я  знаю  лучше,
чем свои пять пальцев. Мне бы вперед...
   - Обойдешься, - оборвал Лютовой. - Молод больно.  Отстрелят  у  тебе  еще
что-нибудь, а тебе еще жениться, бойцов для Сопротивления рожать...

ГЛАВА 2

   Мы вышли из подвала в закат, что почти не закат, а нечто  бледно-розовое,
слабое, накурившееся. На бульваре лавочки заняты, поколение пепси сидит, как
старички, перемывает кости проходящим. Ломает головы, как бы оттянуться  еще
и еще, а  потом  еще  и  словить  кайф  хоть  на  чем-нибудь.  Розовое  небо
опускается к земле, прижимается, выше полосы заката быстро темнеет. Внезапно
мне стало не по себе,  ощутил  бездонность  космоса,  а  от  этого  ощущения
недолго и до признания Бога именно как Бога.
   Лютовой шел, как всегда, прямой, подтянутый,  не  забывая  держать  плечи
развернутыми. Шевченко, который и Бродяга и Дмитрий, тащился далеко  позади,
как несчастная коза, которую ведут на базар, изображал  балдеющего  парнягу,
который ищет податливую телку на вечер. Автомат ухитрился упрятать под не по
росту длинную куртку, в этом сезоне модно носить на два размера  больше,  из
кармана выглядывает цветной краешек банки пепси, никто  не  заподозрит,  что
еще глубже как минимум пара мощных гранат, спасибо Инге.
   Мы с Лютовым через голову крохотной Катэрыны затеяли спор  о  телесериале
"Кто перднет громче", но вдруг он сказал тем же небрежным голосом:
   - Идут. Эх, черт!
   - Что-то не так? - спросил я.
   - С ними машина сопровождения.
   - Тоже бронированная?
   - Н-нет вроде бы... Хотя, черт ее знает. Что будем делать?
   Он спрашивал у меня, словно это я руковожу операцией. Я сказал резко:
   - Я оставил колеса на взлетной полосе. И бензина у  меня  только  в  один
конец.
   - Хорошо, - бросил он. И тут  же  другим  голосом  сказал  в  направлении
верхней пуговицы роскошной кожаной куртки:
   - Денис, действуй!
   Машины шли в  три  линии,  служивый  люд  уже  добрался  домой,  движение
рассредоточилось,  зато  скорость  с  черепашьей  в  час  пик  поднялась  до
восьмидесяти. В левом ряду показался черный "мерс" с затемненными  стеклами.
Лютовой указал мне взглядом, я пошел по самой кромке тротуара.
   "Мерс" шел на большой скорости, догнал  "жигуленок"  на  средней  полосе,
загородившись им от тротуара. Только  мое  сердце  застучало  чуточку  чаще,
сейчас бы стрелять, этот гад уйдет, уйдет...
   В правом ряду шел старенький "Москвич", начал  притормаживать  у  бровки,
тоже закрыв собой цель. Лютовой начал цедить проклятия, рука его  скользнула
под полу куртки. Все шло не  так,  все  нарушилось,  я  тоже  сунул  руку  к
автомату, пальцы легли на теплый, нагретый моим пузом приклад.
   Негромко бабахнуло, зашипело. Вдогонку за "мерсом" с  тротуара  потянулся
быстро догоняющий его дымный  след.  Боевик,  который  должен  был  стрелять
"мерсу" в лоб или  хотя  бы  в  бок,  вынужденно  пропустил  и  "жигуль",  и
"Москвич", теперь пустил ракету вдогонку.
   Я затаил дыхание, но руки мои уже выхватили автомат. Рядом Лютовой дважды
резко взмахнул рукой. Меленькие черные шарики вылетели как большие  жуки  из
ладони. Два взрыва прогрохотали, сливаясь в один, потом  грохнуло  еще  раз.
"Мерс" подбросило,  в  нем  страшно  заскрежетало.  Полетели  искры,  "мерс"
развернуло, он ударился  левым  крылом  о  бетонный  барьер,  отделяющий  от
встречного движения, его подбросило, перевернуло дважды, в этот момент сзади
с силой ударился второй "мерс". Из него  брызнули  стекла,  Лютовой  швырнул
третью гранату, а я, все поняв, открыл  ураганный  огонь  по  этому  второму
"мерсу".
   Катэрына зачем-то присела на корточки, закусила губу  и  с  остервенением
поливала очередью выбитые стекла, откуда показывались то руки, то головы.
