мощь извне. Хотя кто
ему подсказал местонахождение ямы с глубиной в  двадцать  один  земной  год,
Стас, естественно, не знал. Да и устал настолько, что не хотел  даже  думать
об этом.
   Приблизившись к очередной яме с зеленоватой, светящейся  изнутри  "водой"
(никакой воды, конечно же,  на  поверхности  Марса  не  было  и  в  помине),
обнаруженной в развалинах какого-то древнего марсианского города  на  берегу
исчезнувшей реки, Стас увидел плоскую каменную стелу с какими-то письменами,
равнодушно скользнул по ней взглядом и вдруг краем сознания определил  нечто
знакомое в очертаниях вырезанных на стеле знаков.  Нехотя  вернулся  к  ней,
сосредоточиваясь на восприятии новой информации, и с растущим  изумлением  и
недоверием прочитал надпись на вполне современном русском языке:
   "Здесь  был  комба  Антоша.   Предупреждаю:   "хронотрясина"   ограничена
горизонтом событий земного тысяча девятьсот девяностого года. Время  распада
язвы - сто двадцать пять дет. Коррекции не подлежит, я пробовал.  Руками  не
трогать!"
   Стас дважды перечитал послание, шевеля губами, засмеялся.
   - Здесь был Вася... Надо же!
   Голос внутри витасферы звучал глухо,  и  Стас  замолчал.  Можно  было  не
верить находке и вообще принять ее за галлюцинацию, тем более  что  писавший
предупреждение явно понимал толк в  юморе,  что  уж  совсем  не  вязалось  с
обстоятельствами находки человеческих  следов  на  Марсе,  однако  Станислав
предпочел поверить своим ощущениям и почти  без  раздумий  шагнул  в  яму  с
"водой".
   Падение в глубокую  черную  шахту  казалось  вполне  реальным,  даже  дух
захватило. Потом на голову Стаса свалилась многотонная каменная глыба.  Свет
в глазах померк, а когда Панов обрел способность видеть, его ожидал сюрприз.
   С  первого  взгляда  ничего  вокруг  не  изменилось,  разве  что   солнце
переместилось чуть ниже к  горизонту,  пейзаж  остался  тем  же:  гигантские
полуразрушенные временем и катаклизмами пирамиды, трещины, расколовшие плиты
набережной и сухое русло реки, фиолетово-сиреневое небо, усыпанное звездами.
Но стела...
   Станислав мельком посмотрел на каменную плиту с надписью, затем еще  раз,
более внимательно, и прочитал вслух:
   "Я же предупреждал:  руками  не  трогать!  Возможен  спонтанный  переброс
реальности! Услышишь, как трещит ткань пространства, беги, дурак!"
   Стас прислушался и в самом деле услышал  тихие  потрескивания,  будто  по
битому  стеклу  шел  человек.  Одновременно  в  воздухе  вокруг   замерцали,
появляясь и пропадая, маленькие  голубые  зв„здочки,  запахло  озоном.  Стас
понял, что пора бежать на Землю, и с  мыслью:  "Спасибо,  комба  Антоша!"  -
перешел в состояние волхваря.
   Очнулся  он  уже  на  Земле,  в  полной  темноте,  и  лишь  когда   глаза
адаптировались к новому освещению, стало понятно, что он  оказался  ночью  в
лесу, недалеко от какого-то  шоссе:  были  Слышны  звуки  проносящихся  мимо
автомобилей. Глубоко вдохнув теплый воздух, Стас поздравил себя  с  успешным
бегством в прошлое (охотники РА так его и не догнали) и направился к дороге.
Затем на плечи навалилась безмерная усталость, он остановился, прикинул свои
возможности и сел на мягкую подстилку из опавших листьев и сосновых  иголок.
Судя по температуре воздуха  и  запахам,  здесь  царила  весна,  что  вполне
устраивало беглеца.
   Спать захотелось непреодолимо. Стас прилег, положил  голову  на  какой-то
мягкий бугорок и провалился в сон как в омут.

   ***
   Мягкий  бугорок  оказался  плоским  камнем,  хотя   Стас   абсолютно   не
почувствовал его конфигурации и твердости. Он так и  проспал  в  одной  позе
несколько часов, ни разу не повернувшись с боку на бок.
