есяти,  кое-как  сползли  по
клеверному листочку с трассы и погнали по проспекту  уже  к  моему  дому.  Я
выбрал обходной путь, но и здесь, за три квартала,  чувствовалась  нервозная
суета.
   Таня уже подняла голову, деловито задернула  мне  "молнию",  подкрашивала
губы.
   - Это еще те боевики? - поинтересовалась она.
   - Они, - ответил я. - Не успели ребята...
   - Случайность, - возразила она. - Все говорят, что если  бы  не  проезжал
грузовик с омоновцами... Свиньи! Могли бы и не спешить, дать ребятам уйти.
   - Да они и сами не  понимали,  -  сказал  я,  -  что  загородили  дорогу.
Опешили,  а  те   не   разобрались,   начали   отстреливаться,   вбежали   в
парикмахерскую, забаррикадировались...
   Я сделал лихой поворот, пересек двойную линию, но патрулям сейчас  не  до
нарушителей правил, подогнал к подъезду моего дома. Таня выпорхнула  легкая,
точеная, задрала голову.
   - Это не твой батя на балконе?.. Симпатичный старик.
   - Моя квартира двумя этажами выше, - напомнил я сварливо. - Там никто  не
торчит.
   Мы поднялись на мой этаж, а там я, едва  отпер  дверь  и  пропустил  Таню
вперед,  сразу  же  пошел  на  балкон.  Отсюда  видно  столпившийся   народ,
оцепление, бронетранспортеры,  танк,  даже  часть  этого  комплекса  бытовых
услуг, где парикмахерская.
   Сердце сжималось, пульсировало, но не в такт, а подчиняясь другим ритмам,
которые я сам вызвал к жизни, но которыми  еще  не  владею,  а  сам  с  ними
уживаться не научился. Слабая предостерегающая боль кольнула в подреберье.
   Сзади послышались шаги. Таня появилась рядом. Блестящую маечку оставила в
прихожей, но и вот такая обнаженная до пояса, с  небольшой  грудью,  тонкая,
она выглядела существом из живого серебра.
   - Все еще идет бой, - сказала она с печальным удивлением. - За  что  люди
гибнут?.. Почему нельзя просто жить?
   - Живут просто, - ответил я машинально, - животные... ох, прости!..
   - Что?.. Я не поняла, за что извиняешься. Наверное, ты где-то меня задел?
Прости, что не заметила. Но разве не для того люди  живут,  чтобы...  просто
жить счастливо?
   - Да, - ответил я. - Люди именно так и хотят жить. Но боги заставляют  их
строить пирамиды,  вытесывать  из  целой  горы  сфинкса,  гигантские  фигуры
будд... Сколько людей погибло от голода и холода, пока строили! Сколько было
раздавлено каменными блоками!.. Это, наверное, плохо...
   - Почему "наверное"? - удивилась она. - Это в  самом  деле  плохо!  Очень
плохо.
   - Да? Тогда я уже не человек. Ибо что мне до тех людей,  что  прожили  бы
жизнь "просто"?  А  вот  те,  что  выстроили  пирамиды...  Шестьдесят  веков
проползло с тех времен, а пирамиды стоят. Труд тех людей, строителей, виден.
Их жизни были не напрасны. Он создали то, чем мир восхищается и доныне.
   Она сказала печально:
   - Но те гигантские статуи будд, что в Афгане, уже разрушены...
   - Да, - согласился я. - Одним боги приказали эти  статуи  построить...  и
тысячи лет они поражали путешественников, а сейчас другие боги приказали эти
статуи разрушить...
   Она возразила:
   - Какие боги? Их разрушили злые люди!
   - Боги, - сказал я. - Боги!.. Люди, у которых нет Бога, просто живут. Или
живут просто. Им не нужен Бог. Бог всегда чего-то требует, чего-то  ждет.  А
просто люди попросту не обращали бы на эти статуи внимания. Ну построили  их
когда-то, ну и построили. Можно деньги брать с путешественников за показ.  А
ломать... на фиг трудиться, киркой махать?.. Стоят себе и пусть  стоят,  нам
по фигу, никому не мешают.
   Я уловил ее удивленный взгляд, запнулся. Что за  черт,  чего  это  я  так
завелся? Со мной любимая женщина, а я ей высокие истины. Правда, она малость
разгрузила меня в дороге, так что рефлекс  насчет  хватания  этого  сладкого
мяса и траханья во все полости -  не  на  первом  месте.  Не  на  последнем,
правда,  но  пока  что  гормональное  давление  еще   не   критическое,   не
критическое.
