раведливым. И все же он был  рад,  что
сумел придать своему голосу уверенность:
     - Нет, Государь. Мне кажется, что я сужу  более  трезво,  чем  вы.  В
своем волнении и больших заботах вы позволили гневу одержать  верх,  когда
речь зашла о делах маленьких. Отрубить  руку  человеку,  укравшему  горсть
медяков, - это не справедливость.
     Воздух  в  палатке  сгустился  от  напряжения.  Императорские   слуги
отшатнулись от Скауруса, как бы не желал заразиться  его  святотатственным
правдолюбием. Халога  окаменели.  Видессианские  солдаты  и  даже  Дукицез
молчали, а трибун ждал, что сделает с ним теперь Император.
     Маврикиос медленно произнес:
     - Да знаешь ли ты, что я могу с тобой сделать за эту наглость?
     - Не больше, чем Авшар, я уверен.
     Старший дворецкий широко раскрыл рот,  глядя  только  на  Императора.
Гаврас внимательно изучал трибуна.  Не  спуская  с  него  глаз,  Маврикиос
сказал халога:
     - Возьмите этого сопливого дурня, - он указал на Дукицеза сапогом,  -
и всыпьте ему десять хороших плетей, а потом пусть товарищи заберут его  к
себе в палатку.
     Дукицез бросился к Марку.
     - Благодарю вас, господин, о, благодарю вас!
     Он не сопротивлялся, когда халога вывели его.
     - Теперь ты удовлетворен? - спросил Маврикиос.
     - Да, Ваше Величество, полностью.
     - Я впервые видел человека, который  обрадовался  плетям,  -  заметил
Император, иронически подняв бровь. Он  все  еще  внимательно  смотрел  на
Скауруса. - Значит, тогда, когда ты отказался  пасть  передо  мной  ниц  в
Видессосе, это не было простой гордостью, не так ли?
     - Гордостью? - Такая мысль не приходила в голову Марка. - Нет.
     - Вот и я так подумал, - сказал  Маврикиос,  и  в  его  тоне  звучало
уважение. - Если бы это было гордостью, ты вскоре пожалел бы об этом. - Он
безжалостно рассмеялся. - А теперь убирайся отсюда, прежде чем я  все-таки
решу казнить тебя.
     Скаурус быстро ретировался, уверенный,  что  Маврикиос  шутит  только
наполовину.


     - Ты вел себя мужественно, но очень  глупо,  -  сказала  в  эту  ночь
Хелвис.
     Обнявшись, они лениво лежали в ее палатке. Его рука покоилась  на  ее
груди, и он чувствовал ритмичные удары сердца Хелвис.
     - Я? Честно говоря, я уже не помню, как я себя вел. Но мне  казалось,
что  было  бы  несправедливо  обрушить  весь  гнев  Маврикиоса  на   этого
несчастного воришку. Его самой большой виной было не  то,  что  он  стянул
несколько медяков, а то, что в дурную минуту попался на глаза Императору.
     - Но он и тебя мог  покарать  так  же  легко,  как  этого  ничтожного
видессианина. - Хелвис была не на шутку  испугана.  Хотя  она  и  родилась
среди народа более свободного, чем  жители  Империи,  но  все  же  считала
абсолютную власть Автократора чем-то само собой разумеющимся.  Но  причины
для страха у нее были куда более понятные. Она взяла его ладонь и положила
себе на живот.
     - Нет, слишком легкомысленный поступок, - сказала  она.  -  Разве  ты
хочешь, чтобы твой ребенок остался сиротой?
     - Ребенок?.. - Трибун приподнялся на постели.
     Хелвис мягко улыбнулась ему, все еще удерживая его руку.
     - Ты уверена? - растерянно спросил он.
     Ее смех наполнил всю палатку.
     - Ну, конечно, я уверена, глупый. Женщины, знаешь ли, догадываются  о
таких вещах заранее.
     Она тоже приподнялась, и Марк нежно поцеловал ее от радости. И тут же
недоуменно спросил:
     - Но как же я мог знать, что оставлю своего ребенка сиротой, если я и
не подозревал о нем?
     Хелвис толкнула его в бок.
     - Не смей пускаться в свои хитрые рассуждения, как какой-нибудь жрец.
О ребенке знала я, и этого вполне достаточно.
     Возможно, она была права. Немного хорошими предзнаменований  встречал
Марк в  последнее  время,  а  что  перед  битвой  может  быть  лучше,  чем
зарождение новой жизни?