   Вторая  ракета  пронеслась  наискось  дороги.  Передний   "мерс",   почти
неповрежденный, только  с  погнутой  дверцей,  пытался  вывернуть  колеса  и
выбраться на полосу. Ракета ударила его в  стекло.  Я  услышал  звон,  потом
раздался мощный взрыв уже в самой машине. Тугой огонь  вышиб  все  стекла  и
двери, вырвался победно наружу. Вместе с огнем вывалились  объятые  пламенем
человеческие фигуры. Я с наслаждением выпустил в них длинную  очередь.  Пули
подбрасывали тела, и это было хорошо...
   Лютовой взмахнул рукой в последний раз, заорал:
   - Все!.. Уходим!
   Я попытался поменять рожок, но Лютовой дернул меня  за  локоть,  потащил.
Рядом прогремели три короткие  очереди.  Это  Бродяга,  уже  поменяв  рожок,
прикрывал наше отступление короткими злыми очередями.
   Мы втроем вбежали в проходные дворы, я бежал машинально,  не  верил,  что
уйдем. Почти сразу навстречу попались двое  бегущих  милиционеров.  Катэрына
оскалила зубы, в самом деле острые, как у лисенка, рука метнулась  под  полу
курточки, но один из милиционеров прокричал быстро:
   - Ребята, мы вас не видели!
   Мы промчались мимо. В одном из дворов Лютовой перешел на  шаг,  оглянулся
пару раз,  заговорил  уже  почти  спокойно,  только  голос  вздрагивал,  как
натянутая струна:
   - Да, так что там за стрельба была, а?.. Никто не знает?..
   У подъездов  на  нас  смотрели  старушки,  балдеющие  тинейджеры.  Кто-то
спросил тупо:
   - Мужики, что там за стрельба была?
   - Не знаем, - ответил Лютовой. - Мы там не проходили.
   - Ага, - сказала одна женщина с трубным  голосом  и  властными  манерами,
такие обычно становились председателями месткомов и дворкомов. - Понятно.  И
здесь вы тоже не проходили. Верно, соседи?
   Соседи загудели подтверждающе. Лютовой тихонько ругнулся, что-то в нас не
то, может быть, морды недостаточно обывательские. Мы прошли  еще  с  десяток
дворов, все время слегка петляя, потом кто-то тронул меня сзади за  рукав  и
сказал тихо:
   - Вот сюда. Быстро.
   Дальше был спуск по бесконечной трубе.  Металлические  скобы,  заменяющие
ступеньки, предательски подрагивали под моим весом.  Я  опускался  в  полную
черноту, снизу доносилось сопение, покряхтывание, потом и оно затихло.  Руки
занемели, я опускался все медленнее. Мелькнула мысль,  что  вообще-то  можно
разжать немеющие пальцы, ведь я уже все сделал даже здесь...
   Снизу блеснул яркий луч  фонарика.  Я  опускался  внутри  широкой  трубы,
каменные стены покрыты ржавчиной и  плесенью.  Лютовой  уже  внизу,  фонарик
наконец повернул, луч пошел шарить вокруг, высвечивать огромнейшую пещеру.
   Я наконец опустился на самое дно, остановился, прислонившись к  лестнице.
Дыхание  вырывалось  с  хрипами,  а  сердце  наконец-то  колотится,  как   у
перепуганного воробья. Нет, не пещера, под ногами Лютового остатки  бетонных
шпал.  Похоже,  мы  пробрались  в  один  из  метрополитенов  стратегического
назначения, здесь должны были ездить платформы  с  ракетами.  Когда-то  даже
ездили.
   Катэрына и Бродяга куда-то исчезли по дороге.
   - Переждем здесь, - объяснил Лютовой. Он направил свет фонарика вдаль, но
луч утонул в черноте, будто им посветили  в  ночное  небо.  -  Сейчас  район
оцеплен, идут облавы. Как и принято, постепенно затягивают петлю к Центру.
   Я спросил неверяще:
   - А сюда не заглянут? Он коротко усмехнулся.
   - Что, разочарован?.. Колеса красиво на взлетной полосе,  бензин  в  один
конец... Придется харакирить, ведь в бою погибнуть не повезло!
   Я оглядел серые стены,  высокий  бетонный  свод,  откуда  в  трех  местах
сочилась вода. Почти везде  свод  зеленый  от  плесени,  неприятно  блестит.
Чернота уходит в обе стороны, а мы  топчемся  на  стертых  шпалах.  Потом  в
кромешной тьме заблистали огоньки.  Я  насторожился,  наконец-то  вставил  в
автомат полный рожок взамен пустого.
   - Это свои, - сказал Лютовой.
   Он поднял фонарик, подвигал. В ответ начертили  тоже  некую  абракадабру.
