оклонился  с
насмешливым достоинством.
   - Желаю здравствовать честной компании...
   - И тебя,  -  гоготнул  Бабурин,  -  тем  же  концом  в  то  же  место!..
Га-га-га!..
   Анна Павловна засуетилась, засияла,  ринулась  с  чашкой  и  блюдечком  к
свободному стулу.
   - Вот чайку с малиновыми листочками!.. На даче собирала, одни витамины!..
Свеженькие...
   - С клопами? - спросил Лютовой. Анна Павловна обиделась:
   - Клопов я стряхивала!.. Они только на ягодах сидят!
   - Ага, - сказал Лютовой, он отодвинул стул, присел, -  тогда  я  лучше  с
сахаром, если не возражаете...  Все  коммунизму  косточки  перемываете?  Или
доказываете  друг  другу,  что  ислам  -  грязное,  отвратительное,  подлое,
трусливое, бесчестное... и так далее по словарю синонимов на слово "Зло"?
   Майданов сказал язвительно:
   -  Зато  теперь,  с  вашим  приходом,  поперемываем  косточки  евреям.  И
послушаем, какие они, оказывается, Зло для человечества!
   Лютовой отпил, поморщился, горячий, перевел дыхание и  сказал  достаточно
мирно:
   - Обыватель достаточно  грамотно  защищает  свои  обывательские  свободы,
умело оперируя  словами  "свобода",  "общечеловеческие  ценности",  а  также
периодически называя оппонента фашистом, антисемитом, расистом, шовинистом и
патриотом. А тот должен сразу растерять все  доводы  и  поспешно  отступить,
растерянно оправдываясь, что он-де никакой не  антисемит,  так  как  у  него
бабушка еврейка, знакомые - евреи, и сам он  -  Кацман  Абрам  Израилевич  в
шестом колене.
   - Да уж вы точно не Кацман, - сказал Майданов победно.
   - Точно, - ответил Лютовой с удовлетворением. - Вы еще не  заметили,  что
наступает время, когда  обвинения  в  антисемитизме  перестают  действовать?
Слишком уж перегнули с этим палку, присобачивая к месту и не к  месту.  Даже
не сами евреи, а услужливые шабес-гои, стараясь показаться господствующим  в
любом обществе и во  всех  сферах  евреям  хорошими  и  преданными  слугами.
Примерно  так  же  кампанию  по  борьбе  с  пьянством,  начатую  Горбачевым,
услужливые идиотики на местах превратили в повальную вырубку  виноградников,
что сильно помогло сбросить Горбачева вместе с его властью.
   Бабурин гоготнул, спросил:
   - А правда, что первым антисемитом был Господь Бог, который Адама  и  Еву
из рая в шею пинками под зад?
   Майданов взглянул на него почти с благодарностью. Бабурин  при  всей  его
глупости не раз разряжал напряженную обстановку,  принимая  огонь  на  себя.
Выведенные из себя его тупостью, на него  обрушивались  и  правые  и  левые,
западники и восточники, Бабурин вяло отгавкивался, нимало не обижаясь,  даже
счастливый, что с ним говорят профессора, как с  равным,  и  постепенно  все
снова становились родными и близкими членами одной тусовки.
   - В шею пинками, - сказал Лютовой задумчиво, - богат русский язык!
   - В шею под зад,  -  добавил  Шершень.  -  Класс!..  Это  так  же  трудно
перевести на другие языки, как и объяснить тупым иностранцам, что для нашего
человека одна бутылка водки - нормально, две - много, а три - мало!
   Немков  кашлянул,  привлекая  внимание,  заговорил  задумчивым  невеселым
голосом:
   - Вы не обратили внимание, что здесь, в России, когда  речь  заходит  про
Израиль, каждый... или почти каждый с восторгом начинает говорить, какие там
молодцы? Мол, террористов сразу стреляют, Америке не кланяются, свою  страну
поднимают на голом месте, а не с чужих пенки снимают?.. Но как  только  речь
про евреев здесь, в России, всякий замыкается, умолкает.  Или  же  наоборот,
чересчур громко начинает уверять, что о людях надо судить по национальности,
а сам так и шарит глазами по  стенам  в  поисках  следящих  устройств?..  Не
нравится мне такое, не нравится... Я старый человек, многое видал, потому  и
говорю - не  нравится.  За  долгую  жизнь  у  человека...  у  старых  людей,
вырабатывается особое чувство, как у собак и муравьев, что чуют  приближение
землетрясения.
   Лютовой посмотрел с интересом.
