он ни нес, а потом, прослушивая запись,
попробовать отсеять лишнюю информацию. В ресторане Подольский так и не
решился заговорить, видимо, гибель Раскиной подействовала на него, как
запирающий ключ, а сейчас он начал, по-видимому, издалека или даже вовсе не
о том, но ведь он все равно дойдет до сути...
Выпада со стороны Аркадия Виктор не потерпел бы, но Чухновский тоже
сделал шаг вперед и выкрикнул:
- Послушайте, как вас там! Не мешайте ему говорить!
Виктор пожал плечами.
- А... - протянул Подольский и провел рукой по лицу. - О чем это... Да,
они просматривали почту. А в тот день Абрам не ответил на стук, и дверь
оказалась против обыкновения заперта изнутри. Секретарь начал звать Абрама,
но тот не отвечал, и это было очень странно... В общем, Яков взломал дверь,
не став дожидаться возвращения Фейги с детьми. И обнаружил хозяина в постели
с ножом в груди. Э... Так, во всяком случае, сказал секретарь. Но полиция не
поверила, знаете ли. Якова арестовали по обвинению в убийстве...
- Почему? - быстро вставил Аркадий.
- Ну... - протянул Подольский. - Его слова о том, что комната была
заперта, показались неубедительными. То есть, она действительно была заперта
и замок действительно был взломан, но полиция не поверила тому, что нож уже
торчал в груди Абрама, когда Яков вошел в спальню. Видите ли, если дверь
действительно была заперта, в комнату никто не мог ни войти, ни выйти. Никто
и никак. Слишком крепкие стены, слишком высокие окна, запертые, к тому же,
изнутри. И дверь... Секретаря сразу заподозрили в том, что он убил, а потом
взломал дверь, чтобы отвести от себя подозрения.
Виктор, стоя в нескольких шагах от Подольского, начал опять проявлять
признаки нетерпения, и Аркадий понял, что, если Льва Николаевича прервут еще
раз, нить будет потеряна, пожалуй, надолго. Он передвинул на середину стола
коробочку компьютера, наклонился вперед и, чтобы Виктору было хорошо слышно,
сказал:
- Официальный допрос ведет детектив Винокур Аркадий Валентинович,
личный номер семнадцать двадцать три.
С этой минуты рассказ Подольского приобретал характер официального
протокольного признания, которое могло быть использовано и в суде, Аркадий
становился единственным человеком, официально имевшим право задавать
вопросы, а Виктор с Чухновским - свидетелями, которым также могло быть в
суде предоставлено слово, но только для того, чтобы удостоверить, что допрос
проводился без отклонения от стандартной процедуры. Виктор, конечно,
взъестся, с ним еще придется выяснять отношения, но сейчас он будет вынужден
принять условия игры.
Взгляд Виктора ничего хорошего не сулил. Но и возразить Хрусталев не
мог, а потому сложил руки на груди, пожал плечами и отошел в сторону. Он как
бы говорил: ну поиграй, если есть охота.
Подольский не обратил внимания на игру нервов, продолжавшуюся несколько
секунд и закончившуюся временной победой Аркадия. Он продолжал говорить:
- Нож, конечно, не нашли. Якова арестовали. У него были, как
выяснилось, причины для того, чтобы ненавидеть собственного хозяина. Давняя
история... В молодости он любил одну девушку. Они ведь были с Абрамом из
одного местечка, и возраст почти одинаковый... Яков хотел на ней жениться, а
Абрам девушку отбил. Не потому, что был в нее влюблен, а просто... Чтобы
насолить Якову. То ли на спор, то ли... В общем, никто не знает. И никто не
знает, что было потом. Как бы то ни было, девушка... э... покончила с собой.
И Яков... Ну, это понятно. Через много лет он приехал в Умань, явился к
Абраму, сказал, что, мол, кто старое помянет... И все такое... У него было
очень сложное положение, жена умерла, детей нет, работу потерял... И Абрам
то ли пожалел Якова, то ли действительно чувствовал свою вину перед ним. Он
взял Якова к себе секретарем, снял ему комнату неподалеку от своего дома.
Понимаете? Полиция решила, что Яков специально ждал случая, и вот...
Подольский развел руками.
- Наверно, - продолжал он, - если бы все это происходило на сто лет
раньше, Якова действительно засудили бы. Про отпечатки пальцев, впрочем, и в
конце девятнадцатого века никто не знал, во всяком случае, в Умани. Но
судебно-медицинская служба уже кое-что понимала... В общем, врач утверждал,
что удар ножом нанесли, когда Абрам был уже мертв. Понимаете? Он умер рано
утром от разрыва сердца, как тогда говорили. Обширный инфаркт, как сказали
бы потом. А ножом ударили в мертвое тело. И никто, к тому же, не смог
доказать, что Яков не взламывал дверь. В общем, в деле были только косвенные
улики, но главное - то, что умер Абрам от инфаркта. Вот...
Подольский замолчал. Он смотрел почему-то не на Аркадия, а на раввина,
Чухновский же в это время занимался странным делом - снимал с полок книги,
перелистывал и ставил на место.
- Какое отношение, - спросил Аркадий, - имеет эта давняя история к
гибели Генриха Натановича Подольского и к его появлению в вашей квартире го