пировавших
в сельском кабачке под ивой.
   Но вдруг до них дошла весть о восстании силезских ткачей, и сердца
английских рабочих прониклись чувством солидарности:

   Когда им все стало известно,
   Вскочили здоровяки.
   Вскочили в ярости с места,
   Огромные сжав кулаки.
   И шляпами махали,
   И слезы роняли из глаз.
   Поля вокруг громыхали:
   "Силезия, в добрый час!"

   Гейне понравилось стихотворение Веерта. Он сказал:
   - Милый Веерт, вы продолжили мою мысль и показали, что мировая
солидарность рабочих приведет к их общей победе. Жаль, что я не дождусь
этого...
   Но Веерт живо возразил на эти печальные слова:
   - Другие люди старятся с годами, а вы молодеете.
   Я допускаю, что смерть приходила за вами, но вы на нее посмотрели с
таким юношеским пылом, что она отшатнулась от вас, и ее коса застыла в
воздухе.
   Гейне засмеялся:
   - У вас есть фантазия, мой друг, а это самое важное для поэта.
Позвольте благословить вас на тяжкий путь!
   Недолго пришлось Веерту бывать у Гейне. В июльские дни он сражался на
парижских баррикадах вместе с рабочими, а когда восстание было залито
кровью, Веерту пришлось бежать. Бельгия, Голландия, снова Германия, затем
Англия - вот вехи странствий поэта-революционера, преждевременно погибшего
в Вест-Индии в один год с Гейне. И для Маркса Париж оказался временным
пристанищем. Двадцать четвертого августа 1849 года, после предписания
французского правительства о высылке Маркса в болотистую местность
Бретани, он эмигрировал в Лондон. Перед отъездом, когда Маркс пришел
попрощаться с Гейне, поэт достал из-под подушки последний номер "Новой
Рейнской газеты":
   - Вы знаете, что школьники кладут под голову учебники на ночь, чтобы
лучше запомнить уроки. Так и я держу у изголовья ваш красный прощальный
номер газеты, чтобы в моей голове крепко держались уроки революции...


                       "ЗОЛОТАЯ КНИГА ПОБЕЖДЕННОГО"


   Небольшая комнатка с одним окном, завешенным плотной шторой. Постель,
составленная из шести тюфяков, прижата к стене и загорожена зеленой
испанской ширмой. В углу столик, за которым сидит секретарь Гейне Карл
Гиллебранд. Это молодой человек, глубоко преданный поэту, исполняющий
обязанности секретаря, чтеца, переписчика.
   Сам Гейне лежит с закрытыми глазами, худой, как скелет. Руки движутся
только до локтя; его красивые пальцы стали прозрачными.
   Уже несколько лет он все в том же положении... Но сила творческого духа
поразительна. Гейне работает много часов в день, если только его не мучают
боли.
   Приходится диктовать секретарю - Гейне научился это делать. Он диктует
стихи и прозу, либретто для балета "Богиня Диана" и "Доктор Фауст", статьи
о немецкой народной мифологии-"Боги в изгнании" и "Духи стихий", приводит
в порядок свои политические корреспонденции, чтобы издать их в одной книге
под заглавием "Лютеция" (древнее название Парижа). Гейне диктует глухим,
ровным голосом. Гиллебранд пишет, не переспрашивая:

   Тот, в ком сердце есть, кто в сердце
   Скрыл любовь - наполовину
   Побежден, и оттого я,
   Скованный, лежу и стыну.

   А едва умру, язык мой
   Тотчас вырежут - от страха,
   Что поэт и мертвый может
   Говорить, восстав из праха.

   Молча я сгнию в могиле
   И на суд людской не выдам
   Тех, кто подвергал живого
   Унизительным обидам.

