сплетни, которые со слов Берне распространялись в печати и устно.
   Каких только ругательных слов не писали теперь о Гейне и реакционеры
вроде Менцеля и его клики, и буржуазные радикалы, принадлежавшие к лагерю
покойного Берне!
   Приятельница Берне, Жаннета Боль-Штраус, сочла себя глубоко
оскорбленной насмешками Гейне над ее дружбой с Берне. Она, в свою очередь,
опубликовала все не напечатанные раньше в "Парижских письмах" места, где
Берне неодобрительно говорил о Гейне. Книжка вышла под заглавием "Мнение
Людвига Берне о Гейне", и это лишь разожгло пожар неслыханного скандала.
Враги Гейне кричали, что его памфлет на Берне-могильный камень, под
которым поэт собственноручно похоронил себя.
   Книга о Берне принудила Гейне не только к литературной борьбе со всеми
нападавшими на него филистерами. Оскорбленная мадам Боль-Штраус направила
к Гейне своего мужа для объяснений. Встреча Гейне с обиженным мужем
произошла 14 июля 1841 года. Свидетелей при этой встрече не было. Но
нашлось три лжесвидетеля. Эти страстные поклонники Берне не постеснялись
выдать себя за очевидцев происшествия: они подтвердили рассказ Штрауса о
том, что он дал на улице пощечину Гейне. В письме к Гуцкову Штраус с
подробностями рассказывает о встрече с Гейне на улице Ришелье, о якобы
данной им пощечине своему врагу. При этом будто бы Гейне вручил визитную
карточку Штраусу и вызвал его на дуэль. Один из свидетелей оказался
честнее других и отказался от ложных показаний, заявив, что он и двое
других свидетелей при встрече Гейне и Штрауса не присутствовали.
   Вскоре после этого происшествия Гейне уехал с Матильдой на курорт в
Пиренеи, и это дало повод его врагам распространять в немецкой печати
легенду о том, что он позорно бежал от дуэли.
   Но поэт уехал в Котере, потому что ему необходимо было лечиться на
железисто-серных водах. От пережитых волнений за последнее время здоровье
Гейне заметно ухудшилось. Тяжелые головные боли вернулись к нему,
появилась бессонница. Уже давно он замечал, что по временам немеют пальцы
левой руки; затем странное онемение распространялось на всю руку, так что
он не мог свободно владеть ею. Врачи не могли сказать ничего определенного
о его болезни. Ему рекомендовали отдых и спокойствие, как непременные
условия лечения в Котере.
   Там, где зеленые склоны Пиренеев, покрытые пушистыми елями и пышной
растительностью, подступают к испанской границе, расположен маленький,
словно игрушечный, городок Котере, привлекавший на лечебные воды сотни
французов со всех концов страны. Гейне поселился с Матильдой в отеле
"Пиренеи". Двухэтажный белый дом с большими балконами и множеством окон,
прикрытых ярко-зелеными жалюзи, стоял у подножия высокой горы, словно
уходившей в небеса. Под окнами гостиницы по обломкам скал с грохотом
стремился дикий горный поток Ле Гав. Его вечный шум убаюкивал мысли поэта
и вызывал в его сердце мягкие, нежные чувства. С самого утра Гейне уходил
в горы и словно впитывал в себя яркий солнечный свет и живительный горный
воздух. Потом он принимал горячие ванны из источника, и это очень
ослабляло его. Поэту приходилось лежать часами, отдыхая в гостиничной
комнате, в полумраке, со спущенными жалюзи; у него болели глаза, и порой
резкий солнечный свет ослеплял его. Как ни старался Гейне забыть все
дрязги, все преследования, которым он подвергался, это ему не удавалось. И
сюда, в захолустье, правда с большим запозданием, приходили немецкие
газеты и журналы. В них появлялись лживые заметки и статьи, порочившие
Гейне, клеймившие его, как труса, получившего пощечину от Штрауса. Все это
выводило больного поэта из себя. Он писал друзьям в Германию, прося их
напечатать его опровержение, защитить от грязной лжи, порочащей его имя.
   Во время одной из прогулок Гейне побывал в Ронсевальской долине. Около
тысячи лет назад там разыгралось историческое событие: племянник
французского императора Карла Великого, Роланд, из-за предательства одного
из вельмож, Ганелона, был настигнут в узком ущелье врагами-сарацинами,
