вопрос мы долго взвешивали и рассматривали,  месье  Агаттияр.  И
пришли к выводу, что это как раз тот случай, когда  нет  верной  и  неверной
линий поведения. Есть только плохой вариант и еще худший. Если мы не накажем
габбаров и келлотов за Страну  Хань,  то  тем  самым  продемонстрируем  свою
слабость, и тогда даже те расы, чья этика не приемлет  геноцида  в  качестве
инструмента  политики,  примутся  шантажировать  нас,  угрожая  уничтожением
подконтрольных им человеческих планет. Единственный сдерживающий фактор  для
них - это неотвратимость ответных актов возмездия.
   Между тем Дюбарри обратился к Клоду Бриссо:
   - Специальная эскадрилья бомбардировщиков находится в  вашем  подчинении,
вице-адмирал. Приступайте к выполнению задания.
   - Есть, главнокомандующий! - козырнул Бриссо.
   С мрачным и  решительным  выражением  лица  он  направился  к  выходу  из
конференц-зала.
   Сорок минут спустя из ангаров станций вылетела сотня челноков, снабженных
специальными распылителями, и под прикрытием  барражировавших  над  планетой
легких крейсеров устремилась вниз, к Земле. А через  три  с  половиной  часа
эскадрилья вернулась в свои ангары, не потеряв во время операции  ни  одного
челнока. Так состоялась  решающая,  бескровная,  но  смертоносная  атака  на
Землю.
   И началось недельное ожидание...

5

   Луна полностью лишена атмосферы, а сила тяжести на ее поверхности в шесть
раз меньше земной,  поэтому  посадить  на  нее  легкий  крейсер  типа  "Заря
Свободы" было делом несложным. Сигурдсон произвел посадку, как было  принято
говорить среди пилотов,  на  глазок  -  то  есть  не  прибегая  ни  к  каким
компьютерным расчетам, на  одном  лишь  ручном  управлении.  Плавно  сбросив
мощность антигравов, пока корабль не лег всем своим  весом  на  сверхпрочные
опоры, Лайф  отдал  последнюю,  уже  чисто  символическую  команду  "посадка
завершена" и посмотрел на меня, довольно потирая руки.
   Эти его взгляды после каждого удачно проведенного маневра вызывали у меня
легкое чувство неловкости. Он словно бы  хотел  убедиться,  что  сделал  все
правильно  и  я  целиком  одобряю  его  действия.  В  глазах  Сигурдсона   я
по-прежнему осгавался непререкаемым  авторитетом  в  области  пилотирования,
хотя его опыт управления межзвездными кораблями был  гораздо  больше  моего.
Правда, прежде  он  водил  только  махонькую  прогулочную  яхту,  оснащенную
примитивным  скачковым  генератором,  но  в  конечном  итоге  это  не  имело
решающего значения - все-таки он путешествовал по Космосу с девятнадцати лет
и за это время избороздил вдоль и поперек весь Сектор Один. Ну а я, если  не
считать  увлечения  виртуальными  реальностями,  лишь  месяц  назад  впервые
вырвался из сферы притяжения родной планеты и оказался за пилотским  пультом
настоящего корабля.
   Но как бы то ни было, Сигурдсон ожидал моей реакции. Поэтому я  улыбнулся
и сказал:
   - Здорово, Лайф! Очень мягкая посадка. Я бы так не смог.
   На его щеках вспыхнул румянец  -  как  у  школьника,  который  удостоился
похвалы  учителя.  Пытаясь  скрыть  смущение,  я  прокашлялся  и   встал   с
капитанского кресла.
   - Ну, ладно, пойдем на выход. За нами уже едут. - Я указал  на  гравикар,
который катил через космодром, направляясь к нашему кораблю.
   Мы приземлились возле самого большого из лунных куполов  -  Купола  Тихо,
который сейчас был превращен в лагерь для военнопленных. Здесь  у  нас  было
одно дело, и мы с  Сигурдсоном  прилетели  только  вдвоем  -  для  короткого
путешествия между Землей и Луной полного экипажа не требовалось.
   Но Лайф почему-то не стал освобождать свое  место.  Он  растерянно  отвел
взгляд и сквозь прозрачную обзорную стену  уставился  на  призрачный  лунный
ландшафт, в данный момент освещенный лишь отраженным Землей светом.
   - Знаешь, Стас, - нерешительно проговорил Сигурдсон. - Я понял,  что  это
неудачная идея. Лучше обойдемся без личной встречи.
   Я удивленно посмотрел на него:
   - С какой стати? Что случилось?
