брали. Не то что на Тихри -
там что старее, тем почету больше.
   - Помстилось мне или мы всю подземку вдвое быстрее миновали?  - мимоходом
спросил он Дяхона.
   - А  то!  Когда туда шли  -  нас четырежды четыре раза проверили,  нет ли
средь нас лазутчика вражьего. Потому и водили по тупикам да путям окольным.
   - Как же - проверяли? Нечувствительно вроде, - засомневался Харр.
   - А вот это нас не касаемо -  как, - равнодушно отозвался Дяхон, - Это уж
ваше, колдовское да чародейное дело.
   - Да  ты  что,  меня все еще за  ведуна держишь?  -  удивился менестрель,
считавший, что давно покончил с верой в свои магические способности.
   - А  то!  Окромя тебя,  кто  б  на  дом  аманта лесового навел Солнечного
Стража?
   - Не слыхал про то,  -  деланно зевнув,  проговорил Харр,  у которого еще
слишком свежи были  в  памяти здешние традиции обращения с  ворожеями.  -  И
вообще в ту ночь я дрых без задних ног, мне ведь моя Махидушка по вечерам не
пятки чешет...
   - Как же,  -  степенно возразил Дяхон.  -  То-то ты сразу сообразил,  про
которую ночь я сказываю. Твое чародейство, а всему становищу - радость. Ведь
не тебя одного хряк лесовой в ухо приложил.
   И про это, оказывается, все знают! Во народ языкастый.
   - А ежели я -  колдун,  то почему ты меня не боишься?  Думаешь, своего не
обижу?
   - А то.
   Цепочка  караванников меж  тем  уже  выходила на  кромку  Успенного леса.
Внизу,   выгибая  золоченые  дуги  куполов,   россыпью  игрушечных  теремков
означилось Зелогривье. Вот он и дома.
   А точно ли -  дома? Он размашисто шагал по змеящейся вниз дороге, обгоняя
весь караван и  лихо перемахивая через змеиные ловушки по наскоро наведенным
к  их  возвращению дощатым  мосткам,  и  пытался  разобраться в  собственной
поспешности.  Что  не  Махидина  многострадальная  постель,  крытая  жаркими
шкурами, влекла его, он признался себе сразу. И не амантовы хоромы с лакомым
столом и завидными детишками. И не обещанный собственный дом.
   Он сунул руку в карман и нащупал некрупные горошинки жемчужного ожерелья.
Хорош чародей,  от которого девка чуть ли не в слезах убежала!  Он, конечно,
знал,  что попервости -  это не каждой в радость,  но чтоб вот так принимать
его ласку, зажмурившись и сжавшись в комочек, словно это была мука смертная,
- такое с ним было единственный раз в жизни.  И,  он надеялся,  в последний.
Позорище да и только,  Харр по-Харрада,  рыцарь ты хренов.  Хорошо еще, дело
это поправимое,  надо будет только Мадиньку подстеречь где-нибудь подалее от
Махидиных ушей и предельно доступно объяснить,  что того, чего она желала, с
одного раза,  как правило,  не получается,  так что пошли-ка, милая, снова в
рощу,  да кувшинчик духмяной наливочки прихватим,  чтоб не трястись снова от
страха девичьего - тьфу, то есть уже не...
   Он  помотал головой,  отгоняя от  себя  уже  решенную проблему.  Мадиньку
вразумит насчет того, в чем главная сладость жизни, и тем свой долг паладина
выполнит.  Он оглянулся на шагавшего следом Дяхона и, причмокнув, сказал сам
себе: "А то?"
   - Ась?
   - Это я так.  Ты топай,  топай.  Аманту скажешь -  я домой забежал, скоро
буду.
   Возвращение небольшого каравана  никоим  образом  отмечено  не  было,  ни
звоном колокольным,  ни  огнями сигнальными;  знать,  не  Тихри,  где  обмен
товарами  с  двух  разных  дорог  -  редкость,  доступная  только  княжеским
купчинам.  Так что нагрянул он  к  Махиде нежданно-негаданно -  не грех было
проверить, не завелся ли в обжитом стойле чужой жеребчик.
   Махида, принаряженная и заплетенная в полусотню косичек, сидела на пороге
- шила что-то пестрое крупными небрежными стежками.  Харр, подошедший к дому
бесшумно, некоторое время подозрительно наблюдал с порога за нею, придирчиво
оглядывал убранное цветами жилище -  для кого старалась?  Но  по  тому,  как
вскинулась она,  уронив шитье,  как  бросилась навстречу,  едва не  своротив
очаг,  понял:  ждали его.  И окончательно похерил все свои подозрения, когда
она,  даже не примерив трехрядного ожерелья (в жисть бы не поверил,  что она
способна на  такое!),  мертвой  хваткой вцепилась в  его  дырчатый кафтан  и
поволокла в койку.
