И закрой, пожалуйста, дверь.
     Арлин вышел и закрыл дверь. Некоторое время Гэйлон и Тидус прислушивались к затихающим в коридоре шагам молодого лорда.
     - Что я могу сделать? - спросил король.
     Тидус почувствовал вспыхнувшую в нем радость. Наконец-то Гэйлону Рейссону понадобился его мудрый совет.
     - Вы можете сделать только одну вещь, сир. Готовьтесь к войне.
     - Против сотни тысяч воинов? Я думаю, что во всем Виннамире не наберется и одной десятой части этого количества.
     - С Кингслэйером вам не нужна большая армия, милорд.
     Король упрямо тряхнул головой:
     - Я не стану использовать Наследие Орима.
     - Вы обязаны.
     - Нет! - Гэйлон хлопнул по столу ладонью. - Этого просто не может произойти! Я только начал по-настоящему править Виннамиром. У меня должен родиться сын...
     Он открыл конверт и на некоторое время погрузился в изучение бумаг.
     Затем он устало откинулся на спину кресла и прикрыл глаза.
     - Мне приходилось иметь дело с авторами этих сообщений. Герн Д'Сайлер, баронет Д'Халдрик... Эти люди не станут рассказывать сказки.
     - Вы правы, сир. Это не выдумка и не сказка, и ошибки здесь тоже быть не может. Вам придется иметь дело с последствиями вашего колдовства.
     - Сколько у нас есть времени, пока Ксенара готовит свои войска? - Гэйлон открыл глаза, наполненные болью.
     - Не более двух месяцев.
     Король крепко стиснул в кулаке документы.
     - Ну конечно, день летнего солнцестояния! Наверное, я действительно разгневал богов, и это их кара за некромантию.
     - Это не кара, милорд, - негромко сказал Тидус. - Это подарок судьбы, повод исследовать пределы вашего могущества. С Кингслэйером в руках вы поставите на колени весь мир, покорите все страны и народы. Я стану советовать вам, и поверьте мне, я смогу сделать вас величайшим из королей, которые когда-либо жили на свете.
     Взгляд Гэйлона стал раздумчивым.
     - Ты собираешься советовать мне во время войны?
     - И во время мира, который за ней последует. Таковы моя работа и мой долг. В конце концов, милорд, не станете же вы ожидать, что советы пятнадцатилетнего мальчишки помогут вам разобраться в столь важных вопросах! Позвольте мне доказать вам, что я заслуживаю вашего доверия.
     - Благодарю тебя за информацию, Тидус, - сказал Гэйлон глухо, сосредоточив все внимание на своем Камне, вставленном в перстень. - Но если война неизбежна - а мне все же хотелось бы получить новые
     доказательства этому, - я сам выберу себе советчиков. Ты сильно недооцениваешь лорда герцога Госни. Я сомневаюсь, что во всем королевстве отыщется второй такой же умный и сообразительный человек.
     - Должен возразить вам, милорд, - начал Тидус. Все, на что он возлагал такие большие надежды, уплывало из его рук. - Я гораздо опытнее его в государственных делах. Я могу дать вам гораздо больше, чем...
     - Я согласен с этим, - перебил его Гэйлон. - Именно поэтому ты должен остаться здесь на случай, если случится самое неприятное, и надежно управлять страной, ожидая моего возвращения. - Гэйлон сложил бумаги и выдавил отстраненную улыбку: - Разумеется, я не знаю этого из первых рук, но отец когда-то говорил мне, что война - это грязное и мерзкое занятие. Нам бы не хотелось, чтобы ты испачкал кровью свое прекрасное платье.
     С этими словами король поднялся, и Тидус тоже поспешно вскочил.
     - Уверен, что у моего главного советника еще полно дел, - коротко заметил Гэйлон. - У меня, кстати, тоже. Созови заседание Совета сегодня после полудня... Нет, завтра утром. Я хочу, чтобы Арлин и Дэви тоже присутствовали.
     - Д'Лелан ксенарец, милорд. Это может быть неразумно.
     - Тем не менее сделайте, как я сказал.
     Тидус Доренсон низко поклонился. Внутри него бурлили разочарование и ярость.
     - Слушаюсь, сир.
     Гэйлон вышел в коридор. На этот раз его верный лорд-советник не торопился последовать за ним.