   - Понимаешь... В общем, Гриша был моим лучшим другом. Самым лучшим,  если
не считать Мелиссы, которую я... с которой все иначе. Мы  много  налетали  с
ним, мы были отличной командой, мы  понимали  друг  друга  с  полуслова.  Но
теперь... Нет, я не стал считать его врагом. Он  по-прежнему  мой  друг.  Но
после всего, что я узнал, что увидел, я перестал симпатизировать его народу.
Я уже не смогу относиться к нему так,  как  раньше.  И  при  встрече...  при
встрече он сразу почувствует это. Он  очень  чуткий  и  ранимый.  Сейчас  он
думает... он, верно, тешит себя мыслью, что есть на свете хоть один человек,
который относится к нему с искренней симпатией, без всякого предубеждения. А
после нашей встречи он... ему  станет  очень  больно.  Это  будет  для  него
тяжелым ударом. Не знаю, понимаешь ли ты меня...
   - Понимаю, Лайф, - сказал я. - Прекрасно понимаю. И что же нам делать?
   Он бессильно пожал плечами:
   - Наверно... наверно, я просто передам  ему  короткое  сообщение.  Ну  и,
конечно, дарственную, ключи, шифры, диск со спецификацией и картами.
   Я задумался. Тем временем гравикар уже приблизился вплотную к  кораблю  и
стал пристыковываться к пассажирскому люку.
   - Значит, сделаем так, - произнес я. - Все, что нужно, я передам ему сам.
А насчет тебя что-нибудь солгу. По пути придумаю.
   - Ты в самом деле хочешь с ним встретиться?
   - Да, - решительно кивнул я. - Мне есть, что ему сказать.
   Покинув рубку, я спустился к люку и через  шлюз  прошел  в  гравикар.  За
десять минут машина прибыла в Купол Тихо, там я встретился с  уже  ожидавшим
меня представителем  администрации  лагеря,  и  вместе  с  ним  мы  вошли  в
небольшое  помещение,  разделенное  надвое  перегородкой  из  бронированного
стекла.
   - Уберите это, - сказал я, постучав кулаком по перегородке. - Она мне  ни
к чему.
   - Вы уверены, месье? - спросил администратор. -  Вам  известно,  что  эти
твари могут плеваться ядом?
   - Известно, сэр. Но я этого не боюсь. И, кстати, не вздумайте  надеть  на
него намордник.
   - И вы полностью берете на себя ответственность за все последствия?
   - Да, полностью. Администратор кивнул:
   - Ваши слова записаны, капитан Матусевич.  В  случае  чего  они  послужат
доказательством, что мы вас предупреждали.
   - Да, безусловно, - согласился я.
   Администратор покинул помещение, и почти  сразу  после  этого  стеклянная
стена поднялась к потолку. А через пару минут в комнату ввели альва Григория
Шелестова. Его сопровождало двое  охранников  в  плотных,  водонепроницаемых
комбинезонах, прикрывающих все тело от шеи до самых кончиков пальцев,  а  на
голове у них были надеты шлемы с прозрачными  смотровыми  стеклами.  Оставив
альва наедине со мной, они сразу же ушли.
   - Здравствуй, Григорий, - сказал я.
   - Здравствуй, брат-человек, - ответил альв. - Не думал я, что ты захочешь
повидаться со мной.
   - Однако захотел. Со мной должен был прилететь и  Лайф,  но  он  ранен  и
теперь лежит в лазарете. Он так сожалел, что не может встретиться с тобой.
   Шелестов встревожился:
   - Рана серьезная?
   - Да нет, пустяковая. Через неделю Лайф будет  в  полном  порядке.  Он  и
сейчас может ходить, но врачи строго-настрого запретили ему полеты. Так  что
он передает тебе самые искренние приветствия.
   Альв вздохнул:
   - Жаль. Я так хотел еще раз увидеться с ним. Ведь  он  мой  лучший  друг,
настоящий друг - единственный среди людей и альвов.
   - Как с тобой обращаются? - спросил я.
   - Люди никак, - ответил он грустно. - Совсем  никак.  Ко  мне,  как  и  к
другим альвам, они относятся... не  по-человечески.  Просто  как  к  опасным
животным. Меня это очень, очень печалит. Но теперь я понимаю их отношение. Я
познакомился с другими альвами. Они... они действительно больны. Они  совсем
не помнят, как наш народ дружил с людьми. Не помнят, как мы  были  братьями.
