,
почтительно подал  руку  принцессе,  выходившей из  только что  появившегося
кораблика.  Кукушонок,  истосковавшийся в этой пустынной каменной чаше,  где
только  изредка возникал Эрромиорг,  заботливо переправлявший из  замка  все
необходимое,  ринулся навстречу и,  опустившись на подставленный локоть,  от
счастья засвистел по-птичьи,  подняв изящный серый клюв к  вечереющему небу.
Гуен,  восседавшая на куполе большого корабля,  ставшего по совместительству
здешним замком,  напротив,  только захлопала крыльями,  приподнимаясь, но не
взлетая;  взгляд ее немигающих глаз был устремлен на отверстие люка. Когда в
нем показалась голова Харра,  птица резко взмыла в  воздух и заложила крутой
вираж, готовая в любой момент сорваться в смертельно опасное пике.
   - Гуен, охранять! - успела крикнуть принцесса, подымая правую руку. - Это
свой.
   Что-то в  незваном госте,  уже облачившемся в свое привычное одеяние,  не
удовлетворило придирчивую стражницу;  она пронеслась над самой его головой и
увесистой известковой каплей осквернила щегольской кафтан.
   - Ах  ты,  кура безмозглая!  -  завопил Харр своим прекрасно поставленным
голосом. - Яйца несет?
   - Нет,  -  пробормотал Флейж,  давясь от  хохота,  но  еще не  зная,  как
отреагирует принцесса на оскорбление, нанесенное ее гостю.
   - Тогда - на вертел ее, сволочугу!
   - Достойный странник,  -  сурово проговорил Сорк,  появившийся из второго
вновь  прибывшего корабля,  -  негоже  сотрясать здешний  воздух  словесами,
уместными в придорожных кабаках, ибо тебя слышит юный принц.
   - А  ты  не волнуйся,  служивый,  принцы таковым словам в  первую очередь
научаются -  и  от  стражников,  и  от  мамок.  Дело житейское.  Но при даме
воздержусь и извинения приношу наинижайшие.
   Повернувшись к  даме задом,  он  принялся стаскивать с  себя единственное
свое одеяние,  обнажив при этом спину, густо курчавившуюся черным лоснящимся
волосом.
   - Эрромиорг!   -   торопливо  крикнула  принцесса,   посылая  свой  голос
одновременно по  всем  покоям просторного замка  Асмура.  -  Я  вернулась на
Джаспер.  Благодарю тебя за  все,  что ты  тут для меня приготовил,  но  вот
весьма  спешная  просьба:  разыщи  в  гардеробе  покойного  лорда  несколько
камзолов и  плащей,  пошире в плечах и подлиннее.  И что-нибудь совсем уж до
пят, халат, что ли...
   - Это отнимет всего несколько минут, моя принцесса, - донесся ответ.
   - Ну вот, дело улажено, - бросила мона Сэниа через плечо, чтобы нечаянным
взглядом не смутить гостя.
   Но  что-то  не  похоже было,  чтобы Харр  по-Харрада вообще был  способен
смущаться.  Он нагнулся,  набрал полные пригоршни голубых колокольчиков, уже
наполненных вечерней росой,  и  принялся этой цветочной кашей умащивать свой
ворсистый, как кошма, торс. В воздухе поплыл земляничный аромат, смешанный с
запахом мужского пота.
   - А  может,  я его окуну,  -  неуверенно предложил Флейж,  -  море совсем
рядом, только через стенку перелететь...
   - Опасно,  -  покачала головой мона Сэниа.  - Хотя наши птицы не замечали
никого постороннего. Нет, рисковать гостем не стоит.
   Только сейчас она  всей  кожей почувствовала,  как  сама истосковалась по
прозрачной,  вольной воде -  не в ванне, не в бассейне, а хотя бы в озере. А
тут - море... - Нет, - сказала она скорее себе, чем Флейжу.
   И  тут  возле  группы  кораблей,   которые,  переставленные  Эрромиоргом,
образовывали  в   центре  каменной  чаши  что-то  вроде  крошечного,   почти
игрушечного замка  с  одним  шатровым залом  и  четырьмя башнями по  бокам -
начали  с  шелестом появляться темные,  изредка  поблескивающие драгоценными
камнями, свертки. Да, эрл Асмур не любил пестроты, и если богатство тканей и
изысканный  подбор  черных  и   серых  камней  без   слов   говорили  любому
джасперянину о несомненной роскоши такого наряда,  то бродячему менестрелю с
варварской планеты такие одежды могли бы показаться едва ли не убогими.
