е  то,  что
тот нажил многолетним трудом. И что у того в сараях, подвалах, кладовках.
   - Это вы о ком? - переспросил Майданов уже с изумлением.
   - Этот перс, - сказал я, - то бишь, персонаж, был бы немыслим  еще  сотню
лет назад, когда все еще прививалась  любовь  к  знаниям,  к  трудолюбию,  к
строительству. Вообще,  к  творчеству,  к  развитию  мозгов  и  души,  а  не
потаканию животным инстинктам убить  соседа  и  отнять  его  богатства!  Но,
сперва не принимаемый даже у себя на родине, теперь варвар Конан  шагает  по
всей планете. С мечом в  руке,  с  крылатыми  ракетами,  со  всем  арсеналом
современного  варвара,  не  умеющего  и  не  желающего  мыслить,  трудиться,
плюющего на любое право... ибо какое у туземцев может быть  право,  когда  в
мире есть только право сильного? У кого крылатых ракет больше, тот и прав. А
если еще и авианосцы с ядерным оружием, то ваше...
   Майданов  откинулся  на  спинку  стула,  рассматривал  меня   пристально.
Вообще-то я лил воду на его  мельницу,  интеллигенты  ненавидят  мускулы,  а
русские - ненавидят и боятся. Сами  они  хиляки,  обычно  еще  и  больные  в
придачу, потому любого мускулистого здоровяка рассматривают с враждебностью,
как соперника, как угрозу одним своим видом.  С  другой  стороны,  я  сделал
выпад в сторону обожаемой Юсы...
   Губы его с трудом раздвинулись в улыбке, он сказал примиряющим голосом:
   - Бравлин, расскажите лучше о своем учении... Да, я понимаю, что на сайте
конкретнее, но мы ж соседи...
   Он умолк, но все и так понятно, у соседей есть привилегии. Да и Лютовой с
Бабуриным смотрят выжидающе, а Шершень перестал высматривать ос, что норовят
присосаться к сладкому печенью, тоже поднял на меня взгляд.
   Я вздохнул, сказал ровным голосом:
   - Картина мира такова: в огромной Вселенной, полной хаоса и небытия,  Бог
создал  крохотнейший  уголок,  где   упорядочил   материю   так,   что   она
стабилизировалась, получила жесткую структуру.  Далее  создал  ничтожный  по
масштабам Вселенной, но огромный для  нас  мир,  где  воссияло  Солнце,  где
появились планеты, а на планете по имени  Земля  -  животный  мир  и...  мы,
человеки... Зачем мы, человеки? Затем,  чтобы  Бог  мог  поделиться  с  нами
тяжестью этого мира. Чтобы мы подставили плечи, чтобы стали с ним вровень  и
тоже несли свет!.. А что сейчас? Мы лежим на диванах и нежимся  под  защитой
Бога, который охраняет нас от враждебного космоса, от всех ужасов, что  таит
мир за пределами нашей уютной комнаты.
   Тихо ступая, словно опоздавшая ученица, прошла  Анна  Павловна.  В  руках
банка с вареньем, торопливо наложила всем добавки, так же тихонько исчезла.
   Майданов сказал с интересом:
   - А у меня такой вопрос... А на фиг, как вы говорите, Богу было создавать
мир? Что, ему плохо было?.. Он же Бог!
   Я кивнул:
   -   Хороший   вопрос.   При   всех   предыдущих   формациях,   будь   это
рабовладельческий строй  или  продвинутый  коммунизм,  мы  не  доискивались,
почему Бог создал Землю и все на ней шевелящееся. Создал и создал. Хотя  ему
самому и без Земли и человека на ней, действительно, не фигово. Но вот  взял
и  создал.  Причины  желания  узнать  невозможно:   как   говаривал   первый
любавичский ребе, "ло шоалим шаа-лот аль  тайве"  -  не  задают  вопросов  о
причинах желания.
   - И что, - спросил он с интересом, - теперь можете ответить?
   - Да, - ответил я твердо. - Богу нужны помощники. Даже соратники!  Потому
он не создавал готовых работников, а сделал из глины Адама и дал ему свободу
воли. Такого было желание Всевышнего - чтобы все обитатели этого мира  имели
свободную волю. И если мы хотим выполнить его не высказанную прямо волю,  мы
должны по возможности быстрее идти к Нему!..
   - Гм, все религии клянутся, что ведут человека к Богу...
   - Брешут, как поповы собаки. Разбивать лбом каменные плиты пола - это  не
дорога к  Богу.  Дорога  -  это  стать,  как  Бог,  бессмертными,  могучими,
всезнающими.