   - Зачем вы волнуетесь! - сказал Гиллебранд. - Может быть, вам сейчас не
надо писать таких стихов?
   - Я только и живу для того, чтобы их писать. Иначе я давно уже был бы
мертвым.
   Входила сиделка-мулатка Катарина, сильная, крепкая женщина,
поворачивала его на другой бок, поднимала его, как перышко, и тогда он
повторял свою шутку, что женщины до сих пор носят его на руках. Появлялась
Матильда, тихая, заботливая. Многолетнее горе смягчило ее характер.
Матильда уже не была больше "домашним Везувием". Она кормила больного;
ставила букет цветов у его постели, которую он с горьким юмором звал
"матрацной могилой".
   Шли годы медленного умирания поэта. Но друзья не забывали его. К нему
приходило много посетителей, он получал письма и записки. Авторы присылали
книги. Немецкий поэт и критик Карл Бенкерт, писавший под псевдонимом
Кертбени, прислал томик стихотворении венгерского поэта-революционера
Шандора Петефи в своих переводах. Он сделал на книге надпись: "Прошу
Генриха Гейне, великого, вечно юного поэта Германии, принять мою попытку
пересадить этого гениального поэта на чужую почву как знак глубокого и
искреннего уважения венгерского народа".
   Немецкие литераторы и журналисты, жившие в Париже или приезжавшие в
столицу, считали своим долгом побывать у Гейне. Они все поражались его
героизму; глубокий и умный юмор не покидал умирающего поэта. Все знали его
крылатые слова о жизни, болезни, религии, литературе. Принимая опий для
смягчения болей, Гейне сказал: "Между опиумом и религией нет разницы".
   Когда один религиозный философ уговаривал поэта вернуться в лоно
церкви, чтобы заслужить себе божье прощение, Гейне ответил:
   - Бог и так простит меня, это его ремесло.
   Французские друзья также не покидали Гейне. Жорж Санд, жившая в
поместье Ноган, присылала поэту письма, по-прежнему называя его "милый
кузен". Хранил дружбу и Теофиль Готье, особенно часто посещавший Гейне.
Поэт Жерар де Нерваль переводил Гейне на французский язык и приходил,
чтобы прочитать свои переводы.
   Однажды явился проведать его седоволосый старец, Пьер Жан Беранже,
знаменитый французский песенник. И он, как Гейне, в дни молодости был
горячим поклонником Сен-Симона и Фурье - утопистов, прозванных Беранже
"святыми безумцами". Бальзак, месяцами живший на Украине, в Верховно,
поместье своей будущей жены Эвелины Ганской, по возвращении в Париж не
забывал немецкого друга. Гейне с горечью узнал о смерти Бальзака.
   Великий романист умер в августе 1850 года, за несколько месяцев до
этого вернувшись из Верховни.
   Летом 1851 года в Париж приехал Юлиус Кампе. Он пришел к Гейне, и поэт
прежде всего просил своего издателя не рассказывать матери в Гамбурге о
его болезни.
   - Я в бедственном положении, - сказал Гейне. - Моя жена и многие
поражаются, как я могу работать в таком состоянии. Но заверяю вас, дорогой
Кампе, что я не выпущу оружия из рук. Вы можете положиться на меня до
последнего моего вздоха.
   И Гейне рассказал Кампе о своих замыслах. Скоро он пришлет сборник
стихотворений и поэм, который назовет "Романсеро".
   - Это стихи, дорогой Кампе, написаны в новой манере. Большинство из них
говорит о прошлом различных стран и народов. Но все они очень современны.
Возможно скорее издайте эту книгу, прошу вас! Ведь это золотая книга
побежденного.
   Неисчерпаемая фантазия Гейне диктовала ему в поэтической форме эпизоды
из истории Египта, древней Иудеи, средневековой Европы, девственной
Мексики. Ему приходилось знакомиться с множеством источников. Он заставлял
секретаря добывать книги в библиотеках, у букинистов, у знакомых и читать
ему вслух. Он писал сестре Шарлотте в Гамбург с просьбой прислать ему
нужные книги. Среди них он назвал романы Диккенса, описания путешествий,
сочинения Гоголя в переводе на немецкий язык. Поэта привлекали биографии
замечательных людей прошлого и современников.
   В книге "Романсеро" поэт рассказал в небольших стихотворных новеллах,
какими трудными путями идет человечество к прогрессу и счастью. Гибнут
герои, льется их кровь, а побеждают недостойные, злые, негодяи. Сатира
Гейне проникала всюду: он осмеял и бесстыдную пляску денежных тузов вокруг
"золотого тельца", и цинизм и лицемерие работорговцев, и невероятную
жестокость колонизаторов.
   Вот палач попадает в замок и танцует с герцогиней на маскированном
балу. Приходится палача сделать дворянином Шельм фон Бергеном, чтобы
спасти герцогиню от позора.
   Вот египетский царь Рампсенит вынужден выдать дочь замуж за вора и
казнокрада.
   Вот королева Мария-Антуанетта и ее придворная свита, обезглавленные
революцией, бродят, как призраки, в замке Тюильри, не зная, что они все
мертвы.
   Вот раввин и капуцин сцепились в бешеном споре, "чей бог настоящий" -
иудейский или католический, и Гейне делает вывод, что все религии
одинаково нечистоплотны.
   Но в "Романсеро" вошли и другие стихи-лирические, отразившие настроения
поэта, который был, словно древнегреческий титан Прометен, прикован
железными цепями болезни к своей постели, но при этом сохранил неукротимую
волю к творчеству.
   В тяжелые, бессонные ночи перед закрытыми глазами поэта проходили вновь
и вновь образы всей его жизни - от дней детства и до горьких часов
предсмертных страданий. Маленький Гарри из Дюссельдорфа, друг рыжей
Иозефы, благоговейный посетитель "Ноева ковчега", прилежный ученик
францисканского лицея, неудачливый гамбургский коммерсант, боннский,
геттингенский и берлинский студент, политический эмигрант, нашедший себе
убежище во Франции... Тоска по родной Германии никогда не покидала его. Он
часто повторял: "О, если бы я еще раз мог увидеть мою родину, если бы мне
было дано умереть в Германии!.." С какой внутренней теплотой норою в
письмах к друзьям он называл себя Гарри из Дюссельдорфа! Часто вспоминал
поэт парк и виллу Соломона Гейне в Оттензене и описание Ренвилля, который
он назвал Аффронтенбургом ("замком оскорблений"), с мелкими подробностями
ложилось рифмованными строками на белые листы бумаги:

   Прошли года! Но замок тот
   Еще до сей поры мне снится.
   Я вижу башню пред собой,
   Я вижу слуг дрожащих лица.

   И ржавый флюгер, в вышине
   Скрипевший злобно и визгливо.
   Едва заслышав этот скрип,
   Мы все смолкали боязливо.

   И долго после мы за ним
   Следили, рта раскрыть не смея:
   За каждый звук могло влететь
   От старого брюзги Борея.

   Кто был умней - совсем замолк.
   Там никогда не знали смеха.
   Там и невинные слова
   Коварно искажало эхо.

   В саду у замка старый сфинкс
   Дремал на мраморе фонтана,
   И мрамор вечно был сухим,
   Хоть слезы пил он непрестанно.

   Проклятый сад! Там нет скамьи,
   Там нет заброшенной аллеи,
   Где я не лил бы горьких слез,
   Где сердце не терзали змеи.

   Там не нашлось бы уголка,
   Где скрыться мог я от бесчестий,
   Где не был уязвлен одной
   Из грубых пли тонких бестий.

   Лягушка, подглядев за мной,
   Донос строчила жабе серой,
   А та, набравши сплетен, шла
   Шептаться с тетушкой виперой.

   А тетка с крысой - две кумы,
   И, спевшись, обе шельмы вскоре
   Спешили в замок - всей родне
   Трезвонить о моем позоре.

   Рождались розы там весной,
   Но не могли дожить до лета:
   Их отравлял незримый яд,
   И розы гибли до рассвета.

   И бедный соловей зачах
   Безгрешный обитатель сада,
   Он розам пел свою любовь
   И умер от того же яда.

   Ужасный сад! Казалось, он
   Отягощен проклятьем бога.
   Там сердце среди бела дня
   Томила темная тревога.

   Там все глумилось надо мной.
   Там призрак мне грозил зеленый,
   Порой мне чудились в кустах
   Мольбы, и жалобы, и стоны.

   В конце аллеи был обрыв,
   Где, разыгравшись на просторе,
   В часы прилива, в глубине
   Шумело Северное море.

   Я уходил туда мечтать.
   Там были безграничны дали.
   Тоска, отчаянье и гнев
   Во мне, как морс, клокотали.

   Отчаянье, тоска и гнев,
   Как волны, шли бессильной сменой, -
   Как эти волны, что утес
   Дробил, взметая жалкой пеной.

   За вольным бегом парусов
   Следил я жадными глазами,
   Но замок проклятый меня
   Держал железными тисками.

   Амалия посещает поэта, когда он лежит в "матрацной могиле", и тут
рождаются волнующие стихи:

   Был молнией, блеснувшей в небе
   Над темной бездной, твой привет:
   Мне показал слепящий свет,
   Как страшен мой несчастный жребий.