Спустя десять минут из темноты  вынырнуло  с  десяток  молодых  и  не  очень
мужчин. Одеты кто во что, как и вооружены,  двое  вообще  с  виду  настоящие
новые русские, прикид тянет на десяток  тысяч  баксов,  как  такие  рискнули
спуститься в грязное вонючее подземелье .
   Лютовой сказал властно:
   - Все в диспетчерскую!.. Будем ждать.
   На меня посматривали без особого  любопытства,  хотя  я  перехватил  пару
очень внимательных взглядов. Одно дело, когда человека допускают  к  участию
там, наверху, другое - запускают сюда. Конечно, и наши спецслужбы, и  юсовцы
знают о существовании таких вот тоннелей, но здесь  у  них  нет  той  наглой
уверенности, что наверху. Здесь не задействуешь вертолеты и даже спутники, а
жизнь, она ж одна, лучше живой пес, чем мертвый лев, лучше подать рапорт  об
увольнении, чем лезть в эти страшные норы. Сражаться с фанатиками на  равных
могут только фанатики, а откуда фанатики у юсовского режима?
   А те, которые называют себя фанатиками прихода Юсы, могут  только  глотку
драть, а за нее не прищемят себе и пальчика. Все в духе морали  Юсы,  все  в
духе ее морали...
   Нас  отвели  и  устроили  на  отдых  в  просторном  помещении,  где   еще
сохранились старинные столы, табуретки, даже диван,  правда,  деревянный,  с
резными ножками, богато украшенными резьбой подлокотниками и резной спинкой.
Я улегся на дощатом полу возле остатков пульта,  настоящего,  старинного,  с
торчащими рычагами. Тогда они выглядели верхом  техники,  последним  писком,
эти красиво загнутые металлические штыри с кругляшками на концах.
   Их торчит около десятка, это уже очень много для диспетчера  тех  времен.
Это сейчас  на  пульте  управления  с  полсотни  клавиш,  к  тому  же  можно
перенастраивать по своему выбору. А тогда вот здесь сидел человек, красиво и
мужественно смотрел вдаль, держался за  рычаги,  двигал  их,  чувствуя,  как
силой  его  мышц,  без  всяких  гидроусилителей...  наверное,   без   них...
переводятся стрелки, переключаются семафоры... Да это не такая уж и архаика,
она и в моей навороченной  машине  еще  сохранилась:  коробкой  переключения
передач   называется,   тоже   дергаю   рычаги,   как   машинист    паровоза
Черепанова-Стефансона...
   Лютовой побеседовал с боевиками, вернулся и присел рядом. Вскоре  явились
и Катэрына с Бродягой, она прощебетала мило, словно рассказывала о нарядах:
   - Я слышала, они сейчас  по  Интернету  проверяют  всех.  Лютовой  сказал
успокаивающе:
   - У меня в этот момент крутится диск с группой "Джи Аглы", а в Интернет я
вошел еще полчаса назад, отметился на двух  форумах,  сходил  на  порносайт,
смотрю новости науки... У меня прога там пашет по полной программе!
   - Ну, - сказал Бродяга, - на порносайт вы и сами ходите,  а  вон  новости
науки зачем?
   - Я ж ученый, - ответил Лютовой оскорбленно, - не знал?
   - Гы-гы, - сказал Бродяга, - а кто же тогда ваш напарник?
   Лютовой помолчал, все ощутили нечто  серьезное,  умолкли.  Потом  Лютовой
сказал достаточно громко:
   - Это тот, кто может потопить Юсу надежнее, чем залп из всех подлодок.
   На меня поглядывали с удивлением и осторожностью. Я совсем опустил  веки,
притворился спящим. Одно дело - весело  и  беспечно  говорить  на  соседской
тусовке, где даже враждебно настроенный Майданов - само  обаяние,  другое  -
здесь, к чему подталкивает Лютовой. Эти ребята моложе, жестче, непримиримее.
Скорее всего, сразу отвергнут, а доказать не смогу, нет сокрушающих доводов.
Майданов поймет и тонкие доводы, шаткие, едва уловимые, а этим  надо  что-то
убивающее наповал. Как религия, к примеру.
   Вообще-то  с  религией  надо  в  иммортизме  кое-что  прояснить,  кое-что
усилить,  добавить,   разжевать.   Ведь   здоровый   человек   со   здоровой
неиспорченной психикой обязан быть атеистом. По  крайней  мере,  пробыть  им
большую часть жизни. Хотя бы две трети. Это нормальная эволюция его психики.
