е батареи!
   На палубе началось столпотворение. Канониры бросились к орудиям.
   - Абордажные команды!
   Матросы, под предводительством Тареса, помчались к оружейным арсеналам.
   Рапис спокойно разглядывал шедший с  юго-востока  фрегат.  Он  медленно
двигался поперек ветра, с той же  скоростью,  что  и  тяжело  нагруженные,
глубоко сидевшие в воде барки. Туман рассеивался; на  корабле  стражи  уже
заметили пиратов, и теперь там шли лихорадочные приготовления к сражению и
напряженная работа с парусами. Еще мгновение -  и  имперцы  сменили  курс.
Фрегат шел теперь на всех парусах прямо  наперерез  "Морскому  Змею".  Все
отчетливее были  видны  серебристые  шлемы  столпившихся  на  баке  и  юте
лучников. Нос парусника окутался дымом, раздался грохот,  и  два  пушечных
ядра взметнули два фонтана воды. Фрегат  стражи  испытывал  дальнобойность
своих орудий, но расстояние было еще слишком велико. Раписа крайне  удивил
подобный бесполезный расход пороха. Имперцы  считали  пушки  чем-то  вроде
грохочущих луков - и точно так же их использовали. Морская стража  до  сих
пор не разработала сколько-нибудь разумных принципов применения этого -  в
некоторых случаях весьма действенного - оружия.
   - Пойду на абордаж! - крикнул он Эхадену.
   Офицер кивнул. Рапис подозвал боцмана, который тут же вручил ему  топор
с широким лезвием.  Матросы  начали  собираться  вокруг  своего  капитана.
Стоявший у мачты Эхаден начал отдавать команды.
   - Раладан, право руля!  -  кричал  он.  -  Бизань-шкот  выбрать!  Левый
грот-шкот!..
   Замешательство на "Змее", казалось, нарастало, громко  хлопали  паруса.
Но  подобный  хаос  был  лишь   кажущимся   -   корабль   лег   на   борт,
разворачиваясь...
   - Раладан, так держать! Так держать!
   Оба корабля шли теперь прямо навстречу друг  другу.  Когда  между  ними
оставалось не более ста шагов,  на  палубу  "Змея"  упали  первые  стрелы,
посланные с бака фрегата. Послышался грохот падающих тел, раздались  крики
боли и проклятия. Фрегат пытался повернуть, но на середине маневра  кто-то
там, судя по всему, передумал...  Рапис  пожал  плечами,  когда  имперский
корабль  снова  окутали  клубы  дыма,  ядра  обрушились  в  море.  Капитан
"Морского Змея"  знал  причины  подобной  неразберихи.  Имперцы  постоянно
терпели поражения от пиратов, поскольку за десятки лет  так  и  не  сумели
понять разницу между наземным и морским сражением... Имперские войска, как
легионы, так и морская стража,  руководствовались  нерушимым  армектанским
принципом,  повелевавшим  отделять  солдат  от  всяческих  тыловых  служб.
Солдатское ремесло было профессией, освященной традициями; обслуга военных
лагерей на суше и  моряки  на  море  солдатами  не  считались.  Однако  на
армектанских равнинах обозы не шли в первых рядах - на море же трудно было
высадить моряков перед сражением... На приближавшемся фрегате кто-то  один
командовал войском,  а  кто-то  другой  -  управлял  кораблем...  Капитан,
формально  командовавший  парусником,  фактически  был  лишь   комендантом
находившихся на борту солдат, понятия не имея,  чем  отличаются  штаги  от
вант.  Он  был  вынужден  действовать  через  посредство  своего   первого
помощника-моряка (который, естественно,  не  мог  быть  солдатом),  что  в
горячке сражения приводило к плачевным результатам.  Однако  армектанцы  с
достойным  лучшего  применения  упорством  отдавали  свои  парусники   под
командование превосходных, заслуженных  бойцов...  совершенно  не  знавших
морского дела. Рапис сам был армектанцем и знал  и  ценил  традиции  своей
страны. Однако он вполне разумно полагал, что здесь, на Просторах,  им  не
место.