которые перебили его войско. Тщетно Роланд трубил в свой рог Олифант,
призывая Карла на помощь. Роланд погиб, но в веках осталась жить народная
героическая поэма "Песнь о Роланде".
   Обо всем этом думал Гейне, когда в июле 1841 года писал из Котере
редактору "Всеобщей газеты" Густаву Кольбу:
   "Вчера я был в Роисевальской долине и вспомнил о Роланде. Его крик о
помощи не достиг, к сожалению, cлуxa короля Карла - да постигнет мой
призыв лучшая участь и да поддержит меня дружески редакция "Всеобщей
газеты".
   Гейне предполагал пробыть в Котере три месяца, но постоянная тревога
одолевала его. Матильда мало вникала в его дела, да и не могла понять их
сущности, но она заботливо следила и ухаживала за больным поэтом. Она,
насколько могла, сдерживала свой вспыльчивый нрав и экономно вела
хозяйство в Котере, где жизнь была дешевле и проще, чем в Париже. Гейне
все время испытывал нужду в деньгах, особенно после запрещения Союзного
сейма издавать его произведения в Германии. С тех пор прошло пять лет, и
хотя постановление не было отменено, не все немецкие государства считались
с ним, а "вольный город" Гамбург почти не подчинялся общегерманскому
правительству, и Кампе но-прежнему выпускал книги Гейне, платя поэту
гроши. Клевета на Гейне, пущенная его врагами, проникла и в гамбургскую
газету.
   Соломон Гейне всему поверил и грозил порвать связь с племянником,
обвиненным во всех грехах. Как часто в бессонные ночи поэт с горечью
припоминал обиды и унижения, причиненные Соломоном Гейне и его семьей! В
холерный 1832 год сын дяди, Карл, приехал в Париж и тяжело заболел.
Пренебрегая опасностями, Генрих ухаживал за кузеном, звал к нему лучших
парижских врачей и выходил его. А чем отблагодарил поэта этот глуповатый и
заносчивый молодой человек, твердо знавший, что он - законный наследник
банкирского дома? Он пренебрежительно относился к Генриху, а когда Соломон
Гейне оказывал помощь поэту. Карл ревновал отца к нему и старался
поссорить их. И вот теперь, когда Карл женился в Париже на юной Сесиль
Фуртадо, родственнице могущественного парижского банкира Ротшильда, и увез
ее в Гамбург, - вспомнил ли он хоть раз добрым слоном Генриха? А ведь
Сесиль, при знакомстве с Генрихом, говорила, что она любит его "Книгу
песен" и знает много стихов наизусть... Но что Карлу стихи?..
   Когда Соломон Гейне был последний раз в Париже, он удивился
болезненному виду своего племянника и с сожалением смотрел на его больную,
бессильно повисшую руку, на его полузакрытые глаза, боявшиеся света. Тогда
он определил племяннику ежегодную пенсию в четыре тысячи франков, бросив
при этом: "Ты сейчас скажешь, что это немного. Согласен. Но у тебя еще
действует правая рука и ты можешь писать".
   Чего мог ждать теперь Гейне от дяди? А деньги так нужны! Матильда
безрассудно тратила на платья, шляпки, духи, кружева, а потом вдруг
начинала экономить и расстраиваться. Гейне иногда бранил ее, называл
"милой мотовкой", потом жалел, что должен отказывать ей во многом, и сам
шел покупать на последние деньги подарки жене. Она была как ребенок:
смешлива, капризна, переменчива, вспыльчива, и недаром поэт говорил о ней,
что она "домашний Везувий". Ее непостоянный характер сказывался в том, что
она любила менять квартиры, а частые переезды стоили также дорого. Гейне
не ленился, хотя ему приходилось писать много и не всегда то, что хотелось
бы. Поневоле он должен был выбирать темы, "безобидные" для немецких
подцензурных изданий. Он посылал корреспонденции "О французской сцене", о
салонах парижской живописи, о музыкальной жизни Парижа, написал новеллу
"Флорентийские ночи", где увековечил образ великого скрипача Николо
Паганини; он создал цикл стихотворений "Разные", где с блеском мастера
легкого и игривого стиха набросал портреты и характеры разных женщин,
которых ему приходилось наблюдать. Все, за что он брался, сверкало умом и
неисчерпаемой фантазией.
   Один парижский книготорговец решил издать альбом гравюр, изображающих