Ведь человек не только во внутриутробном  развитии  повторяет  амебу,  рыбу,
крокодила, птицу и лемура, но и потом, уже человечком, ускоренно проходит  в
своем взрослении все общественные  формации:  от  одиночно-звериного,  затем
стадного  -  до  нынешнего   высокоразвитого,   через   общинно-первобытный,
рабовладельческий и феодальный.
   Так же точно любой ребенок, сперва  послушный,  не  имеющий  своего  "я",
осознает  себя  отдельной  от  родителей  личностью  и  начинает   проявлять
характер,  все  чаще  бунтует,  противится  авторитету,  а  в  конце  концов
полностью отвергает родительскую опеку и стремится жить самостоятельно.
   И - живет. Взрослеет. Общается в  обществе,  заводит  друзей,  растет  по
службе,  расширяет  кругозор.  И  вот  через  много  лет  он  вспоминает   о
родителях... уже совсем не так, как вспоминал их  в  первый  год  "свободы".
Начинается со слабого интереса, ведь теперь родители давно уже не авторитет,
не диктаторы, не властелины.  Затем  -  первые  контакты,  визиты  в  старый
родительский дом, где, оказывается, не только деспотизм отца, но и  глубокая
житейская мудрость людей, которые всегда будут взрослее его...
   Вот тогда и происходит возвращение блудного сына.  Символическое,  совсем
не то, что на известной картине, ибо на самом деле иной сын к  тому  времени
уже сам заматерел, вовсе не бомж в рубище, а  на  "мерсе",  у  него  богатая
фирма, красивая жена, дети, влиятельные друзья. Но он, если у него  здоровая
психика, он возвращается...
   Вот так мы все, я только о нормальных и здоровых, уходим от Бога, бунтуем
против Его власти, не желаем молиться - как унизительно! - не  признаем  Его
самого, и живем в полную мощь, сильные и дерзкие, не понимая, что все это по
Его воле, что Он так и запланировал, что именно такие Ему и нужны, а вот те,
кто с детства и до старости остаются верящими в Него и ежедневно возносящими
Ему молитвы... что ж, Он сказал предельно ясно про убогих духом  и  повторил
для убогих умом не один раз. Они тоже Его дети,  Он  их  жалеет,  но  ставку
делает на  нас,  Его  отвергающих.  Любая  религия  для  Бога  куда  большее
оскорбление, чем атеизм.
   Как поступали мои предшественники? Моисей, как и  ряд  ранних  заратуштр,
ссылался на то, что не сам придумал. Он-де лишь услышал глас Бога, который и
продиктовал эти заповеди. Так же повторил и  Мухаммад,  ему  надиктовал  сам
Аллах на высокой горе,  чтоб  Мухаммаду  было  лучше  слышно.  Иной  вариант
донести свое учение выбрал Иисус: объявил себя  богочеловеком,  а  значитца,
все его слова - слова Бога.
   Словом, надо и мне какой-то трюк для усиления позиции. Хотя, если честно,
я не чувствую, что это будет просто трюк. Я в  самом  деле  сын  Бога,  как,
впрочем, все мы - дети Бога. Только почему-то больше гордимся тем, что мы  -
дети дворян, директоров фирм, завхозов, генералов и начальников таможни.  Но
я знаю, что я - сын Бога. Знаю также, что  уже  не  раз  бывал  на  земле  в
человеческих телах, проходил от рождения до смерти, возносился,  перекачивал
всю инфу, что собрал, некоторое время проходил дефрагментацию, затем снова и
снова...
   Почему у меня это смутное ощущение, что я уже бродил  по  пыльным  жарким
дорогам, проповедовал, убеждал, доказывал?..  Что  именно  я  тогда  открыл,
какое  озарение  вспыхнуло  в  моем  черепе?  Что  круглое  колесо   удобнее
квадратного?.. Что Земля на трех китах?.. Борьба Света и  Тьмы?..  Не  делай
другому то, что не хотел бы себе?.. Возлюби врага своего...  Построим  город
Солнца?..
   И вот сейчас, в этом огромном мегаполисе,  городе  передовых  технологий,
где кто-то еще помнит и даже держится моих  старых  заповедей:  возлюби,  не
навреди... я уже составляю новые, именно для этого века, этого мира...
   И одна из заповедей должна  звучать  примерно  так:  "Сам  человек  судит
другого по делам и поступкам, но Бог - по тому, от чего тот отказался и  как
боролся с собою". Ибо мне придется не раз  подчеркивать  неприятную  истину,
что человеку очень  важно  не  только  приобретать,  но  и  отказываться  от
каких-то дорог. Рэндом стать проще, чем Эйнштейном. И намного прибыльнее.
   Да, именно так: мы судим друг друга по делам и поступкам, но Творец судит
по тому, от каких поступков человек отказался и как боролся с  самим  собою,
чтобы вычлениться из животного-юсовца-обывателя...
