ем, все наоборот.
   - И что выбираете? Я покачал головой.
   - Ничего.
   - Э, нет, - ответил Лютовой. - В этой драке на всем земном шаре не  найти
мудрому пескарику места, чтобы отсидеться! Даже  Китаю,  думаю,  достанется,
хотя он, если честно, выбрал себе самую удобную нишу, вы заметили?.. Запад и
Восток дерутся, а Китай неспешно набирает левелы, пойнты, собирает бонусы...
   - Да-да, - сказал я поспешно, -  Китай  -  это...  Разговор  благополучно
перетек  на  Китай,  вспомнили  с  десяток   анекдотов,   где   обыгрывается
численность китайцев, поязвили про их менталитет, я подбрасывал  дровишки  в
огонь, время от времени подливал керосинчику, только бы не вернулись к  теме
Востока и Запада. На самом же деле есть и  такой  дикий  вариант,  когда  от
Запада взять науку и технический прогресс, а  от  ислама  -  моральный  дух,
которого так недостает Западу. Увы,  это  лишь  мечта,  она  разбивается  не
только о нежелание Востока и Запада  конвергироваться,  но  и  о  саму  суть
фундаментализма... да и о твердолобость западников, не желающих  поступаться
своими "завоеваниями культуры" в сфере совокупления с животными  и  швыряния
тортами.
   А о третьем пути заявлять  еще  рано.  Все,  что  не  уложено  в  твердые
чеканные постулаты, подвергается осмеянию. Правда, даже твердые  и  чеканные
тоже забрасывают какашками, высмеивают, улюлюкают, но все  же  легче  стоять
под этим  градом,  когда  есть  что  сказать,  когда  не  мямлишь,  на  ходу
формулируя новое учение... веру... религию?
   И вдруг Шершень сказал совершенно серьезно:
   - А вы не предполагаете, что именно в России и появится  нечто...  нечто,
которое изменит это нелепое равновесие? То самое, когда на одной чаше  весов
- техническая мощь, на другое - духовное превосходство?

ГЛАВА 7

   Я поперхнулся чаем. Кроме того, что Шершень - спец по насекомым, он еще и
человек, которого... не любили. Уважали, ценили, но не любили.  Он,  обладая
живым умом и немалыми знаниями в  самых  неожиданных  областях,  не  обладал
необходимым для уживаемости так-том где-то смолчать, на что-то не  указывать
пальцем. Так что его ценить ценили, но сторонились. Все предпочитаем жить  в
обществе милых приятных человеков, пусть не шибко умных, это  дело  десятое,
но обязательно - милых и приятных, какие в массе своей  общечеловеки  "а  ля
Юса", как, например, наш милейший  Майданов.  От  Шершня  обязательно  ждали
пакости, выпада, язвительного замечания, именно так  и  поняли  сейчас,  ибо
Майданов сказал с приятной улыбкой:
   - Дорогой Павел Геннадиевич, вы всерьез? В России зародится новое учение,
что завоюет мир? И поднимет человечество на новую ступень?
   Шершень спросил так же серьезно:
   - И почему это вас так удивляет? Лютовой отмахнулся.
   - Меня, к примеру, не удивляет, а возмущает.
   - Почему?
   - Потому что дурь.
   - А почему дурь?
   - А потому, - ответил Лютовой сварливо. -  Гранаты  надо  брать,  юсовцев
мочить!.. Зубами их грызть, глотки рвать!.. А вы - учение...
   - Я не сказал, - возразил Шершень, - что именно учение. Я сказал "нечто".
Может быть, это обретет форму веры или религии?..  Или  чего-то  еще,  вроде
Морального Кодекса Строителя Коммунизма, но привлекающего многих?
   Майданов всплеснул руками.
   - Как вы можете говорить такие ужасные вещи?  Мочить,  зубами,  глотки...
Юсовцы...  тьфу,  американцы,  несмотря  на  все  еще  встречающиеся  у  них
отдельные недостатки - люди достаточно культурные, вежливые. Им  мы  обязаны
нынешним взлетом куль... ну, пусть цивилизации. Технической, я имею в  виду,
с этим спорить не будете?
   Лютовой пробасил насмешливо:
   -  Технической...  Это  я  слышу  от  духовника!  Ну,   размышляющего   о
духовенстве... тоже тьфу, духовности!
   - А вы отрицаете роль техники в развитии культуры?
   - Ничуть, - ответил  Лютовой,  и  нельзя  было  по  его  серьезному  виду
сказать, шутит он или говорит серьезно, - автоматы Калашникова -  прекрасный
довод!.. Или граната, заброшенная в окно колабу.