   И ты сочувствия полна!
   Ты, что всегда передо мною
   Стояла статуей немою,
   Как дивный мрамор, холодна!

   Двадцативосьмилетняя девушка Камилла Зельден появляется у постели
любимого ею поэта, смягчая его последние дни нежностью и преклонением
перед его великим талантом. И в поэте загорается почти юношеское
увлечение. Он посвящает ей стихи, называя ее Мушкой, и с трепетом ждет ее
прихода.
   Не только прошлое, не только личное волновало поэта.
   Он жил сегодняшним днем и будущим. Судьба родины, судьба человечества
заполняли его ум и сердце. Поэт пишет предисловие к французскому изданию
"Лютеции", где выражает убеждение в предстоящей победе коммунизма. "Да
разобьется этот старый мир, - пишет Гейне, - в котором невинность гибла,
эгоизм процветал, человек угнетал человека!"
   Гейне приветствовал грядущее возрождение общества на новых,
справедливых началах, и одновременно он боялся, что придут "мрачные
иконоборцы и разрушат олеандровые рощи поэзии". Его колебания были глубоко
трагичны, но последним его словом был привет новому миру, который раздавит
страстно ненавистных ему националистов и реакционеров.
   В начале 1856 года стало ясно, что приближается развязка. Все чаще у
поэта бывают рвоты, обмороки, судороги. Чувствуя, что приходит смерть,
Гейне работал особенно лихорадочно. К вечеру 16 февраля Гейне прошептал
своей сиделке посеревшими губами: "Писать".
   Она еле разобрала его, и он более настойчиво повторил:
   "Бумагу, карандаш". Это были его последние слова. Долго длилась
мучительная агония, и к четырем часам утра 17 февраля Гейне не стало.
   Весь день толпились люди в квартире покойного поэта. Пришел Теофиль
Готье... Он словно сгорбился от горя, на глазах у него блестели слезы.
Громко рыдал у изголовья поэта Александр Дюма. Было много немецких
эмигрантов - журналистов, рабочих, ремесленников.
   Строгая тишина царила в маленькой гостиной Гейне. не тикали бронзовые
часы под стеклянным колпаком, траурным крепом были затянуты зеркало и
лампа. Друзья поэта шепотом разговаривали и вспоминали о последних
встречах с ним.
   - Он не любил соболезнований и жалости, - говорил Теофиль Готье. -
Когда я в последний раз пришел к нему, он просил, чтобы в собрании его
сочинений на французском языке не печатали портрет изможденного
страдальца. "Прошу вас, - сказал он, - заменить эту печальную маску
умирающего портретом молодого и полного сил поэта".
   - Таким он и останется в наших сердцах! - с чувством сказала Каролина
Жобер и добавила: - Поменьше шума и пышности на его похоронах! Он просил
об этом моего мужа и меня, когда мы были у него. Я запомнила его слова:
"Пусть за меня говорят мои произведения, только они! Даже литературные
лавры, как известно, не могут меня растрогать. Нет, я отважный боец,
который отдал свои силы и свой талант на служение всему человечеству.
Вместо креста возложите на мою могилу лук и стрелы".
   Много горячих и сердечных слов было сказано в эти скорбные часы
прощания друзей с Гейне.
   В серый день 20 февраля 1856 года по улицам Парижа тянулась траурная
процессия. За гробом шло около ста человек. Среди них Теофиль Готье,
Александр Дюма, немецкие литераторы и журналисты, политические эмигранты,
французский писатель Поль до Сен-Виктор, историк Мннье. По предсмертной
воле поэта, его хоронили без религиозных обрядов и на могиле не
произносили речей.
   Генрих Гейне был погребен на кладбище Монмартр, на высоком холме,
откуда открывался вид на Париж. Но сам Гейне сказал, что Монмартр будет
его последней "квартирой с видом на вечность".


