знадежно:
   - У меня нет сил играть с тобой в загадки...
   - НЕТ?!  -  проревел дэв, взметываясь на дыбы, точно невероятных размеров
бронзовая монета, поставленная на ребро.
   То,   что  было  глазом,   вдруг  выпятилось  ледяным  жерлом,  откуда  с
пронзительным свистом выметнулся,  как из брандспойта, тугой ураганный поток
снежной пыли,  сметающий все на своем пути. Реакция землян была мгновенной и
скорее автоматической,  чем обдуманной: они включили вакуумные присоски, что
позволило  им   удержаться  на   месте;   джасперян  понесло   прочь   точно
перекати-поле.
   - Стамен,   беги!   -   крикнул  Юрг,  стараясь  перекрыть  оглушительный
разбойничий свист;  он видел, что верхняя кромка циклопического диска начала
вибрировать,  набирая  размах,  потом  разъяренный монстр  изогнулся,  точно
лосось  над  речным  перекатом,  и  вся  верхняя половина многотонного блина
неудержимо понеслась  на  людей,  в  неправдоподобной своей  стремительности
отметая напрочь сопротивление воздуха и прочие условности земной физики. "Ну
все. В лепешку..." - мелькнуло у Юрга в голове, и наступила темнота.

   III. Игуана, остров изгнания

   Земля ухнула и  ударила его  снизу,  совсем как три года назад,  когда на
летное  поле  обрушился беспилотный грузовик.  Однако  сверху он  не  ощутил
никакого прикосновения - его словно прикрыли невесомым одеялом. Но не прошло
и двух секунд, как это одеяло взметнулось ввысь и заплясало, постанывая:
   - О! О! О!
   Левый край  подпрыгивающего диска,  как  раз  там,  где  удар  должен был
прийтись по Юргу,  свисал бессильными лохмотьями.  Командор сел,  озадаченно
глядя на  дэва -  тот уж  очень напоминал недотепу,  ударившего по булыжнику
вместо футбольного мяча.
   - Подымайся,  Стамен,  - устало проговорил он. - Больше нас не тронут. Не
знаю,  каким чудом,  но похоже,  что маэстро фокусник саданул сам себя по...
Стамен?!
   Вулкан услужливо полыхнул,  и в отраженном тучами блике Юрг увидел темные
пятна, забрызгавшие изнутри щиток шлема.
   - Флейж! Ких! Где вы, черт вас подери?
   Они появились почти мгновенно -  слава богу,  оба целые и невредимые.  Ох
как кстати,  что он не объяснил им про вакуумное закрепление!  Лежали бы тут
рядком...
   Темный пузырь на  губах Стамена вспух,  лопнул,  на щитке появилось новое
пятно - значит, Стамен дышал.
   - Ребята, тихонечко его подымаем, в кораблик, и - на Землю. Не ошибетесь?
   Это было лишнее.
   Прежде чем люк за  ними закрылся,  он  обернулся к  постанывающему дэву и
голосом, не предвещавшим радужных перспектив, пообещал:
   - Я вернусь.

   Люк,  которому мона  Сэниа велела раскрыться узкой щелью высотой точно по
ее росту,  позволял ей стоять боком,  опираясь плечами на упругую кромочку и
изредка поглядывая в глубину кораблика, где возился на полу Ю-ю, перекатывая
крупные (чтобы нельзя было запихнуть в рот) гладкие орехи.  Это занятие пока
удовлетворяло  его  полностью,   тем  не   менее  разговор,   которым  князь
Лроиогирэхихауд пытался развлечь свою гостью, то и дело затухал.
   - Да?.. - проговорила принцесса, отрываясь от своего бездумного ожидания.
- Прости, Лронг, о чем мы говорили?
   - О  том,  что ты  всегда сможешь найти меня,  где бы  я  ни был на своей
дороге,  по княжескому знамени.  Оно разделено на четыре части, ибо четыре -
священное число на Тихри.
   - А  почему?  -  спросила она,  стараясь придать  своему  голосу  оттенок
подлинной заинтересованности.
   - Потому что у  любого тихрианина есть четыре основных пути:  на  солнце,
против него, левой бровью к нему и правой. В зависимости от того, какой путь
он выбирает, изменяется и его судьба.
   - Понятно. А цвета?
   - Белый -  дневной свет, черный - темнота бессолнечности, желтый - тепло,
откуда бы оно ни исходило, и красный - кровь всего живого.
   - Это прекрасно, что вы не отделяете человека от всех других тварей... Но
знамя, даже развевающееся на ветру, трудно разглядеть сверху.
   Бывший лекарь раздумывал не долее двух секунд.
