покавкос, и я очень
благодарен тебе за доброту.
     Скаурус тоже назвал себя.
     Таверна, куда привел его Фостис, была просто  грязной  дырой.  Хозяин
жарил куски мяса неизвестного происхождения на прогорклом масле и  подавал
его на большой лепешке из ячменя с маковыми зернами. Лучше  было  даже  не
думать, какого  качества  было  вино,  преподнесенное  хозяином.  То,  что
Апокавкос  не  мог  позволить  себе  даже  _т_а_к_о_й_  еды,   показывало,
насколько он обнищал.
     Добрых полчаса его рот был слишком занят для досужих  бесед.  Наконец
Фостис остановился, громко рыгнул и погладил живот.
     -  Я  так  привык  быть  голодным,  что  забыл,  как  это  здорово  -
чувствовать себя сытым. Так ты хочешь услышать мою историю?
     - И даже больше, чем раньше. Я никогда не видел человека, который  бы
так много ел.
     Фостис хмыкнул.
     - Если желудок совсем пуст, то  потребуется  немало  еды,  чтобы  его
наполнить. - Он глотнул из кружки немного вина. - Гадость, правда?  Я  был
слишком голоден, чтобы распробовать его раньше. А знаешь, я выращивал лозу
получше, чем эта... Вот с этого и начну. Я жил в провинции Рабан, недалеко
от границы с Каздом. Ты знаешь эти места?
     - Не очень, - ответил Марк. - Я новичок в Видессосе.
     - Так я и думал. Ну что ж, это на другой  стороне  Бычьего  Брода,  с
месяц пути отсюда. Ферма принадлежала нашей семье так долго, что я уже  не
помню, сколько поколений сменилось. Мы были не просто крестьяне,  мы  были
частью местного ополчения. Нам вменялось в обязанность посылать  солдат  в
случае войны и держать наготове лошадь и оружие,  чтобы  встретить  бой  в
любую минуту. За это нас освободили от налогов. Нам даже иногда платили  -
когда государство было в состоянии позволить себе такое.  Так,  во  всяком
случае, объяснял мне мой дедушка. Даже не верится, что это правда,  верно?
Май дед родился в тот  год,  когда  семья  Манкафас  купила  всю  землю  в
деревне, включая и нашу. Так  что  мы  стали  служить  не  государству,  а
Манкафасам, и это было не так уж плохо -  ведь  они  не  давали  сборщикам
податей сесть нам на шею.
     Марк подумал, что так обстояли  дела  и  в  Риме,  когда  уходящие  в
отставку ветераны получали земли не от Сената, а от своих командиров.  Все
это было так похоже на римские беспорядки, что он вполне  мог  догадаться,
что скажет Апокавкос дальше.
     - Конечно, сборщики были не слишком счастливы утратой налогов,  да  и
Манкафасы не радовались тому, что им приходится платить бешеные деньги  за
ту землю, которой они  владели.  Пять  лет  назад  Фостис  Манкафас  (меня
назвали его именем) поднял восстание. Его поддержали многие знатные  семьи
в округе. Это было за год до того, как Маврикиос Гаврас стал  Императором.
Но власти собрали большие силы и нас смяли, - сказал Апокавкос тихо.
     Трибун отметил про себя,  что  крестьянин  встал  на  сторону  своего
хозяина без колебаний. А еще Марк понял, что  правящий  Император  удержал
свой трон благодаря восстанию. Фостис продолжал:
     - Сборщики налогов растащили по кускам земли  Манкафасов  и  сказали,
что все будет так, как в прежние времена, как во  времена  моего  прадеда.
Ха! Держи карман шире! Они  уже  не  могли  доверять  ополчению,  ведь  мы
воевали на стороне знати. И тогда к нам явились  чиновники  и  потребовали
все подати с того времени, как прапрадед Фостиса купил наш участок  земли.
Я держался сколько мог, но  после  того,  как  кровопийцы  закончили  свою
работу, у меня не осталось под ногами и клочка земли. Я знал,  что  больше
мне нечего здесь делать. Через год я покинул село. Не слишком преуспел я и
здесь, как видишь. Воровать я не умею, лгать тоже. Все, что я могу, -  это
воевать и ходить за плугом. Так что мне ничего не оставалось,  как  только
умирать от голода, что и случилось бы, если бы я не встретил тебя.
     Скаурус выслушал историю  Апокавкоса,  не  перебивая.  Но  когда  тот
замолчал, римлянин подумал, что его рассказ породил больше  вопросов,  чем
ответов.