                                ПОСЛЕСЛОВИЕ


   Серия книг "Жизнь замечательных людей" задумана Горьким. Она должна
была приобщить миллионы читателей к вершинам духа, к тайнам жизни,
творчества, мышления великих сынов и дочерей человечества. В 1933 году
первой в этой серии вышла книга о Генрихе Гейне. Написал ее Александр Дейч.
   Александр Иосифович Дейч (1893-1972) был выдающимся знатоком
литературы, исследователем, критиком, переводчиком, организатором
литературного дела. Это был человек энциклопедических знаний.
   Близкий друг А. И. Дейча Максим Рыльский писал в 1963 году: "Круг
литературных интересов Александра Иосифовича поистине огромен. Вы
заговорили с ним о любимом его Гейне, о гетевском "Фаусте", о Мопассане
или об Уайльде, о Пушкине или Тютчеве, об Анатоле Франсе или Свифте, о
Сервантесе или Томасе Море, о Шевченко или Лесе Украинке, о Бернарде Шоу
или Иоганнесе Бехере, - и он как бы вспыхивает внутренним огнем, о каждом
литературном явлении, о каждом писательском имени у него свое меткое,
подчас неожиданное суждение, свое вдумчивое слово. Прекрасный знаток
мировой литературы, А. И. Дейч наряду с обширными сведениями обладает
эстетическим вкусом, котбрый проявляется и в его личных беседах, и в
публичных выступлениях, и в литературоведческих исследованиях, и в его
работе как переводчика".
   А. И. Дейч переводил на русский язык произведения многих поэтов Запада
и Востока - от античных до современных.
   Но главной любовью А. Дейча-с юности до последних дней его жизни - был
Генрих Гейне. Любовью, болью, горячей привязанностью. Уже на склоне лет он
несколько раз ездил в Париж не просто для того, чтобы поклониться могиле
своего кумира, погребенного на Монмартрском кладбище, но и для того, чтобы
извлечь из архивов все новое, что еще никому не удавалось раздобыть,
узнать, изучить и отдать миллионам читателей.
   А началось все с далекого киевского лета, с кущи деревьев над
днепровской кручей.
   Юноша-гимназист читает своему товарищу немецкие стихи Гейне.
   Впрочем, послушаем, как вспоминает Александр Иосифович о своем первом
прикосновении к Гейне: "Тетрадь в твердом черном переплете хранит до сих
пор незрелые переводы Гейне, занесенные неровным детским почерком. Это
было только начало. Увлечение Гейне не проходило даже в годы, овеянные
суровостью гражданской войны. Я уже понимал, что Гейне должен быть
прочитан по-новому, и все, что я знал о поэте, сводилось к поверхностным
рассказам старых историков литературы, желавших видеть в нем только "поэта
роз и соловьев". А ведь Гейне сам сказал о себе, что он был "храбрым
солдатом в войне за освобождение человечества".
   Я искал в нежном облике поэта-романтика... суровое лицо борца и друга
"докторов революции" Маркса и Энгельса".
   Книги Гейне горели на кострах нацистской Германии, сражались в рядах
подпольщиков-антифашистов, в годы Великой Отечественной войны напоминали
нашим солдатам об их великой освободительной миссии, ободряли первых
строителей новой, молодой республики немецких рабочих и крестьян, стали
предметом острых идеологических дискуссий в ФРГ.
   В наши дни Гейне один из наиболее живых, читаемых и любимых мировых
классиков.
   Ему не только поклоняются, его берут в разгар и в пекло борьбы.
   Он - союзник для одних.
   Для других он остается лютым врагом, противником, с которым нет
примирения.
   Множество изданий Генриха Гейне на русском языке вышло с вступительными
статьями, комментариями и переводами А. И. Дейча.
   И как завершение многолетних трудов по изучению творчества великого
немецкого поэта явилась его исследовательская книга "Поэтический мир
Генриха Гейне".
   В 1957 и 1959 годах вышла книга Александра Дейча "Гарри из
Дюссельдорфа", тепло встреченная читателями и критикой.
   Это книга о детстве и юности Гейне, о том, с чего Гейне начался.
   Однако у А. Дейча Гейне "Гарри" не тот стандартный вундеркинд, который
бытует в иных книгах, посвященных юности гениев, - с первых страниц
повести мы имеем дело с поэтом и от главы к главе следим за его духовным и
творческим развитием.
   Композиция повести позволяет воспринимать начало жизни Гейне, озаренное
отсветом революционных зарев, как утро нового века-это "зачин" книги и
ключ к пониманию писательской судьбы Генриха Гейне.
   А. И. Дейч щедро рассыпал стихотворные цитаты из Гейне по всей книге.
Каждый эпизод повести как бы готовит нас к восприятию соответствующего
стихотворения, убедительно подтверждая истину о том, что всякая подлинная
поэзия диктуется жизнью, подчиняется ее требованиям и служит ей.
   В книгу А. Дейча вошли все основные моменты биографии Гейне - начиная с