   Расстояние между противниками сокращалось, на  палубу  "Морского  Змея"
сыпалось все больше стрел. Пиратская команда не  оставалась  в  долгу,  но
стражники стреляли более метко... Высокий, плечистый Рапис отшатнулся и  с
нескрываемым изумлением уставился на торчащую под самой  ключицей  стрелу.
Окружавшие его моряки в  ужасе  закричали.  Капитан  спокойно  сжал  рукой
древко и выдернул стрелу, с нарастающим удивлением разглядывая наконечник.
Он не чувствовал ни малейшей боли... Ему давно уже не  приходилось  бывать
раненным, даже контуженным, и он понятия не имел, сколь  благоприятен  для
него Гееркото, которым он обладал.
   Матросы, видя презрение, с которым их капитан отбросил прочь  вырванную
из груди стрелу, снова закричали, на этот раз торжествующе. Вокруг  падали
убитые и раненые, корабли встретились, сошлись почти борт  к  борту,  -  и
лишь тогда, с минимального расстояния, заговорили пушки  "Морского  Змея".
Корабль вздрогнул и  покачнулся,  окутавшись  клубами  вонючего  дыма,  но
сквозь  них  на  мгновение  мелькнул   выщербленный   фальшборт   фрегата,
разрушенная  надстройка  на  баке  и  опустошение,   произведенное   среди
такелажа. Парусники разминулись и разошлись в разные  стороны.  Однако  на
"Морском Змее" уже звучал  приказ  разворачиваться,  пока  раненый  фрегат
переваливался с волны на волну, удерживая прежний курс и  не  в  состоянии
нормально маневрировать. Рапис и  Эхаден  беспрепятственно  могли  догнать
противника и окончательно вывести его из строя с помощью орудий по правому
борту. Учитывая время, необходимое, чтобы зарядить пушки, потопить большой
военный корабль с помощью одной лишь артиллерии было нереально. Однако  на
"Морском Змее" никто и не собирался развлекаться  подобным  образом.  Речь
шла о том, чтобы причинить как можно больше повреждений, а затем  -  пойти
на абордаж.
   Преследуемый фрегат пытался отстреливаться из кормовых орудий, но с тем
же результатом, что и  прежде.  "Морской  Змей"  без  труда  поравнялся  с
беспомощным  парусником.  Там  отчаянно  пытались  освободить  корабль  от
обременительного  балласта,  в  который  превратилась  поваленная   мачта;
солдаты и матросы путались в порванном такелаже.  Шедший  борт  о  борт  с
фрегатом пиратский корабль свел их деятельность на нет залпом из  бортовых
орудий. Не обращая внимания  на  стрелы,  сыпавшиеся  с  фрегата,  матросы
Раписа  ловко  бросили  абордажные  крючья,  соединив  корабли   канатами,
зацепились баграми за борт. Дикий рев, вырвавшийся из двух  сотен  глоток,
заглушил команды имперских офицеров. Толпа вооруженных  людей  хлынула  на
палубу фрегата. Матросы  прыгали  через  фальшборт,  цеплялись  за  ванты,
падали прямо на головы солдат, во  главе  с  полутора  десятками  наиболее
опытных головорезов - остатков  старой  команды  Раписа.  Солдат  подавили
одним  лишь   численным   превосходством;   организованное   сопротивление
захлебнулось  через  несколько   минут.   Началась   смертельная   погоня;
разбойники хватали убегавших солдат и матросов, после чего  без  церемоний
швыряли их за борт. Сражение угасало. По знаку капитана пираты со  знанием
дела подожгли фрегат с носа и кормы. Лишь  только  доски  охватило  пламя,
Рапис дал команду возвращаться. Добычу не брали - ведь оставались еще  два
больших, нагруженных товаром барка; пока  грабили  бы  фрегат,  они  могли
сбежать.  Канаты,  связывавшие  парусники,  перерезали,  отцепили   багры.