   Не  дожидаясь приглашения,  Харр  по-Харрада  с  радостным криком:  "Ага!
Посмотрим, посмотрим!" - устремился к вороху одежды, потирая ладони.
   И мона Сэниа вдруг подумала, что в его голосе не сквозит ни тени жадности
- скорее восторг ребенка, слишком редко получающего подарки.
   - Флейж,  займись,  -  велела она,  снова ныряя в  свой  кораблик,  чтобы
достать оттуда засопевшего после долгого сна Ю-ю.  Заснуть на одной планете,
проснуться на другой...  И вдруг впервые в жизни ее охватил страх:  а сможет
ли ее сын совершать эти перелеты,  как все джасперяне? Унаследует ли он этот
природный дар от матери или таинственное НИЧТО будет закрыто для него, как и
для всех остальных обитателей Вселенной?
   Она  стерла со  лба мгновенно выступившую испарину.  Не  думать об  этом,
приказала она себе.  Не думать четыре года - до того возраста, когда ребенка
впервые сажают на крылатого коня,  дают в  руки легкий меч и объясняют,  что
такое мгновенный полет. Сейчас гадать бессмысленно.
   Она быстро прошла в  шатровый корабль через единственный люк,  открытый в
промежутке между  малыми корабликами-башенками.  Да,  и  здесь  Эрм  был  на
высоте:  четыре приоткрытые двери в боковые помещения,  а между ними богатые
диваны,  крытые коврами,  и столики с висящими над ними светильниками. Место
для сбора всей дружины.  Слева и  справа от входа -  обставленные без лишней
роскоши,  по вполне удобные комнаты для тех,  кто будет делить с  принцессой
дни - или годы - ее изгнания, нечто среднее между кордегардией и покоями для
гостей. Оружие, оружие, оружие. Эрм рассчитывал на худшее.
   Мона  Сэниа в  который уже  раз  мысленно поблагодарила своего сенешаля и
прошла через весь шатер к двум отдаленным, только чуть приоткрытым люкам. О,
вот здесь,  наоборот,  все наводило на  мысли о  счастливых временах.  Левый
дальний кораблик,  превращенный в гнездышко для влюбленных, словно говорил о
том,  что это -  изысканная форма поклонения ей как прекраснейшей из женщин:
сдержанный  в   своих  поступках  и   воспитанный  в  беззаветном  почитании
королевской семьи,  Эрромиорг никогда не позволял себе ничего большего,  чем
почтительное повиновение; но эта комната была убрана так, как если бы он сам
мог  провести в  ней  остаток жизни вместе с  той,  которая была мечтой всех
настоящих мужчин Джаспера.
   Мона Сэниа это поняла.
   А  правый кораблик,  стоящий вплотную к  левому,  был чистенькой,  но без
фантазии   убранной   детской.   Отделанная  перламутром  колыбель   -   дар
деда-короля; насест для Кукушонка. Удобное, но простое кресло для нее.
   Она  перекрыла отверстие,  ведущее в  общий  шатер,  и  наложила на  него
нерасторжимое заклятие.  Теперь в  детскую можно было пройти только через ее
собственную комнату.  Она тихонечко вздохнула и  покачала головой:  если все
время вот так прятать сына,  то  ведь можно воспитать из него труса...  Нет.
Вернется Юрг,  они вместе что-нибудь придумают.  И хватит тревог и сомнений:
недаром говорят, что они передаются младенцу с молоком матери. Чудо еще, что
он  так  спокоен и  солнечно-приветлив...  Она  покормила малыша,  уложила в
колыбель и  кликнула Кукушонка.  Вместе с  легкокрылой птицей в шатер влетел
голос: "Владетельная принцесса! Твой супруг, командор Юрг только что передал
мне  через  магический амулет весть для  тебя:  "все  самое страшное позади,
остаюсь при Стамене на эту ночь - возможно, потребуется моя кровь". Это все,
принцесса". - "Как это понять - потребуется кровь? Что, вся?" - "Не знаю, но
могу  через  мой  амулет переслать командору твои  слова..."  -  "Нет,  нет,
Кродрих, не стоит - мы можем помешать ему. Благодарю".
   Она впервые назвала его полным именем,  и  это вырвалось у нее совершенно
естественно: ведь они больше не были в походе. В этом тесном, так далеком от
королевской роскоши жилище мона Сэниа была наконец дома.
   Она скинула тесную походную одежду и выбрала скромное, просторное платье.