Не хотят даже говорить о том, как много вы для нас сделали. Они считают  вас
злобными  и  жестокими,  они  обвиняют  людей  во  всех   смертных   грехах,
рассказывают небылицы о дискриминации и преследованиях. Я знаю, что все  это
не правда, потому что несколько приведенных ими примеров относятся еще к тем
временам, о которых я знаю. Все те случаи исковерканы, искажены, приправлены
ложью, а некоторые мелкие  недоразумения,  что  случались  между  отдельными
представителями наших рас, нынешние  альвы  представляют  как  злонамеренные
действия со стороны всего человечества... Это ужасно, друг Стефан! Меня  это
приводит в отчаяние.
   Я сочувственно покачал головой.
   - А как другие альвы относятся к тебе?
   - Плохо, очень плохо, - с горечью ответил Шелестов. - Я пытался  раскрыть
им глаза, развеять их заблуждения, но они только смеялись и издевались  надо
мной, называли меня глупой комнатной собачонкой. Потом несколько раз били, а
однажды пытались задушить. Но тогда вмешались охранники. Тех, кто хотел меня
задушить, они просто отогнали прочь, а меня жестоко избили, Я знаю, они  это
сделали специально, после того случая братья-альвы уже не трогали меня,  они
продолжали издеваться, насмехаться надо мной, но... но уже без злобы -  мол,
ты, Гриша, наивный, глупенький братец, вот видишь, как  обращаются  с  тобой
твои любимые люди. - Лохматой лапой он вытер слезы со своих глаз. - Впрочем,
сейчас братьям-альвам уже не до меня. Они сейчас трясутся от страха,  каждую
минуту ожидают смерти.
   - Почему?
   - Да все из-за того, что эти изуверы-габбары сделали со Страной Хань.  Мы
все шокированы. Мы потрясены. А сегодня, когда меня забрали из, барака и без
всяких  объяснений  куда-то  повели,  я  испугался...  я  думал,  что   меня
расстреляют.
   - Мы не убиваем военнопленных, Григорий.
   - Но габбаров же вы убили. Пять  дней  назад.  Вечером  они  еще  были  в
бараке, а утром уже все до одного исчезли. А охранники намекнули нам, что...
что мы можем последовать за ними.
   - Они просто пугали вас. Этакий мрачный  юмор.  На  самом  деле  габбаров
перевели  в  другой  купол,  подальше  от  вас,  чтобы  избежать  неприятных
инцидентов.
   - Каких инцидентов?
   - Дело в том, -  объяснил  я,  -  что  альвы  и  дварки  сейчас  воюют  с
габбарами.
   - Что?! - Он даже подпрыгнул от неожиданности. - Мы выступили против этих
гнусных тварей? Мои соотечественники наконец-то  опомнились  и  поняли  свои
заблуждения?
   - Увы, нет. Они по-прежнему ненавидят людей.  Как  и  раньше,  мы  враги.
Альвы с дварками воюют не за нас, а против габбаров. Воюют  не  из  любви  к
нам, а из страха перед нами.
   Шелестов вконец растерялся:
   - Я не понимаю тебя, брат-человек.
   - Сейчас поймешь. В отместку за Страну Хань мы уничтожили всех  габбаров,
которые засели на Земле и отказывались  сдаваться.  Сейчас  наши  санитарные
команды как раз собирают тела погибших  и  предают  их  кремации.  Также  мы
разрушили нашим новым оружием три габбарские планеты и три  келлотские.  Что
касается келлотов, то они поняли, что нам по силам  истребить  всю  их  расу
подчистую, и стали вести себя тише воды, ниже травы. Зато габбары попытались
подвергнуть ядерной  бомбардировке  планету  Мельпомену  в  системе  Ригеля.
Вместе с ними ее охраняли альвы и дварки. Они выступили против габбаров, так
как знали, что за уничтожение Мельпомены мы станем мстить и их расам. Сейчас
наши войска уже находятся в локальном пространстве Ригеля и вместе с  силами
альвов и дварков громят габбарский флот. Но это отнюдь  не  значит,  что  мы
снова стали друзьями или хотя бы союзниками. Мы просто  заключили  временное
перемирие - перемирие, основанное на  страхе.  Мы  по-прежнему  ненавидим  и
альвов и дварков, а они ненавидят нас.
   Шелестов обхватил голову лапами.
   - Это ужасно,  брат-человек!  Мир  совсем  обезумел.  Как  же  это  могло
случиться?