Стоявшие у борта моряки Раписа с шумным весельем наблюдали  за  беспомощно
метавшимися в пламени оставшимися в живых  солдатами  и  матросами.  Огонь
быстро распространялся, вспыхнули паруса, такелаж и Мачты. "Морской  Змей"
отошел от пылающего как факел корабля самое большее  на  четыреста  шагов,
когда  оттуда  в  панике  начали  прыгать  в  море  человеческие  фигурки.
Мгновение спустя взлетели на воздух пороховые  склады  на  корме.  Корабль
резко  наклонился,  до  ушей  пиратов  донеслись  крики  и  вопли.   Потом
взорвались запасы пороха на носу. Команда "Змея" радостно завопила.
   Рапис с улыбкой наслаждался зрелищем.  Потом  он  повернулся  и  смерил
взглядом расстояние, отделявшее "Морского  Змея"  от  пытающихся  скрыться
купцов. Барки разделились; неплохое решение. Он мог завладеть лишь  одним.
Четыре мили, не больше. Капитан позвал лоцмана  и  коротко  переговорил  с
ним, потом подошел к Эхадену.
   - Раладан говорит, что потребуется время.  Мне  тоже  так  кажется.  Мы
можем ссориться и дальше, - без тени улыбки сказал он. - Но не знаю, стоит
ли.
   Офицер покачал головой:
   - Похоже, ты ранен? Перевяжи.
   Рапис машинально поднес руку к ключице.
   - Совсем забыл... - с искренним удивлением и недоверием  сказал  он.  -
Ничего не чувствую.
   -  Команде  ты,  во  всяком  случае,  понравился,  -  чуть   насмешливо
согласился Эхаден. - Надо признать, ты и впрямь произвел  на  них  немалое
впечатление.
   Рапис внимательно посмотрел на него.
   - Ты не понял, - с нажимом произнес он. - Мне не было  больно,  Эхаден.
Слышишь? Мне плевать на то, что думает обо мне  команда,  я  не  собирался
перед ними красоваться, просто ничего не почувствовал. Это... нехорошо,  -
туманно закончил он.
   Несколько мгновений они смотрели на матросов,  все  еще  разглядывавших
пылающий остов фрегата. Эхаден нахмурился.
   - Что, тот камень? - спросил он, избегая взгляда капитана. - Тот Рубин?
   Рапис, поколебавшись, кивнул:
   - Похоже, так, - потом тихо добавил, хотя среди возгласов  команды  его
все равно не мог бы услышать  никто  посторонний:  -  Я  боюсь,  Эхаден...
Слышишь? Я не знал, что даже так... - Он замолчал.
   "Боюсь". Эхаден все еще избегал взгляда капитана. Рапис, признававшийся
в том, что чего-то боится, был чем-то... невероятным.
   -  Давай  поговорим.  Сейчас  оденусь,  -  он   показал   на   рубашку,
составлявшую  всю  его  одежду,  -  и  поговорим.  У  тебя?  -  наполовину
предложил, наполовину спросил он.
   Капитан покачал головой:
   -  Мне  не  хочется  разговаривать,  Эхаден,  не  сейчас.  Мне  хочется
сражаться.  Сожгу  этого  купца,  потом  приду  к  тебе  поговорить.  Хочу
проверить... - Он не договорил. - Скажи, - неожиданно спросил он, - ты  не
заметил, что я как-то... изменился?
   Эхаден почувствовал, как что-то неожиданно сдавило ему горло.
   - Ради всех сил мира, - тихо сказал он, - я сто раз говорил,  чтобы  ты
выбросил эту дрянь в море. Сделай это наконец. Никто  из  нас  понятия  не
имеет, что это, собственно, такое и чему служит. Выброси.