Оно скорее подошло бы  пожилой домоправительнице,  чем молодой и  счастливой
женщине. А ведь совсем недавно ее все называли "юная принцесса"... Наверное,
чтобы  вернуться  к   этому  ощущению  юности,   надо   прежде  всего  снова
почувствовать себя любимой. А это опять отодвигалось еще на один день. Сэниа
досадливо  тряхнула  головой,   и   черные  волосы  рассыпались  по  плечам,
сдерживаемые только драгоценным аметистовым обручем. Какая бы она ни была, а
прежде всего  она  хозяйка дома.  Легко  и  стремительно,  как  прежде,  она
покинула свой шатер.  Под  ногами захрупали стебли по-вечернему полиловевших
соцветий; солнце уже коснулось кромки каменных стен, окружавших пологую чашу
их маленькой уютной долины.
   - Стены  растут!   -  вдруг  заорал  диким  голосом  Харр  по-Харрада.  -
Спасайтесь, пока они не закрыли все солнце!
   - Успокойся, гость мой, - стараясь скрыть усмешку, проговорила принцесса.
- У нас солнце прячется каждый раз, когда мы собираемся отойти ко сну и...
   Она осеклась и  едва по-детски не прыснула:  чернокожий певец выбрал-таки
себе  наряд по  вкусу.  Вероятно,  этот малиновый халат с  нежнейшей опушкой
персикового цвета когда-то  принадлежал Тарите-Мур,  и  сейчас он  едва-едва
сходился у тихрианина на пупе, оставляя обнаженной могучую грудь, на которой
лишь  изредка  поблескивали  бусинки  хрустального транслейтора,  прячась  в
угольно-черных завитках волос.  Харр зябко ежился, стараясь стянуть отвороты
не вполне уместного здесь пеньюара - розовый пух жалкими клочками выпархивал
из-под пугливо подрагивающих пальцев.
   - Снег!  -  снова заорал он. - Разводите костры, сейчас пойдет снег, если
исчезнет солнце...
   Он  бросился к  куче  одежд  и  принялся судорожно разбрасывать камзолы и
штаны,  прежде чем  нашел подходящий плащ;  к  чести его будет сказано,  что
прежде  всего  он  вернулся  к  принцессе  и  бесцеремонно,  даже  несколько
грубовато закутал ее с ног до головы - сделал это он подозрительно умело.
   - Ступай в  дом  и  сиди  там,  пока  я  огня  не  спроворю,  -  велел он
безапелляционным топом. - Эй, где тут разжиться дровишками?
   Флейж  помирал от  беззвучного хохота,  благо  дамский капот с  торчащими
из-под него громадными сапожищами очень к  тому располагали;  Сорк хмурился,
но молчал,  ибо первое слово принадлежало принцессе, которая была растрогана
до такой степени, что не находила ни нужных слов, ни подходящего топа. С ней
обращались как с девочкой...
   - Слушай,  ты,  гусь, - не выдержал наконец Флейж, - умерь свой пыл. Снег
тут выпадет не раньше чем через половину преджизни,  если по-вашему. Так что
угомонись, пока ты меня заикой не сделал.
   Харр  недоверчиво  поглядел  на  него,   потом  на  принцессу;   все  еще
сомневаясь,  он  запрокинул голову,  всматриваясь в  быстро  темнеющее небо.
Первая  вечерняя луна  между  тем  всплыла над  восточной стеной  и  теперь,
положив свой голубоватый округлый подбородок на каменную кромку, заглядывала
в долину, словно дивясь нежданным гостям.
   Лицо Харра побледнело -  то ли от лунного отсвета,  то ли от смертельного
ужаса. Он вскинул руки, заслоняя собой принцессу от лунного света.
   - Призрак солнца...  -  прошептал он, и этот шепот был страшнее давешнего
крика. - Если его мертвый взор упадет на тебя, то все тепло твоей души...
   - Милый Харр,  -  сказала мона  Сэниа,  легким прикосновением опуская его
воздетые руки.  -  Это всего лишь первая луна,  и мы видим ее ежевечерне. Не
сомневаюсь,  что твои сказания о призраках солнца весьма поэтичны, но сейчас
настало время вечерней трапезы.
   - Милостивая  моя  госпожа,  -  живо  откликнулся Флейж,  -  пока  мы  не
обзавелись тут  кухонными  сервами  и  всеми  причиндалами для  стряпни,  не
позволишь ли обратиться к Эрму,  чтобы он прислал чего-нибудь, что сыщется в
замковой поварне?
   - Позволю, позволю. Мог бы и сам догадаться.
   Флейж исчез с  быстротой падающей молнии,  и  через секунду его голос уже
доносился из шатрового корабля. Да, кстати о молниях, подумала мона Сэниа.