   Что-то новенькое появилось в ней -  собственническое,  непререкаемое. Так
только... хм... только под венец тянут.
   Он, снисходительно ухмыльнувшись, позволил побаловать себя - так сказать,
"со свиданьицем", потом резко поднялся:
   - На доклад пора, амант ждет.
   Она  было  заверещала,  но  он  даже не  стал тратить слов,  только гулко
хлопнул себя по аспидно-черному колену, аж пирли под потолком зашебуршали, и
поднялся.
   - Да,  чуть не забыл. - Он вытащил из кармана жемчужную нить и повесил на
сучок, торчавший над койкой. - Это Мади, а то еще обидится.
   - Да  видно,  уже  обиделась -  залетела  на  миг,  нацарапала что-то  на
кружалах своих и больше глаз не кажет.
   - Ну, забежит снова - отдашь, - деланно-равнодушным тоном проговорил он и
сам подивился тому усилию, с которым он подделывал это равнодушие.
   А  у  аманта в  доме  его  первым делом  встретил смуглый носик Завулони,
высунувшийся из зеленой бахромы:
   - Ну что? Продали?
   Он понял, что она имеет в виду себя.
   - Никак нет,  - шепнул он, легонечко прихватывая ее нос двумя пальцами. -
Не быть тебе невестой. Брысь!
   Она шутя цапнула его руку острыми зубками и, повизгивая от радости, легко
умчалась куда-то в глубину дома.
   Амант выслушал его доклад как подобает - глядя поверх головы и не дрогнув
ни одним мускулом на обросшем черным волосом лице. Неожиданно спросил:
   - Внакладе-то ты не остался?
   Харр пожал плечами -  со здешними ценами он еще не освоился и  поэтому не
знал, на сколько потянут те голубые наменяные монетки, которые уцелели после
расчета с Ласонькой.
   - Ладно.  Запомню,  -  противу ожидания,  амант с наградой решил,  видно,
повременить. - Когда вдругорядь соберешься?
   Харр  не  ожидал  такой  прыти,   но  аманта,  похоже,  всерьез  занимали
перспективы сватовства.
   - Только  не  начальником стражи,  -  сказал он  неопределенно.  -  А  то
обрядили меня, точно обормота балаганного...
   Амант весело заржал:
   - Так это ж для того,  чтобы за тобой легче присматривать было!  И девку,
чай, приставили к тебе ненасытную. Что, не так?
   - Так-то оно так, да я приладил ее к одному престарелому, пятки чесать.
   Иддс изогнул брови с неподдельным уважением:
   - Да ну? А вот я б не пренебрег.
   - Долг  сполнять было надо,  про  женихов выведывать!  -  слегка заврался
Харр, но амант этого не прочувствовал.
   - Сказал - запомню. Так когда?..
   - Дай со своей-то побаловаться... И про долг паладина не забыть.

   Но Мадинька не пришла ни на другой день,  ни на третий.  Харр,  наплевший
стеновому  про  то,  что  надо-де  хорошенько  проверить  городскую  стражу,
принялся бродить по улочкам,  стараясь по каким-нибудь приметам отыскать дом
рокотанщика. Наконец ему повезло ~ чуткое ухо менестреля уловило дребезжащий
перебор ненастроенных струн.
   Круглое строение с  окнами в один уровень было,  однако,  слишком высоко,
чтобы  забраться на  крышу;  по  всей  вероятности,  высоту эту  увеличивало
ограждение, превышающее человеческий рост, сложенное из зелененых кирпичиков
с частыми просветами, в который, впрочем, едва ли могла протиснуться детская
рука.   Из  этих  дырок,   щетинясь,  лезла  темная  колючая  зелень.  Окна,
перечеркнутые крест-накрест золочеными прутьями,  тоже  были  недоступны,  а
дверей - Харр обошел странный дом дважды - и вообще не наблюдалось. Ощущение
подозрительной настороженности усиливала торчащая из  середины крыши башенка
с  совсем уже узенькими прорезями -  в  такие только одним глазом и  глядеть
возможно. Зато ни копье, ни стрела не достанет того, кто был внутри.
   Не иначе как старый хрыч в глубоком детстве пережил нешуточную осаду,  да
так и остался на всю жизнь от страху пыльным мешком трахнутый.