   - Не знаю, Григорий, я сам ничего не понимаю. Мне  ясно  только  одно:  в
этом безумном мире ты чужой. Ты чужой как для нас, людей, так  и  для  своих
братье в-альвов. - Я достал из кармана пластиковый  пакет,  который  передал
мне Сигурдсон, и вручил его Шелестову. - Здесь есть все  необходимое,  чтобы
ты  стал  полноправным  хозяином  "Валькирии"  Лайф  дарит   ее   тебе.   Мы
договорились с командованием, что тебя доставят к Звезде Дашкова и пересадят
на яхту. А дальше поступай, как хочешь.  Но  мой  тебе  совет,  беги  прочь.
Корабль, который доставит тебя к яхте, наполнит топливные баки,  и  дейтерия
тебе хватит на десяток тысяч  парсеков.  Там,  на  диске,  который  лежит  в
пакете,  есть  полный  каталог  всех   известных   планет,   пригодных   для
человеческой, ну и альвовской жизни Их много в радиусе десяти  килопарсеков,
и большинство из них необитаемы. Выбирай себе любую по вкусу и живи там.  На
"Валькирии" установлен довольно мошный конвертор, который способен  выделять
из обычной воды тяжелую, а потом добывать из нее дейтерий. Так  что  энергии
тебе хватит до конца твоих дней. Это все, чем мы можем тебе помочь.
   Альв задумчиво повертел в лапах  пакет,  даже  не  раскрывая  его.  Затем
грустно посмотрел на меня:
   - Ты сказал: много пригодных для жизни, но необитаемых планет. А мы воюем
друг с другом. Зачем? Что нам мешает быть братьями?
   Я отвел в сторону взгляд.
   - Ты спрашиваешь о таких вещах, на которые я сам не нахожу  ответа.  Я  в
растерянности, Григорий. Галактика так велика, что мы, все  десять  разумных
рас, могли бы жить в ней, совсем не общаясь  друг  с  другом.  Мы  могли  бы
разделить ее на сферы влияния,  настолько  огромные,  что  для  их  освоения
понадобилось бы много миллионов лет. Но мы воюем друг  с  другом...  Да,  ты
прав - это безумие. Форменное безумие. И самое страшное, что ничего поделать
с этим мы не в силах.
   - Может, мы просто не хотим? - Так и не заглянув в пакет, альв сунул  его
в карман своих шортов. - Я, пожалуй, последую твоему совету, друг Стефан.  Я
спрячусь где-то на необитаемой планете - но ненавсегда. Мне нужно  некоторое
время,  чтобы  обдумать  все  случившееся,  а  потом  я  вернусь   к   своим
братьям-альвам и попытаюсь образумить их.
   - Ты закончишь так же. как и Ахмад, - сказал я  -  Для  своих  ты  будешь
таким же предателем, как он.
   - Нет, - решительно мотнул он головой - Я не такой, как Ахмад. Он  был  с
другими расами и против вас, а я буду с альвами - но за людей.
   Я вздохнул.
   - Ну что ж, желаю тебе удачи. Поняв, что я собираюсь уходить, альв  робко
протянул мне свою лапу.
   - Прошай, брат-человек.
   После некоторых колебаний я осторожно пожал  его  лапу...  Нет,  все-таки
руку.
   - Прощай, друг альв.
   Назвать его братом я так и не решился.

Эпилог
ОБРЕТЕННОЕ НЕБО

   В Париже  было  ясное  весеннее  утро.  Дул  свежий  прохладный  ветерок,
развевая над Елисейским  дворцом  два  флага  -  сине-бело-красный  триколор
Франции и голубое полотнище, усеянное золотыми  звездами,  -  символ  Земной
Конфедерации. А рядом с парадным входом во дворец на восьми флагштоках  были
подняты знамена восьми свободных от чужаков человеческих планет - начиная  с
Терры-Галлии и заканчивая лишь недавно отвоеванной Мельпоменой
   Чуть в стороне, на девятом флагштоке,  висел  приспущенный  и  повязанный
черной лентой флаг Страны Хань. На этой смертельно раненной планете все  еще
продолжались спасательные работы, за минувший месяц  галлийским  десантникам
удалось отыскать и эвакуировать свыше двух миллионов чудом выживших ханьцев,
но почти все они были поражены лучевой болезнью, и, по оценкам врачей,  лишь
у трети из них имелись шансы на полное выздоровление.  Остальные  были  либо
обречены на скорую смерть, либо на несколько лет медленного умирания...
   Мы с императором Махаварши Падмой XIV стояли на площади перед  дворцом  и
смотрели на гордо реявшие знамена. До начала  первого  пленарного  заседания
Ассамблеи Человеческих Миров оставалось еще более двух часов,  и  сейчас  мы
никуда не торопились, наслаждаясь прекрасным весенним утром.
