На выбор дальнейшего маршрута мы потратили немного времени и почти  сразу
остановились на канале, расположенном от нас всего в двух десятках переходов
первого  рода,  которые  обычно  именовались  просто  скачками.  Этот  канал
соединял  Скопление  Келлера  с  другим  шаровым  скоплением,  М28  -   тоже
неосвоенным, но хорошо изученным,  поскольку  оно  находилось  почти  что  в
плоскости Галактики.  В  Скоплении  М28  было  свыше  двухсот  исследованных
каналов второго рода, и один из них, словно специально созданный  для  наших
целей, вел в  середину  Рукава  Персея,  к  безымянной  звезде  с  кошмарным
каталожным номером USCG 081-366297-504. А там, всего  через  два  скачка,  у
такой же безымянной  звезды  с  таким  же  зубодробительным  номером  имелся
исследованный канал к Звезде Дашкова, 175-й Центавра,  которая  отстояла  от
Дельты Октанта всего на полторы сотни парсеков.
   Звезда Дашкова была тем хороша для нас, что ее  единственная  планета  не
годилась для заселения, вдобавок ни одна из систем в радиусе сорока световых
лет не была освоена ни людьми, ни другими  разумными  расами.  Так  что  эта
звезда  являлась  удобным  перевалочным  пунктом,  где  мы  спокойно   могли
сориентироваться и решить, по какому из нескольких сотен возможных маршрутов
направиться к Терре-Галлии.
   Чтобы добраться до нужного нам канала, соединяющего Скопление  Келлера  с
М28, потребовалось неполных семнадцать часов - что, в принципе, не так уж  и
много для тридцати двух скачков. Сами скачки  заняли  мизерную  часть  этого
отрезка времени - по две минуты на каждый, а все остальное было потрачено на
маневры в дром-зонах и  поиски  соответствующих  каналов  первого  рода.  Но
наконец мы добрались до  безымянного  голубого  гиганта,  цели  нашей  серии
скачков, и на следующие двое суток ушли в "затяжной прыжок" к Скоплению М28.
   Первое,  что  я  сделал  после  входа  в  гиперпространство  и   проверки
функционирования  всех  систем,  это  передал  вахту  профессору   Агаттияру
(которого еще раньше ввел в должность корабельного наблюдателя), а сам  ушел
спать и заставил поступить так же  Арчибальда  Ортегу.  Бортинженер  хоть  и
продолжал искренне считать, что только мы вдвоем можем сладить  с  кораблем,
тем не менее не стал мне перечить - ведь все эти скачки  мы  произвели,  что
называется, на одном дыхании, не делая  никаких  перерывов,  и,  разумеется,
устали как собаки.
   После  обычного  для  меня  крепкого  семичасового  сна  я  снова  принял
командование кораблем,  а  Агаттияра  вместе  с  бодрствовавшими  с  ним  за
компанию Шанкаром и Рашелью отправил  отдыхать.  Рита  к  тому  времени  уже
спала, но прежде приготовила для нас с Ортегой отличный завтрак, который  мы
слопали подчистую, не оставив ни единой крошки. Теперь я  начинал  понимать,
почему Арчибальд то и дело бросал на Риту такие жадные взгляды: ему хотелось
заполучить девушку не только по причине ее физической привлекательности и не
только из-за того, что ее отец  был  его  обожаемым  учителем,  но  также  и
потому, что она изумительно готовила. Мало того  -  она  любила  готовить  и
вкладывала в это занятие душу. Вот моя бывшая жена с презрением относилась к
подобной  "рутине",  и  все  восемь  лет  нашей  совместной  жизни  мы   оба
довольствовались блюдами автоматического приготовления...
   К неописуемой радости бортинженера, я  через  полчаса  уступил  ему  свой
капитанский  пост  и  отправился  в  кают-компанию,   собираясь   продолжить
знакомство с "Историей контактов". В принципе, я  с  таким  же  успехом  мог
заняться этим и в рубке управления, но решил немного  потешить  командирские
амбиции Ортеги, к тому же у меня был один хитрый план, который, в частности,
предусматривал, что через восемь часов я буду занят на вахте...
   Так  все  и  случилось.  Когда  остальные  члены  экипажа  проснулись   и
позавтракали, я ознакомил  их  с  распоряжением,  согласно  которому  главой
трибунала по рассмотрению дела Ахмада Рамана  назначался  Раджив  Шанкар,  а
заседателями - Свами  Агаттияр  и  Арчибальд  Ортега.  После  чего  приказал
приступать к судебному разбирательству, а сам принял у Ортеги вахту и  таким
образом увильнул от присутствия на  оном  разбирательстве  даже  в  качестве
зрителя.
