ли великий смысл,  к  которому  нас  подталкивает
Провидение?.. Он не настаивает, не требует, не берет по  праву  сильного,  а
именно просит руки. Он хочет, чтобы у него была семья, дети...
   - У него, - буркнул Лютовой.
   - У них, - поправился Майданов нервно. - У них!.. Не в  этом  ли  великий
замысел Творца, чтобы два великих народа не враждовали,  не  воевали,  упаси
Господи, а вот так...
   Бабурин сказал с негодованием:
   - Ага, чтоб они наших баб?.. Нет уж, лучше мы их...
   Лютовой сказал Майданову:
   - А самому вам каково с таким союзником?
   -  Я  сам  по  себе,  -  ответил  Бабурин  с  обидой.  Подумал  и  сказал
значительно:
   - Я сам себе - партия!

ГЛАВА 9

   Зима прошла под  двумя  равнозначными  знаками:  иммортализм  и  Таня.  Я
понимаю, конечно, что это  неравнозначно  -  иммортализм  успеет  остановить
человечество на краю пропасти и повести к Богу, а Таня  тревожит  и  обещает
блаженство только мне, однако  что  делать,  я  понимаю,  что  живу  в  теле
животного, которое только  временами  осознает  свою  божественную  природу.
Понимаю, борюсь, но, как говорится, в беге с  препятствиями  чаще  побеждают
препятствия.
   Мы встречались часто,  обычно  у  меня,  несколько  раз  у  нее  дома,  в
отсутствие мужа. Вообще-то можно было и при нем, Таня сказала об этом прямо,
но я, поколебавшись, сослался на свои религиозные принципы. Какие?  Да  свои
собственные, у меня своя вера, своя религия и даже своя церковь. Она приняла
это как шутку, но я в самом деле уже разрабатывал даже то, что можно было бы
назвать Новой Церковью.
   Вообще  из  всех  церквей  сейчас  существует  только  ислам,   остальные
превратились в кладбища. В лучшем случае - в богадельни,  в  пристанища  для
психически больных, для слабых духом, нищих и увечных. Только в  исламе  все
еще не просто сильные духом,  но  возникают  новые  мощные  течения,  что  в
какой-то мере будут... ну, конкурентами.
   Ислам перешел в наступление по всей планете, первым поняв и  приняв,  что
мир - един. Сколько бы ни  говорили  тупари,  что  надо  различать  ислам  и
исламских террористов, это все фигня. Наступает  именно  ислам.  А  то,  что
Турция, скажем, сидит вроде бы спокойно, да еще и член  НАТО,  и  Саудовская
Аравия не посылает свою армию, так ведь ни в одной войне вся страна не  идет
в наступление. Для этого существуют  особые  люди,  называемые  армией,  все
остальные работают, учатся, ходят в кино, словом, не воюют. Но страна тем не
менее наступает.
   Несомненно, ислам обратил на  себя  внимание.  И  сильно  обратил.  После
первых же терактов пошли истошные крики о том, что всех их  надо  стереть  в
порошок, разбомбить, изничтожить, в распыл... Но прошло  время,  и  начались
разговоры, что с исламом придется считаться. Что придется идти  на  уступки.
Что придется как-то интегрировать его в общемировую систему, то  есть  самим
отказаться от каких-то сторон своего такого приятного скотства,  а  ислам  в
ответ на это откажется от каких-то  слишком  уж  строгих  черточек  в  самом
исламе.
   Это и были основные цели  ударов  ислама  по  Торговому  Центру,  взрывов
танкера, поездов, самолетов.
   Да, страны и народы очень быстро сливаются в единое Целое.  Штаты  хотят,
чтобы весь мир стал такой понятной им Америкой. Чего  хотят  другие  страны,
можно в расчет не принимать - одного хотения  мало.  Но  Штаты  -  да,  они,
чувствуя свои играющие мускулы, начинают диктовать всюду.
   Не думаю, что этот урок с серией взрывов по всему западному миру не пошел
на пользу. Да, для сохранения своего лица Штаты  еще  раз  нанесут  страшные
удары по горам,  превратят  их  в  груды  песка,  красиво  погоняют  эскадры
авианосцев по мировым океанам  туды-сюды,  туды-сюды,  но  дальше  что?..  А
дальше придется требования ислама воспринимать всерьез...
