лицу.  Ночной  поход
через лес отнюдь не был приятной прогулкой.
   - Много мы заработали? - спросил он.
   - Так себе, -  неохотно  ответил  Рапис,  и  лоцман  слегка  улыбнулся;
капитан бывал щедр, но порой, для разнообразия, скуп до  невозможности.  -
Тебе хватит, Раладан.
   - Я не о том, капитан. Если  мы  привезем  товар  обратно  на  корабль,
команда поймет, что дела пошли не лучшим образом,  и  никто  не  удивится,
если на долю каждого придется немного. Никто не знает,  сколько  на  самом
деле в этом мешке, капитан.
   - Нет, Раладан. Даже если бы мне самому хотелось тащить все  это  стадо
обратно на "Змея", команда должна свое получить. Хочешь бунта? Я не хочу.
   - Есть выход. У нас сорок женщин, капитан. Товар нужно было беречь,  но
теперь это уже не товар. Это лишние  хлопоты.  Или  подарок  для  команды,
может быть даже еще  более  приятный,  чем  серебро.  Они  получат  меньше
обычного, зато будут женщины. Даром.
   Они добрались до пляжа. Разговор, шедший достаточно тихо, чтобы матросы
не могли ничего услышать, закончился смехом Раписа.
   - Хорошая идея, Раладан, в самом деле хорошая. Так и сделаем.
   Недалеко от берега время от времени вспыхивал маленький тусклый огонек.
Парусник уже их ждал.
   Шлюпки  совершили  рейс  до  "Морского  Змея",  потом  вернулись.  Даже
перегруженные, они не могли забрать сразу гребцов и сорок женщин. Рапис не
поплыл с первой партией, оставшись ждать на пляже.  Стоявший  на  якоре  в
четверти мили от берега парусник много лет  был  его  домом,  однако  даже
домой не всегда хочется возвращаться. Капитан наверняка бы удивился,  если
бы ему сказали, что он остался потому, что его очаровала  теплая  звездная
ночь. Он уже почти забыл, что значит быть очарованным; на борту пиратского
корабля не было места подобным  чувствам,  даже  подобным  словам.  Однако
именно темно-синий искрящийся небосвод над головой, мягкий песок  пляжа  и
накатывавшиеся  на  плоский  берег   волны   удерживали   его,   оттягивая
возвращение на корабль.
   Невдалеке  маячили  десятка  полтора  темных  неподвижных  фигур.  Двое
матросов стерегли женщин.  Истощенные  и  перепуганные,  те  боялись  даже
громко дышать. Молчаливое присутствие "товара" внезапно показалось  Рапису
неприятным; он встал и, коротко  бросив  своим  людям:  "Ждите",  медленно
двинулся вдоль пляжа. Вскоре  тени  на  песке  растворились  во  мраке,  и
капитан внезапно осознал, что он один. Не так,  как  в  каюте  на  "Змее".
Один. Он мог идти куда угодно, так долго, как только бы пожелал.
   Волны тихо шуршали о песок.
   Шагая, он вспомнил такую же ночь и такой же  пляж  много  лет  назад  и
ощутил щемящую тоску по всему тому, что оставил тогда на пляже, позади,  -
раз и навсегда; по молодому офицеру морской  стражи  Армекта,  которым  он
тогда был, и прекрасной, благородного происхождения гаррийке, которая  его
обманула.
   Он повернул назад. Внезапно ему показалось, что  если  он  пройдет  еще
немного, то окажется в том месте, где вновь  найдет  свою  прежнюю  жизнь,
которой он изменил. Да, он был совершенно уверен, что она... _она ждет его
там_. Он готов был ее  убить.  Он  этого  не  хотел.  Он  возвращался  все
быстрее, словно опасаясь,  что  матросы  и  женщины  таинственным  образом
исчезнут... Тихая армектанская ночь внезапно показалась ему враждебной.  У
него был свой корабль, свои матросы, своя морская легенда - и он не  хотел
всего этого терять. Даже на мгновение. Этот корабль и эти матросы...