   Реакция моих  спутников  была  разной.  Двое  из  них,  самые  старшие  и
умудренные опытом (конечно же я имею в виду  Шанкара  и  Агаттияра)  ожидали
чего-то подобного и  отнеслись  к  этому  спокойно,  согласившись,  что  для
обвинения вполне достаточно и видеозаписи,  сделанной  компьютером  в  рубке
управления. Ортега же был неприятно  поражен  и  наградил  меня  далеким  от
восхищения взглядом. Рита посмотрела на меня сочувственно и с пониманием,  а
Рашель, к моему огромному облегчению, приняла все как должное. С ее  детской
точки зрения, моя давняя дружба с Ахмадом давала мне полное моральное  право
самоустраниться от решения его судьбы.
   Заседание началось немедленно и проходило в  столовой.  У  меня  даже  не
хватило мужества наблюдать за ним по внутренней комм-сети.  Лишь  однажды  я
решился вывести на экран картинку из столовой и нарвался как раз на  эпизод,
когда  Ахмад,  выступая  в  собственную  защиту,  обвинял   человечество   в
целенаправленном геноциде  внеземных  рас.  Я  тут  же  отключился  и  вновь
сосредоточил свое внимание на "Истории контактов" Впрочем, только  попытался
сосредоточить - но без особого успеха. Я читал строки книги, почти не вникая
в их суть, а все мои мысли были заняты совершенно другими проблемами...
   И все-таки мой план до конца не сработал. Примерно через полтора  часа  в
рубку вошли Рашель с Ритой, и уже по одному выражению их лиц  я  понял,  что
мне не удастся избежать встречи с Ахмадом. Слова Риты полностью  подтвердили
мои опасения:
   - Извини, Стас, но мистер Раман вызывает тебя как свидетеля защиты.
   - Мне нечего сказать в его защиту! - выпалил я уже от безнадежности  и  в
то же время поднялся с кресла.
   - Однако он вас вызывает, - произнесла Рашель. - По нашим законам  вы  не
можете отказать.
   - По нашим тоже, - ответил я, взъерошив льняные волосы девочки. - Поэтому
иду. А вас, кадет Леблан, оставляю здесь за главного.
   - Есть, капитан! Второй пилот вахту принял.
   Я протянул было руку, чтобы  снова  погладить  Рашель  по  голове,  но  в
последний момент передумал -  ведь  теперь  она  была,  как  говорится,  при
исполнении.

7

   Когда я вошел в столовую, в  судебном  заседании  был  объявлен  короткий
перерыв. Агаттияр с Шанкаром стояли возле раздаточного окна камбуза  и  лили
что-то из чашек - то ли чай, то ли кофе. Арчибальд Ортега сидел  за  большим
столом, предназначенным для членов экипажа, держа  в  левой  руке  зажженную
сигарету, а в правой - парализатор. Его оружие было  направлено  на  Ахмада,
который расположился за одним из небольших столиков для пассажиров. Он  тоже
курил, причем не только по случаю перерыва - в  пепельнице  на  его  столике
была уже целая гора окурков, а рядом с ней лежала полупустая  пачка  сигарет
незнакомой мне марки "Житан".
   Перерыв был устроен явно ради меня, потому что при моем появлении  Шанкар
и Агаттияр сразу вернулись к столу и заняли свои места, а  Ортега  торопливо
погасил сигарету. Ахмад продолжал курить,  блуждая  взглядом  по  комнате  и
словно не замечая меня.
   Шанкар  предложил  мне  занять  свидетельское  место  -   обычный   стул,
установленный таким образом, чтобы я мог  видеть  и  подсудимого,  и  членов
трибунала. Когда я уселся, Шанкар произнес:
   - Капитан, вы вызваны  сюда  по  настоянию  обвиняемого,  который  желает
допросить   вас   в   качестве   свидетеля   своей   защиты.    По    уставу
военно-космического флота Терры-Галлии, на одном из кораблей которого  мы  в
данный момент находимся, он имеет на это право.
   - Я согласен отвечать, сэр, - сказал я. Шанкар повернулся к подсудимому:
   - Вы можете задавать свидетелю вопросы.
   Казалось, только сейчас Ахмад заметил мое присутствие. Он перевел на меня
свой усталый, угрюмый и затравленный взгляд и тихо проговорил:
   - Вообще-то особых вопросов у меня нет.  Просто  я  хотел  посмотреть  на
тебя, Стас. Ведь ты меня избегаешь. Ты даже не пришел на это судилище,  хотя
по идее должен был председательствовать на нем. Почему?