   Вернусь  к  надоевшей  даже  мне  аналогии  с  Древним  Римом.  Богатому,
культурному, просвещенному, полному всяческих свобод, особенно -  в  половой
сфере. И к его противникам - диким, тупым, неграмотным христианам,  которые,
как известно, если придут к власти, первым делом сожгут библиотеки, разобьют
мраморные статуи с изображениями голых богов и героев...  мол,  срам  какой,
убьют Гипатию, ибо женщина должна сидеть дома и прясть... Кстати, христианка
тех лет должна была поменьше показывать свое лицо,  а  волосы  так  и  вовсе
прятать под платком. Женщина с открытыми  волосами  называлась  распущенной.
Ничего не напоминает из требований Талибана? К тому же, если мне не изменяет
память, христиане должны были носить бороды...
   Как при таком наступлении христианского  Талибана  должен  был  поступить
умный образованный римлянин?  Понятно,  что  девяносто  девять  и  девяносто
девять сотых с пеной у  рта  защищали  свой  "цивилизованный"  Рим,  видя  в
христианах лишь грязных тупых фанатиков. Еще бы не фанатиков: как  жертвенно
христиане принимали жуткую смерть на арене Колизея, растерзываемые львами!..
Как их распинали тысячами, а они от своей веры не отрекались!
   Но как поступает тот единственный из ста тысяч римлянин, видя наступление
на его красивый просвещенный мир этих странных людей с  другими  ценностями?
Да, все верно: спрашивает у своих же римлян: а так ли уж мы цивилизованны? А
в самом ли деле христиане - только террористы, бандиты,  трусы,  гады?  Ведь
они, не дрогнув, идут на крест, на распинание, на арену Колизея, но от своих
идей не отрекаются? Ах, просто отморозки?..
   Да, на такого римлянина орут, его обвиняют в предательстве. Обвиняют свои
же умные и просвещенные соратники. Мол, неча с ними разговаривать,  неча  им
давать слово, всех в Колизей на  корм  львам,  а  варварские  орды  взять  и
рассеять крылатыми ракетами!.. Но этот римлянин, что  требует  уважительного
разговора с талибами, спасает Рим от разгрома гораздо более  страшного,  чем
мог бы случиться, - нашлись римляне, что вступили в диалог,  приняли  ислам,
признав его высочайшую ценность, смягчили его, окультурили и  стали  первыми
отцами церкви.
   Однако будь их больше, начни они этот  процесс  раньше,  Рим  не  был  бы
разгромлен даже так, ведь его  почти  раскатали  по  камешку.  И,  возможно,
знаменитую женщину-математичку Гипатию не забили бы на улице лишь за то, что
грамотная. И больше бы мраморных статуй уцелело. И ночь Темных Веков была бы
короче.  И  светлее.  И  сейчас  летали  бы  не  самолетами  "Аэрофлота",  а
космолетами, обедали бы на Марсе, ужинали на Венере, а  трахаться  прилетали
бы на грешную Землю...
   Так что удар по Торговому Центру, катастрофы поездов в  тоннелях,  взрывы
танкеров, самолетов - всего лишь дружески протянутая рука ислама для  мирных
и неторопливых бесед о сосуществовании.
   Да, я - тот самый римлянин. Богатый - у меня квартира в  элитном  доме  и
"Форд Эксплорер", просвещенный - степень доктора  наук,  изнеженный  благами
цивилизации, доступностью женщин, гладиаторскими боями на аренах  футбольных
стадионов, высокой поэзией,  компьютерными  играми,  Интернетом,  неспешными
беседами с философами о смысле жизни во время прогулки по аллее,  украшенной
с обеих сторон прекраснейшими мраморными  статуями  богов  и  героев...  Как
должен поступить я, когда вижу наступление на свой родной Рим  грязной  орды
дикарей с их тупым и  нетерпимым  Христом,  которому  так  далеко  до  наших
просвещенных и радостных богов, что разрешают все и даже сами  совокупляются
как друг с другом, так и с животными, птицами, рыбами?..
   Если у атлетов, что  беспрерывно  качают  железо,  вздуваются  чудовищные
мышцы, то у меня, не будь литого  черепа,  мозги  были  бы  уже  размером  с
монгольфьер средних размеров. Я  чувствовал  их  жар  и  давление,  надо  бы
измерить, наверняка постоянная температура уже как у вороны, где-то за сорок
два по Цельсию, а то и по Кельвину, а давление,  как  у  паука-прыгуна,  что
умеет поднимать на пару сот от нормального.
   Да, но это давление, а вот настроение чаще всего  опускается  ниже  нуля.