   Шершень поинтересовался с самым коварным видом:
   - А что насчет загробной жизни?
   - К Богу идут только души - сгустки информации тех, кто не  сворачивал  с
пути Бога. Кто приближал, как мог, человека к сверкающим вратам, за которыми
его с нетерпением ждет Бог. Потому  в  том  сверкающем  облаке,  что  раньше
называли раем, вы не найдете оч-ч-чень многих добропорядочных  гусениц,  что
не забывали посещать церкви, мечети, синагоги и прочие храмы, зато встретите
многих личностей, которых никак не ожидаете... Их по  невежеству  считали  и
считают богоборцами, еретиками, смутьянами, но они святее  папы  римского  -
сами шли к Богу и других тащили. Так что там и Коперник, и Галилей, и Бруно,
но нет тех, кто во имя Бога их преследовал.
   - А где же те? В аду? Я ответил хладнокровно:
   - Ада нет. Куда девается туман, когда восходит солнце? Мы должны думать о
том, как прийти к Богу как можно быстрее.
   Шершень умолк, раздумывая над новым вопросом, по  глазам  вижу,  замыслил
какую-то пакость, все думает, как посадить этого пророка, то  есть  меня,  в
лужу, но заговорил Лютовой, он начал загибать пальцы:
   - Первое, самое важное - сбросить с плеч  лишний  багаж.  Помните  старую
поговорку: пусти бабу в рай - она и корову за собой тащит?  А  мы  настолько
изнежены, что куда там к Богу! В лом встать с дивана и переключить каналы  в
телевизоре  -  пульты  дистанционного  управления  придумали!..  Сейчас  все
технологии развиваются только в одном  направлении:  ублажить  плоть,  а  не
душу. Бравлин прав, это даже не топтание на месте, это откат.
   Я кивнул, благодаря за поддержку, сказал настойчиво:
   - Мы обязаны идти к бессмертию и Богу. Идти быстро! А оставшиеся  в  этом
мире - всего лишь животные. Одни милые и пушистые, другие - злые и  грязные,
но все они - животные, а мы - люди. А если их по-прежнему считать людьми, то
мы - сверхлюди. Мы, принявшие иммортизм, новый качественный скачок эволюции.
   Майданов помялся, я спросил:
   - Вас что-то пугает? Шершень хохотнул:
   - Конечно! Как обычно...
   - Нет... - ответил Майданов к нашему удивлению, - не пугает... уж  очень.
У вас всех высказывания бывали куда хлеще. А идеи  так  и  вообще...  Просто
чересчур уж круто!
   Я сказал успокаивающим тоном:
   - Бессмертие, естественно, не будет проклятием. При желании всегда  можно
пойти тем же путем, что идут  звери,  птицы  и  мотыльки.  То  есть  прожить
отрезок времени и умереть. Но этот отрезок, в отличие от  мотылька,  человек
будет волен определять себе сам.
   Майданов ежился. Хоть и демократ, но предпочел бы, чтобы  жизнь  человеку
отмерял кто-то другой. Тогда можно встать в оппозицию и доказывать на кухне,
как это-гадко и мерзко: определять срок жизни другому  человеку,  когда  его
естественное и неотъемлемое право ? распоряжаться своей жизнью самому! Можно
сказать, общечеловеческое право и общечеловеческая ценность. Лютовой  сказал
задумчиво:
   - Вообще люди сильны только до тех пор, пока отстаивают сильную  идею.  У
Юсы такой идеи нет. У нас теперь есть.
   Майданов вскричал со стоном:
   - Да что вы все на Юсу сворачиваете?..  Что  у  вас  за  Карфаген  такой?
Бравлин, а как вы такое можете? Да неужели вы  не  понимаете  такой  простой
вещи...
   Я поперхнулся прямо в чашку, коричневая жидкость  выплеснулась  на  белую
поверхность.  Прибежала  Анна  Павловна,  счастливая,  что   может   помочь,
посодействовать, спасти, торопливо вытерла чистым полотенцем,  приговаривая,
что пустяки, все пустяки, ничего не было,  приличные  люди  таких  вещей  не
замечают, вон вам и на ширинку капнуло, давайте ототру.