   - Я изменился? - настойчиво повторил Рапис.
   Офицер направился в сторону кормы. Сделав два шага,  он  остановился  и
повернулся, приложив палец ко лбу.
   - Вот здесь, - сказал он. - Все у тебя там перемешалось, уже полгода  с
тобой невозможно договориться. Сначала ты бежишь от одного корабля,  потом
кричишь, что намерен напасть на  весь  флот  империи.  Убиваешь  матросов,
которые ничего не сделали. Говоришь о вещах, которых никогда не  было.  Не
узнаешь... - Он замолчал и глубоко вздохнул. - Выброси этот камень.  Лучше
прямо сейчас, ну! Ты меня спрашиваешь,  изменился  ли  ты?  Я,  друг  мой,
надеюсь лишь на то, что все это по вине того самого Гееркото. Выброси его!
   Он развернулся кругом и направился в свою  каюту,  оставив  капитана  в
одиночестве стоять у грот-мачты.



        "6"

   С невооруженным барком расправились  точно  так  же,  как  до  этого  с
фрегатом морской стражи.  Будь  то  другой  корабль,  Рапис,  возможно,  и
подумал бы о том, чтобы захватить его в  плен,  но  теперь  это  не  имело
никакого смысла - старый медленный гроб  тащился  бы  за  "Змеем",  словно
привязанное к ноге ядро.  Проще  было  перегрузить  товар  (если  он  того
стоил), чем путешествовать в подобном обществе.
   Удар от столкновения бортов обоих парусников едва не  сбил  капитана  с
ног. Горстка солдат, сопровождавших  груз,  сгрудилась  вокруг  мачты.  Их
прирезали в мгновение ока, хотя они и  бросили  оружие,  а  затем  матросы
разбежались по всем закоулкам корабля в поисках добычи.
   Когда Рапис добрался до кормы, его разбойники  уже  были  там,  штурмуя
двери, ведшие в помещение на юте.
   Капитан, опершись на топор, терпеливо ждал, пока не  поддадутся  петли.
Наконец он дождался; орда матросов ворвалась внутрь. Он двинулся следом за
ними.  В  углу  довольно  большого  квадратного   помещения   приканчивали
какого-то мужчину, рядом двое матросов держали за волосы  еще  не  старую,
отчаянно визжавшую женщину. Придя в ярость, они начали колотить ее головой
о стену, пока  она  не  перестала  сопротивляться.  Затрещало  разрываемое
платье. Рапис поднес к губам свисток:
   - Вон отсюда. Забрать труп. И эту тварь тоже.
   Матросов как ветром сдуло. Когда женщину вытащили из  каюты,  вопли  на
палубе стали громче. Рапис  начал  обыскивать  помещение.  В  распоряжении
матросов был весь корабль, но каюта хозяина барка принадлежала  лишь  ему.
Найдя карты, капитан бегло проглядел их,  некоторые  отбросил  в  сторону,
остальные свернул в рулон и сунул под рубашку на груди. Потом собрал  все,
что можно было обменять на золото, сложил в стоявший в углу каюты  ящик  и
занялся перетряхиванием содержимого сундуков. В одном из них  обнаружилась
солидных размеров шкатулка. Он открыл ее. Золото. Одобрительно кивнув,  он
бросил шкатулку в ящик, забрал еще несколько  мелочей,  наконец  сорвал  с
койки покрывало из великолепного бархата. Именно такое и было  ему  нужно.
Он взвалил ящик на плечо и вышел. Матросы плясали вокруг большой  открытой
бочки, в которой утопили схваченную женщину; наружу торчали  только  голые
ноги и пухлая задница, которую все поглаживали и похлопывали, ко всеобщему
веселью. Кто-то пнул ее ногой, давая пример другим.  Труп  подергивался  в
бочке. Матросы ревели от счастья, наслаждаясь красным напитком.