     На следующее утро  посланные  на  север  патрули  Маврикиоса  наконец
встретили  баржи,  поднимающиеся  вверх  по  течению.  Неуклюжие   корабли
достигли Соли около часа дня. Путешествие их было нелегким: конные  отряды
Казда на обоих берегах Рамноса не давали возможности использовать лошадей.
Их стрелы превращали работу матросов в настоящий ад. Одна из барж потеряла
так много людей, что оставшиеся в живых не смогли грести против течения, и
река медленно снесла их к правому берегу, где баржа села на мель.  Команду
спасли, но саму баржу с дикими воплями сожгли казды.
     В эту ночь у  людей  не  было  времени  бояться  привидений.  Солдаты
работали до самого заката, перетаскивая мешки с зерном и  нагружая  их  на
сотни телег. Когда взошло солнце, армия с  шумом  и  грохотом  перешла  по
большому каменному мосту через Рамнос и двинулась на Васпуракан.
     Вскоре Марк  понял,  что  довело  Сенпата  Свиодо  до  такой  горькой
ненависти. Казды  творили  в  Видессосе  и  худшее,  но  их  бесчинства  в
Васпуракане  продолжались  не  один  год.   Васпуракан   чувствовал   руку
захватчиков дольше и тяжелее, чем Видессос.  Там,  где  в  лучшие  времена
стояли фермы и деревни, теперь росли трава и сорняки. Захватчики так часто
устраивали налеты на земли принцев, что чувствовали себя здесь  как  дома.
Как и в окрестностях Имброса, трибун  видел  пастухов,  перегоняющих  свои
стада в горы при первом появлении армии. Но это были не пешие видессиане с
пастушьими собаками, а кочевники на конях, вооруженные луками.  Они  очень
напоминали каморов. В Васпуракане даже укрепленные города пали под напором
каздов. Их или взяли штурмом,  или  заморили  голодом  во  время  затяжной
осады.
     На второй день пути от Соли армия  Маврикиоса  подошла  к  одному  из
таких городов. Город назывался Клиат. Командир гарнизона каздов  отказался
сдаться, невольно повторяя слова, незадолго перед тем сказанные Скаурусом:
     - Что бы вы со мной ни сделали, это не будет хуже той участи, которую
уготовил мне Авшар на тот случай, если я сдамся.
     Гаврас не стал терять времени  на  дальнейшие  переговоры.  Используя
остаток дня, он быстро окружил город, загнан за его стены рыскавшие вокруг
отряды каздов. Когда кольцо замкнулось, он сам  объехал  вокруг  крепости,
решая, где лучше всего использовать осадные машины.
     И снова ночь была необычайно оживленной.  Теперь  солдаты  разгружали
бревна и другое специальное оборудование для осадных машин  и  таранов.  В
эту ночь на офицерском совете Император объявил:
     - Наш ударный отряд будет составлен из римлян и намдалени. Это тяжело
вооруженные солдаты, и в штурме они незаменимы.
     Марк  растерялся.  Доводы  Маврикиоса  были  логичными,   но   потери
атакующих будут  велики.  Намдалени  смогут  пополнить  свои  ряды  новыми
солдатами из Княжества, но Марк - где найдет он новых римлян?
     - Разрешите, Ваше Величество, - поднялся Гагик Багратони. -  Я  прошу
отдать честь первой атаки моим солдатам. Дома, которые мы освободим, - это
их дома. Доспехи у них не очень тяжелые, но страшная тяжесть лежит  на  их
сердцах.
     Маврикиос почесал подбородок.
     - Пусть будет так, - решил он. - Если мы одержим победу, это поднимет
наш боевой дух.
     - Так-так... Боги,  я  вижу,  хранят  нас,  -  прошептал  Гай  Филипп
трибуну.
     - Ты прожил в этой стране колдунов так долго,  что  стал  читать  мои
мысли, - прошептал в ответ Марк.
     Центурион безмолвно ухмыльнулся.
     После совета к трибуну подошел Сотэрик.
     - Вот так известие, - сказал он ядовито, - нам чуть было не привалило
счастье, да жаль  -  сорвалось...  И  какое  совпадение,  что  нас  хотели
поставить вместе! Император так нуждается  в  нашей  помощи...  или  нашей
крови - так, пожалуй, вернее...
     - Разве ты не слышал? Вместо нас идут васпуракане.
     Намдалени с отвращением сплюнул.
     - Только потому, что у Багратони больше чести, чем  здравого  смысла.