   - Простите, - сказал я покаянно, - простите, что рассмеялся... Давно  уже
не реагировал так. Это раньше меня умиляло  и  смешило,  когда  какой-нибудь
юноша с горящим взором, только что  узнавший,  что  существует,  к  примеру,
политика, с жаром  начинал  обвинительную  речь  против  меня  словами:  "Да
неужели вы не понимаете такой простой вещи...", а когда год  спустя  он  или
ему подобный услыхивал об  экономике,  начинал  все  теми  же  словами:  "Да
неужели вы не знаете такой простой вещи...", и старательно объяснял мне  все
войны, открытия, любовь и верность - чисто  экономическими  мотивами.  Когда
еще чуть позже он или оный узнавал о Фрейде и о  том,  что  все  объясняется
подавленными сексуальными мотивами, начинал теми же словами: "Да неужели  вы
не знаете такой простой вещи,  как...",  и  объяснял  все  события  в  мире,
сообразуясь  с  только  что  услышанными  откровениями.   Простите,   Андрей
Палиевич, я не хочу сказать, что мне придется отвечать на глупостя,  которые
я прошел еще в детсадике.... Просто так  уж  совпало,  что  начали  чересчур
традиционно.
   Он в смущении развел руками.
   - Уж простите, Христа ради... Действительно, ко мне тоже  так  обращались
не однажды даже совсем утята. Меня  это  смешило.  Но  неужели  и  я...  Гм,
простите великодушно. Но все-таки я не понимаю, как можно  вот  так,  будучи
культурным и образованным человеком, имея докторскую степень, становиться на
сторону талибов и прочих невежественных фундаменталистов...
   Я ощутил внезапную усталость, разговор крутится вокруг да около одного  и
того же, надоело, надо заканчивать и двигать домой.
   - Я уже говорил о трудном выборе римлянина, - сказал я. - Даже не плебея,
а образованнейшего римлянина, философа, знатока римского права,  историка  и
культурного   человека...   который   разговаривает   с   первохристианином.
Естественно, невежественным и, скорее всего, неграмотным. Как вы  полагаете,
легко ему, культурному римлянину, понять точку зрения христианина?..
   Бабурин возопил:
   - Да что ты про этот гребаный Рим снова? Обрыдло! Он  уже  в  печенках  у
меня сидит!
   Я ответил хладнокровно:
   - А зачем придумывать новые аргументы, если этот тебя под корень?..
   - Так уж и под корень...
   - Тогда опровергни, если сумеешь. Бабурин фыркнул:
   - Ну, знаешь, мне он просто не нравится,  вот  и  все  мое  опровержение.
Просто давай другое, и все тут! Я люблю разное, цветное. Хоть и  ни  фига  в
нем не понимаю.
   Я кивнул в его сторону Майданова:
   -  Он  хоть  признается...  Не  странно  ли...  вернее,  не   должно   ли
настораживать то, что наша, да и не  только  наша,  интеллигенция  абсолютно
заодно с тупейшим быдлом по поводу таких животрепещущих вопросов, как давить
или не давить талибов, ставить или  не  ставить  памятник  Петру  в  Москве,
давать амнистию уголовникам или нет... Мы знаем, что большинство  всегда  не
право, но если наша интеллигенция выкрикивает те же лозунги,  что  и  пьяный
слесарь у пивного ларька, то я,  как  оптимист,  должен  сказать,  что  этот
слесарь поднялся до уровня титанов мысли, да?
   - Это вы по поводу бомбежек Судана?
   - Да при чем тут Судан? Этих суданов уже тысячи! Хоть  и  по  ним  дивное
единодушие интеллигенции с самым что ни на есть тупейшим быдлом. И почти  по
любому  поводу.  Ладно,  что-то  я  засиделся.  Пойду  посмотрю  отклики   в
Интернете... Спокойной всем ночи!

ГЛАВА 5

   Машины шли плотными рядами. Я как въехал на трассу, так и  шел  в  правом
ряду, не в состоянии выбраться в леваки. Впрочем,  они  ползут  с  такой  же
черепашьей  стремительностью.  Впереди  меня  плетется  автобус,  на  задней
площадке три молоденькие девчонки посмеиваются, поглядывают на  мой  покорно
плетущийся  за  ними  "Форд".  Автобус  много  выше  моей  машины,  девчушки
поглядывают свысока, показывают языки, длинные  и  розовые,  как  у  щенков.
Средняя быстро посмотрела по сторонам, хорошо ли ее  загораживают  подружки,
быстро приподняла маечку. На меня дразняще посмотрели круглые сочные сиськи,
снежно-белые на загорелом теле, с огромными розовыми кружками и  накаленными
ниппелями.
   Я покрутил головой,  сделал  большие  глаза.  Девчонка  опустила  маечку,
подружки хихикают подбадривающе, и тогда  она,  осмелев  еще  больше,  снова
приподняла и, схватив сиськи  обеими  ладонями,  потрясла  во  все  стороны,
пародируя стриптизерш.