   Он горько усмехнулся. Вряд ли кто-то из команды размышлял  над  смыслом
жизни, да и вообще хоть как-то ценил свою собственную жизнь.  В  некотором
смысле он всех их любил. Может быть, именно за это? Они же в свою  очередь
любили своего капитана. Никто из них не в состоянии был сказать почему. Но
разве это имело хоть какое-то значение? Важно было  совершенно  другое,  а
именно то, что его - кровавого предводителя  убийц,  Бесстрашного  Демона,
как его называли, - могли любить четверть тысячи человек, которые ни  разу
его не предали. Они были людьми. Неважно  какими.  Достаточно  того,  что,
вероятнее всего, мало  кто  из  благородных  морализаторов,  столь  охотно
делящих мир на добро и зло, мог похвастаться любовью к собственной персоне
хотя бы десяти человек, не говоря уже о сотнях.  Рапис  был  уверен,  что,
когда он в конце концов уйдет, он оставит по себе добрую память в  сердцах
всех моряков, плававших под его флагом. Для него это было крайне важно.
   Именно потому он не любил вспоминать о далеком прошлом  и  старался  не
вызывать тех событий в памяти. Перед ним была еще немалая часть жизни,  но
ему уже было жаль впустую потраченных в  молодости  лет.  Объявленный  вне
закона, проклятый сотнями, а может быть, и тысячами людей, он  нашел  свое
благо. Свое место.
   Он вернулся как раз в тот момент, когда первая шлюпка заскрежетала дном
о песок. Сразу же за ней появилась вторая.  Матросы,  не  ожидая  команды,
начали загружать в лодки пленниц. Капитан стоял и  смотрел  не  говоря  ни
слова.
   Женщины неуклюже карабкались через борт. Ноги у них были  связаны  так,
чтобы можно было делать маленькие шаги, кроме того, все были связаны общей
веревкой, которая захлестывалась петлей на шее у  каждой.  Теперь  веревку
разрезали, чтобы разместить груз в шлюпках.
   На истоптанном песке остались лишь какие-то тряпки, хорошо  заметные  в
полумраке звездной ночи. Матросы,  оглядываясь  на  капитана,  уже  начали
сталкивать шлюпки на воду. Рапис  наклонился  и  поднял  с  песка  грязный
лоскут. Он не хотел оставлять после  себя  ненужных  следов.  Может  быть,
осторожность была излишней, но... Он шагнул к другой тряпке и...  наступил
на живое, зарывшееся в песок тело. Капитан  медленно  отступил  назад.  Он
обнаружил беглянку.
   Матросы,  стоя  по  пояс   в   воде,   с   трудом   удерживали   тяжело
раскачивавшиеся шлюпки. Рапис присел, уперся локтями  в  бедра  и,  сплетя
пальцы, пригляделся вблизи к своей  находке.  Он  посмотрел  по  сторонам,
пытаясь понять, как подобное могло произойти - каким образом  эта  женщина
сумела, не привлекая внимания охраны, стащить с  себя  драные  лохмотья  и
частично зарыться в песок, впрочем весьма неуклюже; из-под серых  песчинок
во многих местах проглядывала обнаженная кожа. Однако в ночном мраке  тело
и  песок  были  одного  цвета...  Как  она  освободилась  от  веревки?  Он
почувствовал невольное  восхищение  ловкостью  и  хладнокровием  беглянки.
Несколько мгновений он размышлял, знает ли  уже  это  дрожащее  от  страда
создание о том, что его обнаружили. Она должна была  почувствовать,  когда
он наступил на нее ногой. Однако она не знала, нашли ее или,  может  быть,
просто случайно наступили...
   Капитан обернулся к матросам у шлюпок.  Они  не  могли  знать,  что  он
только  что  обнаружил.  Он  едва  сдерживал  смех,  борясь  с  искушением
похлопать ловкачку по голой ляжке - и так и оставить. Стиснув  удивительно
изящную пятку, он выпрямился и пошел вперед, волоча  по  песку  безвольное
тело женщины. Она издала нечто вроде короткого стона -  и  больше  ничего,
хотя шершавый песок, камни и обломки раковин  должны  были  доставлять  ей
немалые страдания. Послышались удивленные возгласы  матросов,  выскочивших
ему навстречу. Оставив находку там, куда  докатывались  первые  волны,  он
вошел в воду и вскоре  оказался  в  шлюпке.  Только  потом  он  обернулся.
Матросы тащили женщину во вторую шлюпку.
   - На "Змее", - громко сказал он, -  привести  ее  ко  мне  в  каюту.  И
следите за ней! Может выкинуть какой-нибудь очередной фортель.
   - Есть, господин!
   В голосе матроса слышалось облегчение. Он был одним из тех, кто охранял
товар на пляже. Наказание только что его миновало.



        "4"

   Женщин загнали в трюм. Никто на  "Морском  Змее"  еще  не  знал,  какая
судьба им уготована. Рапис не  спешил  делать  подарок  команде.  Бухта  у
берегов  Армекта  была  не  слишком  подходящим  местом  для  развлечений.