   - Восемь планет, - задумчиво проговорил император. - Всего восемь людских
планет, двадцать один миллиард человек. А  против  нас  -  три  с  половиной
триллиона чужаков и несколько тысяч населенных ими миров. Силы неравные,  но
мы выстоим. Мы должны выстоять,  потому  что  мы  люди.  Есть  еще  двадцать
миллиардов наших собратьев, которые по-прежнему томятся в неволе. Вскоре  мы
освободим их, и они присоединятся к нашему содружеству. Нам предстоит пройти
долгий  и  нелегкий  путь,  но  в  конце  концов  мы  снова   станем   самой
могущественной в Галактике расой. Обязательно станем - я в это верю.
   - Я тоже верю, сэр, - сказал я. - Но вы не правильно сосчитали. Сейчас  у
нас девять планет, а не  восемь.  Землю  мы  тоже  заселим,  обязательно.  Я
уверен, что каждая планета сочтет за честь внести свой вклад  в  возрождение
Земли. Каждая - в меру своих сил и возможностей. Одни меньше, другие больше.
Например, Терра-Галлия вполне может "командировать" сюда четыреста или  даже
пятьсот миллионов своих граждан. А наша Махаварша - хоть целый  миллиард.  И
никого принуждать не придется, добровольцев будет много, гораздо больше, чем
необходимо. Вот, скажем, я... - Тут я слегка замялся, - Сэр, я  очень  люблю
нашу планету, она моя родина. Но если мне предложат стать гражданином Земли,
я соглашусь без раздумий.
   Император улыбнулся, но ответить ничего не успел. Звонкий оклик  заставил
нас обернуться, и мы увидели, как через площадь к нам спешат две  девушки  -
обе стройные, черноволосые, смуглые. Одна  из  них,  постарше,  была  просто
симпатичной и привлекательной, а та, что помладше, - блестящей красавицей. И
все же, несмотря на красоту младшей, мое сердце защемило при виде ее старшей
спутницы - Риты. В последнее время я всячески избегал с ней встреч, да и она
по возможности сторонилась меня, но вот мы снова оказались лицом к лицу...
   - Здравствуй,  отец,  -  жизнерадостно  произнесла  младшая  из  девушек,
обращаясь к императору. А потом уже ко мне:
   - Здравствуйте, капитан Матусевич. Я давно хотела познакомиться с вами.
   Принцесса Сатьявати в жизни выглядела гораздо моложе, чем на телеэкранах,
менее величественной и не такой изысканной, но еще более  очаровательной.  А
ее улыбка по своей ослепительности могла  соперничать  с  сияющим  в  чистом
утреннем небе солнцем.
   - Мое почтение, ваше высочество, - церемонно ответил я и поймал  себя  на
том, что чуть не отсалютовал ей по-уставному. Служба в военном  флоте,  даже
притом, что я продолжал считать себя человеком гражданским, все-таки  давала
о себе знать.
   - Ой, не надо так официально! - рассмеялась Сатьявати. -  Называйте  меня
просто "мисс". Или, в крайнем случае, принцессой. Но ни  в  коем  случае  не
высочеством. Я этого страшно не люблю.
   - Хорошо, мисс, - кивнул я. - Буду иметь в виду.
   - У меня к вам сразу два дела, капитан, - сказала Сатьявати. - Во-первых,
хочу выразить свое восхищение вами и поздравить вас с наградами.
   Она протянула руку и прикоснулась  к  двум  ленточкам  на  моей  груди  -
орденам Наполеона Бонапарта и Джавахарлала Неру.
   - Благодарю, мисс, - ответил я. - Но смею вас заверить, что я не заслужил
такой похвалы.
   - Заслужили, заслужили, можете не сомневаться. А во-вторых,  сэр,  как  и
всем остальным соратникам моего отца, я хочу выразить вам свое возмущение  и
негодование. Свое громкое "фе", так сказать. Вам должно быть  совестно,  что
вы столько лет держали меня в неведении, заставляя думать о нем... то, что я
о нем думала. Хоть бы один из вас, хоть бы единым словом намекнул  мне,  что
отец не тот, за кого себя выдает.
   - Увы, принцесса, - вежливо заметил я, - ваше возмущение обращено  не  по
адресу. Даже при всем желании я не мог сообщить вам  правду,  поскольку  сам
ничего не знал. Я вообще не участвовал в работе подполья.
   На прекрасном лице Сатьявати отразилось искреннее недоумение;
   - Как так?
   - Да вот так, мисс. На самом деле я просто  оказался  в  нужное  время  в
нужном мест