Все-таки я человек этого века, привык к комфорту, сам  ценю  жизнь...  свою,
конечно, и во всем предпочел бы обойтись без  насилия.  Особенно,  если  это
касается не какого-нибудь Васи Пупкина, а себя, любимого, или даже общества,
частью которого являюсь.
   Но, увы, для великих свершений насилие необходимо. Ну, прожили бы древние
египтяне тихо и мирно, сохраняя свои жизни, которые все равно конечны и даже
коротки, и кто бы вспомнил Египет? Но нашелся жестокий  правитель,  заставил
выстроить пирамиды, обтесать целую гору, мол,  хочу  сфинкса...  Да,  многие
погибли от голода, холода и раздавленные  камнями.  Но  тогда  эти  пирамиды
послужили ракетно-ядерным  щитом  Египта.  Соседи  со  страхом  смотрели  на
пирамиды,  воочию  видели  мощь  этого  народа  и...  не  рыпались.   Прошло
шестьдесят веков - и все  еще  весь  мир  потрясенно  смотрит  на  дело  рук
человеческих!
   Но мыслимы ли пирамиды без насилия над личностями, жизнями, судьбами?

***

   Сегодня, вернувшись довольно поздно со службы, услышал со стороны веранды
довольный смех, громкие голоса. Показалось, что услышал звяканье  чашек.  На
дворе март, ранняя весна, воздух прогрелся так, что на  веранде  уже  дважды
собирались на тусовку, но, увы, без меня.
   Выглянул, за нашим рояльным столом распивают чаи помимо Майдановых еще  и
соседи с левой половины этажа - Шершень  и  его  новый  сосед,  въехавший  в
освободившуюся недавно квартиру, высокий сухой старик, голова  снежно-белая,
но в глаза бросаются прежде всего огромные,  как  приклеенные,  снежно-белые
брови - кустистые, с торчащими, как сосновые иглы, волосами. У него все  еще
хватает сил ездить в какие-то экспедиции, занимается раскопками, потому весь
черный от палящего  солнца,  а  снежные  брови  и  белые  керамические  зубы
блистают, как снег на черной вершине Карагеза. Зовут его, если не  ошибаюсь,
Немковым. Шершня знаю, а этот Немков у нас за столом впервые, хотя на  улице
встречаю часто, несколько раз вместе поднимались в лифте, здороваемся, но за
одним столом не сидели, не сидели.
   Майданов замахал обеими руками, привстал:
   - Бравлин!.. давайте к нам! Такое солнышко! Я сказал торопливо:
   - Только приму душ!
   Везде должен быть лидер,  мелькнуло  в  голове.  Вон  Майданов  вроде  бы
никудышний, но это ему с женой пришло в голову поставить хороший  просторный
стол, взять на себя заботу о чае, и  вот  уже  потянулись  соседи  со  всего
этажа, иногда приходят с других этажей,  хотя  этот  же  Шершень,  Немков  и
прочие их соседи могли бы поставить такой же стол, создать свою тусовку...
   Наша психика такова, что все  тянутся  к  первому.  Свою  тусовку  станут
создавать, если здесь,  у  нас,  покажется  чем-то  неуютно.  Причем,  очень
неуютно.
   В ванной жарко, на горячие трубы страшно смотреть. Но вода сверху ударила
холодными плотными струями, я с наслаждением скреб ногтями затвердевший  пот
и прочие экскременты, что тело вышвыривает через пористую, как у коня, кожу.
   Все-таки в этих тусовках, мелькнула мысль,  "а  ля  соседи"  что-то  есть
особое. Если бы архитекторам удался замысел и все жильцы вот так бы  вечером
за чайком, преферансом, домино или  неважно  чем,  то  мы  бы  держались  бы
намного терпимее не только с соседями, но и с соседями соседей. Лютовой, что
с охотой отправил бы всех евреев в газовые камеры, здесь спокойно беседует с
евреями на самые разные темы. Они находят много общего  в  плане  воспитания
молодежи, у них общие взгляды на искусство. Приди в самом деле время газовых
камер, Лютовой, как минимум, метался бы по городу, стараясь спасти  "своего"
еврея, а то и вовсе восстал  бы  против  этого  метода  решения  "еврейского
вопроса".
   Будь у нас соседом глава ваххабитов,  и  то  соседство  вынудило  бы  нас
соблюдать общие правила уживаемости, а за столом сперва бы говорили на тему:
есть ли жизнь на Марсе, вреден ли сахар, а потом в чем-то сумели  бы  понять
друг друга, в чем-то повлиять, а в этом и есть главный смысл  прогресса  без
войны.