     - Земли твоего хозяина были на границе с Каздом?
     - Очень близко от них.
     - И он восстал против Императора. Получил ли он поддержку от Казда?
     -  От  этих  навозных  червей?  Нет,  мы  воевали  и  с  ним,   и   с
крысами-чиновниками одновременно. Это была одна из причин, по которой  нас
разбили.
     Марк моргнул: похоже, их стратегия была не из лучших. Но  что-то  еще
беспокоило его.
     - Ты и твои товарищи - вы были частью местного ополчения?
     - Все было так, как я тебе сказал.
     - И когда вы восстали, ополчение было распущено?
     - Ты что, не слушал, о чем я тут говорил?
     - Но... но ведь вы в это время сражались и с Каздом, - сказал трибун.
- Как же могли распустить солдат в  такое  опасное  время?  Кто  занял  их
место?
     Апокавкос подозрительно взглянул на него.
     - Кому, как не тебе это знать.
     Догадка молнией блеснула в мозгу Скауруса, и многое стало  ему  ясно.
Неудивительно, что Империи угрожала опасность! Ее правители,  увидев,  как
жадная до  власти  знать  использует  воинов  из  местных  жителей  против
чиновничьего засилия, решили, что свои солдаты  слишком  непокорны,  чтобы
доверять им.  У  Империи  были  внешние  враги,  а  кроме  того,  возникли
беспорядки внутри страны. И тогда приближенные Императора  наняли  солдат,
чтобы те воевали за них. Лечение, которое трибун считал более опасным, чем
саму болезнь. Наемники хорошо делают свое дело, пока им регулярно платят и
пока их офицеры желают именно денег, а не власти. Если  же  один  из  этих
столпов рухнет... Наемники заменили  строптивых  местных  солдат,  но  кто
удержит в узде самих наемников?
     Марк в недоумении покачал головой.
     - Ну и неразбериха!
     И римляне в самой ее середине, - подумал он с тревогой.
     - Ты самый странный из всех наемников, которых я когда-либо видел,  -
заметил Апокавкос. - Любой из них сделает все ради своей выгоды, но,  судя
по твоим словам, ты хочешь знать,  как  принести  пользу  Империи.  Должен
признаться, что не понимаю этого.
     Марк подумал с минуту и решил, что Апокавкос прав.
     - Я солдат, это правда, но не по призванию. Я  никогда  не  собирался
делать военную карьеру. Мои люди и я - мы прибыли сюда издалека -  дальше,
чем мы (если уж на то пошло) можем себе представить. Видессос взял  нас  к
себе на службу, и Империя теперь - наш дом. Если она рухнет,  мы  погибнем
вместе с ней.
     Апокавкос кивнул.
     - Я понял почти все, что ты сказал, и мне это  нравится.  Но  что  ты
имеешь в виду, когда говоришь, что прибыл "очень издалека"?  Я  не  совсем
представляю себе, где это может быть...
     И снова, вероятно, уже в двадцатый раз, трибун рассказал, как римляне
(и вспыльчивый галл) очутились в Видессосе. Когда он  закончил,  Апокавкос
уставился на него.
     - Ты, кажется, говоришь правду. Никто не  сумел  бы  придумать  такую
историю только для того, чтобы ему поверили. Во  имя  Фоса,  тысячи  людей
могли бы рассказать историю моей жизни или нечто похожее на нее, но  я  не
слыхал никогда ничего похожего на твой рассказ. -  Он  машинально  очертил
знак Солнца напротив своего сердца.
     - Вполне верю, - Скаурус  пожал  плечами.  -  Но  мне  еще  предстоит
решить, что делать с тобой.
     Трибуну начинал нравиться  этот  человек.  Даже  если  бы  одной  его
смелости не хватило, Апокавкос сделал бы все, что от него  зависело.  И  в
этом, - одобрительно усмехнулся Марк, - он был похож  на  большинство  его
легионеров. Последняя мысль  подсказала  ему  решение.  Он  удовлетворенно
прищелкнул пальцами.
     Те несколько секунд, которые ушли на  раздумья,  были  нелегкими  для
Апокавкоса.  Он  все  еще  не  знал,  надеяться  ли  ему  на  лучшее   или
приготовиться к худшему.
     - Прости, - сказал Скаурус, увидев лицо видессианина. -  Я  вовсе  не
собирался  заставить  тебя  нервничать.  Скажи  мне,  хотел  бы  ты  стать
легионером?
     - Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
     - Это как раз то, чего хочу я, -  чтобы  ты  стал  одним  из  нас.  Я
приведу тебя в нашу казарму, ты получишь одежду,  оружие,  место  рядом  с
солдатами. Ты воевал и прежде, и такая жизнь не будет слишком  тяжела  для
тебя. Кроме того, ты не очень-то преуспел в столице, так что  тебе  нечего
терять, верно?
     - Не буду врать: хуже, чем сейчас,  мне  еще  не  было,  -  признался
Апокавкос. Но трудная жизнь в столице уже научила его цинизму и горечи,  и
следующий вопрос был продиктован подозрительностью: - А что ты получишь  с
этого?
     Скаурус усмехнулся.
     - Во-первых, хорошего солдата. Не забывай, ведь я  наемник.  Но  это,
конечно, не все. Тебе не повезло, и это не твоя вина.  Мне  кажется,  что,
если я поправлю дело, это будет только справедливо.
     Изо всех сил - а их было немало - бывший крестьянин сжал руку Марка.
     - Считай меня своим солдатом, - сказал он, и  глаза  его  засияли  от
радости. - Все, что я хотел, - так это иметь равный со всеми шанс, но я  и
его никогда не имел. До этой минуты. И кто бы мог подумать, что  даст  мне
его именно чужеземец?
     После  того  как  римлянин  оплатил  счет  (безумно   дорогой,   если
задуматься над качеством поданной еды и  питья),  он  попросил  Апокавкоса
вывести его из этого квартала-лабиринта.  Они  прошли  несколько  улиц,  и
вдруг Апокавкос сказал:
     - Теперь твоя очередь  показывать  дорогу.  Эта  крысиная  нора  была
единственным районом города, который я  хорошо  изучил.  У  меня  не  было
денег, чтобы увидеть все остальное.
     Расспрашивая прохожих, они дошли до Форума Паламас. Здесь Марка снова
стали осаждать любопытствующие,  раздражая  его  своей  назойливостью.  От
изумления Апокавкос широко раскрыл  рот,  когда  узнал,  что  его  спутник
сражался с Авшаром на мечах.
     - Я пару раз видел этого гадючьего сына в битве, когда он  командовал
армией кагана Вулгхаша, разгромившей нас. Он один стоит половины армии, он
скользкий, как угорь, и страшно хитрый. Он разнес наш отряд в клочья.
     Барки, площади и здания, составлявшие  дворцовый  комплекс,  поразили
его еще больше.
     - Теперь я знаю, чего мне ожидать в будущем,  -  заметил  он.  -  Оно
выглядит совсем светлым, даже если это смерть. Клянусь лучами  Фоса!  И  я
буду жить прямо возле дворца? Ты можешь себе это представить? Невероятно!
     Марк был уверен, что Апокавкос больше разговаривает сам с собой,  чем
с ним.
     Добравшись до римской казармы, они  увидели  возле  нее  Зимискеса  и
Виридовикса, занятых игрой, напоминающей шашки. Многие  легионеры  (в  том
числе и галл) очень полюбили эту военную игру видессиан. В отличие от  тех
игр, которые они знали в Риме, эта требовала не удачи, а лишь ума и опыта.
     - Я рад, что ты пришел, - сказал Марку Виридовикс, смахивая фигуры  с
доски. - Теперь я могу сказать нашему другу: "я в конце  концов  побил  бы
тебя", - и никто не сможет назвать меня лжецом.
     Но трибун видел, как мало продвинулись фигуры Виридовикса и как много
их осталось у Зимискеса. Видессианин, конечно же, держал  партию  в  своих
руках, и все трое хорошо знали это (нет,  четверо  -  если  приподнятые  в
удивлении брови Апокавкоса что-нибудь  означали).  Зимискес  хотел  что-то
сказать, но Виридовикс перебил его:
     - Где ты  нашел  это  пугало?  -  спросил  он,  указывая  пальцем  на
Апокавкоса.
     - Длинная история. - Римлянин повернулся к  Зимискесу.  -  Нэйлос,  я
рад, что вижу тебя. Я хочу, чтобы ты взял под свою команду этого парня.  -
Он назвал его имя и познакомил с остальными. - Корми его  сытно,  дай  ему
одежду,  оружие  и  место  в  казарме.  Он  будет  нашим  первым  почетным
римлянином.  Он...  Что  случилось?  Ты  выглядишь  так,   словно   сейчас
загоришься.
     - Скаурус, я сделаю все, что ты говоришь, а детали ты  объяснишь  мне
позднее. Утром от Императора каждый час приходили  посыльные.  Думаю,  что
это имеет отношение ко вчерашнему.