   Мои глаза стали еще шире, я чуть было не сделал рукой жест, что, мол, еду
за автобусом до следующей  остановки,  сходи,  садись  рядом,  прокатимся  с
ветерком, девушки с чувством юмора - это же круто... но  вспомнил,  что  для
них я уже старый черт, это лет через пять, а то  и  десять,  сочтут,  что  я
вполне, вполне, а сейчас просто повертят пальцем у виска... вздохнул и начал
протискиваться на левые полосы.
   Девчонки смеялись и показывали пальцами, мол, сбежал,  трус.  Я  виновато
развел руками, на мгновение оторвав ладони от руля. Да, трус...
   Свободу секса, мелькнула мысль,  а  также  гомосекства  и  всяких  прочих
перверсий обществу дали для того, чтобы в обмен незаметно изъять куда  более
важные свободы. Человечек их отдал  с  легкостью.  Эти  девчушки  просто  не
знают, что потеряли. Зато видят, что приобрели... Это как старый торг, когда
дьявол  предлагает  продать  душу,  и  в  обмен  за  это  нечто   эфемерное,
непонятное, что нельзя пощупать, нельзя из обладания им получить  выгоду,  а
скорее - наоборот,  предлагает  целые  горы  материальных  благ:  сундуки  с
золотом, золотые блюда, королевскую  корону,  вечную  молодость  без  всяких
подтяжек и омолаживаний, карьеру, пост генерального  директора,  собственный
банк, виллу на Карибах...
   Надо будет сформулировать, что разница между человеком... или иммортистом
с животными и юсовцами  в  том,  что  человек  начинается  только  там,  где
животное заканчивается.
   Возможна...  придется  в  качестве  непререкаемых   закрепить   моральные
установки и незыблемые... хотя бы до поры до времени, постулаты. К  примеру,
"девочки так не поступают", "чужие письма читать  нельзя".  Конечно,  нельзя
требовать чересчур много, ибо все понимаем прекрасность постулата "Надо быть
честным", но в современном мире с этим не проживешь, а если и проживешь,  то
вся жизнь станет кошмаром. На такой подвиг способен не всякий. Подвижники  -
да, но нужно переделывать нормального человека. Среднего, как не любят у нас
говорить.
   Новая Церковь, что обязательно будет создана, не ревнива, но не позволяет
сосуществовать в двух верах, ходить в две церкви. Почему? Потому что с  горы
катиться всегда легче, а  сейчас  только  Новая  Церковь  берется  вести  на
сверкающую гору. Человек же слаб, немногие могут избегнуть  минуты  слабости
духа. В такие моменты любой может отказаться от трудного пути...  если  есть
оправдание и  веские  доводы,  почему  можно  отказаться  от  изнурительного
восхождения. Другая церковь это оправдает... однако Новой Церкви  не  угодны
блаженные, юродивые и обкуренные!
   То, что юсовцы называют сердцем, у них  находится  намного  ниже  поясной
пряжки.  Те  милые  девчушки,  увы,  даже  не  слышали  о  других  вариантах
поведения, кроме как занятие  безопасным  сексом  с  первым  же  симпатичным
встречным.
   - Да будем, - проговорил  я  вслух  и  прислушался,  как  это  звучит,  -
радостными аскетами! Всю мощь своего ума,  весь  жар  сердец  -  неустанному
восхождению на сверкающую гору знаний! Она ведет к Богу, а там, уже вместе с
Богом, дальше на расширение обитаемого мира Разума!
   Звучало хреново. Не  просто  хреново,  а  жутко.  Отвратительно.  Мерзко.
Высокопарно, а это в  сто  тысяч  раз  хуже,  чем  гадко  и  мерзко.  Сейчас
высокопарности страшатся все, в  моде  снова  небритый  герой,  а  с  экрана
"ящика" смотрят обородевшие придурки-ведущие телепрограмм...
   - Пока мы холопы, - сказал снова вслух, пора приобрести диктофон,  -  для
нас не будет героев. А от высокопарности будем бегать, как черт от ладана...
У нас должны быть герои! Хотя бы для того, что... поклонение  героям  всегда
выражается одинаково - сами на какое-то время становимся готовыми  совершить
подвиги.