   - Я  велю сделать его таким,  чтобы каждая часть была не менее восьми раз
по восемь шагов, и расстилать полотнище на земле возле каждой своей стоянки.
   Мона  Сэниа  горестно  покачала  головой,   глядя  на   сидящего  на  пне
чернолицего великана, руки которого привычно плели травяную косицу.
   - Я  не  перестаю  удивляться  проницательности этой  девочки,  выбравшей
именно тебя...
   - А  я  не перестаю думать о том,  все ли я сделал из того,  что могла бы
совершить она. И прежде всего я вспомнил о Чернавке.
   - Нашли ее?
   - Да, и вовремя. Сейчас она в моей новой столице, под надежной охраной.
   Мона Сэниа поняла,  что чего-то  он недоговаривает -  вероятно,  не хочет
занимать ее мысли своими заботами.
   - Если я  в  чем могу помочь -  скажи,  Лронг!  И почему ей потребовалась
охрана? Разве недостает твоего княжеского повеления?
   Он  пожевал губами и  взялся за  новый  плетышок.  Сейчас,  когда  гостья
неведомого мира  вернулась сюда,  освобожденная от  черной тени  проклятия и
исполненная величавой женской красоты,  он  не  смел поднять на  нее глаза и
только дивился тому,  как спокоен и бесцветен его собственный голос. Нет, не
ту женщину ждал несчастный Оцмар,  не ту...  И если бы ему,  Лронгу, был дан
мучительный дар предвидения,  он рисовал бы вот этот светлый лик,  изображая
его рядом с солнцем. Равносветящая... Сестра Негасимого Светила...
   - Лро-онг! Теперь ты задумался?
   - Прости,  -  пробормотал  он,  теряясь,  как  мальчик.  -  Это  было  не
по-рыцарски - забыть о своей даме...
   Забыть! И она поверила...
   - Но  ты  же  думал о  Чернавке -  это естественно.  Так почему ее  нужно
охранять? От кого?
   - От  моих солнцезаконников.  Они требуют ее казни,  -  он отвечал только
потому,  что не  в  силах был ни  солгать,  ни промолчать,  когда та,  что с
первого взгляда стала повелительницей его дум и сердца, требовала ответа.
   - Но ведь это ты приказал спасти ее!
   - Да.  И  на то была моя княжеская власть и воля.  Но она была Чернавкой,
принявшей пожизненный обет, и ее долг - умереть, но не позволить увезти себя
из Анделисовой пустыни.
   - Это кто так сказал?
   - Закон, моя госпожа, который выше княжеской воли.
   - Ну  так  стань князем,  который выше  закона,  разгони своих дармоедов,
издай  указ,  чтобы  последний караван забирал каждую Чернавку,  отслужившую
свой срок...
   - Но кто тогда будет блюсти законы, разрешать тяжбы, отпускать содержание
стражникам и  воинам,  возжигать  Невозможные Огни?  Кто  будет  разводить и
обучать  молвь-стрелы...  Прости,  о  увенчанная короной морозного утра,  но
меня, по-видимому, ожидает неотложное дело.
   Принцесса вытянула шею  и  скосила глаза  вправо,  следуя  за  досадливым
взглядом Лронга, - там, преклонив колени на красную подушку, терпеливо замер
обладатель алого балахона.  Что-то  уж очень бесшумно он подобрался всего на
каких-нибудь пятнадцать шагов.  Если у него тонкий слух, то сколько из того,
что было сказано совсем не для посторонних ушей,  вынесет он из подслушанной
беседы?
   Как не кстати оказалось решение оставить Гуен на Джаспере! Но в поспешных
сборах  было  решено,   что  и  белой  стражнице,  и  верному  Кукушонку,  и
натерпевшемуся всяких бед крошечному Шоео нечего делать в ледяном Аду.  Да и
задерживаться здесь надолго они  никак не  собирались.  Юрг обещал,  что все
возможные осложнения растянут экспедицию от  силы на  два-три дня -  ведь на
Тихри так легко одерживать победы!  Но сейчас с  каждой минутой тревога моны
Сэниа росла,  и даже появление смиренно потупившегося солнцезаконника,  всем
своим видом говорившего,  что он готов простоять в  привычной,  по-видимому,
позе хоть до самого Невозможного Огня, вызывало у нее недобрые предчувствия.
   Лронг размашистым шагом подошел к  солнечному жрецу и молча протянул руку
- это  был царственный жест,  и  мона Сэниа подивилась,  как немного времени
нужно,   чтобы   вот   такие  повелительные  движения  стали  естественными.