***

     Однажды, когда он держал Кингслэйер в руке, к нему в голову пришла мысль о войне - о такой войне, которая поможет ему завоевать не только этот мир, но и другие миры тоже. Даже теперь, по прошествии стольких лет, воспоминание о могуществе меча и злая воля Наследия Орима заставляли сердце Гэйлона сжиматься от беспокойства. Тогда он выпустил из рук Кингслэйер только потому, что другая великая нужда вела его. Отняв руки от меча, он коснулся Джессмин.
     Впоследствии, снедаемый раскаяньем, Гэйлон запретил себе прикасаться и к тому, и к другому - и к королеве, и к мечу. И то и другое подразумевало, что кто-то получит доступ к его душе, к ее дальнему и темному уголку, в который никому не должно быть входа. В конце концов он открылся Джессмин, а теперь оказалось, что ему, быть может, придется взять в руки и Наследие Орима. Эта мысль отравила его радость, которую он постоянно испытывал на протяжении последних недель.
     Стояло позднее утро, но в замке было тихо, так как лорды и леди отбыли на охоту. Джессмин, должно быть, пригрелась и спит в королевской постели. В последнее время она спала гораздо больше обычного, однако Миск объяснила ему, что такое бывает, особенно в начале беременности. У него будет ребенок... крошечная дочка с золотисто-желтыми кудряшками, как у ее матери, или сын... Ему трудно было представить себе это. Что он оставит своему наследнику? Выжженный, разоренный край; мир, который никто не сможет нарушить, потому что никого не останется в живых?
     Около двери, ведущей в его покои, король на мгновение задержался. Королева может проснуться, но он отправлялся в Сновидения гораздо спокойнее, если находился в это время в своей комнате. Войдя в комнаты, он осторожно заглянул в спальню. Королева, укрытая несколькими одеялами и зарывшись в подушки, спала сладким и безмятежным сном. Он позавидовал ей, хотя знал, что вскоре и ее радостное настроение может оказаться нарушенным.
     Мягкое кресло возле очага вполне подходило для его целей. Камень в перстне на пальце уже начал понемногу светиться, и Гэйлон устроился в кресле как можно удобнее. Голова его покоилась на спинке, а вытянутые ноги упирались в решетку камина. У него были тысячи мест, куда он мог отправиться во Сне, но он разбудил в мозгу полузабытое воспоминание прошлого, когда в лесу у костра Дэрин рассказывал принцу Гэйлону Рейссону о своей поездке в столицу Ксенары.
     В Занкосе Дэрину случилось побывать в храме бога Мезона. Религиозные вопросы не слишком волновали его, однако архитектурное совершенство храма и подробности магических церемоний и таинств совершенно очаровали его. Вспоминая рассказ герцога Дэрина Госнийского, Гэйлон попытался вообразить себе то, чего никогда не видел, и использовать Сон для того, чтобы переместиться в тот храм точно так же, как он когда-то путешествовал под руководством Сезрана по далеким, никому не известным мирам.
     Голубое мерцание Камня обволокло его тело, принося с собой покой, который постепенно побеждал напряженное сопротивление плоти. Легкое ощущение тяжести в ногах появилось и тут же исчезло. Король открыл глаза, увидел между лесом мраморных колонн далекий полуденный свет и вдохнул теплый, напитанный благовониями и куреньями воздух. Зажженные масляные лампы висели на цепях, которые терялись в темноте под потолком. Справа располагался каменный алтарь, который выглядел довольно зловеще, несмотря на затейливую резьбу по камню.
     Однако Гэйлон почувствовал, что у него по-настоящему перехватило дыхание, лишь при взгляде на гигантскую статую бога Мезона, которая возвышалась над алтарем и была много выше человеческого роста. Снаряженный, словно воин для битвы, бог сжимал обеими руками рукоять настоящего обоюдоострого стального меча, похожего на Кингслэйер. Самым странным и пугающим было, однако, его мраморное лицо, словно обращенное сразу в два мира. Неведомый ваятель сумел придать чертам лица Мезона выражение, навевающее мысль и об обычных человеческих чувствах, и об атрибутах божества - о милосердии и жестокости, о ненависти и любви.