   - Не знаю, - сказала она тихим голосом, - может быть, ты и прав.
   Я попробовал отшутиться:
   - Попробовала бы ты сказать не так!
   - А вот скажу!
   - А вот не скажешь!..
   - Да?.. Хотя ты прав, не скажу. Я уже ни в чем не  уверена.  Раньше  была
уверена, а сейчас... сейчас уже и не знаю... Ой, смотри!
   С балкона отчетливо видно, как танк подполз к  двухэтажному  зданию.  Люк
закрыт, танк выглядит так, словно готов к атомному удару.  Покатые  округлые
очертания придают ему вид  оплавленного  чудовищной  температурой.  Огромная
башня медленно повернулась, длинный ствол, похожий на корабельный, нацелился
на стену.
   - Неужели будут стрелять? - спросила  Таня.  Она  оглянулась.  -  У  тебя
телевизор включен?.. Может быть, лучше по "ящику"? Там показывают  с  разных
углов...
   - Нет, - сказал я внезапно, - пойдем посмотрим вблизи.  Я  чувствую,  что
сейчас  что-то  происходит...  космическое.  Что  в  этом  месте   собрались
странные, нечеловеческие силы... И что на  том  месте  будет  памятник,  что
переживет и этот город, и язык...
   Она смотрела на меня с испугом. Мы пробежали к лифту,  стены  подъезда  и
домов замелькали, как спицы в колесе. Наши руки сцеплены, мы подбежали в тот
миг, когда прогремел тяжелый удар. Воздух смялся, как картонная коробка.  По
толпе прошла рябь, будто все эти  люди  отражались  в  озере,  куда  бросили
камень. Огромный тяжелый танк качнулся, длинный ствол описал короткую дугу в
воздухе. В стене парикмахерской образовалась огромная дыра с рваными краями.
Оттуда  пошел  сизый  дым.  Едва  танковый  ствол  пришел  в  первоначальное
положение, бухнул второй выстрел. Снаряд, вслед за первым,  попал  в  стену,
пронизал ее насквозь, исчез, оставив  громадную  дыру,  в  которую  свободно
прошла бы корова с раздутыми боками.
   После третьего выстрела раздался  крик  с  той  стороны  здания.  Снаряд,
пронизав все стены, вылетел наружу,  достиг  крупного  магазина  в  соседнем
микрорайоне и там взорвался. Видно  было,  как  вылетели  оконные  рамы,  из
помещения повалил дым, вырвались багровые языки огня. Из провалившейся двери
выскакивали объятые пламенем люди, падали, обливаясь кровью.
   Таня жалобно вскрикнула. Генерал, побелев как алебастр, тупо  смотрел  на
чудовищное  разрушение.  Щеки  его  поднимались  и  опускались,  как   жабры
гигантской рыбы. Майор подбежал, козырнул, сказал отрывисто:
   - Но теперь-то можно? В смысле, на штурм?  Генерал  медленно  повернул  к
нему голову. Глаза были выпучены, губы тряслись.
   - Вперед! - взревел он. - Немедленно! Всеми силами!..  Захватить...  чтоб
через десять минут мне доложили, что террористы... э-э... обезврежены!
   - Бу сделано!
   - Да быстрее же, мать вашу!
   В  толпе  затихли.  Танки  подошли   вплотную,   за   ними   придвинулись
бронетранспортеры. Передний танк вломился дулом в пробоину, стена  подалась,
часть ее провалилась вовнутрь. Здание вздрогнуло, шатнулось, но это не  Твин
Пикс, что рухнул под собственной тяжестью, по  стене  прошла  еще  судорога,
танк не двигался, и здание застыло в неустойчивом равновесии.
   С  бронетранспортеров  посыпались   неимоверно   толстые,   раздутые   от
бронежилетов спецназовцы.  Мы  видели,  как  эти  пятнистые  зеленые  фигуры
исчезают в проломах окон, дверей, в здании послышались  одиночные  выстрелы,
частые автоматные очереди.
   В толпе мужчина сказал торжественно:
   - Царствие им Небесное...
   Он провел рукой по голове, словно снимал  шапку,  поклонился.  Всхлипнула
женщина, заплакал, глядя на нее, ребенок. Еще несколько человек, что были  в
головных уборах, обнажили головы. Все стояли в суровом молчании.
   Кто-то сказал в удивлении:
   - А ведь не сдались...
   - Да, могли бы... - ответил другой голос.
   - Черт, есть еще в России люди!