Замелькало красное -  оказывается,  балахон был  многослойным,  как  кочешок
капусты;  наконец появилось искомое:  плетеная клетка-корзинка.  Так же,  не
проронив ни слова, Лронг взмахом руки отослал гонца прочь, и принцесса вдруг
подумала,  что  на  его  месте она постаралась бы  ограничить контакты этого
красноризца -  где-то  неподалеку,  говорят,  имеются вполне комфортабельные
подземные  отели  с  номерами  на  одного,  правда,  лишенные  естественного
освещения и туалетов.
   Лронг подошел,  прижимая корзиночку к  груди -  в его громадных лапах она
была почти не видна.
   - Прости  меня,  госпожа  моя,  но  я  полон  смутных предощущений -  мне
чудится,  что весть, принесенная княжеской молвью, касается тебя, а не меня.
Открывать ли?..
   - Если это действительно касается меня -  открывай, добрый Лронг. Ты ведь
рядом.
   Он покачал головой,  польщенный,  но не успокоенный ее словами. Неуклюжие
на  вид  пальцы  нажали  какой-то  неприметный замочек,  и  крышка  корзинки
поднялась,  позванивая бубенчиком,  прикрепленным к ней изнутри.  Цыплячьего
цвета птичка с розовым воротничком,  который она тут же кокетливо нахохлила,
вскочила на  краешек корзины и,  наклонив головку,  подождала,  пока утихнет
серебряный перезвон.  Затем она прощебетала,  почти не отделяя одно слово от
другого:
   - Один амулет -  беда одна, два амулета - две тысячи бед; на Тихри задача
тебе задана, но в мире каком ты найдешь ответ?
   Мона Сэниа подняла изумленные глаза на Лронга:
   - Ты что-нибудь понял, благородный рыцарь?
   - Пока только то,  что  эта  весть предназначена не  для  моих ушей.  Она
обращена к тому, кто способен смотреть на Тихри как на один из многих других
миров.
   Да,  девочка выбрала мудрого правителя,  но повторять это в очередной раз
было бы банальностью, и потому мона Сэниа только сказала:
   - Значит,  к  кому-то из нас...  Но для моей дружины загадка только одна:
где...  Светлячок?  - она нарочно назвала Таиру именно этим милым прозвищем,
данным ей на Тихри, чтобы подчеркнуть, насколько равновелика была эта утрата
как для нее,  так и для Лронга.  -  Хотя нет,  вот и другая:  кто послал эту
весть?
   - Не знаю,  -  медленно проговорил повелитель этой земли,  -  и, что хуже
того,  у меня нет способа это проверить.  Ни одно пернатое создание не летит
так быстро,  как княжий посланец, но они не приучены следить друг за другом.
Если бы ты взяла с собой одну из твоих диковинных птиц...
   - Еще не  поздно...  -  начала мона Сэниа,  но  договорить она не успела:
красногрудая вестница чирикнула:  "один-амулет-один-амулет!" -  и, взвившись
над  головами растерянных слушателей,  исчезла  в  зеленой  кроне  орехового
дерева, раскидистого, как баобаб.
   - Может быть,  сибилло?  -  предположил Лронг.  -  Он  умеет так же ладно
сопрягать слова в соразмерные строки.
   - А где он сейчас?
   - В Куличике, где же еще. Нежит старые кости.
   Принцесса нервно хрустнула пальцами.  Нет,  от сибиллы непрошенной помощи
не  дождешься.  Он  бы сперва поторговался и  лишь потом соблаговолил изречь
подобное  предсказание.   Какой-то  другой  мир...  А  не  проделка  ли  это
порфироносных,  пытающихся  избавиться  от  непрошенных гостей,  каждый  раз
оказывающихся в опасной для них близости к княжескому трону?
   Нет,  не похоже - никто из солнечных жрецов не знает об амулете, дарующем
невидимость. Он - из мира Шоео, и если не с его планеты, то во всяком случае
с того созвездия,  где побывал предыдущий экипаж джасперянского корабля. Тем
более  они  и  понятия не  должны были  иметь о  каком-то  втором магическом
талисмане, который обещал две тысячи несчастий.
   Она поглядела на Лронга и увидела, что тот, в свою очередь, вопросительно
смотрит на нее.
   - Нет,  -  покачала она головой, - по-видимому, вдвоем нам ни одной тайны
не открыть. Подождем возвращения наших кораблей.
   Она проговорила это с подчеркнутым спокойствием, но в ее голосе отчетливо
читалось:  "возвращения ни с чем".  Печальное предчувствие коснулось ее, и в
нем не было ничего магического:  это была лишь естественная чуткость любящей
женщины.