   - Вопрос отклоняется, - прозвучал надтреснутый голос Шанкара. - Он  задан
не по существу дела. У вас есть еще вопросы, мистер Раман?
   - Да, есть. Ты хорошо меня знаешь, Стас?
   - Я думал, что хорошо тебя знаю, - ответил  я.  -  Но  теперь  вижу,  что
ошибался.
   - Но ты доверял мне?
   - Да, раньше доверял. До  тех  пор  доверял,  пока  ты  не  предал  моего
доверия.
   - Ты считаешь меня предателем?
   - А кто же ты еще! -  воскликнул  я,  лишь  усилием  воли  заставив  себя
остаться на месте. Именно этого я боялся больше всего:  что  при  встрече  с
Ахмадом не выдержу и наброшусь на него. - Ты самый настоящий  предатель.  Ты
предал меня, ты предал всех людей Махаварши, ты... ты предал человечество!
   Ахмад покачал головой и слабо улыбнулся:
   - Ой, как патетично! А с какой стати ты говоришь за все человечество? Кто
дал тебе такое право?
   - Ну, хорошо, - уступил я. - Утверждение насчет людей Махаварши  и  всего
человечества в целом я снимаю. Но меня-то ты предал! Я доверял  тебе,  а  ты
обманул мое доверие. Ты служишь чужакам, которые держат людей  в  плену,  не
позволяют им выйти в Космос. Всем - в том числе и мне. А ты ведь знаешь, как
я мечтал о звездах. Ты всегда знал об этом - и все  равно  помогал  чужакам.
Значит, ты был в такой же степени моим тюремщиком, как и они. Я  бы  простил
тебе и покушение на меня, и попытку захватить корабль, - но  этого  простить
не могу.
   - А ты не задумывался над тем, что, может, я правильно делаю. Не считаешь
ли ты, что людям нельзя выходить в Космос, что они недостойны...
   - Вопрос отклоняется, - снова вмешался Шанкар. - Он требует от  свидетеля
делать умозаключения.
   - Нет, почему же, я отвечу, - сказал я. - По моему убеждению,  все  имеют
право жить в Космосе. И люди тоже. Они ничем не хуже остальных разумных рас.
   - Но ты же не станешь отрицать, - настаивал Ахмад, -  что  в  свое  время
человечество    подвергало    Иных    преследованиям,     истребляло     их,
дискриминировало?
   - Это делало  не  человечество,  а  отдельные  его  представители.  Среди
чужаков тоже были расисты, мечтавшие истребить людей и других Иных. И  таких
было не меньше, чем расистов-людей.
   - Однако ты должен признать, что люди в гораздо большей  мере  подвержены
ксенофобии, чем другие расы. Вот, например...
   - Мистер Раман! - решительно перебил его Шанкар. -  Делаю  вам  последнее
предупреждение. Прошу в дальнейшем не отклоняться от  темы  разбирательства.
Вы обвиняетесь в покушении на членов  экипажа  и  попытке  захвата  корабля.
Задавайте вопросы по существу дела.
   - Ну что ж, по существу так  по  существу.  Что  ты  собирался  делать  с
кораблем, Стас?
   - Лететь на нем.
   - Да, это понятно. А куда лететь?
   - На Терру-Галлию.
   - Чтобы присоединиться к этим безумцам, которые мечтают  уничтожить  всех
Иных?
   - Чтобы присоединиться  к  людям,  которые  борются  за  свою  свободу  и
независимость, которые отстаивают свое естественное право  жить  в  Космосе,
среди звезд. - Я сделал короткую паузу. - Ты больной человек, Ахмад. У  тебя
комплекс ложной вины.  Просто  удивительно,  как  наши  психиатры  этого  не
обнаружили.
   Ахмад опять ухмыльнулся:
   - А ты, значит, здоровый? Ты не  страдаешь  никакими  комплексами?  Легко
могу доказать обратное. Могу доказать, что  ты,  как  и  большинство  людей,
подвержен  патологической  ксенофобии.  Ты  помнишь  юную  особу  по   имени
Вайолет?
   - Вопрос отклоняется, - поспешно проговорил Шанкар. - Он не  относится  к
делу.
   - Как это не относится? - возразил  Ахмад.  -  Еще  как  относится!  Ведь
Вайолет принадлежала к расе нереев. То бишь пятидесятников.
   С неожиданной для своего возраста силой Шанкар грохнул кулаком по столу.