     Глаза статуи были высечены таким образом, чтобы гипнотизировать и устрашать, и Гэйлон почувствовал, что этот холодный взгляд устремлен прямо на него. Из состояния оцепенения его вывел только далекий звук гонга, многократно повторенный и усиленный каменными стенами пустого храма. Тут же послышалось мягкое шарканье десятков ног, и король Виннамира отпрянул за статую и спрятался в ее тени. Он сомневался, что его здесь примут с распростертыми объятиями, вне зависимости от того, узнают ли его жрецы или нет, но надеялся увидеть или услышать что-нибудь полезное для себя.
     Множество людей в белых одеждах, кто в сандалиях, кто босиком, заполнили собой обширное пространство перед алтарем и уселись на полированном каменном полу ровными рядами. Гэйлон насчитал их больше сотни. Один из жрецов вышел вперед и запел. Остальные подхватили песню невероятно высокими и приятными голосами, и Гэйлон вспомнил, что все до одного жрецы Мезона являются евнухами. Так ему говорил Дэрин. Служение богу Мезону требовало, чтобы его жрецы подвергались кастрации, и, судя по тому, что Гэйлон видел перед собой, этот обычай сохранялся до сих пор, дабы жрецы и монахи ордена становились бесстрашными и безжалостными воинами.
     Тем временем голоса звучали все тише и наконец смолкли совсем. Другой жрец, высокий и седой, вышел к самому алтарю. Его белая накидка была так плотно расшита золотом, что тяжелая нить ощутимо оттягивала ее подол. Гэйлон слегка вздрогнул от внезапного предчувствия опасности. Тем временем жрец повернулся лицом к молящимся и совершил в воздухе резкий угрожающий жест.
     - Тихо! Смотреть вниз! - приказал он на ксенарском наречии.
     Жрецы все как один опустили головы и замерли. Тогда жрец отвернулся от них и встал лицом к статуе, а может быть - к ее тени, в которой укрывался Гэйлон. В теплом свете многочисленных ламп выражение его лица казалось почти добрым, но темные глаза были похожи на глаза бога, глядя вперед холодно и с вызовом.
     - Твоя дерзость поразительна! - громко сказал он на языке Виннамира, но с сильным южным акцентом. - Или, может быть, ты пришел молить бога о прощении и отдаться его правосудию?
     Гэйлон выступил из тени:
     - Я пришел лишь за тем, чтобы проверить справедливость слухов о войне.
     - Это не слухи, хотя бог Мезон предпочел бы, чтобы ты как можно дольше оставался в неведении.
     - Но почему? Неужели война и безумие насылаются богами? - требовательно спросил Гэйлон. - Война уничтожит всех нас. Я не желаю, чтобы вы погибли от моей руки, так же как не желаю я и смерти многих тысяч ни в чем не повинных стариков и детей. Ты должен остановить это немедленно.
     Жрец лишь улыбнулся ему:
     - Мезон требует.
     - Тогда это жестокий и бессердечный бог, раз он требует таких огромных жертв! - Гэйлон заметил, что улыбка жреца погасла. - В каком царстве обитает этот ваш Мезон? Я ни разу еще не побеждал бога, и мне не терпится попробовать.
     - Глупец! Некромант! Каждый твой вздох оскорбляет его!
     - Пусть придет и скажет мне это сам. Еще лучше будет, если ваш могучий бог попытается нанести мне удар сейчас.
     Это был совершенно детский вызов, и Гэйлон немедленно пожалел о словах, сорвавшихся с его языка.
     Лицо жреца превратилось в непроницаемую маску, словно выточенную из камня.
     - Твоей смерти недостаточно. Мы должны получить меч, - он плавно взмахнул рукой. - Смотри внимательно, молодой колдун! Слушай и учись!
     Затем он закричал уже на языке Ксенары, обращаясь к монахам и другим жрецам:
     - Повинуйтесь мне, дети Мезона!
     Опущенные головы поднялись как одна, и сотня отверстых глоток запела новую песню. На сей раз, впрочем, они были не столь сладкогласы. Песня без слов превратилась в могучий вопль, который звучал все громче, все выше, сокрушая барабанные перепонки. Под ударом этой звуковой волны Гэйлон закачался и шагнул назад, прижимая ладони к ушам. В отчаянии он попытался силой воли отправить себя прочь из этого места, но какая-то могущественная сила сковала его члены и не пускала его. Главный жрец остановился перед ним, беззвучно шевеля губами.