   - И что же чуете?
   Немков зыркнул на него из-под  мохнатых  бровей  сердито,  без  соседской
приязни.
   - Напряжение. Пока только напряжение  земной  коры.  Наступило  молчание.
Некоторое время слышно было, как Бабурин прихлебывает  чай,  шарит  в  вазе,
выбирая сухарики с орешками, затем  Майданов,  наконец,  сообразил,  на  что
намекает Немков, сказал с веселым удивлением:
   - Батенька... да вы антисемит!

ГЛАВА 10

   Страшное обрекающее слово ударило  как  молотом.  Вокруг  Немкова  раньше
сразу образовалась бы пустота. Майданов смотрел на него,  уже  поверженного,
расплющенного, уничтоженного до  седьмого  колена,  однако  Немков  с  самым
грустным видом кивнул, сказал медленно:
   - Вся ирония в том, что я как раз Кацман Пьецух Абрамович. В  шестнадцать
лет, когда получал паспорт, удалось сменить имя,  отчество,  фамилию,  пятую
графу. Это все ерунда! Кто хочет  оставаться  евреем,  тот  останется.  Я  -
остался. Мои работы по истории еврейской диаспоры можете почитать в Вестнике
Академии наук, в различных тематических сборниках... Я - старый человек, мне
скоро девяносто, я много видел, много знаю, а самое главное -  мною  уже  не
двигают простенькие эмоции, что двигают  человеком  оч-ч-ч-чень  долго!..  Я
могу видеть вещи такими, какие они на самом деле, а не так, как хочется.
   Его слушали с жадным любопытством.  Даже  Бабурин  поставил  чашку,  явно
боясь выронить.  После  перестройки  все  эти  Ивановы  враз  объявили  себя
Ивансонами да Иванбергами, ринулись менять паспорта на еврейские, но этот до
сегодняшнего дня не проронил ни слова о своей подлинной национальности.
   - Да, - сказал Немков после паузы, - да... я антисемит. В той же страшной
степени,   как   Барух   Спиноза   или,   скажем,    голландские    раввины,
предупреждавшие, требовавшие, а потом и  впрямую  запрещавшие  принимать  на
откуп в Польше православные церкви... Вы не знаете того исторического факта,
как именно вся Украина стала  страной  антисемитов?..  Нет?  Вы  только  про
победы читаете? Так вот я вам напомню печальный исторический  факт,  который
подтвердят все историки, но вспоминать о котором наши еврейские историки  не
любят. Итак, на Украине и следов антисемитизма не было - это  тоже  отмечают
все, - До тех пор, пока правительство Польши не предложило еврейской  общине
Польши... взять на откуп православные церкви покоренной Украины. Вы  знаете,
что такое откуп? Одно время это явление  было  весьма  популярно  в  Европе.
Крупнейшим откупщиком, к примеру, был Лавуазье, открывший  закон  сохранения
веществ. За что и был казнен в грянувшую революцию. За откупщичество,  а  не
за открытие закона, естественно. Откупщик, это человек,  который  брался,  к
примеру, собрать  налоги  с  какой-то  области,  региона  или  даже  страны.
Правительство по каким-то причинам не решалось  или  не  умело,  а  откупщик
брался. При этом отдавал правительству заранее  оговоренную  сумму,  а  себе
оставлял все собранное  сверх  этой  суммы.  Понятно,  с  каким  рвением  он
старался выдавить из населения  побольше  этого  "сверх"!  Еврейская  община
взяла на откуп все православные церкви на Украине! Итак, с того дня по  всей
Украине за посещение православной церкви была  установлена  плата.  Польские
власти оказались как бы ни при чем, а при каждой православной церкви  отныне
стоял еврей со стражей и собирал с украинцев,  собирал,  собирал...  За  его
спиной, конечно, стояли вооруженные поляки, но  собирал  все-таки  еврей!  И
торговался, требовал, настаивал, не пропускал в святая святых - церковь... В
городских церквях брал по монете или по  две  с  рыла,  с  деревенских  брал
курами, яйцами, гусями, салом, полотном,  любыми  изделиями,  которые  можно
продать... Лютовой вставил ехидно:
   - Евреи брали сало?