   Где-то  вдали  прозвучал дисгармоничный всхрип сигнального рога:  видимо,
подходила смена стражи.
   - Я отвлекаю тебя от дел правления,  -  встрепенулась принцесса. - Боюсь,
что мое ожидание затянется. Ты можешь...
   Он поднял руку, останавливая ее на полуслове:
   - Нет у меня дел важнее,  чем находиться ежеминутно в твоем распоряжении.
Не надобно ли тебе еды или питья?
   - Спасибо,  добрый Лронг.  Так  о  чем  мы  говорили перед тем,  как  нам
доставили молвь-стрелу?  О  Чернавке?  Если опасность для  нее  так  велика,
хочешь, я возьму ее с собой на Джаспер? Преданная нянька мне не помешает...
   Травяной рыцарь не  успел ответить -  сильный порыв ветра смел в  сторону
все  сплетенные им  перевязки,  и  под  орешниковыми ветвями вырос еще  один
нездешний корабль.
   - Слава древним богам! - невольно вырвалось у моны Сэниа. - Юрг... Юрг?
   Но  она уже видела,  что это не он.  Сорк выпрыгнул из незакрытого люка и
теперь озирался, явно отыскивая глазами командора.
   "Беда! - застучало у нее в висках. - Беда! А я не с ним..."
   - Где?..
   - Не  знаю.  Корабли  действовали раздельно,  -  четко  доложил Сорк;  мы
находились в степи, когда получили приказ вернуться сюда.
   - Чей приказ?
   - Приказ командора. Но его передал Флейж.
   - Понятно,  -  голос  совершенно спокоен,  как  всегда перед решительными
действиями.  Один миг на то,  чтобы прикрыть глаза и представить себе теплый
полумрак командорского кораблика.
   - Юрг! - позвала она. - Юрг, ты слышишь меня?
   Тишина.  Либо там,  в неведомом Аду,  произошло что-то непоправимое, либо
кораблик попросту пуст.
   - Сорк! Быстро сюда! Ты видел, где они, ты перенесешь нас...
   - Ты хочешь взять принца в ледяную ночь?
   "О, древние боги, как же теперь им жить, как научиться не расставаться ни
на миг,  не подвергая опасности малыша?  С  собой его брать недопустимо,  по
невозможно и оставить,  даже на такого человека,  как Лронг.  Значит,  снова
ждать?"
   Из  люка неуклюже выбрался Харр;  очутившись там,  где,  по  его твердому
убеждению, могли обитать только мертвые, он начисто забыл обо всем на свете,
кроме героических усилий,  с  которыми он  преодолевал собственный ужас -  и
небезуспешно.   Но   теперь,   очутившись  снова   под   солнечными  лучами,
пробивающимися сквозь еще не тронутую осенней ржавчиной листву,  он сразу же
почувствовал себя  крайне  неловко в  чужом  облегающем костюме,  словно его
выставили напоказ в шутовском наряде или, того хуже, в бабьей юбке.
   Видя, как он мнется, Сорк подошел и снял с него шлем.
   - Собственно  говоря,  наш  помощник  свое  дело  сделал,  -  резюмировал
дружинник. - С ним следует расплатиться и отпустить.
   Мону Сэниа слегка покоробило это сухое замечание;  разумеется,  сейчас, в
ожидании неведомой беды,  Сорку было не до первого встречного тихрианина, но
она  почувствовала,   что,  если  сейчас  она  одарит  странствующего  певца
пригорошней перлов, одолженных у Лронга, она попросту оскорбит его.
   Она подошла к тихрианину,  чьи непомерно длинные ноги и куцые руки делали
его  похожим на  какую-то  замороженную тушку  громадной птицы,  втиснутую в
серебристо-белый скафандр,  и  каким-то чисто женским краешком летучей мысли
поблагодарила  здешнюю  моду   за   бесформенность  и   мешковатость  одежд,
скрывающих  нелепость  пропорций  этих  кочевых  аборигенов,   для  которых,
естественно,  главным достоинством были именно такие неутомимые ходули. Если
бы  не смятение,  в  котором она пребывала,  ей сейчас доставило бы большого
труда  скрыть улыбку.  Но  Сэниа положила ладонь на  скрипучий синтериклон и
проговорила с неожиданной даже для нее самой теплотой:
   - Останься с нами подальше,  Харр по-Харрада,  и вовсе не потому,  что ты
нам нужен, а... да просто нелепо потерять друга, которого только что нашел!
   Лронг  вдруг почувствовал,  как  тоненькая иголочка прошла у  него  между
ребер  -  в  голосе  принцессы не  было  ничего  от  ее  прежних королевских
интонаций.