     В мозгу Гэйлона сами собой сформировались слова:
     "Ты надолго запомнишь реальность этого Сна".
     Король вздрогнул и очнулся в кресле в своих покоях, и тут же голову его пронзила острая боль. Что-то теплое потекло по усам на верхнюю губу, и король ощутил соленый вкус крови. Ощупав голову, Гэйлон обнаружил, что из обоих ушей его тонкой струйкой течет кровь. Громко бранясь, король согнул ноги и попытался встать, но внезапный приступ головокружения заставил его снова опуститься в кресло. Слабо-слабо, как будто очень издалека, услышал он голос:
     - Мой господин?
     Затем он почувствовал на своих плечах руки Джессмин.
     - Найди Миск, - сумел проговорить он. - Пожалуйста.

***

     Ближе к вечеру в ушах Гэйлона еще продолжало звенеть, однако боль успокоилась и головокружение тоже прошло. Все это время Миск просидела с ним, каждые насколько минут закапывая в каждое ухо теплое целебное масло. Он лежал на постели в своих покоях и знал, что королева, несмотря на свои протесты, была отослана Миск в свои комнаты.
     - Ты меня слышишь? - спросила Миск.
     Гэйлон кивнул и почувствовал, как в затылке шевельнулась успокоившаяся было боль.
     - Да, хотя твой голос звучит как незнакомый. Впрочем, мой собственный звучит гораздо хуже.
     - Тебе повезло, ты мог и вовсе потерять слух.
     Неодобрение Миск было очевидным, и король поднес к лицу слегка дрожащую ладонь, чтобы защититься от ее взгляда.
     - Пожалуй, мне следовало спросить у тебя, правдивы ли сведения Тидуса о готовящейся войне.
     Маленькая женщина нахмурилась сильнее.
     - Я что-то не помню... пока не помню.
     - Я никогда не верил в богов, Миск. Разве они существуют?
     - Пока существуют последователи, будут существовать и боги. Мы сами создаем то, во что сильно верим... мысль может стать материальной, - Миск посмотрела на своего пациента. - Во всяком случае, Мезон существует и представляет собой реальную опасность для тебя.
     - Значит, война будет? И я ничего не могу сделать, чтобы предотвратить ее?!
     При мысли об этом Гэйлон почувствовал легкий приступ головокружения и тошноты.
     - Война будет.
     Страх Гэйлона усилился. Страшась ответа, он все же спросил:
     - И ты... знаешь результат?
     - Война неизбежна, а результат может быть разным, - был ответ.
     - Ты не хочешь сказать мне, - упрекнул Гэйлон.
     Миск спокойно посмотрела на него и покачала головой:
     - Ты должен быть благодарен судьбе за то, что тебе не дано видеть будущее.
     - Все равно я не возьму в руки Кингслэйер. Я не смею.
     - Ты самый упрямый из королей, Гэйлон Рейссон, но тебе придется взять в руки меч Орима, - Миск пошевелилась на краю постели Гэйлона. - Выслушай меня и постарайся понять. В мирное время жизнь не подвергается сильным воздействиям и не меняется, но во время войны включается человеческая изобретательность, - она ласково погладила Гэйлона по голове. - Все то, что человек изобретает для нападения, в дни мира движет цивилизацию дальше. Орим чуть было не уничтожил этот мир, но ты... - она легонько постучала согнутым пальцем по лбу Гэйлона, -...ты не безумец.
     Гэйлон застонал. Тошнота подступала к горлу, а чувство ломоты в костях распространилось по всему его телу.
     - Милостивые боги, - простонал он. - Мы с тобой оба безумны, Миск, и нас ведет сумасшедший. Орим мертв, но меч впитал в себя его суть и характер. Когда я держал Кингслэйер в руках, я хотел того же, чего мог желать и Орим: смерти и забвения всему живому.
     - Почему же ты не сделал этого?
     - Потому что еще сильнее я желал Джессмин, - покраснев от стыда, король закрыл глаза.
     - И у тебя хватило сил выпустить меч из рук, - спокойно констатировала
     Миск. - Ты справился с собой и с мечом. Ты можешь сделать это еще раз.