   Ни фига, подумал я зло. Не еще, а уже есть. Но неужели их подтолкнула  на
такое самопожертвование идея иммортизма? Как быстро... Что вообще-то говорит
лишь о том, как отчаянно нуждалась Россия хоть в какой-то идее, если уж  так
вцепилась в иммортизм... Правда, не надо скидывать со счетов и то,  что  сам
иммортизм - сила, откровение, полученное напрямую от Творца Вселенной.
   Из  разрушенного  здания  начали  выходить  спецназовцы.  Очень   нескоро
вытащили первого  убитого,  потом  второго.  В  толпе  начался  ропот.  Таня
заплакала, отвернулась. Я обнял ее, прижавшуюся к моей груди. Когда вытащили
за ноги третьего, кто-то из толпы заорал разъяренно:
   - Сволочи!.. Это были герои!.. Вы как с ними обращаетесь?
   - Трусы! - закричала тонким голосом молодая женщина. - Трусы, трусы!
   Десантники остановились, кто-то застыл с портсигаром в руке,  кто-то  уже
вытащил сигарету и непонимающе смотрел на толпу.
   - Предатели! - закричал кто-то яростно. - Юсерам служите!.. Гниль!
   Один из десантников рассвирепел, взял автомат на изготовку и прицелился в
толпу. Странно, толпа не рассыпалась  в  панике,  там  заорали  еще  громче.
Кто-то наклонился, через пару мгновений в сторону десантников полетел первый
камень. Бросали неумело, интифаде не обучены, но уже и другие начали  шарить
под ногами. Камни полетели прицельнее, один со  звоном  шарахнул  ближайшего
десантника по каске.
   Майор выбежал вперед, раскинул руки, прокричал:
   - Расходитесь!.. Иначе прикажу стрелять! Из толпы заорали:
   - Стреляй, сволочь!.. С героями не мог справиться без танков? Может быть,
со стариками справишься?
   Из толпы перешагнул через желтую  ленту  и  пошел  вперед  высокий  худой
старик, опираясь на палочку. Его  трясло  и  раскачивало,  видно  было,  что
привык передвигаться медленно, рассчитывая  каждый  шаг,  сейчас  выкладывал
последние силы, чтобы дойти... дошел, поднял палку и с силой стукнул  майора
по голове. Вернее, хотел стукнуть, в последнее  мгновение  майор  перехватил
палку, выхватил, а старик, не удержавшись, упал.
   Толпа взревела, как один  дикий  зверь.  Ограждение  было  сметено,  люди
понеслись, потекли лавиной.  Десантники  брали  автоматы  на  изготовку,  но
начали пятиться. Их догнали, я видел взлетающие палки, голые кулаки, что тут
же окрашивались  красным:  безопаснее  бить  по  железным  статуям,  чем  по
ребристым бронежилетам, а десантники сперва пятились,  отбивались,  а  потом
кто-то взмахнул прикладом, кто-то кулаком, зарябило серое-зеленое,  мелькали
кулаки, приклады.
   Через десять минут на  площади  вокруг  разгромленного  здания  корчились
десятки человек, кричали, ругались. Примчалась "Скорая",  десантники  спешно
грузились в бронетранспортеры, прятали глаза. Лица их  были  суровые,  злые,
потемневшие.
   Врачи с ходу вызвали еще две санитарных. Людей сажали в машины, некоторых
пришлось перекладывать на носилки. Земля осталась залитой  кровью.  Смишники
усиленно снимали, но я видел на их лицах озабоченность: под каким соусом это
подать, как пьяный разгул или придумать версию,  что  разгневанные  разгулом
терроризма жители рвались  собственными  руками  уничтожить  террористов,  а
десантники едва сдержали натиск...
   - Пойдем отсюда, - шепнул я Тане прямо в ухо. - Мы видели то... что будет
во всех учебниках. На всех континентах.
   Она всхлипнула, спросила с недоверием:
   - Во всех странах?
   - На всех континентах, - поправил я. - Стран не будет.
   - Как это...
   - А так. Не будет, и все.

***

   Когда я отвез ее домой и  ввалился  в  свою  квартиру,  на  автоответчике
светился незнакомый номер. Я ткнул в кнопку, после щелчка из мембраны  потек
густой,  как  кубанское  подсолнечное  масло,  могучий  добродушный   голос:
"Бравлин, это я, Иван Семенович, если еще не забыл... Позвони, как  придешь,
хорошо?" Послышались гудки отбоя.