   - Фу, как вы можете даже шутить на подобные темы!
   Шершень посмотрел на Майданова и молча прихлебывающего чай Лютового очень
серьезно, покосился на меня, я молчал и тоже шумно схлебывал горячий чай.
   Шершень сказал негромким серьезным голосом:
   - А что, вы в самом деле не знаете, где зародилось христианство? Именно в
оскорбленной и униженной Иудее, которую тогдашние юсовцы поставили на четыре
кости. Были молодые и горячие, что зубами грызли тех юсовцев, глотки  рвали,
а когда удавалось - поднимали восстания.  Алексей  Викторович,  хочешь  быть
новым Бар Кохбой?.. Красиво погиб, согласен. Но  империю  тогдашних  юсовцев
развалили мыслители, что придумали новое учение. Был ли распят Христос и был
ли вообще - мне по фигу. Я вообще считаю, что все это сделал Павел. Главное,
что их учение завоевало мир и похоронило тогдашних юсовцев. И в  самом  деле
сделало мир лучше. А Россия сейчас - та же Иудея, которую римляне этого века
поставили и со смехом пользуют. И весь мир наблюдает это унижение.
   Я склонился над чашкой ниже. Лицо опалило жаром, но  по  спине  помчались
крупные мурашки. Он говорит то, что я говорю себе чуть ли  не  каждый  день.
Неужели это так назрело?
   А Шершень снова коротко взглянул на меня и, словно  прочитав  мои  мысли,
продолжил:
   - Сейчас вся Россия бьется в судорогах, не зная, как выбраться  из  этого
затяжного кризиса. И масса народу ломает головы в поисках новой национальной
идеи, новой теории, новой веры...  вообще  чего-то,  что  способно  вытащить
страну из дерьма.
   Мы некоторое время пили чай молча. Лютовой  и  Майданов  хмурились  почти
одинаково. Майданова устраивает, что Юса нас  завоевала,  он  предпочел  бы,
чтобы это завоевание было обозначено еще больше, а у Лютового уже есть идея,
которой изменять не собирается: Россия превыше всего, и с нами Бог!
   Я  посматривал  на  Майданова  с  искренним  сочувствием.   "Общепринятые
человеческие ценности" с русской интеллигенцией сыграли  прескверную  шутку.
Она всегда старалась быть святее папы римского, потому постоянно вляпывается
в свое же дерьмо. Здесь, в России, стоит сказать какое-то резкое  слово  или
дать  иное  определение,  отличающееся  от  "общепринятого",   как   русская
интеллигенция  наперебой  бросается   навешивать   ярлыки   типа   "фашист",
"националист",  "антисемит",  "шовинист",   "имперец",   хотя   чаще   всего
сторонники диктатуры или имперства и под лупой не находят диктаторства,  как
евреи не видят антисемитизма, но  русская  интеллигенция  все  это  "видит",
"чует", стараясь быть чище всех, и потому выглядит грязнее  и  подлее  всех.
Естественно, и уважение к ней, как к шабес-гою, как к лакею на побегушках  у
сильного мира сего.
   - А что скажете вы, Бравлин?
   Я держал чашку в ладонях, от нее в меня  переливалось  приятное  животное
тепло, словно держал большое горячее сердце...
   - Не знаю, - ответил я искренне. - Временами мне жаль Юсу.
   Лютовой и Майданов удивились, каждый по-своему.
   - Юсу?.. Шутите? Я пояснил:
   - Когда в пятидесятом году в ГДР попытались сбросить власть русских, СССР
туда бросил массу танков, все восстание утопили в  крови.  Когда  в  Венгрии
пытались избавиться от своих  же  коммунистов,  из  СССР  оказали  "братскую
помощь" и танками размололи  в  щебень  целые  городские  кварталы  прямо  в
столице.  В  Чехии  нашли  третий  путь:  честно  на   выборах   переизбрали
правительство, так что пришлось оказать "братскую помощь"  уже  совместно  с
другими братскими странами: ввели войска из ГДР, Венгрии, Румынии, Болгарии,
а также, понятно, СССР. Совсем другой сценарий опробовали в  Польше,  совсем
нам нельзя было вмешиваться, но тогда пригрозили, что пришлем  войска,  если
они сами не... Генерал Ярузельский лично  ввел  коммунистическую  диктатуру,
только бы не нагрянули русские и не ввели ее сами. Словом, все  упиралось  в
СССР... И все понимали, что в какой бы стране ни попытались сбросить  власть
коммунистов, СССР не позволит. Но вот если суметь  разрушить  эту  власть  в
самом СССР, то спасать коммунизм не пришлют танки ни  чехи,  ни  венгры,  ни
поляки...