     Гэйлон недоверчиво рассмеялся.
     - У меня было одно лишь животное желание... - Смех его внезапно оборвался. - А как быть с проклятьем, которое лежит на мече? Что станет с Джессмин и с нашим ребенком?
     - Довольно вопросов, - отозвалась Миск, внимательно рассматривая лежащие на коленях руки. - Судьба на редкость милостива к тебе. Ты сделаешь то, что должен сделать.

12

     Летнее солнцестояние быстро приближалось, и все четыре оружейные мастерские Каслкипа, которые давно стояли без дела, снова начали работу. Дни и ночи напролет стучали о наковальни кузнечные молоты, и в воздухе сильно пахло окалиной и нагретым металлом. Армию необходимо было вооружить мечами, копьями и стрелами. Те, кто мог, отыскивали в сундуках дедовские заржавленные кольчуги и панцири, а те, кто не получил такого наследства, заказывали у кузнецов новые доспехи, стараясь прикрыть себя броней, насколько позволяли финансы. Кожевники Киптауна производили более дешевые кожаные доспехи и деревянные щиты, которые гарантированно спасали своих хозяев от стрел луков и арбалетов.
     Забота о сборе урожая легла на плечи женщин, стариков и детей, пока фермеры, торговцы и аристократы собирались около замка. Казармы, расширенные и надстроенные во времена правления Люсьена, а затем заброшенные, снова обустраивались под жилье, однако они могли вместить не больше трехсот воинов, и поэтому те, кто прибыл к замку позднее, встали лагерем на широкой равнине над берегом Южного рукава. Для тех, кто шел совсем издалека, были разведаны и разровнены дополнительные площадки.
     Аристократы командовали отрядами тех, кого они привели с собой. Офицеры рангом пониже набирались среди простых людей в зависимости от возраста, умения обращаться с оружием и способности отдавать и исполнять приказания. Может быть, это был не самый лучший подход к решению проблемы, но Гэйлон просто не мог придумать ничего лучшего за то короткое время, которое у него оставалось. Кроме того, он полагался на проницательный ум своего герцога, чем вызвал неудовольствие многочисленных претендентов на капитанские должности, которых Дэви отсеивал после продолжительных и дотошных бесед.
     То, что было выгодно одним, заставило других столкнуться с многочисленными трудностями. Армию нужно было кормить и снабжать всем необходимым. Король вскоре истратил все свои запасы золота и снова остался без гроша в кармане. Очутившись в столь незавидном положении, Гэйлон вынужден был обратиться за помощью к состоятельным городским купцам. Многочисленные родственники, гостившие в замке, тоже были рады помочь чем могли. Светская жизнь при дворе, бывшая такой приятной, к сожалению, оказалась очень короткой.
     Стоял теплый летний вечер. Заходящее солнце, прежде чем скользнуть за вершины лесистых холмов на побережье, окрасило небо багровыми красками. Дневной жар, однако, все никак не спадал; нагревшаяся земля отдавала накопленное тепло и после захода солнца. Конь под Гэйлоном отчаянно хлестал себя хвостом и мотал головой, отгоняя мух. Рядом с ним Дэви наклонился вперед и похлопал по шее свою гнедую кобылу, не отрывая, однако, взгляда от истоптанных лугов, на которых с наступлением сумерек загорелись многочисленные лагерные костры. В тишине наступающей ночи особенно отчетливо слышались голоса множества людей, а в недвижном воздухе растекался горьковатый запах костров, смешивающийся с вонью выгребных ям, вырытых по периметру лагеря.
     За прошедшие два месяца им удалось сделать очень многое, однако еще больше они не успели, а времени почти не оставалось. Всего неделю назад король послал Арлина и Мартена на юг, чтобы разведать обстановку на границе. Керил и Ринн отправились на север к королю Ласонии Сореку дней пятнадцать назад в надежде возобновить союзнический договор с этой северной страной. Брат короля очень хотел взяться собой и Дэви, так как герцоги Госнийские всегда были посредниками между царствующим домом Ласонии и Рыжими Королями, однако Гэйлон считал, что юноша нужнее ему самому. И хотя это действительно было так, однако король столкнулся с одной трудностью, которую ему было не просто преодолеть.
     В молодом герцоге было очень много от его отца, Дэрина Г