   Рапис в одно мгновение понял - корабль шел с грузом вина.
   - Отставить! - крикнул он. - Прочь от бочки!
   Подбежав, он вырвал у одного  из  матросов  наполненный  вином  шлем  и
попробовал сам. Вино было первосортное, а стало  быть,  дорогое.  Когда-то
именно таким образом он стал владельцем целого состояния. Отшвырнув  шлем,
он оттолкнул рослого  детину,  хлебавшего  драгоценный  напиток  прямо  из
бочки, наполненной, казалось, в основном светлыми женскими волосами.
   - Отставить! - повторил капитан.
   Он подозвал Тареса.
   - Займись перегрузкой, - приказал он. - Нет ничего, что легче  было  бы
продать. Только быстро!
   - Есть, господин капитан!
   Таща с собой ящик, он снова перебрался на "Морского  Змея".  За  спиной
послышалось веселое пение матросов:

   Ветер морской, морячки, эту правду вам скажет.
   Скажет ветер тебе всю правду, моряк,
   Хей-хо! хей-хо!
   Радуйтесь, братья, когда гибнет враг.
   Хей, хей-хо!
   Труп толстяка толст, как свинья,
   Толст толстяка толстого труп.
   Хей-хо! хей-хо!
   Радуйся брат, вся добыча - твоя!
   Радуйся, брат, и добычу бери!
   Хей, хей-хо!

   Эхаден стоял на том же месте, у мачты. Рапис подошел к нему.
   - Стоишь? - весело спросил он. - Ну стой. Последи за  перегрузкой,  там
хорошее вино. Я приказал Таресу, но Тарес... ну сам знаешь.
   Эхаден кивнул, не говоря ни слова.
   Вскоре Рапис стоял перед дверью своей каюты.  Поколебавшись,  он  после
короткого раздумья вошел внутрь и поставил ящик на пол. Он осторожно вынул
карты и лишь потом, беззаботно и с шумом, перетащил ящик  в  угол.  Достав
шкатулку, он взвесил  ее  в  руке,  после  чего  пошел  в  каюту  Эхадена,
приоткрыл дверь и бросил ящичек внутрь. Подарок для друга.
   Об одноглазой он вспомнил лишь тогда, когда  она  вскочила,  испуганная
шумом от падающих на пол золотых монет. Несколько мгновений  они  смотрели
друг на друга.
   - Ну как, у  госпожи  рабыни  уже  появилась  какая-нибудь  фамилия?  -
язвительно, но без всяких дурных намерений  спросил  Рапис:  настроение  у
него было не самое худшее.
   - Убирайся! - крикнула она, все еще вне себя от страха... и тут  же  об
этом пожалела.
   Капитан окаменел.
   - А ну иди сюда, - сказал он. - Никто на этом корабле никогда  со  мной
так не разговаривал. Получила от меня в подарок старую  тряпку  и  решила,
что все можно?
   Девушка попятилась. Капитан вошел в каюту и, сделав три  быстрых  шага,
схватил ее за лицо и ударил головой о стену, точно так же, как  матросы  -
ту женщину на торговом барке. Она вскрикнула от боли; вцепившись ей в шею,
он развернул ее и резко толкнул к двери. Девушка рухнула на пол, у  самого
порога, ударившись головой о косяк. Пнув ногой лежащее тело, он схватил  в
горсть густые каштановые волосы и снова выволок девушку на середину каюты.
Она со стоном ползла за ним на четвереньках, пытаясь смягчить боль.
   - Я превратил корабль  в  бордель...  и  теперь  жалею...  -  отрывисто
говорил капитан, со все нарастающей злостью. - Пора навести порядок...
   Наклонившись, он схватил ее за горло,  без  усилий  поднял  на  ноги  и
швырнул спиной о стену. Отпустив ее, он отступил на шаг и вытащил меч.  Он
чувствовал... странное облегчение. Словно исправлял некий недосмотр.