   Лютовой толкнул меня в бок:
   - Не спи. А то вообще буду считать чудовищем.
   - За что?
   - После такой операции дремлешь?
   - А почему нет?
   Он зябко повел плечами.
   - Ну, знаешь... У меня  после  первой  две  недели  руки  тряслись.  Нет,
юсовцев не боялся! Но когда вспоминал, как пуля из моего  автомата  вошла  в
живот колабу... а он закричал... почти как человек... может быть, он  раньше
был человеком... может быть, он даже смог бы  снова  стать  человеком?  А  я
оборвал его жизнь... Понимаешь, у  человека  можно  отнять  все:  богатство,
семью, родителей, детей,  честь,  имя...  но  пока  у  него  остается  такая
малость, как жизнь, у него еще остается шанс вернуть если не все - родителей
не вернешь, то хотя бы большую часть, очистить имя,  смыть  грязь  с  чести,
спасти, совершить, одолеть, вознестись... А я оборвал и эту возможность!
   Я зевнул.
   - У тебя комплекс рядового.
   - Что за комплекс?
   - Генерал должен быть безжалостным. Генерал должен  уметь  отправлять  на
смерть малый отряд, чтобы дать пройти большому. Более  того,  должен  делать
это без жалости! Если дрогнет, то погибнет и  большой  отряд.  Да,  командир
обязан минимизировать потери, но вообще избегнуть - невозможно. Считай,  что
у меня комплекс генерала.
   Он пробормотал:
   - Скорее императора.
   Я промолчал, он близок к истине, но не с той стороны. Я-то  знаю,  что  я
намного выше любого императора. Как был  выше  императора  Заратуштра,  хотя
император  сидел  на  золотом  троне  и  повелевал  миллионными  армиями,  а
Заратуштра ходил босым по пыльным дорогам, кровавя ступни. Как был выше даже
владыки мира - римского императора Христос...
   ...Один из боевиков вытащил из сумки пальмтоп, даже не пальмтоп, а  самый
настоящий ноутбук с широченным экраном. Сверхплоский,  такие  стоят  бешеные
деньги, раскрыл, сел в уголке. От вспыхнувшего экрана на  лицо  пал  неживой
свет, привнося в молодое лицо что-то вампиристое.
   Некоторое время лицо оставалось  спокойным,  сосредоточенным.  Комп  либо
долго загружался,  либо  сканировал  на  предмет  вирусов,  потом  в  глазах
заблестел азарт. Понятно, либо пошел мод, где РНЕ  мочит  юсовцев  по  всему
миру и разносит Вашингтон, либо удалось  подключиться  к  Интернету,  и  вот
прямо щас пошли гуськом голые бабы порносайтов...
   Бродяга дважды исчезал, вернулся довольный, с блестящими, как  у  кота  в
темноте, глазами.
   - Уже весь город перевернули! -  сказал  он  с  азартом.  -  По  новостям
передали, что боевики совершили самый дерзкий налет за последние три месяца.
Убито трое юсовцев, давно такого не было. И пятеро колабов! Ни  одного  даже
до больницы не довезли... Объявлены операции  "Двойной  перехват",  "Красная
сирена" и "Бетонный заслон"... Что-то названия у этих... с  бетонными  лбами
не очень...
   -  Ждем,  -  сказал  Лютовой.  -  Выйдем  в  северной  точке.  Там   ждет
микроавтобус с удочками, сачками и свежепойманной рыбой. Въедем  в  город  с
рыбалки, о нападении ничего не слышали, на природе мы без радио...
   Бродяга все посматривал на меня теми  же  блестящими  глазами.  Его  явно
смешило, что на него можно подумать такую дурость: с  удочками  за  город  к
сонному  озеру,  оставив  за  спиной  огромный  город  с  его  компьютерами,
Интернетом, связью со всеми библиотеками мира, всеми духовными сокровищами!
   - Исламские боевики, - сказал он тихонько, - на той неделе  тоже  рванули
юсовцев. Где-то в Пакистане. Как вам такое?
   Я пожал плечами.
   - Да никак. Рванули и рванули.
   - А как, - спросил он уже настойчивее, - нам относиться к... такому?
   Я снова сдвинул плечи.
   - Как вообще относиться к исламскому миру? Мусульмане видят, что западный
мир гниет. И эта гниющая язва медленно расползается на  весь  мир.  Западный
мир жив еще потому, что питается свежей кровью России и  Востока.  Но  когда
эта язва покроет всю планету, роду человеческому  придет  конец.  Мусульмане
это п