Следовало выйти в открытое море, получить свободу быстроты  и  маневра,  а
прежде  всего  -  скрыться  достаточно   далеко   за   горизонтом,   чтобы
нежелательный взгляд с берега не мог заметить корабль.
   Отдав Эха дену распоряжения относительно курса, капитан пошел к себе. В
каюте он отстегнул пояс с мечом, сбросил  камзол  и  рубашку.  Было  очень
душно. Он присел на большой рундук у  стены  и  потянулся.  Он  уже  успел
забыть о выкопанной из песка пленнице и удивленно поднял  брови,  когда  в
дверь каюты начал изо всех сил колотить Тарес. Офицер сжимал  рукой  горло
согнувшейся пополам обнаженной женщины.
   - Кажется...
   Рапис махнул рукой; глупость этого человека порой его  изумляла.  Тарес
был его  вторым  помощником,  офицером  добросовестным,  исполнительным  и
послушным... порой до безрассудства.
   - Ладно, давай ее сюда, - велел капитан, невольно показывая на середину
каюты... и тяжело вздохнул, ибо Тарес еще сильнее стиснул  горло  стонущей
от боли пленницы и толкнул ее со всей силы, так что  та  рухнула  на  пол,
точно в указанном месте.
   - Ладно, иди, - сказал капитан.
   Тарес вышел, закрыв за собой дверь.
   Скорчившаяся на полу женщина не шевелилась. Рапис наклонился,  сидя  на
рундуке, и взял ее за  подбородок.  Он  увидел  лицо,  частично  прикрытое
растрепанными волосами, и инстинктивно отшатнулся  -  у  девушки  не  было
глаза. Вид уродливой, недавно зажившей глазницы мог  потрясти  любого.  Он
сразу же ее вспомнил. Она потеряла глаз во время нападения на деревню,  но
во всех прочих отношениях была молодой и здоровой, с великолепной фигурой,
и отличалась незаурядной красотой. На ней была лишь набедренная повязка из
какой-то тряпки, но вид ее  не  казался  отталкивающим,  скорее  наоборот.
Осматривая товар в трюме, он последовал совету Эхадена  и  решил  оставить
девушку. На нее мог найтись покупатель;  тогда  он  еще  не  знал,  что  в
Армекте спрос на женщин практически отсутствует. Честно говоря, если бы не
эта роковая рана, она была бы самым дорогим экземпляром  из  всех,  что  у
него были. Даже странно. Такие  женщины  в  рыбацких  селениях  обычно  не
встречались.
   - Как тебя зовут?
   Она молчала, все еще скорчившись на полу - так, как швырнул ее Тарес.
   - Не понимаешь Кону?
   Кажется, она и в самом деле не понимала. Ничего удивительного. Гаррийцы
не любили этого общего для  всей  империи  языка,  являвшегося  упрощенным
армектанским наречием, - так же как, впрочем, и все остальное,  навязанное
Кирланом. Собственно, Рапис, хотя сам  был  армектанцем,  вовсе  этому  не
удивлялся. Но сейчас ему предстояло раскусить крепкий орешек. Он прекрасно
понимал гаррийский, но с разговором дела обстояли хуже. Произношение  было
для него настоящей магией. Он прекрасно понимал, сколь непонятно  и  грубо
звучат в его устах гаррийские слова.
   - Как тебя зовут? - попытался сказать капитан.
   Девушка вздрогнула и приподняла голову, но не посмотрела на него.
   - Ридаретте, - хрипло проговорила она.
   - Ридарета, - поправил он, произнеся имя  в  армектанском  звучании.  -
Ридарета... - повторил он.
   Странное имя. Редкое. Капитан задумчиво  постучал  пальцами  по  крышке
рундука, на котором сидел. Какой-то комок подкатил к горлу. Он сглотнул.
   - Встань, - приказал он.
   Она  подчинилась.  Взгляд  ее  был  устремлен  в  пол,  но  она  стояла
выпрямившись, не горбясь, не свешивая рук. Еще немного,  и  упрет  руки  в
бока... Со все большей задумчивостью он бросил взгляд на  большие  крепкие
груди, оценил плоский живот и очертания ног.
   - Повернись.
   Сзади  она  выглядела  не  хуже:  форма  ягодиц  и  спины  была  просто
великолепна.
   Капитан держал на корабле ящик, полный женской одежды. Сейчас он  сидел
как раз на  нем.  Дорогие  платья  и  юбки,  вышитые  золотом,  украшенные
жемчугом. Добыча с торгового барка. Все это он хотел при подходящем случае
продать, но пока такой случай не подворачивался.