   Харр обошел негостеприимный дом еще раз,  но глядя уже не на него,  а  на
расположенные поблизости строения.  Одно здание, с виду совсем нежилое, судя
по полному отсутствию зелени в окнах, ему положительно приглянулось это была
замысловатая  башня,  верхушкой  своей  возвышавшаяся над  всеми  окрестными
домами,  не  больно-то широкая в  своем основании.  Вьющиеся спиралью оконца
указывали на винтовую лестницу с некрутыми ступенями, а вот на верхушке, как
нашлепка,  на  высунувшихся веером здоровенных балках располагалось жилое  и
довольно  просторное  помещение  с   пустыми  прорехами  окон.   Дверь  была
притиснута здоровенными досками  крест-накрест,  в  прилестничные оконца  не
протиснешься -  а жаль, домик-башенка очень и очень подошел бы прямо сейчас.
Но не ломиться же!
   Пока  он   исследовал  сей  гипотетический  наблюдательный  пункт,   мимо
просеменили неуверенные шажки.  Он  косо  глянул  -  и  снова  оборотился  к
облюбованной башне,  потому как  проходила всего лишь убогая старушенция,  с
ног до  головы закутанная в  бесформенную вылинявшую хламидку,  но  выдающая
свою   немощь  шаркающими  дрожливыми  шажочками.   Послышалось  серебристое
позвякивание  -   Харр  глянул  на  прохожую  еще  раз  и  удивился:  чем-то
поблескивающим она  стучала по  решетке одного  из  окон  рокотанова жилища.
Последовал кракаюший  звук,  и  окно  вместе  с  подоконными кирпичами резко
поехало вниз,  пока не  сровнялось с  землей.  Из серого рубища выпросталась
узкая ручка и каким-то хитрым нажатием сдвинула вбок решетку.
   - Эй, уважаемая!.. - окликнул ее Харр, и она медленно, словно через силу,
обернулась.
   За  эти  несколько дней она  умудрилась так  исхудать,  что  от  смуглого
прелестного личика,  почитай,  ничего и  не  осталось -  блеклая серая тень,
обрамленная серыми же крыльями ветхого покрывала.  И только огромные золотые
глаза  лучились тревожным светом,  перебегая с  одного  предмета на  другой,
точно пытаясь отыскать ответ на какой-то неразрешимый вопрос.
   - Махида  тебя  заждалась,   -   проговорил  Харр,  покашливая,  лишь  бы
что-нибудь сказать.
   Глаза заметались еще беспокойнее.
   - Да не бойся ты меня, не хочешь - не трону, - еще тише буркнул он.
   Бесцветные губы неслышно шевельнулись.
   - Не желаешь со мной говорить -  Махиде поплачься,  подружки как-никак, -
пробормотал он,  от собственного бессвязного лепета уже заходясь бешенством.
- Да уйду я с караваном через пару дней! Не будет меня!
   - Не знаю...  -  различил он наконец едва уловимый шелест.  - Я ничего не
знаю... Я хочу узнать... Но ведь и ты не знаешь?..
   Ничего не понимая, он невольно сделал шаг вперед, но она тут же отступила
в глубь своей затейливой двери, и та сразу же поднялась, став прежним окном.
Харр  еще  некоторое  время  стоял,   тупо  глядя,  как  затихает  шевеление
потревоженной зелени за  скользнувшей на  место  решеткой,  потом в  сердцах
плюнул  и  пошел  прочь,  поминая  собственную родительницу вкупе  со  всеми
строфионами,  джаяхуудлами и  смрадными секосоями родимой  Тихри.  И  только
отойдя шагов на сто, он переключился на непорочных дев со всем их чадолюбием
и недотрожеством.
   Иддс,   к   которому  он   ввалился  еще   весь   встрепанный,   даже  не
поинтересовался причиной такого  поспешного изменения в  его  планах  и  тем
более - необъяснимой сменой настроения, а только предупредил, что на сей раз
путь будет неблизким -  идти придется в Серогорский стан за железами, потому
как  в  двух  ночных  схватках с  подкоряжниками у  некоторых стражей оружие
совсем пришло в негодность.
   "Да и было-то оно хреновато", - чуть не брякнул Харр, но сдержался.