   Лютовой, человек действия,  уже  давно  потерял  нить  моих  рассуждений,
спросил нетерпеливо:
   - Это вы к чему?
   - А вы не заметили, что США в таком же положении? Сейчас они в  положении
мирового жандарма. И все прогрессивные... да-да, точно так же,  как  было  с
СССР, стремятся разрушить империю этих горилл с крылатыми ракетами. Юсе  еще
долго придется расхлебывать плоды своей победы  над  миром.  Не  расхлебают,
подавятся. Не поможет даже дымовая завеса, что действуют не  одни,  а  якобы
вместе с "цивилизованным миром" оказывают кому-то "братскую помощь"!
   - Бравлин, - сказал Майданов очень-очень укоризненно, - какие победы? США
со всеми сотрудничает, а не воюет.
   - Ну-ну, - сказал я. - Вы в самом деле не видите, в  какую  дыру  загнали
себя США своей экспансией? Они уже не могут остановиться. Да, это уже  их  и
политика,  и  мировоззрение,  и  суть...  Но  -  горе  победоносной   нации!
Победитель - всегда в наихудшем положении, ибо тут же наглухо закрывается от
всех  реформ,  от  всех  новшеств,  упорно  противится  всему-всему,  кроме,
понятно, развития науки и техники... да  и  то  лишь  той,  что  служит  его
желудку, гениталиям. Зато потерпевший поражение делает успехи уже на  другой
день после поражения от этих горилл!
   Лютовой задумался, брови полезли вверх, а Майданов отшатнулся.
   - Бравлин, вы говорите ужасные вещи!.. Гориллы с крылатыми ракетами...
   - А вы можете себе представить интеллигента, -  спросил  я,  -  с  хорошо
накачанными мускулами?
   На минуту  воцарилось  молчание,  слышалось  только  позвякивание  чайных
ложечек. Мы все, подумал я зло, постоянно и подленько врем. И добро  бы  "во
спасение", а то угодливо поддакиваем даже по такой  мелочи,  что  да,  Бэзил
Пупкинс - велик, велик, а вот Айвэн Пуппэнс так и вовсе войдет в историю как
создатель виртуреализма... хотя ни того, ни другого не  читали.  Но  как  не
врать, когда каждый депутат или президент страны, не моргнув глазом, говорит
прямо в телекамеру, что у него на рабочем столе лежит раскрытый Чехов... или
Игуансон, Толстой, Достоевский, а на очереди еще Фет... Набоков, Кафка?..  А
в поездку по регионам он берет Бунина... Бодлера,  Папуансона?..  И  все  мы
видим, что брешут, как поповы собаки? То  же  самое  в  политике,  культуре,
искусстве?
   Все брешут, гады!.. Все. И президент, и депутаты, и соседи по  лестничной
площадке. Брешут трусливо, брешут  по-мелкому.  Зачем?  Ведь  никому  же  не
оторвут  гениталии,  если  скажет  честно,  что  читает  только  Доценка   и
Головенко! Но врут, ибо эта брехня уже стала нашей второй кожей. Да где  там
второй - первой. Сними ее - и подохнем!
   - Да просто нельзя! Некоторые вещи нельзя потому... что нельзя.
   Лютовой сказал твердо:
   - Эту грязь надо вымести из нашего народа, ибо  грязь  имеет  обыкновение
расползаться, пачкать других.
   - Нельзя, -  повторил  Майданов.  -  Вы  -  экстремист.  Боремся  с  этим
экстремизмом, боремся... а он откуда-то берется снова. Мне рассказывали, как
недавно на центральной площади организованно прошло сжигание основного труда
самого большого экстремиста... даже имя его не хочу произносить...
   Шершень поддержал серьезно:
   -  И  не  надо,  тьфу-тьфу,  на  ночь  глядя...  Мы  все  недавно  видели
демонстрацию слабости этого общества... да что  там  общества  -  всего  так
называемого западного мира!  Западного  -  не  по  географии,  а  по  ареалу
признанных ценностей. В этот западный попадает не только  Россия,  мы  вечно
враскорячку, но и всякие там сингапуры или южнокореи. Мы видели, как сжигают
книги, ибо в слабеющем западном мире уже запрещены ряд книг, ряд  идей,  ряд
мыслей.
   Майданов вскинул брови, отшатнулся, донельзя шокированный:
   - Вы считаете это слабостью? А что же тогда сила?