   - В этом ящике, - сказал он,  вставая,  -  лежат  платья.  Выбери  себе
любое.
   Девушка никак не отреагировала.
   - Слышала? Надень что-нибудь. - Он  открыл  крышку  сундука,  покопался
внутри и вытащил кусок черного бархата.  -  Отрежь  кусок  и  сделай  себе
повязку, дыра вместо глаза - не лучшие украшение. Подожди. Сначала  умойся
и причешись. - Он подтолкнул ее к небольшой двери  в  углу  каюты.  -  Там
найдешь таз и кувшин с водой, есть там и зеркало, и медный гребень.  Знаю,
что этого маловато для дамы, -  капитан  неожиданно  улыбнулся,  -  но,  к
сожалению, это все, что я могу предложить вашему благородию.
   Он говорил  медленно  и  тщательно,  надеясь,  что  его  можно  понять.
Рявкнуть по-гаррийски "За мной!" или "Пленных не  брать!"  было  нетрудно.
Совсем другое дело - вести беседу о зеркалах и платьях.
   Девушка скрылась за указанной  дверью.  Рапис  открыл  соседнюю  дверь,
ведшую  в  спальню.  Эти  апартаменты  он  унаследовал  от   армектанского
командующего эскадрой. Лишь немногие корабли предоставляли своим капитанам
подобную роскошь. Он окинул взглядом смятую постель, разбросанную  одежду,
оружие и всяческий хлам. Что ж, девушка могла ему пригодиться. Впрочем, не
только для уборки...  Он  не  терпел  женщин  в  команде,  зная,  чем  это
заканчивается. Как у Алагеры. Ее смешанная банда больше отдавалась  утехам
под палубой, чем думала о том, как и когда ставить  паруса.  Алагера  была
капитаном только по названию, на самом деле никто ее не  слушал.  В  таких
условиях каждая смена курса, каждый поворот  приобретали  ранг  серьезного
маневра. Для женщин было время в тавернах, на берегу. Но сейчас... Раз  уж
он сам отступал от собственных принципов,  давая  подарок  команде,  можно
было дать поблажку и себе. Впрочем... Речь шла об одном дне, может быть, о
двух.
   Он сел на постели и провел ладонями по лицу. Что-то его беспокоило,  и,
кажется, он знал что. Лицо этой девушки было просто поразительным. Никогда
прежде он не думал, что вид какой-либо раны  вызовет  у  него  подобный...
страх. Именно страх. Ему хотелось ударить эту женщину, сделать что-нибудь,
чтобы  ее  не  стало.  Пустая,  отвратительная  глазница...  Но  ведь  ему
приходилось видеть раны  много  хуже.  Почему  именно  это  лицо  так  его
потрясло? От его вида он испытал почти... настоящую боль.
   Пытаясь отбросить прочь неприятные мысли, капитан начал строить  планы.
Он понятия не имел, куда  направить  "Морского  Змея".  Что  за  неудачный
год... Обычно он располагал  точными,  проверенными  сведениями  о  ценных
грузах и прочих возможностях разжиться богатством. Если чего-то ему  и  не
хватало, так это времени, чтобы  ими  всеми  воспользоваться.  Он  уже  не
помнил,  когда  ему  приходилось  искать  подходящее  занятие  для  своего
парусника. В самом деле, год хуже некуда...
   Приближалась осень, пора штормов. Она была уже слишком близка для того,
чтобы предпринять более или менее серьезную экспедицию,  -  но  и  слишком
далека для того, чтобы вообще ничего не делать до ее прихода. Болтаться по
Замкнутому морю, надеясь на  счастливое  стечение  обстоятельств?  Он  уже
отвык от подобного рода охоты...
   Капитан потер  подбородок.  А  может  быть,  в  Безымянную  Страну?  За
Брошенными Предметами? Там даже время шло иначе,  место  это  было  весьма
необычным... Там можно было бы переждать пору штормов. Рискованно, но?..
   Когда-то он уже бывал там. Места эти звались Дурным  Краем,  и  не  без
причин. Там он потерял три четверти своей команды. Но те, кто выжил, могли
себя поздравить. За Брошенные Предметы платили уже не серебром, а золотом.