Сегодня нас пощадили, это правда. Но не забыли, ручаюсь.  Все  знают,  что
Маврикиос думает о людях Княжества. Да и ты  тоже  отличился:  кто  просил
тебя перечить Императору?.. Он и тебе припомнит, вот увидишь.
     - Ты опять говорил со своей сестрой, - сказал Марк.
     - С Хелвис? Нет, сегодня ее я не  видел.  -  Сотэрик  с  любопытством
посмотрел на Марка. - Клянусь Богом-Игроком, человек, разве ты  ничего  не
знаешь? Каждый проклятый видессианин обсуждает сегодня,  как  ты  спас  от
смертной казни дюжину человек.
     Скаурус обменялся гневным взглядом с Гаем  Филиппом.  Как  бы  он  ни
пытался  выйти  из  навязанной  ему  роли,  его  постоянно  принимали   за
противника Императора. И все же он думал, что  Сотэрик  неправ.  Маврикиос
Гаврас был суров со своими врагами,  но  он  никогда  не  путал  врагов  и
друзей. Когда Марк сказал об этом Сотэрику, тот только посмеялся  над  его
наивностью.
     - Поживем - увидим, - повторил он, и ушел по  своим  делам,  все  еще
качая головой, удивленный простодушием и доверчивостью римлянина.
     Гай Филипп посмотрел ему вслед и, когда намдалени  отошел  достаточно
далеко, чтобы не слышать его слов, сказал:
     - Этот парень видит в жизни только самое плохое, и, по-моему,  он  не
всегда прав.
     Подобное замечание, исходящее  из  уст  такого  пессимиста,  как  Гай
Филипп, было невероятным. Центурион устало взглянул на Скауруса:  в  конце
концов, человек, который ему не нравился, был братом возлюбленной трибуна.
Однако Марк  кивнул  центуриону.  Характеристика,  данная  Сотэрику,  была
слишком близка к правде, чтобы оспаривать ее.


     В полном единодушии  со  своим  командиром,  казды,  занявшие  Клиат,
разразились воинственными воплями,  адресуя  угрозы  видессианской  армии,
обступившей город. Восходящее солнце кроваво сверкало на их мечах.  Однако
эта   устрашающая   картина   не   произвела   никакого   впечатления   на
солдат-ветеранов.
     - Ерунда, - отмахнулся Гай Филипп. - Их слишком мало, чтобы причинить
нам серьезные неприятности.
     Последующие  события  доказали  его  правоту.  Катапульты  и  длинные
каморские луки осыпали защитников Клиата таким градом  стрел,  что  те  не
смогли остановить штурмующих, и стены были пробиты медными таранами  сразу
в трех местах. Земля сотрясалась от каждого удара.  Один  из  таранов  был
временно  выведен  из  строя:  каздам  удалось  прорвать  кожаные  укрытия
видессиан и осыпать  их  раскаленным  докрасна  песком.  Несколько  солдат
упали, но их тут же заменили другие. Укрытия для таранщиков  были  сделаны
из плотной кожи и защищали их от  кипящего  масла  и  воды.  Многие  казды
заплатили жизнью за попытку уничтожить стенобитные орудия.
     Под напором одного из таранов стена  рухнула,  и  несколько  десятков
каздов, испуская вопли ужаса, упали вниз вместе с обломками. Другие, более
предусмотрительные, стояли на расстоянии, под защитой кирпичной  стены,  и
посылали в штурмующих копья и стрелы.
     Гагик Багратони вместе со  своими  воинами  бросился  вперед.  Боевые
крики  звенели  дикой  радостью,  предвкушением  скорой   мести   кровавым
захватчикам.  Казд-колдун,  неуклюжий,  в  широком  плаще,  цвета   крови,
забрался  на  обломки  стены  одной  из  брешей,  намереваясь  послать   в
приближающегося врага молнию. Но Марк  помнил,  что  говорил  ему  Нейпос,
когда объяснял слабые стороны магии, применяемой в сражении. Хотя молнии и
запылали на кончиках пальцев волшебника, но менее, чем через  минуту,  они
задрожали и потухли. Заметивший эту неудачу солдат с  гримасой  отвращения
зарубил колдуна.
     У брешей закипела  яростная,  но  короткая  схватка.  Казды  не  были
пехотинцами по природе, а защищая укрепленный город, они не могли  пустить
в ход свою сильную кавалерию.  Тяжело  вооруженные  васпуракане  пробились
через ряды кочевников и вошли в  Клиат.  Увидев,  что  большинство  врагов
обрушилось на принцев, Маврикиос дал сигнал ко  всеобщему  штурму.  Словно
выросший внезапно лес, сотни штурмовых лестниц метнулись на стены  Клиата.