   - Да, - отрезал Шершень. - Это слабость, что ведет  к  могиле.  Запрещать
надо  убийства  да  грабежи,  когда  действие,  направленное   против   вас,
происходит так мгновенно, что не успеваешь уклониться  от  пули  или  ловкой
руки карманника. Но пропаганда - это  удар  очень  замедленного  во  времени
действия! Здоровое государство... даже не государство,  а  само  общество!..
должно либо тут же ответить еще более мощным ударом  контрпропаганды  и  тем
самым обезвредить яд, либо просто проигнорировать, как здоровый организм  не
замечает сквознячков...
   Майданов развел руками, забыв от волнения, что держит чашку,  плеснул  на
пол, смутился.
   - Извините!.. Просто ваши слова столь чудовищны, что я уж  и  не  знаю!..
Как  это  проигнорировать?  Как  это  проигнорировать?  Пропаганду   фашизма
проигнорировать?
   - А что, - сказал Лютовой злорадно, - слабо ответить?
   - Разве это не ответ?
   - Это уклонение от ответа, - объяснил Лютовой. -  Неумение  найти  слова.
Заткнуть оппоненту рот - разве это ответ? Это признание, что противник прав.
   - Ну уж, знаете ли!.. Вы говорите...  вы  говорите  такие  возмутительные
вещи!.. Да и вообще черт  знает  что,  извините!..  По-вашему  выходит,  что
Гитлер...  тьфу,  произнес-таки  это  гадкое  имя!.,  что  этот  негодяй   -
интеллигент, труды которого сжигают гориллы?
   Шершень захохотал, разряжая напряжение.
   - Это не он, это вы сказали!
   Разрумянившаяся Анна Павловна внесла кипящий чайник. Слыша наш смех,  она
тоже улыбнулась слабым отраженным светом. Шершень вскочил, начал  придвигать
на край стола опустевшие чашки.
   - Я слышал, - сказал он, - что патриот  -  человек,  который  любит  свою
страну, зато граждан ее терпеть не может. Это верно?
   Майданов выставил перед собой белые ладони:
   - Это не ко мне, это к Лютовому! Бабурин провозгласил мощно:
   - Как патриот, заявляю:  славяне  были  самым  вольнолюбивым  народом  на
свете! Их часто угоняли в рабство, но они и там не работали.
   Лютовой сказал невесело:
   - Шутки шутками, но сейчас признаться в патриотизме - это рано или поздно
лишиться  работы,  имени,  имущества,   быть   обвиненным   в   какой-нибудь
уголовщине, сесть за рытье подземного хода  из  Москвы  в  Австралию,  чтобы
ограбить там банк... Сейчас можно признаваться только в любви к  оккупантам,
увы!
   Майданов сказал горячо:
   - Ну что вы в который раз! Где это США оккупировали? Просто  мы  вошли  в
более тесный союз с цивилизованными странами. Только и всего. Бравлин, а  вы
что отмалчиваетесь?
   Я мирно жевал сухарики, слушал вполуха, мысли лениво  ползали  в  черепе,
как будто улитки плавали в густом сиропе.
   - Да так, - ответил я нехотя. - При  захвате  любой  страны  очень  важно
внушить жителям мысль, что это вовсе не захват. Помощь, освобождение или  же
просто некая гуманитарная миссия. Или вот  союз  с  "цивилизованным  миром".
Более тесный, так сказать, союз. И с каждым разом все более тесный...  А  те
небольшие жертвы, что случились, ну, вы же знаете, люди  разные,  при  любом
режиме находятся хулиганы, что пользуются поводом пограбить магазины...
   - Хулиганы, -  сказал  Майданов  быстро  и  посмотрел  на  Лютового.  Тот
откровенно скалил зубы.
   - Россия сейчас захвачена, - продолжал я. - Этого  не  понимают  лишь  те
люди, которые захват представляют по фильмам об ужасах фашистской оккупации.
В тех фильмах немцы ходят по улицам и  стреляют  всех  встречных,  а  женщин
обязательно насилуют прямо на улице... ох, простите,  я  не  намеренно!.,  а
потом зверски  убивают.  Но  даже  фашисты  свои  захваты  представляли  как
освобождение: в России - от большевиков, в Европе -  от  захвативших  власть
жидов. Сейчас же методы  оккупации  стали  куда  изощреннее  и  скрытнее.  В
захваченной стране никто не станет вешать свой флаг на здании парламента или
мэрии или вводить в город танки.  Напротив,  всячески  будет  подчеркиваться
независимость данной страны и расхваливать мудрое решение его народа влиться
в общество продвинутых стран. И "цивилизованных".
   Майданов смотрел на меня почти с ужасом.