женские персонажи Шекспира. Он предложил Гейне написать пояснительные
тексты к гравюрам. Поэт, давно любивший творчество Шекспира, дал
замечательные характеристики его образов. Альбом назывался "Девушки и
женщины Шекспира", и изящество прозы Гейне соперничало с глубиной его
мысли.
   Многочисленные враги Гейне не упустили и здесь случая говорить о том,
что он кончился как писатель, что он стал только журналистом и
литературным "на все руки мастером".
   Но сам Гейне хорошо знал, что это неправда, что ему еще предстоит
сказать свое большое и сердечное слово, что впереди еще грозные бои за
переустройство европейского общества. Что же по сравнению с этим все
нападки крупных и мелких врагов, денежные лишения, уколы самолюбия? Гейне
часто утешал себя восточной мудростью.
   "Собака лает, караван проходит", - говорил он, читая ругань по своему
адресу. И все же он каждый раз по-новому огорчался. В Котере ему попал в
руки номер "Майнцской газеты", где в беззастенчиво злобной форме анонимный
автор повторял гнусную ложь о стычке Гейне с Соломоном Штраусом, мужем
оскорбленной Жапнеты Боль-Штраус.
   - Довольно! Больше этого терпеть нельзя! - закричал Гейне и, обращаясь
к Матильде, сказал: - Укладывай чемоданы, мы уезжаем в Париж.
   Никакие доводы и просьбы Матильды не подействовали. Через две недели
поэт со своей женой уже был в Париже.
   Гейне послал вызов на дуэль Штраусу через своих французских друзей -
Теофиля Готье и Альфонса Ройе.
   Соломону Штраусу ничего не оставалось делать, как принять вызов.
   Гейне очень боялся, что Матильда узнает о предстоящей дуэли. Так оно и
вышло. Какие-то знакомые Готье разболтали об этом Матильде.
   Она со слезами прибежала домой, бросилась к Гейне, крича ему:
   - Анри, зачем ты хочешь, чтобы тебя убили? Что я буду делать без тебя?
   Гейне стоило большого труда успокоить Матильду, он даже обманул ее,
сказав, что дуэль не состоится.
   Штраус, очевидно, трусил и всячески откладывал день встречи с
противником. Он даже подумывал о том, чтобы сообщить парижской полиции о
предстоящей дуэли и этим сорвать ее. Однако скандал принял такие размеры,
что Штраус вынужден был стреляться. Седьмого сентября 1841 года, в 7 часов
вечера, в долине Сен-Жермен состоялась дуэль. Противники, каждый со своими
секундантами, прибыли в условленное место. Фиакры ждали неподалеку.
   Первым стрелял Гейне. Пуля прожужжала в воздухе, Штраус остался
невредим. Затем противник прицелился и выстрелил. Пуля скользнула по
одежде Гейне, слегка задела бедро и застряла в кошельке, лежавшем в
кармане.
   Секунданты бросились к поэту, усадили его в фиакр. Прихрамывая, Гейне
взобрался по лестнице и постучал в дверь квартиры. Больше всего он боялся
испугать Матильду. Она открыла дверь, взглянула на бледное лицо Гейне, на
двух секундантов, поддерживавших его, и все поняла.
   Она закричала:
   - Анри! - и схватилась за дверь, чтобы не упасть.
   - Вот я и стрелялся, - улыбаясь, сказал Гейне. - Ты не пугайся, дорогая
моя, пуля попала в мой кошелек.
   Вот что значит хорошо поместить свои деньги!
   Шутка рассмешила всех и несколько успокоила Матильду. Все же Гейне
пришлось некоторое время лежать в постели, пока рана не зажила.
   Казалось бы, конфликт был исчерпан. Но атмосфера провокации сгущалась.
Последовали другие вызовы на дуэль. Гейне не хотел больше рисковать
жизнью. В нем всегда жило презрение к дуэли, как стародворянскому способу
восстановления чести. И он смеясь ответил одному из своих противников:
"Если вы пресытились жизнью - повесьтесь".
   Дуэль не успокоила противников Гейне. Разрыв с немецкими буржуазными
радикалами был настолько глубок, что у Гейне почти не оказалось защитников.
   И только в "Бреславльской газете" некий автор, скрывшийся за подписью
"Ф", в статье, помещенной 25 сентября 1841 года, с яростным сарказмом
уничтожил Штрауса и его лжесвидетелей.
   Этот "Ф" был шестнадцатилетний Фердинанд Лассаль, будущий деятель
рабочего движения, боготворивший Генриха Гейне.