   Немков что-то вроде Майданова, даже работает в смежной области, а  Шершня
знаем как человека, у которого в доме живут шмели и вылетают через  дырку  в
окне на прогулки. Если  Немков  -  мягкий,  интеллигентный,  уступчивый,  то
Шершень...
   Вытираться я даже не стал,  прошлепал  голым  на  кухню,  сожрал  большой
бутерброд, добавил кусок колбасы и тоже сожрал - не налегать же на печенье и
сухарики Анны Павловны, оделся и вышел на лестничную площадку.  Шершню  пока
еще симпатизирую, до сих пор не попал под его  жало,  но,  человек  трезвый,
понимаю, что рано или поздно попадусь. И тогда моя рациональность уступит...
э-э... чуйствам. Все-таки живем спинным мозгом, а головной - на побегушках.
   Майданов расцвел, завидя меня в дверном проеме. Это же третий доктор наук
за их столом, не так уж часто бывает, сегодня же Анна Павловна всем подругам
расскажет, какие люди у нее за одним столом, какие милые,  интеллигентные  и
высокообразованные соседи, одних докторов только трое, остальные вот-вот ими
станут. Про Бабурина можно не упоминать,  а  можно  и  сказать,  ведь  он  -
ценнейший носитель особых генов будущего гения, к тому же Бабурин уже сейчас
- глава болельщиков "Спартака", а это такое движение, что  вот-вот  выдвинет
своего кандидата в президенты страны...
   В мою чашку полилась светло-коричневая струя, аромат свежезаваренного чая
потек  нежный,  волнующий,  изысканный.   Я   отхлебнул,   прислушиваясь   к
разговорам. Говорил Майданов, а значит, речь о нашем жутком  прошлом,  когда
сверкающие невинной белизной Штаты разрушили железный занавес и  спасли  нас
от ига коммунизма. Бабурин молча дул чай и  жрал  сухарики,  Немков  вежливо
поддакивал, а Шершень вертел головой, провожая взглядом залетевшую осу.
   - А что скажете вы, Бравлин? - спросил вдруг Немков.
   С его стороны это было вежливое вовлечение в разговор новопришедшего,  но
опрометчивое вовлечение. Проповеди Майданова о том, что мы  должны  целовать
Штатам задницу за спасение от коммунистической заразы, меня  достали  давно.
По возрасту я не успел побывать членом  партии,  но  комсомольский  билет  в
кармане в свое время носил, и все, что там записано, находило отклик в  моем
сердце.
   - Вам мое мнение не понравится, - ответил я зло.  Уже  завелся,  надо  бы
сперва что-то  про  погоду,  гастроли  знаменитого  Берта  Гудмена,  но  раз
просили, то получайте:
   - Как бы ни  говорили  о  мерзости  девиза  иезуитов:  "Цель  оправдывает
средства", но СССР с Запада разрушали именно самыми  подлейшими  средствами!
Здесь строили  царство  всеобщей  справедливости,  а  из-за  рубежа  вливали
пропаганду, что всеобщей справедливости нет и не может быть на  свете!  Мол,
человек - подл, подл, подл! Здесь говорили о чистой любви, а  с  Запада  шла
волна  откровенного  секса,  здесь  о  чистоте  отношений,  а  оттуда  волна
пропаганды наркотиков, однополых сексуальных отношений, оправдания  трусости
и предательства! Как же, любая  жизнь  дороже  всех  моральных  ценностей  и
установок...
   Майданов вежливо улыбнулся, у него есть великолепный ответ:
   - Оттуда много чего шло. И сейчас идет. Но что берем...
   - А чего стоит, - сказал  я,  -  суперпропагандистская  волна  о  лагерях
смерти, о невинно пострадавших? Этих "невинно  пострадавших"  надо  брать  в
кавычки, ибо где, когда, какие осужденные признавали  себя  виновными?  Нет,
все они ангелы, пострадавшие от несправедливого режима! Конечно же, все  они
политические борцы. Даже Чикатило - борец за свободу самовыражения личности,
права которой ограничило тупое полицейское государство! Включите  телевизор:
какого вора где ни  схватят  -  тот  с  достоинством  заявляет,  что  налицо
политические мотивы, а он абсолютно невиновен! И вот какая удача: обнаружены
целые лагеря этих невинно осужденных, целый ГУЛАГ!
   Немков сдержанно улыбался. Он, старый коммунист, и сейчас  верен  идеалам
коммунизма и очень жалеет о гибели СССР.