   - Бравлин, - произнес он дрогнувшим голосом, - вы... тоже? Я  считал  вас
культурным человеком!
   - И я считал, - признался я. Подумал, добавил:
   - Впрочем, и считаю.
   - Но как же... Неужели вы оправдываете этих боевиков из РНЕ, что  убивают
людей? Неужели вы считаете их путь... правильным?
   Я отхлебнул, ожегся, отпрянул от чашки.
   - Я считаю, что прежде всего  надо  решение  поискать  там,  где  еще  не
искали. Или искали плохо.
   - Где?
   - В идее, - объяснил я. - Все необходимые предпосылки  для  возникновения
новой веры есть. Мы в такой дупе... и так быстро исчезаем, как нация...  Что
нужно? Утопающий хватается и за гадюку, понятно, но в  данном  случае  надо,
чтобы утопающий, выбравшись на берег,  не  отбросил  спасшую  его  ветку  за
ненадобностью, а взял ее с собой. А человек с нормальной психикой не потащит
ее с собой только потому, что она ему жизнь спасла! Он возьмет  ее  с  собой
только в случае, если она и дальше чем-то окажется нужна,  необходима,  даже
незаменима.  Ну,  сможет  отбиваться  от  собак,  отмахиваться  от   мух   и
комаров.... Словом, нужна.
   Анна  Павловна  наполнила  быстро  пустеющую  вазу  с   печеньем   хорошо
прожаренными сахарными сухариками. Шершень захрустел ими  первым,  подмигнул
мне, указывая взглядом. Бери, халява!
   - В противовес юсовской философии, - закончил я,  -  где  дозволено  все,
наша новая идея должна,  увы,  часть  весьма  привлекательного  дозволенного
перевести в недозволенное! Задача - так подать  непопулярное  недозволенное,
чтобы это стало знаком доблести. Сейчас человек с гордостью заявляет: "А я -
пью!" или даже "Вот такое я говно!", в то время как в непьющести  приходится
признаваться шепотом, как в каком-то гаденьком грешке. Надо суметь  поменять
эти знаки. Для нашего народа это равносильно спасению.
   Все заговорили разом, слышался хруст и с„рбанье, сухарики  разделялись  с
треском, будто ломаешь у костра сухие ветки. Напряжение намного спало, ибо я
сказанул благоглупость, что очевидно для  всех:  всяк  понимает,  что  нужно
сделать, но вот как это сделать, чтобы приняли? Мол, я знаю,  чем  накормить
народ, но станет ли он это есть... Шершень поинтересовался:
   - Что-то я не врубилси... Бравлин, ты враг или  друг  Юсы?..  А  то  тебя
слушаешь, все страннее и страннее...
   Я удивился.
   - Почему враг или друг? Он развел руками.
   - Ну... а что, можно как-то и сбоку припеку?
   - А мне, - ответил я хладнокровно, - по фигу простенькие алгоритмики.  Вы
знаете, что такое алгоримики?  Во,  слышали...  "Да-нет"  -  вот  и  все  их
команды. Мне по фигу, повторяю, их мнение, их оценки. Я не сторонник,  но  и
не противник. Для меня все эти прямоходящие  обезьяны  -  единый  вид.  Если
хотите - единое племя. Умея  читать...  вы  тоже,  наверное,  пробовали?,  я
ознакомился с сотнями учений и политических теорий, как осчастливить  мир  и
дать людям счастье. У меня в  компьютере  слишком  большой  выбор  рецептов,
чтобы  я  вдруг  начал  какой-то  из  них  ненавидеть...  Но  даже  вы   уже
догадываетесь, что путь Юсы чреват...
   Шершень хмыкнул, на  мое  ерничанье  внимания  почти  не  обратил,  хотя,
возможно, зарубку в памяти сделал, чтобы уесть в ответ при случае.
   - Да уж как-то догадываюсь.
   Я сказал мрачно:
   - Юса скоро грохнется. И грохот от ее  падения  будет  погромче,  чем  от
рушащегося коммунизма... Ох, простите, мне завтра  рано  вставать!  Надеюсь,
завтра увидимся.
   Да, грохот будет погромче, думал я мрачно  по  дороге  в  свою  квартиру.
Когда коммунизм еще не рушился, но  уже  заметно  подгнил,  все  с  надеждой
смотрели в сторону Юсы. Мол, в России факел угасает, но там еще горит!  Даже
разгорается ярче.
   Но ведь в Юсе уже погас. Этого не  видят  только  простые  люди,  слишком
замороченные постоянными  поисками  как  накормить  семью,  а  в  оставшееся
время ? как оттянуться