   Я постоял, ноги как примерзли к полу. Но в груди распространялось  тепло,
расходилось волнами по  всему  телу.  Иван  Семенович  Перевертенев,  полный
академик, почетный академик всех  ведущих  академий  мира,  директор  Центра
стратегических  исследований.  Мой  бывший  руководитель  в  науке.  Лауреат
международных премий, уже дважды был  включен  в  малый  список  нобелевских
лауреатов, из которых отбирают одного, почетный академик Сорбонны, Гарварда,
Лондонского Королевского Общества и двух десятков менее известных.  Под  его
могучей дланью  десятки  научно-исследовательских  институтов,  одни  копают
экономику будущего, другие - политику, геополитику, третьи - взаимоотношения
народов и этнических групп. В свое время он обещал мне дать  один  из  таких
институтов... со временем, конечно.
   Некоторое время я еще подумывал, что же ему  понадобилось,  но  кофе  уже
готов, комп высветил нужные файлы,  я  отыскал  по  закладке  местечко,  где
застрял, и начал рыть дальше...
   Звонок заставил вздрогнуть, я схватил трубку:
   - Алло!.. Алло!
   В трубке послышался смешок, затем тот же густой уверенный голос:
   - Так я и думал, что этот рассеянный ученый сам не  позвонит,  забудет...
Бравлин, это я - Иван Семенович!.. Что ж ты стал таким  рассеянным  с  улицы
Бассейной? У меня к тебе есть интереснейшее предложение. Хоть ты  уже  давно
выбился из русла наших исследований, но я же помню твой потенциал... Словом,
освободилось одно местечко...
   - Да узнал я вас, Иван Семенович, - ответил я с неловкостью, -  узнал.  А
что за место?
   - Хорошее место, - сказал он. - Очень даже.
   Я поморщился, не люблю говорить людям не то, что им хотелось бы услышать,
сказал с неохотой:
   - Вы правильно сказали, что я давно выбился из русла ваших  исследований.
А догонять совсем не хочется.
   - Бравлин, - сказал он укоризненно. - Бравлин!.. Что я слышу?  Ты  ученый
или этот... сшибальщик зеленых? Я слышал, ты получаешь впятеро больше  наших
академиков. Если не вдесятеро. Но ты же ученый!.. Словом, я  сразу  к  делу.
Освободилось место директора института.
   - Какого? - спросил я невольно, хотя, если честно, спрашивать  совсем  не
хотел.
   - Института прогнозирования, - ответил он довольно. - Как раз то, что  ты
и хотел!
   - Ну, - промямлил я. Он прервал:
   - Давай так, завтра ты вечерком свободен? Понимаю, что тебя хрен вытащишь
даже таким сладким пряником. Наверное,  и  живот  отрастил?  Словом,  я  сам
подъеду прямо к тебе. И обо всем переговорим. Договорились? Ты завтра  часов
в шесть дома?
   - Дома, - ответил я невольно.
   - Договорились, - отрубил он. - Жди!
   В трубке послышались частые звонки. Я постоял, как идиот, даже  посмотрел
в мембрану, словно оттуда должен вылезти тот человечек, с которым я говорил.
Почему не умею отказываться сразу и так же уверенно, напористо?

ГЛАВА 8

   На другой день я с балкона видел, как  перед  домом  остановился  длинный
черный лимузин. Шофер выскочил, быстренько обогнул машину и распахнул дверцу
справа у заднего сиденья.  Пассажир  вылез  грузный,  располневший,  постоял
чуть, разминая спину. Одновременно с правого сиденья выскочил юркий  молодой
парень в отлично сшитом костюме, весь напомаженный и нафраеренный, с большой
черной папкой под рукой, словно адъютант с ядерным чемоданчиком.
   Он ринулся было за пассажиром, но тот барским жестом вернул его в машину.
Потом звонок в домофон, и я пошел открывать дверь.
   Перевертенев заполнил собой, казалось, всю  прихожую,  хотя  она  у  меня
вполне, вполне, места хватит на целую хоккейную  команду.  Располневший,  со
щеками на плечах, с животиком, он крепко обнял меня, обдав  запахом  дорогих
духов, но,  похоже,  мужских,  теперь  и  духи  бывают  мужские,  не  только
одеколон.
   - Ну, - сказал он, отстранив меня  на  вытянутые  руки,  -  дай  на  тебя
поглядеть... Хорош, ничего не скажешь!  Настоящий  казак.  Огонь  в  глазах,
суровые брови, желваки, тугие скулы... Не скажешь, что тебя жизнь сломила?
   - А что, кто-то говорит? - спросил я. - Да вы проходите, Иван  Семенович,
в комнату. Проходите, вот сюда...