     - Так-так, - буркнул Марк. Это несколько меняло дело. Для  города  он
был героем дня, но  Императору  могла  не  понравиться  схватка  с  послом
соседней державы.
     - Интересно, в какую историю я  вляпался  из-за  вчерашнего?  Фостис,
отправляйся с Зимискесом. Мне нужно  побриться  (он  все  еще  отказывался
отпускать бороду), помыться и переодеться.
     Следующий  гонец  от  Императора  прибыл,  когда   Марк   соскабливал
последние клочки щетины под подбородком. С плохо скрываемым нетерпением он
ждал, пока Марк примет ванну, наденет чистый плащ.
     - Давно пора, - проворчал гонец, когда Марк вышел  из  комнаты,  хотя
оба они знали, как быстро трибун привел себя в порядок.
     Посланец провел его мимо Палаты Девятнадцати Диванов,  мимо  Большого
Тронного Зала с громадными дверями,  украшенными  чеканной  бронзой,  мимо
двухэтажного здания казарм (возле него прогуливались намдалени, но Хемонда
Марк среди них не увидел) и  через  сад,  где  росли  вишневые  деревья  и
розовые лепестки устилали землю.  Наконец  они  вступили  в  спрятанное  в
глубине сада здание - личные покои императорской семьи, как понял Марк. Он
немного успокоился. Если бы Маврикиос  хотел  наказать  его  серьезно,  он
сделал бы это открыто, и честь Казда была бы таким образом спасена.
     Двое  ленивых  часовых  (оба,  несомненно,  видессиане)   сидели   на
ступеньках лестницы, ведущей в личные покои  повелителя.  Они  сняли  свои
шлемы и наслаждались теплыми лучами  солнца:  имперцы  любили  позагорать.
Часовые, видимо, хорошо знали гонца,  сопровождавшего  Марка,  потому  что
даже для видимости не спросили его, кто и зачем идет к Императору.
     Сразу же за порогом Марка  встретил  мажордом  в  кафтане  малинового
цвета с золотым орнаментом  в  виде  летящих  журавлей.  Он  вопросительно
взглянул на римлянина.
     - Да,  именно  этот,  -  сказал  посыльный.  -  Потребовалось  немало
времени, чтобы найти его, верно?
     И не дожидаясь ответа он ушел, чтобы сообщить Автократору о  прибытии
трибуна.
     - Прошу следовать за мной, - сказал мажордом. Его  голос  был  скорее
контральто, чем тенор, а щеки - гладкими, словно у женщины. Как  и  многие
слуги при дворе Видессоса, это был евнух. Марк подумал,  что  в  восточных
царствах его собственного мира евнухов ценили по той  же  причине,  что  и
здесь, - они не могли стать владыками царства, потому что у них  не  могло
быть детей. И тем не менее им  не  очень  доверяли  из-за  их  постоянного
близкого контакта с особами, приближенными к Императору. Разумеется,  и  у
этого правила могли быть исключения.
     Длинный коридор освещался солнечным светом, льющимся через решетки  в
потолке, сделанные из алебастра. Когда облака набегали на  солнце,  мягкие
лучи бледнели. Это напоминало игру солнечных бликов на воде.
     Во дворце было много интересного.  Множество  сокровищ,  собранных  в
Империи и течение тысячелетий, были  выставлены  в  залах,  услаждая  взор
императоров  -  и  только  императоров.  Коридор  заполняли  мраморные   и
бронзовые  статуи,   великолепные   изделия   из   фарфора   и   керамики,
безукоризненно раскрашенные тонкой кистью, бюстами  и  портретами  прежних
владык, предметами культа из золота,  инкрустированного  самоцветами.  Был
здесь,  например,  взвившийся  на  дыбы  конь,  сделанный  из   громадного
изумруда. Многих диковинных  вещей  Марк  не  успел  увидеть,  потому  что
гордость не позволяла ему глазеть по сторонам, словно пастуху, попавшему в
большой город на праздник. Даже пол был  покрыт  причудливой  мозаикой  на
охотничьи и сельские темы.
     В  центре  этого  великолепия  ржавый  измятый  шлем   на   небольшом
пьедестале показался Скаурусу явно не на месте.
     - Почему он здесь? - спросил трибун.
     - Это шлем короля Риштаспа  из  Макурана  (сегодня  мы  называем  эту
страну Казд), снятый с его головы Императором Ласкарисом, когда  был  взят
штурмом Машиз... семьсот... дай подумать... да,  семьсот  тридцать  девять
лет назад. Он был отчаянным воином, этот Ласкарис.  Вот  его  портрет  над
шлемом.