Здесь и там их  отбрасывали  отчаянно  сражающиеся  защитники,  но  вскоре
имперские солдаты закрепились на стене и начали спускаться в город.
     До сих пор римляне практически не принимали участия в бою. Их тяжелые
доспехи, дававшие  несомненное  преимущество  в  ближнем  бою,  делали  их
медлительными  и  неуклюжими  на  лестницах.  Император  с  присущей   ему
мудростью не использовал их, пока основная опасность  не  миновала.  Клиат
был  почти  захвачен,  когда  легионеры  вступили  в  него,  и  это  имело
одновременно свои плюсы и минусы. Единственной их потерей стала  сломанная
нога легионера, который оступился и упал со стены. Но добычи им  досталось
очень  мало,  и  кое-кто  из  солдат   остался   весьма   недоволен   этим
обстоятельством.
     - Люди -  дураки,  если  их  расстраивают  подобные  вещи,  -  сказал
Горгидас, перевязывая упомянутую сломанную ногу. - Подумал бы лучше о том,
сколько твоих товарищей лежали бы сейчас мертвыми в борьбе за эти дурацкие
трофеи. Как бы мы были опечалены их гибелью!..
     Гай Филипп заметил:
     - Для человека, который так долго прослужил в армии, ты  наивен,  как
дитя. Большинство  из  этих  парней  с  радостью  продали  бы  собственных
матерей, если бы могли выручить за старушек хоть несколько медяков.
     - Возможно, ты и прав, - вздохнул Горгидас. - Хотя мне хочется думать
обратное. - Повернувшись к  солдату  со  сломанной  ногой,  он  сказал:  -
Постарайся, если можешь, не ходить две-три недели. Если ты начнешь ходить,
не  дождавшись,  чтоб  рана  зажила,  это   принесет   тебе   много   боли
впоследствии. Завтра я перевяжу тебя еще раз.
     - Большое спасибо, - ответил легионер. - Я  чувствую  себя  последним
ослом. Угораздило же меня так глупо свалиться!..
     Горгидас проследил за тем, чтобы повязка не  была  слишком  тесной  и
чтобы воздух проникал к коже.
     - Наслаждайся отдыхом, пока можешь, очень скоро тебе  опять  придется
встать в строй, это я тебе обещаю, - сказал врач.
     Вся бравада каздов испарилась, когда стало очевидно, что Клиата им не
удержать. Они начали  сдаваться,  сначала  по  одному,  потом  группами  и
наконец их согнали, как стадо баранов, на городской  рынок.  Некоторые  из
видессианских солдат хотели  перебить  поверженных  врагов,  но  Маврикиос
запретил это делать. Озаренный лучами победы, он хотел  быть  милосердным.
Он отправил римлян и халога на защиту пленных, велев разоружить  каздов  и
под охраной отправить в Соли. Там они ждали бы решения своей участи,  пока
Маврикиос не покончит с Каздом.
     Большинство этих людей воевали за  Казд,  а  не  за  Видессос  просто
потому, что кочевая жизнь привела их  на  эту  землю.  Другое  дело  -  их
командиры. Они хорошо знали повелителя, которому служили, и выполняли  его
приказы без колебаний. То, что они сами избрали себе такого господина,  не
делало их, впрочем, менее мужественными.
     Маврикиос подошел к сидевшему на  земле  военачальнику  каздов.  Этот
человек с горстью солдат забаррикадировался в доме  и  не  сдавался,  пока
видессиане не пригрозили сжечь здание.
     Глядя на него, Скаурус никогда не подумал  бы,  что  видит  командира
степняков. Более худощавый, чем его солдаты,  с  тонкими  чертами  лица  и
большими, влажными глазами, он, видимо по рождению, был макуранином.
     Туризин Гаврас подошел к своему брату.
     - Встать перед Императором, ты!.. - рявкнул он.
     Казд не шевельнулся.
     - А ты встал бы на моем  месте?  -  спросил  он.  По-видессиански  он
говорил почти без акцента.
     -  Ах  ты,  наглый..  -  Севастократор  был  разъярен,  но  Маврикиос
движением руки остановил его. Не в первый раз Марк увидел,  как  Император
платит дань уважения честности  и  откровенности.  Маврикиос  взглянул  на
пленника.
     - Итак, будь я на твоем месте, что бы ты сделал со мной?
     Казд смотрел на него, не мигая. С минуту он подумал, затем произнес:
     - Я полагаю, что засек бы тебя плетьми до смерти.