   Собрались на третий день, и путь в самом деле оказался непростым - сперва
дошли до  уже  знакомого Межозерья,  а  там  пришлось задержаться и  изрядно
потрясти мошной:  во-первых, притомившихся горбаней сменить на свежих (своих
же зелогривских,  еще не съеденных,  а  томящихся в  стойлах) -  приплатили,
правда, немного; больше ушло на ведуна, что ветер заговорил, да на кормщика,
подогнавшего к становому причалу здоровый,  ладно связанный плот.  На мокрые
бревна завели оскальзывающихся горбаней, нагруженных самым различным товаром
(вестников из  Серостанья не  было,  так что пришлось все брать наугад),  и,
отталкиваясь шестами, повели плот вдоль пологого берега и далее, к выходу из
бухточки.  Заговоренная вода  была  тиха и  сонлива,  и  только пенный бурун
взрезал зеленоватую гладь и, очертив плавную дугу, замер прямо перед плотом;
Харр сразу углядел змеиную головку и загнутый,  точно рог,  хвостовой коготь
уже знакомого ему плавунца.
   Кормщик накинул на  хвост  что-то  вроде  аркана  из  голубой неразрывной
плетенки,  гортанно вскрикнул,  так  что пришлось удерживать шарахнувшихся в
испуге  горбаней,  и  плот  тихонечко тронулся  вправо,  оставляя  за  собой
поросшие сизоватым кустарником скалы с  прилепившимися на  их краях хижинами
озерного становища.
   Путь по тихому, заговоренному озеру, занявший чуть не три полных дня, был
последней удачей этого путешествия.  В  Серостанье прибыли к  ночи,  и Харр,
передавший Дяхону свой богатый плащ, а сам переодевшийся в грубые сандалии и
жесткую подкольчужную рубаху  простого воина,  угодил  вместе  с  остальными
обережниками в  сырую казарму,  куда  только часа через два  начали подавать
объедки с купецких столов. Пришлось уснуть голодным, но тут сразу зашебуршал
дождичек,  и камышовая крыша нещадно потекла. Едва дождавшись рассвета, Харр
отправился на  поиски Дяхона по бесчисленным закоулкам гостевальной хоромины
и нашел неожиданно скоро - в переходе на чистую половину для именитых гостей
на полу сидела девка,  зябко кутаясь в  алую накидку.  Чем-то она напоминала
Ласоньку -  по  сей  немудреной примете  Харр  безошибочно определил искомую
дверь.
   Дяхон,  как  он  и  ожидал,  после обильной трапезы дрых без  задних ног,
по-старчески покряхтывая во сне.  Комната после вечернего пиршества уже была
прибрана бесшумными вышколенными телесами,  но  Харр сообразил заглянуть под
пышную (небось впервые в  жизни вояке досталась!) постель и тут же обнаружил
под   нею  четыре  припрятанных  блюда  со   всевозможными  копченостями  да
печеностями;  одна  беда  -  вина было маловато,  кувшин,  видно,  стоймя не
поместился,  так  старина Дяхон налил два полных кубка и  лепешками прикрыл.
Лепешки провисли и намокли,  от них несло чем-то кислым и чуточку тревожным.
Харр помял в пальцах клейкий комок,  но в рот отправить побрезговал, выцедил
только то, что на донышке осталось.
   Вино тоже было с непривычным вкусом.
   Привыкший доверять  не  подводившему его  чутью,  Харр,  не  оставляя без
внимания  роскошную  козью  ногу,  запеченную в  тесте,  внимательно оглядел
Дяхоновы покои -  и в самом деле,  с чего бы это телесам так старательно все
прибирать  посреди  ночи?  И  тут  его  осенило:  обыскивали.  Вот  и  мешок
"начальника караванной стражи",  где  Харр  спрятал до  обратного пути  свои
белые нездешние сапоги и верхнюю одежу, никак не соответствующую принятой им
на  себя  роли  обыкновенного рядового стража,  -  этот мешок был  аккуратно
завязан кокетливым бантиком, на что старина Дяхон с его загрубелыми пальцами
ну уж никак не был способен.
   Харр покончил с  поздним ужином -  или,  вернее,  с ранним завтраком -  и
попытался Дяхона растолкать.  Не  тут-то  было:  старый вояка только очумело
тряс  головой,   валился  на   бок  и   продолжал  храпеть,   только  теперь
покряхтыванье сменилось  постанываньем.  Охваченный недобрым  предчувствием,
Харр вылетел в коридор и пнул девку:
   - Воды принеси! И поболее!
   - Кого-кого?..
   Так.  Дяхон, значит, прежде чем выгнать ее вон, угостил со своего стола -
благо за  казенный счет,  чтоб больше ничего не клянчила.  Но девка,  видно,
битая-ученая, сонь свою превозмогла и поднялась, почти не открывая глаз.
   - Два  кувшина холодной воды  господину начальнику караванной стражи!  На
голову!