   - Гуен! - крикнула она. - Ты тоже можешь позаботиться об ужине.
   Громадная сова беззвучно сорвалась с  места,  которое она  выбрала себе в
качестве  сторожевого поста,  и  умчалась  вдогонку за  солнцем.  Харр  было
шарахнулся от нее, но потом оглядел с ног до головы Сорка, задумчиво почесал
в  затылке  и  с  невыразимым сожалением  скинул  свой  неподражаемый капот.
Порывшись в груде одежды,  он отыскал светло-серый камзол, весьма похожий на
тот, что был надет на Сорке; натянул со вздохом.
   - На  столы подано!  -  донесся из корабля голос,  воодушевление которого
свидетельствовало о том, что подано обильно.
   - Идем,  Харр,  -  просто сказала принцесса.  -  Тебе как путешественнику
будет любопытно.
   Они  ступили в  шатер,  освещенный всеми  лампами и  фонариками,  которые
нашлись на корабле. Харр по-Харрада застыл на пороге, и лицо его против воли
приняло неодобрительное выражение.
   - Что-нибудь не так? - любезно осведомилась мона Сэниа. - Ты - мой гость,
так что скажи, что тебе не по нраву.
   Гость замялся.
   - Давай, телись! - подошедший Флейж легонечко хлопнул его по спине. - Еда
стынет.
   Гость еще раз окинул взором роскошное убранство помещения, золоченые - от
сглаза - блюда, драгоценные кубки. Пошевелил валиками бровей:
   - Я почитал тебя прекраснейшей и мудрейшей из женщин... во всяком случае,
из оставшихся в живых. Но я никогда не заподозрил бы тебя в жадности...
   - В жадности?!  -  воскликнули хором трое джасперян -  так велико было их
изумление.
   - Ты   несметно  богата,   -   пояснил  он,   плавным  движением  разводя
четырехпалые ладони,  словно лаская ими колышащийся ворс бесценных ковров, -
несравнимо богаче любой стоялой караванницы.  Так зачем же тебе понадобилось
нанимать меня,  отправлять своего супруга и преданных ему воинов на погибель
в самый Ад - чтобы добыть еще один клад, не так ли?
   Наступило неловкое молчание, прерванное печальным вздохом принцессы:
   - Ах, вот оно что. Проследуй к столу, Харр по-Харрада. Ужин стоит того. А
потом ты услышишь,  может быть,  самую грустную из всех историй,  какие тебе
приходилось узнавать... Прошу.
   Все уселись.  Однако гость не торопился приступать к еде - он внимательно
и  неоскорбительно всматривался в  то,  как  едят  джасперяне,  затем по  их
примеру вооружился ножом и  вилкой и  принялся за сайгачий бифштекс с  таким
изяществом,  словно с  пеленок был приучен пользоваться столовыми приборами.
Флейж  округлил глаза,  но,  поймав  предостерегающий взгляд  принцессы,  от
шуточек воздержался.
   Острые  коготки царапнули локоть моны  Сэниа  -  на  скамье рядом  с  ней
распластался Шоео.  Она  принялась кормить  его  спелым  гранатом,  мысленно
отмечая,  что  фаза  наиболее  интенсивного поглощения  пищи,  пожалуй,  уже
миновала.
   - А вот теперь,  Флейж, ты без лишней торопливости можешь поведать нашему
гостю,  какая беда привела нас обратно на Тихри и  заставила искать дорогу в
ледяной Ад,  -  проговорила принцесса,  слегка откидываясь назад и прикрывая
ресницы, словно исключая себя из вечерней беседы.
   Флейж,  безмерно удивленный ее повелением,  слегка оттопырил нижнюю губу:
уж если рассказывать обо всем,  что приключилось с  ними на Тихри,  то кому,
как  не  ей  самой было  знать все  подробности их  далеко не  добровольного
пребывания на  родине Харра?  Или,  на  худой конец,  она  могла отдать этот
мягкий,  завуалированный приказ Сорку как старшему.  Но она выбрала его.  Не
потому ли, что он был другом Скюза? Но тогда чего она от него хотела - чтобы
легкомысленный,  непостоянный Скюз,  несравненный стрелок,  впервые в  жизни
полюбивший по-настоящему,  стал  главным героем  разыгравшейся трагедии?  Но
ведь Флейж-то не был свидетелем несчастья, постигшего его товарища. Там была
только сама  принцесса,  а  она  почему-то  не  хочет открывать никому тайну
гибели  своего  лучшего  дружинника.  Несомненно одно:  имело  место  черное
чародейство - и, возможно, заклятие молчания. Да, наверное, так и есть.