   - Допрос свидетеля  закончен.  Вы  свободны,  капитан  Матусевич.  Можете
покинуть зал заседаний.
   В повторном  приглашении  я  не  нуждался,  тотчас  вскочил  со  стула  и
торопливо вышел из столовой. Оказавшись в коридоре, я бросился  к  ближайшей
туалетной комнате и едва успел склониться  над  раковиной  умывальника,  как
меня вырвало. Потом еще раз и еще - пока мой желудок совсем не опустел.
   Тем не менее позывы  к  рвоте  не  прекращались.  Я  открыл  висящую  над
умывальником аптечку  и  принялся  лихорадочно  рыться  в  ней.  Мои  поиски
осложнялись еще и тем, что все надписи были сделаны  по-французски,  а  этот
язык хоть и имел много общего с моим родным английским, все же отличался  от
него. Но наконец я нашел упаковку, где под крупным и  совершенно  непонятным
мне фирменным названием более мелкими буквами было написано  "antiemetique".
Понадеявшись, что это соответствует английскому "antiemetic" (противорвотное
средство), я вытряхнул на ладонь две маленькие круглые капсулы и отправил их
в рот.
   От взаимодействия со слюной капсулы тотчас  растворились,  обдав  ротовую
полость и гортань приятной  свежестью.  Дышать  мне  стало  легче,  а  через
считанные  секунды  конвульсии  в  животе  прекратились.  Похоже,  я  выбрал
правильное лекарство.
   На всякий случай я отыскал в аптечке успокоительное и съел одну таблетку.
Затем прополоскал рот, умылся, поправил перед зеркалом  растрепанные  волосы
и, убедившись, что мой мундир не пострадал, вышел в коридор.
   Там я лицом к лицу столкнулся с Ритой.
   - Как ты, Стас? - взволнованно спросила она. - С тобой все в порядке?
   - Нет, не в порядке, - честно признался я. - Но ничего, выживу.
   - Ты очень бледен. И вообще скверно выглядишь. Я могу дать тебе...
   - Я уже сам взял. - С этими словами я достал из  кармана  оба  лекарства,
которые решил прихватить с собой.
   Осмотрев их, Рита одобрительно кивнула:
   - Все правильно. Только не  злоупотребляй  транквилизаторами.  Выпей  еще
одну таблетку, пойди к себе и приляг отдохни.
   Я отрицательно покачал головой:
   - Нет, я иду в рубку. Сейчас я должен чем-то занять себя.
   - Да, понимаю. Хочешь, я пойду с тобой?
   - Спасибо, но не надо. Я хочу побыть один.
   - Там осталась Рашель.
   - Вызови ее. Придумай что-нибудь.
   - Ладно, придумаю.
   На том мы и расстались. Когда я поднялся на верхний ярус и вошел в  рубку
управления, Рашель мигом убрала с экрана картинку из столовой  и  освободила
капитанское место.
   - Меня зовет Рита, - сказала она. - Я, наверное, побегу.
   - Хорошо, солнышко, ступай. Я принимаю вахту. Прежде  чем  уйти,  девочка
подошла ко мне и взяла меня за руку.
   - Вы были правы, дядя Стас. Мистер Раман сумасшедший. Мне  жаль,  что  вы
потеряли друга. Мне очень-очень жаль. Это так больно.
   "Она ничего не поняла! - мелькнуло в моей голове, и я сразу  почувствовал
огромное облегчение, - Слава Богу, она ничего не поняла..."
   Когда Рашель ушла, я устроился в  своем  кресле,  но  вызывать  на  экран
"Историю контактов" не стал. Сейчас меня тошнило при одной  только  мысли  о
чужаках - пятидесятниках ли, альвах, дварках или других, не важно. Поэтому я
решил  произвести  тщательное   профилактическое   тестирование   всех   без
исключения бортовых систем корабля, что гарантировало мне  как  минимум  три
часа напряженной работы и полной сосредоточенности.
   В течение всего этого времени меня никто не беспокоил,  и  лишь  когда  я
справился с поставленной перед собой задачей и  стал  думать  над  тем,  что
делать дальше, в рубку вошел профессор Агаттияр. Усевшись в  кресло  второго
пилота, он сказал:
   - Суд уже закончился. Приговор вынесен. Помедлив секунду, я спросил:
   - И какой?
   Агаттияр ответил мне пристальным взглядом:
   - А вы как думаете? Я угрюмо кивнул:
   - Да, понимаю. И когда его... ну того...