   А сам помчался,  чуя недоброе,  во внутренний дворик, где на кучах свежей
озерной травы должны были отдыхать разнузданные горбани и  висеть на  крюках
мешки с  поклажей.  Походя пнул попавшихся по  пути стоявших на  дозоре -  а
точнее сказать,  непробудно спавших -  стражников,  запоминая в лицо,  чтобы
потом расквитаться, и влетел во двор.
   Все было на  месте.  Только горбани вскинулись пугливо,  и  свежие охапки
водорослей у  них  перед  мордами были  почти не  тронуты.  Он  с  сомнением
покрутил головой,  на  всякий  случай проверил пару  мешков -  не  камней ли
подложили, товар забрав?
   Нет,  ничего не пропало.  Но обыскали обстоятельно.  Он медленно вернулся
назад,  старательно оглядывая все уголки сонной хоромины. Спали даже телесы,
как видно, успевшие полакомиться опивками с ратного стола. Но прямой угрозой
ниоткуда не тянуло,  хотя в беззащитный дом мог бы зайти кто угодно.  Дяхона
он застал уже стоящим на ногах в чем мать родила - мокрое насквозь покрывало
валялось на  полу  возле  ног.  Девка,  точно выполнившая приказание,  опять
пристроилась в углу, примостив себе под голову Дяхонов мешок.
   - Все опоены,  -  коротко поделился новостями Харр.  -  И обыскали все до
последнего кисета,  так что надо проверить,  что пропало.  А стражам накажи,
чтоб нынче вечером вина - ни-ни!
   Дяхон потряс сивыми кудельками, как пес, выбравшийся из воды.
   - Чего  проверять,   -   пробормотал  он  с  досадой,  -  за  покражу  из
гостевальной хоромины знаешь что полагается?  А что обыскали,  то это путем.
Кто хозяин, тот и вправе. Серо-горским пальца в рот не клади...
   Крайне  озадаченный  такой  точкой  зрения,  Харр  не  нашелся  даже  что
возразить. Значит, тут такое было в обычае, а чужих обычаев он не касался.
   - В утрешнюю стражу меня поставь,  - велел он только. - Чтобы я потом всю
дорогу свободен был.
   - Как прикажешь, господин.
   - Тише ты! Девка услышит.
   - Не. Напоена.
   Стало быть, когда сам пил да девку поил - догадывался. Выходит, и Дяхону,
хрычу старому, до конца доверять нельзя.
   Он  стал  на  стражу (по  всей  видимости,  совершенно бесполезную) возле
входных  воротец,   отливавших,  как  и  следовало  по  названию  становища,
жемчужно-серым покрытием. И сразу же пожалел о своем решении: двух глотков и
ему  хватило,  чтобы  в  сон  потянуло неудержимо.  Только  выучка  бывалого
странника,  привыкшего не  спать,  ежели надобно,  позволила ему остаться на
ногах. Но намаялся он вдосталь, и челюсть онемела от постоянных зевков. Едва
дождавшись обеденной смены,  он забрался в покои Дяхона и, расстелив на полу
плащ  -   чтобы  не  вызывать  недоумения  чересчур  дотошных  телесов,  что
развалился на господской постели, - тут же отключился.
   Разбудила его первая подача вечерних яств -  стянув потихоньку обжигающий
руки  пирог,  чтобы снова два  часа  не  дожидаться объедков,  он  побрел на
простолюдную половину.  Там уже пили, и по тому, как искоса глянули на него,
он понял:  Дяхон велел-таки им воздерживаться. Сейчас они ждали: повторит ли
бывший начальник свой приказ?
   - Вы с  пойлом-то полегче,  -  неопределенно велел Харр,  сообразив,  что
полный  запрет  на  выпивку  несомненно вызовет  подозрение у  неведомых ему
соглядатаев.
   Кругом него радостно закивали и  прикладываться стали мелкими глоточками,
что,  впрочем,  не  уменьшило  скорости  поглощения  вышеупомянутого  пойла.
Зашумела застольная беседа; все, оказывается, уже были в курсе, что торговля
идет  хуже  некуда,  в  серокаменном становище лихолетье уже  объявлено,  но
никакой угрозы пока  не  наметилось,  потому товар  продают только за  живые
деньги и  кубышки зарывают поглубже на  случай нежданной беды.  Ну,  и  цены
ломят просто невозможные.  Менялы купецкие пока  держатся,  пугают тутошних,
что товар заберут да  подадутся обратно в  Межозерье,  но  тутошние не лыком
шиты,  про  нужду в  железах сразу смекнули;  да  и  межозерские не  круглые
дураки,  как обратно серостанский караван намылится, сразу поймут, что брать
можно будет и подороже,  чем в