   - Назови обещанную тебе плату, храбрый менестрель, - невольно вырвалось у
него, - и я ее удвою!
   А вот это прозвучало уже по-княжески.
   - Ты  что-то  раскомандовался,   оружейник,   -   небрежно  бросил  певец
тихрианских дорог,  -  то фирман тебе подавай,  то перлы сулишь...  Тот, кто
меня нанял, обещал в уплату свой меч. Его не удвоишь.
   Мона Сэниа тихонько опустила голову и  слегка приподняла брови.  Ну и ну.
Нашли время.  Нет,  все мужчины одинаковы,  какой мир ни возьми. А жаль, что
этого Харра нельзя пригласить в  свою  дружину -  неспособный перемещаться в
пространстве, как это умеют одни лишь джасперяне, он будет только обузой.
   - Ты  получишь свой меч,  как только вернется мой супруг,  -  сказала она
примирительно.  - Но если ты торопишься, я попрошу Эрромиорга, сенешаля моих
ленных владений,  переслать мне сюда самый драгоценный клинок,  какой только
найдется в оружейной палате моего замка.
   Он отступил на шаг и, уперев руки в бока, оглядел ее с ног до головы.
   - Слушай, и что вы все передо мной выпендриваетесь - и ленные, понимаешь,
владения,  и замки-хоромки, и только что голубого золота под ноги не мечете!
А ты,  я смотрю,  баба нездешняя,  но зело смазливая с лица,  даром что ноги
только  подкачали -  куцые,  что  у  ежихи;  да  простит меня  свет  вешний,
безгрешный,  что таким,  как ты, врать не обучен... Вот и пригласила бы меня
на свою дорогу,  а то я до нее,  может, и в жисть не доберусь - и попировали
бы,  и  песен,  ко столу пристойных,  сердце тешащих,  наслушались,  а то уж
больно ты неулыбчива, а потом...
   К  счастью,  и  для  растерявшейся  впервые  в  жизни  принцессы,  и  для
схватившегося  за   голову  Сорка,   и   для   грозно  выпрямившегося  князя
Лроногирэхихауда это "потом" повисло в  воздухе,  потому что между кораблями
пронеслась невидимая вибрирующая волна,  предшествующая появлению голоса,  и
раздался звучный, хорошо знакомый баритон:
   - Принцесса Сэниа! Ты слышишь меня?
   Но это не был голос Юрга - всего лишь Флейжа.
   - Мы на Земле, принцесса. Так получилось. Если слышишь, ответь, и тогда я
перешлю тебе голос командора Юрга.
   Земля -  это берег озера,  и яркий желтый квадрат среди зеленой травы,  и
чистая раковина бассейна со светящимся дном...
   - Я слышу тебя, Флейж! Говори!
   - Сэнни!  С тобой...  с вами все в порядке?  -  а это уже был ее Юрг,  ее
звездный эрл.
   - Да,  да!  Мы под крылом у Лронга, за нас не беспокойся. Но почему вы на
твоей Земле?
   - Полный провал,  Сэнни,  -  голос то усиливался,  то затухал, как всегда
бывает,  когда его пересылает кто-то другой;  но слова долетали отчетливо. -
Стамена покалечило,  я  не связывался с тобой,  пока не прилетели врачи и не
сказали,  что жить он будет.  Ребра переломаны, левую руку раздробило. Точно
под танком побывал. Хорошо, шлем выдержал...
   - Крэги?
   - Нет. Дэв взбесился.
   - А... ты?
   - Ни царапинки.  Непостижимо!  И еще невероятнее то, что все наши приборы
прекрасно работают в  степи,  у  строфионов,  но в Аду,  черт бы его побрал,
мертвы,  как сосульки.  Спроси у сибиллы... О, меня зовут. Лечу со Стаменом,
пока он не очухается.  Ты пойми меня, любимая, я иначе не могу. Оставайся на
Тихри сколько хочешь...
   - Нет. Я - домой.
   - Тогда усиль охрану.  Флейжа отсылаю. Ких на нашей озерной площадке, что
на Барсучьем, буду держать с ним связь по радио... Бегу, бегу! Ну все. Будь!
   Мона Сэниа вздохнула. Вздох получился таким протяжным, словно она вбирала
в себя весь воздух, прилетевший с Земли вместе с голосом.
   - Вот так, - обернулась она к Лронгу, детским беспомощным жестом поднимая
кверху раскрытые ладони. - Я опять одна...
   Ну и Харр по-Харрада, естественно, не выдержал:
   - То есть как это - одна? А я?

   Флейж,   уже   успевший  вернуться  под   родные  джасперианские  небеса