   - По моему предложению  исполнение  приговора  отложено  до  прибытия  на
Терру-Галлию, чтобы мистер Раман имел возможность подать апелляцию.
   Я вздохнул. Только сейчас до меня дошло, что в соответствии  с  правилами
приказ об исполнении приговора должен отдавать командир корабля.
   - Спасибо вам, профессор, - сказал я от души.
   - Не за что. - Агаттияр повернулся в кресле лицом ко мне. - И вообще,  вы
могли бы отложить разбирательство до  конца  полета.  Мы  бы  вас  правильно
поняли. Ведь мы, как вы сами не раз говорили, всего лишь гражданский экипаж.
Я согласен с вами: мистер Раман больной человек и его нужно лечить.  Гм-м...
Хотя боюсь, что его болезнь уже перешла в хроническую стадию.
   Следующие несколько минут мы молчали, думая об одном  и  том  же,  но  не
решаясь об этом заговорить. Вдруг я почувствовал, что  меня  снова  начинает
подташнивать. Совсем недавно я заставил себя съесть два  сандвича  и  теперь
опасался, что они не пойдут мне впрок. После некоторых  колебаний  я  достал
упаковку с противорвотным и отправил в рот одну  капсулу.  Ощущение  тошноты
исчезло - но надолго ли?..
   - Вот что, мистер Матусевич, - твердо произнес Агаттияр.  -  Вам  следует
пойти к себе и хорошенько выспаться.  -  Решительным  жестом  он  отмел  мои
возможные возражения. - Вы испытали сильный шок, капитан. В  своем  нынешнем
состоянии  вы  не  способны  командовать  кораблем  и  принимать  взвешенные
решения. До выхода из канала осталось двенадцать  часов.  За  это  время  вы
должны справиться со своей истерикой.
   - У меня нет никакой истерики, - неуверенно сказал я.
   - Есть! То, что вы сейчас переживаете, самая настоящая  истерика.  Просто
вы прячете ее внутри себя. Д это еще  хуже,  чем  если  бы  вы  психовали  и
метались от стены к стене. - Агаттияр  повернул  свое  кресло  к  пульту.  -
Ступайте, капитан. Я подежурю вместо вас. Повторяю: у вас двенадцать  часов,
чтобы прийти в норму. А Рита, если понадобится, окажет вам помощь.
   Как здравомыслящий  и  рассудительный  человек,  я  не  мог  не  признать
резонность доводов профессора. Еще немного  помявшись  ради  проформы,  я  в
конце концов уступил, передал ему вахту и отправился в  свою  каюту.  Там  я
первым делом забрался в  горячую  ванну  и  провел  в  ней  добрых  полчаса,
тщательно смывая с себя воображаемую грязь. Умом я  прекрасно  понимал,  что
эта грязь существует лишь в моих мыслях и воспоминаниях более чем трехлетней
давности, однако с  достойным  лучшего  применения  усердием  раз  за  разом
намыливал себя с головы до ног,  пока  не  устал  от  этой  бессмысленной  и
однообразной процедуры.
   Тем не менее горячая вода с паром сделали свое дело, и из ванной я  вышел
если не взбодренный, то по крайней мере не такой угнетенный  и  подавленный,
как раньше. А в самой каюте меня ожидал маленький сюрприз - рядом с койкой в
кресле сидела Рита со своим медицинским кейсом на  коленях.  Хорошо  хоть  я
после купания накинул на себя халат и не предстал  перед  девушкой  во  всей
своей наготе.
   Она встретила меня немного смущенной улыбкой:
   - Я воспользовалась прерогативой  судового  врача  и  вошла  к  тебе  без
спроса. Извини, пожалуйста. Просто  я  боялась,  что  ты  не  захочешь  меня
впустить.
   Я опустился на край койки и стал энергично растирать полотенцем волосы  -
сушилками я принципиально никогда не пользовался.
   - Ну а что мешает мне попросить тебя уйти? Или попросту вытолкать в  шею,
если ты заупрямишься? Рита покачала головой:
   - Это гораздо сложнее, чем сказать через дверь: "Не беспокой меня".
   - Ты права, - вынужден был согласиться я. - Это действительно сложнее. Но
поверь - мне не нужны никакие уколы или пилюли. Обойдусь и без них.
   - Зато тебе нужно с кем-то поговорить,  перед  кем-то  выговориться.  Мой
отец и господин Шанкар слишком стары, Рашель еще ребенок, а с Арчибальдом  у
тебя не сложились доверительные отношения. Так что остаюсь только я.
   - Да, пожалуй... Кстати, что знает об  этом  Рашель?  Никому  из