   - Евреи брали все, что можно было  продать  или  перепродать,  -  ответил
Немков безмятежно. Майданов смотрел на него с беспокойством,  впервые  самое
страшное обвинение на свете - "антисемит" не сработало. Да и как-то  странно
его применять к старому еврею, который явно же  не  отказывается  от  своего
еврейства. Даже подтверждает. Немков грустно продолжал:
   - И вот в массовом сознании  рядового  украинца  за  несколько  поколений
образ  оккупанта-поляка  вытеснился  образом  еврея,  который  не   пускает,
повторяю, в святая святых - церковь! Стоит, образно говоря, на  его  пути  к
Богу. В любую церковь, куда ни пойди,  везде  стоит  еврей  и  требует  либо
денег, либо мяса, кур, яиц, сала, полотна за посещение  церкви.  За  спиной,
понятно, польские стражники, но  молчат,  а  в  церковь  не  пускает  именно
еврей!.. И  вот  результат:  одни  за  другим  восстания,  которые  историки
стыдливо называют антипольскими, но в которых в  первую  очередь  вырезались
полностью  еврейские  общины.  После  этих  "антипольских"  на  Украине   не
оставалось ни единого еврея. Поляки остались, а евреи - нет. Потом, понятно,
после долгих битв поляки одерживали верх, снова начиналось то же самое, пока
Хмельницкий не сумел переломить ход борьбы, в  очередной  раз  истребив  все
еврейское население на Украине. Украину провозгласил независимой, после чего
воссоединил ее с Россией... Андрей Палиевич, вы так и не поняли, зачем я это
так подробно рассказываю?
   Майданов развел руками,  открыл  и  закрыл  рот.  Лютовой  посматривал  с
живейшим интересом, но помалкивал. Шершень снова увидел осу, поднял блюдечко
с остатками  чая  и  пробовал  приманить  охотницу  за  сладостями.  Бабурин
предположил:
   - А нас евреи чем-то обидели. Говорят, Гитлер  тоже  был  евреем,  только
бедным. Богатый еврей не выдал за него дочку, вот Гитлер  и  стал  евреев...
того, мочить! Сперва в сортирах, а потом по всей стране.
   Немков отмахнулся:
   - Молчи, дурилка. Андрей Палиевич, сейчас  ситуация  повторилась.  Только
евреи стоят не у входа в христианские церкви, а у любого входа наверх,  будь
это средства массовой информации, банки,  правительства,  наука,  искусство,
литература и прочее-прочее. А раздражение нарастает!..  Вы  спросите  нашего
уважаемого  Алексея   Викторовича,   что   происходит,   когда   раздражение
перехлестывает через край?..
   - Бред, - сказал Майданов с апломбом.  -  Времена  черной  сотни  прошли.
Русский народ  чересчур  инертен.  А  наша  духовная  составляющая  чересчур
сильна, чтобы наш кроткий и богобоязненный народ вот так  снова  решился  на
погромы... Все-таки вы - антисемит! Не знаю, из каких побуждений,  но  вы  -
антисемит! Немков развел руками.
   - Вот посмотрите, вы уже который раз за вечер назвали меня антисемитом. А
что я сказал? Я ничего не сказал такого, чего не знаете вы, не знают другие.
Общеизвестные факты, прекрасно известные из печати! Я  сказал,  что  большую
часть СМИ, банков держат в руках евреи. Вы тут же назвали меня  антисемитом,
но объясните, в чем здесь антисемитизм?..  Э-хе-хе,  я  застал  то  страшное
время, когда едва кто-то скажет  что-то  критическое  о  существующем  строе
социализма, тут же вокруг него образовывалась торричеллиева пустота.  И  все
нервно смотрят с опаской из дальних углов. Не столько даже на этого опасного
человека, сколько друг на друга: как бы кто не подумал,  что  я,  вот  такой
правильный, общаюсь с этим человеком!.. Вам не кажется, что сейчас  ситуация
повторяется?
   Майданов сказал сердито:
   - Не понимаю, о чем вы.
   - Понимаете прекрасно, - сказал Немков отечески. - Да только вам страшно.
На самом деле в глубине вашей конформистской души вам тоже это не  нравится.
Вы уже заглотнули воздух свободы, евреям за  это  особая  благодарность,  но
теперь вам не нравится, что  возникают  и  расширяются  новые  закрытые  для
обсуждения зоны. Закрытые даже для упоминания!
   Майданов вскинул голову, проговорил свысока:
   - Есть вещи, о которых даже говорить непристойно.
   Лютовой опустил глаза в чашку.  Я  чувствовал  его  неловкость,  внезапно
возникшую неуверенность. Как если бы он вышел с обнаженным  мечом  на  арену
боя, а противник снял доспех и отдал ему свой меч. Хреновое положение,  черт
бы его побрал. Это Бабурин врезал бы... Нет, даже  Бабурин  заколебался  бы,
всем нам подавай хотя бы слабое сопротивление.