     Портрет изображал мужчину средних лет  с  острой  бородой  и  жестким
лицом. На нем  была  металлическая  кольчуга  с  позолотой,  императорская
диадема и пурпурные сапоги,  которые  мог  носить  только  Автократор.  Но
походил он скорее на старшего центуриона,  чем  на  повелителя  видессиан.
Левая его рука покоилась на рукояти меча, а правой  он  держал  копье.  На
копье реял голубой флаг, а на щите был начертан солнечный знак Фоса.
     Мажордом продолжал:
     - Ласкарис силой обратил в истинную веру весь  Макуран,  но  так  как
впоследствии Видессос не смог удержать его в составе  Империи,  они  снова
ударились в язычество.
     Марк внимательно выслушал это, и история ему совсем  не  понравилась.
Религиозная война была чем-то, о чем он раньше никогда не думал. Если люди
Макурана были так те  преданы  своей  вере,  как  видессиане  -  Фосу,  то
кровавые схватки между ними могли продолжаться бесконечно.
     Евнух провел его в  маленькую  круглую  комнату.  Здесь  были  только
диван, стол, несколько стульев и изображение  Фоса  на  стене.  Бумаги  на
столе были  отодвинуты  на  край,  чтобы  освободить  место  для  простого
глиняного кувшина с вином и тарелки с печеньем.
     На диване сидели  Император  Маврикиос  Гаврас,  его  дочь  Алипия  и
толстый человек, которого  Марк  видел  на  обеде  в  Палате  Девятнадцати
Диванов, но не успел узнать, кто он такой.
     - Позволь твой меч, - начал мажордом, но Маврикиос перебил его:
     - О, ты можешь идти, Мизизиос. Он пришел  сюда  не  для  того,  чтобы
убить меня, по крайней мере, пока. Ведь он меня почти не знает. И не стой,
как истукан, ожидая, что он упадет предо мной на пол. Это, кажется, против
его религии или еще какая-то глупость в том же роде... Иди, ты свободен.
     Слегка шокированный, Мизизиос исчез. Как только  он  ушел,  Император
махнул рукой недоумевающему Скаурусу, приглашая его подойти.
     - Когда мы  одни,  а  я  в  хорошем  настроении  -  можешь  забыть  о
церемониях. Сегодня же я в духе, - сказал Гаврас.
     Да, это был брат Туризина. Огонь был укрощен, но никогда  не  потухал
окончательно.
     - Можешь сказать ему, кто я такой, - произнес пожилой  незнакомец.  У
него было очень некрасивое лицо, белая с подпалинами борода спускалась  до
пояса. Он был похож одновременно и на ученого, и на  целителя,  но  одежда
сразу выдавала в нем жреца: на груди его сиял вышитый золотом и украшенный
драгоценными камнями символ Солнца, обведенный голубым кругом.
     - Хорошо, - согласился Император, ничуть не задетый фамильярным тоном
незнакомца. Было видно, что эти двое знали и любили друг друга уже  многие
годы. - Чужеземец, этот мешок жира зовется Бальзамоном.  Когда  я  сел  на
трон, я узнал, что он - Патриарх Видессоса, и был достаточно  глуп,  чтобы
оставить его на этом месте.
     - Отец!.. - перебила его Алипия, но в голосе ее не было гнева.
     Поклонившись, Марк изучающе посмотрел в лицо Патриарха, думая найти в
нем черты той фанатичности, которую он видел в Апсимаре. Но ее не было. Он
заметил только мудрость и присутствие чувства  юмора.  Несмотря  на  годы,
карие глаза священника были все еще ясными и куда более  твердыми,  чем  у
большинства более молодых людей.
     - Благословляю тебя, мой неверующий друг, - сказал он чистым тенором,
дружески, без намека на превосходство. - Садись, я не опасен, это  я  могу
тебе обещать.
     Совершенно растерявшись, Марк сел в кресло.
     - Тогда к делу, - произнес Гаврас и  укоризненно  ткнул  в  римлянина
пальцем. - За нападение на посла каганата Казд и  нанесение  ему  большого
оскорбления ты лишаешься недельного жалованья. Свидетелями этого приговора
пусть станут моя дочь Алипия и Патриарх Бальзамон.
     Трибун кивнул. Лицо его было неподвижно: он ожидал чего-нибудь в этом
роде. Палец Императора опустился, и на его лице появилась улыбка.
     - Ну, а теперь я хочу сказать теб