   Как раз в разгар травли Гейне немецкими радикалами он получил письмо от
редактора аугсбургской "Всеобщей газеты" Густава Кольба с предложением
возобновить сотрудничество и присылать парижские корреспонденции, как он
это делал десять лет назад. Это приглашение было большой радостью для
поэта. Он снова получал трибуну и мог говорить с немецкими читателями.
Очень многое переменилось за эти десять лет. Теперь Гейне еще яснее, чем
тогда, видел пороки и язвы Июльской монархии ЛуиФилиппа. Да и не только он
один: новое брожение охватило Францию и в различных слоях населения крепло
недовольство правительством, которое прежде всего опекало банкиров и
финансовых тузов. Обострялись международные отношения, над Европой нависла
угроза войны, усиливались трения между Англией и Францией, назревал
конфликт между Францией и Германией. В рабочих кварталах Парижа почти
открыто высказывались за необходимость новой революции. Возникают стачки,
мастеровые и ремесленники отваживаются выйти на улицу с демонстрациями.
Они читают социалистические брошюры утопистов Кабе, Пьера Леру,
Буонарроти, в которых проповедуется равенство и братство и осуждается
собственнический строй. "Что такое собственность? - спрашивает
философ-утопист Прудон и отвечает: - Это кража".
   В обществе идут споры, каким должен быть будущий строй: монархия или
республика? Вооруженная попытка республиканцев Бланки и Барбоса 12 мая
1839 года свергнуть монархию Луи-Филиппа окончилась неудачей.
   Но это был сигнал правительству. Премьер-министр Тьср вышел в отставку,
и его сменил историк Гизо. Но это не сулило ничего лучшего.
   В такой переломный момент, когда в политической жизни Франции царило
сильное возбуждение, Гейне весьма охотно вновь взялся за перо парижского
корреспондента. Он знал, что и в Германии за последнее время произошли
значительные события. В 1840 году умер прусский король Фридрих Вильгельм
III. Многие ожидали, что его наследник Фридрих Вильгельм IV произведет
реформы в стране и подаст пример остальным немецким государствам. Однако
"свободолюбивый" наследный принц оказался таким же реакционным монархом,
как и его отец.
   Легковерные радикалы, надеявшиеся получить конституцию из рук нового
короля, жестоко разочаровались в своих надеждах. Новый король считал себя
"помазанником божьим" и поддерживал дворянство, духовенство и самую
консервативную буржуазию, пресмыкавшуюся перед прусским троном.
Профессора-мракобесы Гепгстснберг, Масман, создатель националистических
кружков молодежи, учитель гимнастики Ян - все поборники
средневековосословного строя процветали в Пруссии. Однако политическая
оппозиция существовала, и она выражалась прежде всего в литературе и
философии. К началу 40-х годов в Германии появились политические поэты,
которые воспевали свободу, хотя и в самых общих, туманных выражениях. Поэт
Иозеф Дингельштедт выпустил сборник "Песни ночного сторожа", Гофман фон
Фаллерслебеп издал "Неполитические песни", Георг Гервег выступил с книгой
"Песни Живого".
   Отвлеченные идеи политической поэзии немецких радикалов, их
оторванность от подлинной борьбы, их внеклассовые идеалы равенства и
братства раздражали Гейне, который не мог мыслить абстрактно, не мог
действовать, не нанося ударов реальным врагам и фактам.
   Еще живя в Котере, как бы отвлекаясь от забот и литературной борьбы,
Гейне задумал фантастическую поэму, названную впоследствии им "Атта
Троль". Когда он принялся уже в Париже в конце 1841 года за эту поэму, он
вспоминал исполинские горы, густые леса и шумные водопады Пиренеев.
Величественная природа составила красочный пейзаж для сатирической поэмы,
а воспоминания о медвежьей охоте, в которой участвовал Гейне, дали повод к
созданию персонажей - танцующего медведя Атта Троля, его супруги Муммы,
четырех сыновей и двух дочерей. Вся эта медвежья семья живет в глубокой
берлоге.
   Младший сынок Атта Троля во всем подражает националистам-тевтономанам и
их вождям-вдохновителям "Гимнастического союза молодежи" Масману и Яну:

   Мальчик просто гениален!
   Он в гимнастике-маэстро!
   Стопку делает не хуже,
   Чем гимнаст великий Масман!

   Цвет отечественной школы,
   Лишь родной язык он любит,
   Не обучен он жаргону
   Древних греков или римлян.

   Свеж, и бодр, и быстр, и кроток,
   Ненавидит мыться мылом,
   Презирает эту роскошь,
   Как гимнаст великий Масман.

   Сам дрессированный медведь Атта Троль соединяет в себе две крайности: с
одной стороны, он-тупой националист-тевтономан, с другой-проповедник самых
радикальных идей "абсолютного равенства", когда "для всех будет вариться
одна и та же спартанская похлебка и, что еще ужаснее, великан будет
получать такую же порцию, которой довольствуется брат карлик". Гейне
одинаково ненавидел и дикий национализм "старонемецких ослов", и нелепые
идеи грубой "уравниловки", не имевшие ничего общего с подлинно
социалистическими взглядами.
   Поэт вложил в уста Атта Троля такую программу единения зверей:

   Единенье! Единенье!
   Свергнем власть монополиста.
   Установим в мире царство
   Справедливости звериной.

   Основным его законом
   Будет равенство и братство
   Божьих тварей, без различья
   Веры, запаха и шкуры.

   Равенство во всем, Министром
   Может быть любой осел.
   Лев на мельницу с мешками
   Скромно затрусит в упряжке.

   Гейне дал подзаголовок поэме: "Сон в летнюю ночь".
   И действительно, как в сновидении, мелькают в ней сказочные образы всех
веков и народов, и тут же рядом - вполне современные фигуры, осмеянные
Гейне, вроде немецкого комментатора Шекспира Франца Горна или
мещански-добродетельного поэта Пфицера, превращенного волшебными чарами в
мопса. При этом он вынужден сохранять человеческие чувства "в собачьей
шкуре". Чтобы освободиться от колдовства и приобрести прежний облик,
поэт-мопс должен найти девушку, которая в ночь под Новый год согласится
прочитать стихи Пфицера и не уснуть.
   Гейне утверждает, что ничто не в силах расколдовать поэта-мопса, потому
что едва ли кто-нибудь будет в состоянии прочитать, не заснув, стихи
Пфицера.
   Крылатый конь поэтической фантазии мчит Гейне в горы, где идет погоня
за сбежавшим медведем Атта Тролем. При лунном свете проносятся тени
волшебницы Абунды, богини Дианы-охотницы, библейской Иродиады, несущей
окровавленную голову пророка Иоканаана.
   Гейне говорит, что весь этот романтический карнавал, описанный им, -
лишь бесцельная игра поэтической мысли. Но это маскировка. Каждый
внимательный читатель понимал, что под романтическими образами поэмы
кроется большая социальная цель-осмеять не самые идеи переустройства
общества, а те нелепые медвежьи шкуры, в которые подчас наряжают эти идеи.
Гейне отвечал здесь тем врагам-и националистам, и крайним радикалам, -
которые бросали поэту обвинения, что он неустойчив в своих взглядах, что
он "талант, но не характер". В восьмистрочной эпитафии на могилу Атта
Троля Гейне язвительно писал:

   Троль. Медведь тенденциозный,
   Пылок, нравственен, смиренен, -
   Развращенный духом века,
   Стал пещерным санкюлотом.

   Плохо танцевал, но доблесть
   Гордо нес в груди косматой,
   Иногда зело вонял он, -
   Не талант, зато характер.

   В начале 1843 года поэма "Атта Троль" появилась в журнале "Элегантный
мир", издаваемом Генрихом Лаубе, который за три года до этого вернулся из
Парижа в Германию. Гейне показал, что он не только "талант, но и
характер". Одновременно с "Атта Тролем" поэт создал ряд "Современных
стихотворений", где четко определилась программа действий революционного
поэта. В стихотворении "Доктрина" Гейне обращался к собратьям по перу:

   Буди барабаном уснувших.
   Тревогу без устали бей!
   Вперед и вперед продвигайся -
   В том тайна премудрости всей.
   И Гегель и тайны пауки -
   Все в этой доктрине одной;
   Я понял ее, потому что
   Я сам барабанщик лихой!

   В стихотворении "Тенденция" Гейне выдвигает свой идеал политической
л