   Немков все чаще поглядывал на Лютового, заговорил с прежней печалью:
   - Стратегическая ошибка была в том, что  любую  критику  действия  любого
еврея сумели связать с нападками на  культуру  вообще.  На  общечеловеческие
ценности, на мировые ценности и так далее. Это дало неоспоримые  тактические
преимущества: можно критиковать кого  угодно  и  как  угодно,  но  никто  не
осмеливается сказать хоть слово в  адрес  еврея.  Вроде  бы  здорово,  но...
раздражение нарастает как раз у шабес-гоев. У мальчиков, которые  вынужденно
выполняют требования еврейской верхушки, служат им, получают от них деньги и
льготы. Что делает русский народ, когда прижат  к  стене,  а  умных  доводов
нет?.. Он хватается за дубину. Но в чем особенность нашего времени?
   Он прямо смотрел на Майданова, но чувствовалось, что обращается ко  всем.
Майданов развел руками:
   - Ну, особенностей много...
   - Применительно, батенька, применительно!
   - Э-э-э... к данному вопросу?
   - Именно.
   - Не знаю,  -  ответил  Майданов  вынужденно.  -  Честно  скажу,  вы  нас
ошарашили. Это ничего, что я говорю за всех?
   Лютовой кивнул, я тоже, Шершень встал и гонялся за осой, а Бабурин заявил
громко:
   - Как дубиной по  рогам  -  хрясь!..  Это  уж  точно.  Немков  кивнул  на
Лютового:
   - Видите нашего уважаемого Алексея Викторовича? Без  иронии,  уважаемого.
Не знаю, как вы лично, но я уважаю.  И  за  его  работы,  и  за  гражданскую
позицию. Особенность данного периода истории в том, что  сейчас  берутся  за
дубину не извозчики, а интеллектуалы! Свобода - это, знаете ли, обоюдоострое
оружие. Евреи много сделали Для  торжества  свободы  во  всех  странах,  нам
свобода нужна была как воздух, но попутно свободу получили и  все  остальные
народы. Но теперь тактическое преимущество, которое получили  евреи,  связав
слова "еврей" и "культура" и заставив остальных принять эту  связку,  трещит
по швам. Сейчас на засилье евреев  начинают  обращать  внимание  не  простые
слесари,  те  всегда  были  настроены...  ну,  знаете  как,  но   и   сливки
интеллектуального общества туземцев. Более того, самых  дальнозорких  евреев
это тревожит все больше. Я, к счастью, со своими опасениями не одинок.  Ведь
та  еврейская   община   на   Украине,   что   погналась   за   тактическими
преимуществами... или скажем прямо: деньги ослепили  разум,  она  не  только
была истреблена под корень, но и подставила под удар все следующие поколения
евреев на Украине! Знаете ли, Гоголя из школьных программ  вычеркнуть  очень
непросто. А это у Гоголя наиболее красочно, как  за  посещение  церкви  надо
отдавать еврею последнюю  курицу,  последнюю  краюху  хлеба!..  Не  так  ли,
Алексей Викторович?
   Лютовой, к которому Немков обратился так внезапно, опустил  чашку,  прямо
взглянул Немкову в глаза.
   - Наш  милый  Андрей  Палиевич,  -  сказал  он  ровно,  -  очень  хороший
человек... Добрый. Услужливый. Я не хочу сказать "угодливый", это  слово  на
Руси с приходом христианства стало чем-то... хорошим. Но ведь все  святые  у
нас именовались угодниками. Самый большой угодник, мы бы его назвали холуем,
- святой Николай. Николай-угодник.
   Майданов спросил сердито:
   - К чему вы это?
   - Николай-угодник сделал  все,  -  ответил  Лютовой,  -  чтобы  отвратить
меня... да и многих, от православия. Знаете ли, дух угодничества... унижает.
В прошлые века был необходим для выживания,  но  сейчас  необходимости  нет.
Сейчас  даже  трусы  расправляют  свои  хилые  плечики.  Спросом  пользуются
религии, где в цене гордость... Нет-нет, я молчу про ислам, слишком  больная
тема. Но - язычество? Словом, только сейчас наступает время свобод! Никто не
хочет кланяться из-за страха или давления. Не знаю, понимает ли наш  дорогой
Андрей Палиевич, но именно  он  и  ему  подобные  толкают  евреев  к  новому
холокосту, а Юсу - к уничтожению. Был бы он хитрее или подлее, я бы  сказал,
что он выполняет  некое  сверхсекретное  задание  Антиеврейского  Центра  по
вызыванию ненависти к евреям.