   Дома через полчаса зашел Лютовой. Возможно, видел, когда я  приехал,  дал
время принять душ и заморить червячка. Держался, он - Лютовой, не червячок -
как всегда, подчеркнуто бесстрастно. Прямой,  с  красивым  разворотом  плеч,
живот подтянут, постоянный контроль за выражением лица.  Ни  на  секунду  не
забывает  о  манерах.  Этакий  мушкетер,  гвардейский  офицер   и   дипломат
сегодняшнего дня вместе взятые. Иногда выглядит прусским бароном,  такое  же
высокомерие,  что  на  самом  деле,  конечно,  не  высокомерие,  но  в  мире
победивших простолюдинов с их манерами он выглядит черт знает чем и кем.
   Я заговорил первым, стараясь сразу оформить в слова мелькнувший образ:
   - Сейчас в моде расслабленная вихляющая походка.  Мужчины  не  стесняются
отпускать  животики,  сутулиться  и  ходить,   шаркая   подошвами.   Человек
Завтрашнего  Дня,  напротив,  обязан  постоянно  контролировать   себя.   Он
подтянут, спину не горбит, живот подтягивает. Если  человек  вчерашнего  дня
получает удовольствие от потакания своей слабости и своему  ничтожеству,  то
Человек Завтрашнего - от постоянной готовности!
   Лютовой не двинул ни одной мышцей морды лица, но в серых глазах мелькнуло
глубокое удовлетворение.
   - Спасибо, - сказал он отрывисто. - Сегодня же вобью в головы!
   - А послушают? Он кивнул.
   - У нас отряды совсем молодых ребят. Возраст "...пока отвагою горим, пока
сердца для чести живы...".
   - Человек Завтрашнего Дня, - закончил я, -  он  же  иммортист,  постоянно
совершенствует себя! Во всем, что доступно на пути к Богу.
   Он улыбнулся:
   - Нашему Богу.
   - Нашему, - согласился я. - Людям вчерашнего дня он покажется,  возможно,
не совсем Богом, хотя мы наделяем его могуществом побольше того, что  творил
жизнь только на планете Земля. Но хрен с ними,  этими  долюдьми!..  Мохнатые
гусеницы, их мнения для нас - тьфу!.. Даже, если их в этом  времени  именуют
"совестью нации"...
   Уходя, он поинтересовался:
   - Подкинь какой-нибудь девиз, а?.. Мне скоро разговаривать с...  группой.
Старшей группой.
   Я подумал, предложил:
   - "Долой пережитки феодальной системы!" Он  подвигал  морщинами  на  лбу,
спросил:
   - А что это, если на пальцах? При чем тут феодальная система?
   - Мы все, - объяснил я, - все еще в феодализме, хоть и с компами. Церкви,
рестораны, бары, массажные салоны, огромная промышленность, направленная  на
удовлетворение прихотей древнего римлянина: косметика, дезодоранты - все это
остатки того старого мира, когда главным в  человеке  была  обезьяна,  а  не
человек. Сейчас мы эту обезьяну большой толстой палкой!.. А из кого  изгнать
обезьяну не удается...
   Он смотрел с напряженным ожиданием. Я сказал осторожно:
   - ... Этих тоже в огонь, но говорить об  этом  сегодня  не  стоит.  Когда
укрепимся - да. А  сейчас  сказанное  пусть  относят  только  к  наркотикам,
извращениям, ворью, браткам... И вообще, Алексей Викторович, будьте  с  этим
осторожны!
   Он скупо улыбнулся.
   -  Сама  по  себе  осторожность  -  неплохой   принцип.   Но   обретающий
безопасность обычно теряет счастье.
   Он крепко пожал руку, козырнул и вышел.

***

   В мае на город обрушилась такая жара, что в августе при такой температуре
уже ходили бы полуголыми, но сейчас еще вроде бы низзя: на календаре не  тот
месяц. Улицы поливают дважды, с балкона  видно,  как  проползли  приземистые
жуки, широкие серебристые струи, похожие на растопыренные крылья исполинских
стрекоз, проволоклись по тротуару, сгребая пыль, грязь, делая его блестящим,
а траву - зеленой, яркой, радостной.
   Я вернулся в комнату, в квартире хозяйничает  отец,  ему  это  важно  для
поддержания  своего  чувства  нужности  и  востребованности  в  обществе.  Я
подыгрываю: покорно делаю те или другие мелочи, поддерживая иллюзию, что  он
по-прежнему руководит и что без него мир бы рухнул.
   Сейчас он, после трудов по облагораживанию моей берлоги, сел в  кресло  и
переключал каналы телевизора. Мелькали рожи клоунов, устроителей шоу,  голые
девицы, натужно веселые комментаторы...
   Я сказал торопливо:
   - Отец, останови!.. Нет, промотай на два канала взад!
   Он пощелкал, остановил на новостном канале.
   -