   Он  шумно  вздохнул,  как  перед тяжелым препятствием,  и  начал рассказ.
Повествование получалось суховатым и отнюдь не красочным -  там, где не было
места  язвительным шуткам или  откровенному скоморошеству,  его  красноречие
являло миру позорную плешь.
   Мона Сэниа слушала, отгородившись на редкость удавшейся ей маской усталой
невозмутимости.  Все так. Изуродованный с малолетства злополучный князь. Два
сибиллы:  выживающий из ума старый пень и расцветающий махровым цветом сукин
сын.  Огненнокудрая девочка,  прозванная Светлячком.  И ни разу - имя Скюза.
Только - "один из нас, полюбивший ее и изведенный неведомой волшбой".
   Флейж умолк,  и в вечернем покое разлилась нестерпимая тишина. Мона Сэниа
удивленно подняла глаза на  Харра -  за  все это время он ни разу не прервал
рассказчика,  хотя  явно  принадлежал к  тому типу певцов-самоучек,  которые
слушают других с небрежным,  хотя и заинтересованным видом,  как бы априорно
отметая их  как соперников,  и  время от  времени отпускают глубокомысленные
замечания.  Но нет,  с первых же слов печального повествования он, приоткрыв
рот,  замер в такой неестественной неподвижности, что, казалось, даже только
что проглоченный кусок остановился у него в горле.
   - Рот закрой, - сказал Флейж. - Я закончил.
   Харр сделал глотательное движение и некуртуазно утерся ладонью.
   - Хуже перечного ореха, - признался он, - до слез пробрало... Ну а как же
ты,  владетельная,  до скончания дней прокукуешь на этом свином пятачке?  Да
тут и рогата не выпасешь!
   - Я дала слово, - сухо бросила принцесса, досадуя на то, что он угадал ее
тоску по просторам Равнины Паладинов.
   - Игуана - остров большой, - поспешил вмешаться Сорк. - Эта гора - только
западная его оконечность, а к востоку он протянулся настолько, что двух дней
пути  не  хватит,  чтобы проследовать на  коне  вдоль его  станового хребта.
Правда, лес весьма дремуч, на твоем рогате и не проедешь...
   - А что это значит -  Игуана?  - певец был, несмотря на три полных кубка,
трезв и дотошен.
   - Это -  нездешняя ящерица,  -  пояснил Флейж.  -  Когда мы выбирали себе
пристанище,  оглядывая Лютые острова сверху,  из-под  облаков,  командор Юрг
соизволил назвать его земным словом. Как-то приклеилось.
   Мона  Сэниа  невесело  улыбнулась  -  действительно,  остров,  неожиданно
громадный  среди  мелких,  тянущихся  плавной  дугой  островков-бусинок,  из
поднебесья походил на заснувшего крокодила с  головой,  обращенной на закат.
Замкнутое кольцо каменных стен  венчало эту  "голову",  точно доисторическая
корона. И вообще все на Игуане дышало странной смесью первозданной древности
и юной свежести начала лета.
   - Ну ладно,  -  по-хозяйски распорядился Харр,  хлопнув черной ладонью по
белоснежной салфетке.  -  Погоревали,  и  будет.  Завтра  с  утречка собирай
сибилл-колдунов, чтоб этот нанюханный островок превратить...
   - Уймись, - оборвал его Флейж. - Ни сибилл, ни чародеев у нас на Джаспере
не водится.  В других мирах -  да,  попадались. Зело занятно было, хотя и не
всегда безопасно. Но здесь уж мы как-нибудь... Без волшебства.
   Без  волшебства.   Мона  Сэниа  вдруг  поняла,   что  скупые  звуки  двух
простеньких слов  вмещают  в  себя  всю  ее  будущую  жизнь.  Любовь  -  да.
Материнство - да. И дружба. И преданность. И верность своему слову.
   Но все это - без волшебства.
   - Мне пора,  -  проговорила она, порывисто подымаясь и оставляя недопитым
свой кубок. - Нет-нет, не расходитесь - наш гость наверняка захочет побольше
услышать о новой для него земле. И позаботьтесь о его ночлеге.
   Створки  люка  сошлись  за  ней,  повинуясь мысленному приказу.  Вечерние
жуки-фонарики,  кружа  под  потолком,  наполняли уютное  гнездышко мерцающим
принудительным покоем.  Тихонечко посапывал в  соседней горенке спящий  сын.
Завтра здесь будет и Юрг, ее звездный эрл и желанный супруг.
   А вот волшебства не будет.

   IV. Слуга и повелитель

   Камень под  босыми ступнями,  еще не  отдавш