   Бабурин не выдержал, захохотал.
   - Это Майданов-то? Ну ты даешь!
   Немков смотрел грустно, вид у него был потерянный. Я  осторожно  поставил
чашку, стараясь не привлекать его внимания. Немков  заметил,  повернулся  ко
мне.
   - А вы что молчите, Бравлин?.. Ведь тема  остренькая!  Наш  милый  Андрей
Палиевич таких тем старается избегать, но вы не из тех, верно? Я читал  ваши
работы,  читал...  вы  -  очень  злой  человек,  Бравлин.  И  очень   далеко
заглядывающий. Мне бывает страшно, потому что  многие  ваши  выводы...  увы,
верные.
   Он умолк, все смотрели на меня с ожиданием. Я развел руками.
   - Честно, я предпочел бы увильнуть. Просто по привычке. Вы,  конечно  же,
правы. Мы боимся такой темы. Избегаем ее чуть ли не на уровне  рефлекса!  Но
это еще не рефлекс, не  рефлекс...  Мы  все  слышали,  как  шабес-гои  часто
повторяют придуманный их хозяевами якобы случай из нацистской Германии, мол,
старик-интеллигент говорит: когда резали евреев - я молчал и не  заступался,
когда резали турок - я молчал и не заступался, когда резали армян -  я  тоже
молчал, но когда наконец  пришли  за  мной,  то  уже  некому  было  за  меня
заступиться. Мораль - берегите евреев!.. По своей примитивности  это  похоже
на рождественскую сказочку, которые Лев Николаевич  Толстой  изволил  писать
для крестьянских детей, то есть тупо, примитивно,  рассчитано  на  понимание
даже недоразвитого, от которого русская интеллигенция по  уровню  интеллекта
вообще-то на расстоянии ангстрема.
   Лютовой хмыкнул:
   - Анекдоты запоминаются лучше мудрых афоризмов! Вон посмотри на Бабурина.
Он хранит в своей памяти сотни тысяч анекдотов... Как  там,  "дней  минувших
анекдоты от Ромула и до наших дней  хранил  он  в  памяти  своей"?  Так  вот
Бабурин даст ему сто очков вперед! Верно, Бабурин?
   Бабурин приосанился.
   - Верно! Прямо ему в очко,  га-га-га!..  Сто  раз  уже  слышал.  Со  всех
сторон.
   - Эту глупость, - продолжил я, - и я слышал  от  десятка  людей,  которые
приводили ее к месту и не к месту. Но  это  анекдот  может  оказаться  не  к
месту, особенно старый, но кто посмеет не дослушать до конца этот  "случай"?
Кто посмеет прервать, сослаться на бородатость? Да  это  же  все  равно  что
кагэбисту сказать в лицо "Долой Советскую власть!".
   Я остановился, так как  Анна  Павловна  нависла  надо  мной  с  громадным
пузатым чайником.  Горячая  струя  полилась  в  чашку,  аромат  малины  стал
сильнее.
   Немков сказал невесело:
   - Посметь не посмеет, но что подумает... Сперва  только  подумает,  потом
ощутит раздражение. Затем по ряду признаков догадается,  что  и  его  сосед,
рассуждающий вслух про вечные ценности, ненавидит нас так же люто,  как  его
отец ненавидел Советскую власть, но пикнуть не решался, пока не выяснил, что
уже все эту власть ненавидят всеми фибрами души.
   Лютовой прервал:
   - И тогда-то грянул холокост - рухнул несокрушимый с  виду  СССР!  Сейчас
близки к холокосту США. И хотя я их не люблю, что естественно, но от  гибели
постарался бы удержать, как это ни  странно  для  милого  Андрея  Палиевича.
Сперва, конечно, доводами. Мол, опомнитесь, ребята, вы откусили кус, которым
можете подавиться. Опомнитесь, остановитесь на том, что вас просто не любят.
Не остановитесь... что ж, откатимся на несколько десятилетий вспять,  начнем
на ваших руинах строить новый мир. Если нельзя доводами, ведь  самодовольное
общество доводы не воспринимает, а только похвалу, то...
   - То что? - спросил Майданов сердито. - Атомными бомбами засыпать?
   - Зачем? Устрашающие теракты, что сейчас волной катятся по миру, способны
разбудить любого самодовольного обывателя. Чтоб задумался: а за что  нас  не
любят?
   Бабурин поинтересовалс