   - Не надо! - всхлипнула девушка, ошеломленная  ударом  и  болью.  -  Не
надо, пожалуйста...
   Неожиданно вернулся непонятный  страх,  который  настиг  его  тогда,  в
каюте, когда он разговаривал с ней в первый раз. Но  теперь  уже  не  было
отвратительной пустой глазницы, растрепанные волосы закрывали даже повязку
на глазу... и лицо это было нормальным лицом женщины.  Однако  это  пугало
его еще больше, и он отчаянно желал стереть  эти  черты,  отправить  их  в
небытие, может быть в прошлое... к старым, погребенным в  глубинах  памяти
воспоминаниям... поскольку именно там было им место. В  прошлом...  Да,  в
прошлом... В прошлом.
   Рапис коснулся острием меча ее  шеи,  затем  чуть  приподнял  запястье,
намереваясь вонзить  клинок  под  углом  вниз.  Он  несколько  раз  быстро
сглотнул слюну. Сейчас вид его был ужасен... Девушка схватилась за волосы.
   - Не надо! - плача, крикнула она. - Ты не узнаешь меня?! Ведь  я...  Не
узнаешь меня? Не узнаешь? - спрашивала она, продолжая рыдать;  она  хотела
сказать "отец"... но она никогда прежде не  произносила  этого  слова,  не
удалось ей выговорить его и сейчас. - Не узнаешь меня, _Рапис_?.. Посмотри
на меня, прошу тебя... Пожалуйста. Я верю, что ты меня узнаешь...
   Слезы текли по изуродованному лицу,  начиная  капать  на  пол.  Капитан
отступил на полшага  и  медленно  отвел  клинок  в  сторону.  Внезапно  он
отшвырнул меч, поднял руки и начал тереть ими  лицо.  Девушка  сползла  по
стене и сжалась в комок  на  полу,  не  переставая  плакать.  Рапис  стоял
неподвижно, все еще закрыв руками лицо;  наконец  он  опустил  их,  и  она
увидела блестящие, нервно бегающие, широко открытые глаза безумца.
   - Ты зря сюда пришла, Агенея, - хрипло сказал он, снова сглотнув слюну.
- Я искал тебя столько лет,  я  хотел...  Но  потом  я  боялся,  что  тебя
найду... - бормотал он. - Что я тебя найду и что мне придется тебя  убить,
Агенея... Ты зря сюда пришла. Ты ушла... и незачем было возвращаться...  Я
думал о тебе на том пляже, там, где пленницы... Я думал о тебе, знаешь?
   Девушка  медленно  выпрямилась,  в  глазах  ее  нарастал  ужас.  Крепко
прижавшись к стене, опираясь о нее спиной и руками, она  сделала  неверный
шаг к выходу. Потом второй. Ее всю трясло.
   - Зря... - бормотал капитан, качая головой. - Зря, Агенея. Зря...
   Он протянул руки и, взяв ее лицо  в  ладони,  мягко  коснулся  большими
пальцами дрожащих губ. Потом опустил руки ниже и сомкнул пальцы  на  горле
единственной женщины, которую любил и которая отплатила ему изменой.
   Он снова сглотнул слюну.


   Море было спокойным, и Эхаден полагал, что с перемещением груза никаких
проблем не будет.  Носы  парусников  связали  крепче,  кормовые  части  же
освободили, чтобы  открыть  разгрузочный  люк  барка.  Это  было  довольно
рискованное  предприятие,   поскольку   корпуса   кораблей   могли   снова
столкнуться по всей длине, раздавив всех,  кто  оказался  бы  между  ними.
Однако Эхаден, посоветовавшись с плотниками, Раладаном и  Таресом,  решил,
что попытаться стоит; чтобы перетащить большие бочки через люки на палубе,
требовалось куда больше времени и труда.  Спустили  о