   - Да, -  сказал  я  зло,  -  историю  пишет  победитель!  Строители  были
побеждены  разрушителями.  Теперь  разрушители  навязывают  свою  трактовку.
Отныне только она считается не только единственно правильной,  но  и  вообще
единственной. Как и то, что войну с Германией выиграли США, а Россия  вообще
не участвовала.
   Майданов наконец позволил себе слегка поморщиться:
   - Вы утверждаете, что в лагерях ГУЛАГа были только воры и убийцы?
   - Разве я такое сказал? - возразил я. - Не передергивайте. Я сказал,  чем
именно пропаганда Запада делает ГУЛАГи. А вы найдите  хоть  строчку,  что  в
ГУЛАГах сидели  и  обыкновенные  уголовники.  Которые  грабили,  насиловали,
убивали... Укажите мне такую строчку. Как я понял по их  пропаганде,  у  нас
вообще уголовников ни в  одном  лагере  не  было,  а  везде  только  чистые,
невинные диссиденты.
   Немков сказал печально:
   - Увы, уже по нашей пропаганде.
   Оса улетела, Шершень наконец  обратил  внимание  на  нас,  гораздо  менее
интересных существ, сказал неожиданно:
   -  А  по-моему,  Советский  Союз  разрушили  не  столько  Штаты,  сколько
обыватели. Обыватели, что живут в каждом из нас. Я вроде  бы  продвинутый  и
достаточно самоотверженный государственник, но, думаете, меня не раздражало,
что каждый день  надо  в  очередях  тратить  часы?  Думаете,  я  не  говорил
несколько раз в день, что в США жизнь лучше... основываясь  только  на  том,
что там нет очередей, а бытовых товаров больше?
   Немков вздохнул.
   -  Как  вспомню,  так  вздрогну.  Не  хватало  всего.   Все   приходилось
"доставать". А  это  раздражало  даже  самых  самоотверженных  и  преданных.
Коммунизм хорошо строить в сытой и  благополучной  стране,  чтобы  было  чем
жертвовать, от чего отказываться. Или чтобы был ясный  ориентир,  до  какого
срока нужно "потерпеть". Хрущев  пытался  выйти  из  положения,  пообещав  в
шестьдесят первом году, что через двадцать лет будет построен  коммунизм.  А
при коммунизме, как помните, всем будет хватать всего, и каждый будет  брать
"по потребностям", то есть сколько захочет. Но наступил восемьдесят  первый,
а дело с места не сдвинулось.  Пришлось  придумать  особую  фазу  "развитого
социализма", которого в теории не было, но положения дел это уже не спасло.
   Шершень развел руками, едва не смазав Бабурина по морде:
   - Обыватель в каждом из нас - просто Шварценеггер, Кинг-Конг, Годзилла! В
Юсе решили, что с ним бороться бесполезно. Сдались, отдали ему царский жезл,
корону,  папскую  митру,  вообще  -  всю  власть,  мудро  решив,  что   свою
обывательскость будет защищать зубами, когтями, рогами и  шипастым  хвостом.
Так и случилось. И защищает, да еще и получает  сочувствие  и  понимание  от
подленькой части души каждого из нас.
   Майданов возразил:
   -  Ну  уж,  Павел  Геннадиевич,  вы   уж   совсем   западную   демократию
втаптываете... Еще Черчилль сказал, что...
   Немков досадливо отмахнулся.
   - Да знаем, что он сказал! Но почему слова Черчилля - закон? Мало ли  что
он сказал?.. Он выпивал в день по литру виски и выкуривал по сигаре,  считая
это единственно верным образом жизни, так вы ж не курите сигары?.. И  пьете,
вероятно,  не  по  литру?  Коммунизм  -  строй  намного  выше  и  чище,  чем
демократия, да еще такая отвратительная,  как  западная.  Другое  дело,  что
коммунизм  с  таким  человечеством,  как  вот   мы   с   вами,   практически
недостижим... Теоретики коммунизма слишком хорошо думали о  таком  животном,
как человек. Начитались французских прекраснодушных утопистов...  Высокие  и
благородные цели построения коммунизма были близки только первым строителям,
а уже следующему поколению стали непонятны. Зато мы, в том числе  и  старшее
поколение, видели, как сыто жрут, как свободно трахаются там, в Юсе, и  нам,
даже старшему поколению, жутко хотелось тоже жрать от пуза, хотелось свободы
порнухи, свободы секса, свободы от всех норм!
   В дверях появился  Лютовой,  окинул  всех  цепким  взором,  п