   Он вдвинулся в комнату, огляделся. В глазах что-то промелькнуло, я так  и
не понял, осуждение или же признание, что живу круто. Я  тоже  посмотрел  на
свою комнату заново и  признал,  что  да,  живу  круто.  Во  всяком  случае,
независимо. Не считаясь ни с чьим мнением. И пошли они на фиг, все дизайнеры
мира. И пусть заткнут себе в  задницу  все  журналы  по  интерьерам,  и  все
разработки, как надо обставлять квартиры.
   Мы опустились за стол, по  такому  случаю  я  выложил  на  широкое  блюдо
роскошнейшие гроздья винограда, персики, сочные груши.  Хрен  знает,  как  у
него сейчас с желудком, а хрюкты вроде бы всем можно.
   Перевертенев с интересом  всматривался  в  меня.  Глаза  у  него  хитрые,
веселые,  но  я  помнил,  что  за  этими  глазами,  там,  глубже,  находится
великолепнейший мозг, умеющий работать, работающий много и с  удовольствием,
без всяких перерывов на обед и даже на сон.
   - Ну, - пробасил он, - рассказывай, чем занимаешься.  Где  преуспел...  В
чем. Я не поверю, что ты вот так просто ушел зашибать большие деньги.
   Я развел руками.
   - Иван Семенович, я польщен вашим визитом. Но, должен вам сказать...
   Он прервал бесцеремонно:
   - Ничего не говори! Ничего не говори такого, о чем потом можешь пожалеть.
Давай тогда я, если ты уж так почему-то жмешься. Я даже догадываюсь, почему.
Сказать?.. Теперь не хочется идти даже  директором  института.  Угадал?  Там
работы выше крыши, а здесь ты лежа на диване  с  легкостью  зарабатываешь  в
десять раз больше.
   Его лицо слегка покраснело. Глаза метнули молнию, но это еще не сердился,
я помню, что когда он сердился, на небе  в  самом  деле  собирались  тучи  и
гремел гром.
   - Не потому, - сказал я, защищаясь. - Просто мир изменился...
   - В чем?
   - Иван Семенович, старая  структура  образования,  что  досталась  еще  с
Ломоносова... даже еще раньше, сейчас уже не срабатывает так, как раньше.
   - Бравлин, поясните!
   - Иван Семенович, самые сверхценные и в то же время  самые  опасные  люди
для общества, это - невысшеобразованные. Типа Иисуса, Будды, Мухаммада - все
неграмотные, но создатели... А с помощью  Интернета  намного  больше  смогут
стать на их уровень. То есть получающие знания сами. Вы уловили,  в  чем  их
ценность?
   Он подумал самое мгновенье, ответил быстро, все еще хмурясь:
   - Их не учили, а они учились сами.
   - Спасибо, Иван Семенович, - сказал я искренне. - Вы, как всегда, коротко
и емко ухватили самую суть. В университетах  учат  нормальных  специалистов.
Набирают определенное  количество  людей,  усаживают  в  большом  просторном
помещении - и учат. Вдалбливают им определенные знания, указывают,  как  ими
пользоваться. Раньше это был  единственный  путь  обучения...  До  нынешнего
времени!  Пришел  Интернет  с  его  доступом  ко  всем   библиотекам,   всем
специалистам, консультациям, результатам опытов...  и  незашоренный  человек
может получить гораздо больше, чем тот, кто сидит в аудитории. В  аудитории,
скажем честно, сидит тот, кто желает получить бумажку о том, что он  отсидел
пять лет и теперь может называться человеком с высшим образованием. Те люди,
которые отныне будут совершать открытия, становиться вожаками в политике,  в
экономике, совершать перевороты... они будут получать знания иначе.
   Он подумал, поморщился, кивнул.
   - Хоть с оговорками, но соглашусь. Однако это относится к учебному циклу.
Ты же  будешь  руководить  научно-исследовательским  институтом.  Над  тобой
никого не будет,  Бравлин!  Ты  же  всегда  так  болезненно  отстаивал  свою
независимость!.. У тебя будет полная автономия. Из всех начальников - только
я, да и то косвенный. Ну, там распределение бюджетных средств, то  да  се...
Я, хоть и выше по рангу, но что-то вроде завхоза.
   Он отщипывал виноград по ягодке, бросал, не глядя, в рот. Зубы все белые,
крупные, не дешевле, чем по двести баксов за штуку. Но сбрасывать  вес  явно
не желает, в то же время, вижу, не  отказывается  от  удовольствия  потешить
желудок.
   - Извините, Иван Семенович... Он удивился:
   - И это не по тебе? Так что  же  ты  хочешь?..  Или  ты  всерьез  занялся
этим... как его... мне говорили, что ты объявил себя не то  верховным  гуру,