Моряки, полные суеверного страха, наперегонки избавлялись  от  драгоценной
"магической" добычи. Сначала  и  он  тоже  намеревался  как  можно  скорее
продать свою долю. Однако, подумав, он оставил себе Рубин  Дочери  Молний,
Гееркото, могущественный  Темный  Предмет.  Капитан  никогда  не  жалел  о
подобном решении. Он не мог полностью воспользоваться дремлющими в  Рубине
силами, но само  обладание  им  делало  его  владельца  невосприимчивым  к
усталости и боли, прибавляло здоровья, сил и ловкости...
   Капитан прогнал искушение прочь. Он не мог снова идти  в  Дурной  Край.
Люди. Люди были  новыми,  ненадежными.  Будь  у  него  на  "Змее"  старая,
испытанная команда, во главе которой он получил свое боевое прозвище...
   Он усмехнулся собственным воспоминаниям.
   Прошло несколько лет с тех пор, как он вырезал до  последнего  человека
маленький гарнизон морской стражи на одном из островков Гаррийского  моря.
Там ничего не было, кроме остатков старой рыбацкой пристани  и  нескольких
покосившихся домов. В  некоторых  из  них  сидели  солдаты,  -  собственно
говоря, неизвестно зачем. Ходили слухи, что  командование  Морской  стражи
Гарры и Островов носится с идеей восстановить пристань и построить казармы
для команд двух или  трех  небольших  кораблей  Резервного  Флота.  Короче
говоря, на заброшенном островке должен был  возникнуть  маленький  военный
порт. Рапис слышал об этом уже давно. Шли годы, а планы стражников  так  и
оставались лишь  планами.  "Морской  Змей"  как-то  раз  завернул  к  этой
пристани, а когда  отходил  -  над  островом  развевался  пурпурно-зеленый
военный флаг Раписа. Прошли месяцы, прежде чем к берегам  островка  прибыл
корабль морской стражи, доставивший провизию; только  тогда  обнаружилось,
что от солдат на острове не осталось и следа. Какое-то  время  спустя  там
обосновался новый гарнизон, и лишь благодаря чистой  случайности  "Морской
Змей" снова посетил старую  пристань.  На  этот  раз  солдаты  остались  в
живых... пополнив собой команду Раписа. Ничего удивительного -  к  разряду
честных людей их вряд ли можно было отнести... На службу  в  таком  месте,
как всеми забытый островок, солдат посылали в наказание: все они,  включая
командира, совершили те или иные проступки. Рапис во второй раз поднял над
островом свой флаг и через несколько месяцев вернулся, чтобы проверить, на
месте ли он. Флага уже не  было.  На  этот  раз  команде  "Змея"  пришлось
по-настоящему сразиться с усиленным  гарнизоном,  насчитывавшим  несколько
десятков хорошо вооруженных солдат. И в третий раз  пурпурно-зеленый  флаг
взвился над островом. Капитан пиратского корабля  объявил  открытую  войну
Вечной Империи.
   В комендатуре морской стражи Гарры и Островов никто не  мог  понять,  в
чем, собственно, дело. Безлюдный островок не представлял никакой ценности,
там мог возникнуть небольшой военный порт,  но  не  более  того.  Вряд  ли
стоило  подозревать,  что  команда  таинственного   пиратского   парусника
собиралась там всерьез обосноваться.  В  этом  не  было  никакого  смысла.
Остров тщательно исследовали. Как и следовало ожидать, там не было ничего,
совершенно ничего. Тем не менее брошенный морскими разбойниками вызов  был
принят. Бич пиратства давно уже докучал империи, и  теперь  подворачивался
случай уничтожить нахальный парусник.  Получив  помощь  сухопутных  войск,
морская стража высадила на  несчастном  острове  почти  половину  -  свыше
трехсот человек -  Гаррийского  Легиона.  По  морю  кружили  две  эскадры,
составлявшие ядро Резервного Флота.
   Рапис, всюду имевший своих шпионов,  знал  обо  всех  этих  начинаниях;
размах предприятия делал невозможным сохранение полной тайны.  Он  выиграл
войну. Легенды о собранных им  сокровищах  неожиданно  нашли  удивительное
подтверждение: капитан "Морского Змея" купил себе подмогу,  и,  притом  не
какую попало... В атаке на остров (позднее названный Барирра  -  Странный)
участвовали четыре больших корабля и два поменьше, а кроме  того,  десятка
полтора быстрых суденышек морских шакалов, рыбаков  и  пиратов,  грабивших
заманенные на мель корабли. Два имперских  фрегата  пустили  ко  дну,  два
других обратили в бегство. Легионеров, оставшихся без помощи  на  острове,
перерезали всех до единого - три сотни с лишним. Морская  стража  отчаянно
пыталась замять дело, командование сухопу