     - Разговаривай с Императором уважительно, грязь!  -  вмешался  Зеприн
Красный,  занося  свой  боевой  топор.  Офицер  халога  еще  мог  стерпеть
поведение римлян,  которые  держались  с  Императором  более  вольно,  чем
дозволялось этикетом, но римляне все же были союзниками. Наглости пленника
он переварить не смог.
     Император оставался невозмутимым Он  сказал,  обращаясь  к  командиру
каздов:
     - Я не буду столь жесток к тебе. Ты храбрый воин. Откажешься ли ты от
дьявола, которому служишь? Присоединишься ли ты к нам,  чтобы  выкорчевать
его?
     Что-то мелькнуло в глазах казда. Возможно,  он  обдумывал  заманчивое
предложение. Но эта искра исчезла так быстро, что Марк  даже  усомнился  в
том, что казд способен был колебаться.
     - Я не могу изменить своей клятве. Окажись ты в пыли, на моем  месте,
ты поступил бы так же, - сказал он,  и  Туризин,  и  Зеприн  Красный,  оба
нехотя кивнули, признавая правоту этих слов.
     - Как пожелаешь, - сказал Маврикиос.  Твердость  этого  человека  все
больше и больше нравилась Императору. - Я не брошу тебя в темницу. Лучше я
отправлю тебя на остров, где тебя будут охранять, пока я не  побью  твоего
кагана и его колдуна-министра. Тогда, возможно, ты изменишь свое решение.
     Скаурус подумал, что к казду отнеслись слишком мягко, но  тот  только
пожал плечами.
     - То, что сделаешь со мной ты, не имеет никакого значения. Я  остаюсь
во власти Авшара - и только его.
     Впервые за время их разговора Императором овладело раздражение.
     - Сейчас ты в моей власти. При чем здесь твой колдун?
     Казд снова пожал плечами. Маврикиос гневно повернулся на  каблуках  и
быстро ушел.
     На следующее утро он  послал  за  ним  солдат,  которые  должны  были
доставить пленного на восток. Но они нашли казда мертвым.  Губы  его  были
сожжены ядом. В сжатом кулаке он все еще  стискивал  маленький  стеклянный
пузырек.
     Это известие навело Марка на неприятные раздумья. Убил ли себя офицер
из страха перед местью Авшара или же само это самоубийство и было  местью?
В любом случае последствия этого могли быть очень неприятны.


     Несмотря на случившееся, следующие  две  недели  можно  было  считать
удачными. Используя Клиат в качестве опорного пункта,  Маврикиос  захватил
еще несколько укрепленных каздами городов: Гамозлак и Шамканор на  севере,
Каберд на юго-востоке и Фанаскерт к югу от  Клиата.  Ни  один  из  них  не
оказал серьезного сопротивления. На лошадях казды были куда более  грозной
силой, чем запертые в стенах крепостей. Осадные орудия  и  машины  не  раз
доказывали  свою  боеспособность.  Более  того,   васпуракане   -   жители
захваченных каздами городов, ненавидели завоевателей и наносили им удар  в
спину, как  только  предоставлялась  такая  возможность.  Большие  колонны
пленных понуро тянулись на восток. Их место в городах  занимали  имперские
гарнизоны. Марк заметил, что Маврикиос Гаврас часто использовал солдат,  в
верности  которых  он  сомневался,  и  в  гарнизоны  назначал   таких   же
сомнительных командиров. От глаз Гая Филиппа это тоже не ускользнуло.
     - Он готовится к настоящей битве, это уж точно. Лучше оставить слабых
духом там, где они могут  быть  полезны,  чем  увидеть,  как  они,  поджав
хвосты, побегут с поля боя.
     - Думаю, ты прав, - согласился Марк.
     И все же он чувствовал печаль,  как  в  те  дни,  когда  его  римляне
подавляли мятеж в Видессосе.
     Фанаскерт был довольно большим городом, хотя  под  ударами  Казда  он
почти обезлюдел. Когда Маврикиос собрал остаток своих  сил  в  Клиате,  он
оставил в этом городе добрую половину отрядов  намдалени,  чтобы  удержать
его в случае атаки кочевников с запада.
     Одним из офицеров, остающихся в гарнизоне, был Сотэрик. Он  пригласил
свою сестру и Скауруса  разделить  с  ним  прощальный  ужин.  За  бутылкой
крепкого васпураканского вина (оно, кстати, оказалось и крепче,  и  слаще,
чем другие видессианские лозы) намдалени сказал Марку:
     - Теперь ты видишь, что я имел в вид