   Проснулся он часов в семь, если судить по косым лучам  встающего  солнца,
пронизывающим  лес,  и  птичьим  трелям,  глянул  автоматически   на   часы,
показывающие два часа неизвестно  чего,  потрогал  выросшую  за  двое  суток
щетину на щеках и отправился искать хоть какой-то водоем,  чтобы  умыться  и
прополоскать рот. Затем решительно зашагал к ожившему шоссе.
   Ему повезло: водитель маленького старого автобуса марки  "ПАЗ"  остановил
свой видавший виды лимузин, и Стас доехал до Балашихи. Оказалось, что  шоссе
это - Горьковское, соединяющее Нижний Новгород с Москвой, а волхварь перенес
его с Марса в лес под Старую Купавну. И еще Стасу удалось выяснить,  что  на
Земле он появился аккурат двадцать третьего мая тысяча девятьсот девяностого
года, хотя сосед по автобусу и посмотрел на него с подозрением, мол, допился
мужик, что не помнит ничего. Таким образом, ему теперь  оставалось  отыскать
вотчину Дарьи и добиться того, чтобы она не погибла в шестилетнем  возрасте.
Правда, как это сделать одному, без средств к существованию,  без  оружия  и
спецснаряжения, он еще не представлял.
   До Москвы он доехал на электричке, естественно, без билета,  затем  прямо
на вокзале продал  свои  часы  фирмы  "Касио",  побрился  в  парикмахерской,
приобрел жетоны на метро и направился на Сухаревскую площадь, где жила мама.
Идея - проникнуть в квартиру родителей, переодеться, одолжить у отца денег -
была единственно правильной. Только имея  гарантированное  убежище  и  базу,
можно было начать поиск возможностей спасти Дарью.
   Прошлое свое  Стас  помнил  достаточно  хорошо.  В  девяностом  году  ему
исполнилось девять лет и он ходил в третий класс средней школы в  Костянском
переулке, недалеко от дома. Из школы его обычно забирала бабушка  и  вела  к
себе, она жила в трех кварталах от школы и от дома родителей Стаса, на улице
Трубной. А вечером приходили мама или  отец  и  уводили  сына  домой  делать
уроки.
   В принципе можно было сразу идти к себе  домой,  то  есть  туда,  где  он
прожил с родителями восемнадцать лет, практически не  рискуя  столкнуться  с
родителями, но не хотелось ломать дверь или открывать ее с помощью  отмычки,
поэтому после недолгих размышлений Стас направился к школе,  уточняя  в  уме
сложившийся план действий. У отца была  родня  в  Ханты-Мансийске,  какие-то
троюродные дядьки и тетки, можно было  представиться  кем-нибудь  из  них  в
надежде на то, что бабушка не знает  всех  родственников  зятя  (этот  прием
показался Стасу наиболее простым и эффективным), а  потом  попросить  у  нее
ключи от квартиры Пановых.
   Он успел в школу как раз к последнему  звонку  и  с  поднявшимся  в  душе
волнением подошел к двери третьего "В" класса, где учился девятилетний  Стас
Панов, то есть - он сам двадцать один год  назад.  Прозвучал  звонок,  через
минуту из двери класса вывалилась орава ребятишек - и  среди  них  лопоухий,
чубатый, худенький, светлоголовый мальчишка Стас Панов  со  сбившимся  набок
пионерским галстуком. Наткнувшись  на  незнакомого  дядю,  он  с  удивлением
вскинул  на  него  светло-серые  глаза,  помчался  было  дальше,  размахивая
портфелем, но что-то, видать, поразило  его  в  выражении  лица  Панова,  он
остановился  и  оглянулся,  силясь  сообразить,  кто  этот   высокий   дядя,
разглядывающий его с застывшей на губах улыбкой.
   - Привет, Славка, - с трудом разлепил губы Стас,  делая  к  нему  шаг;  в
детстве его звали Славкой, Стасом он стал после армии. - Не узнаешь?
   - Не-а... - качнул головой третьеклассник Панов.  -  Ты  на  моего  папку
похож. Брат, да? - Глаза мальчишки загорелись. - В гости приехал?
   -  Не  брат,  но  родственник,  -  с  облегчением  сказал  Стас.   -   Из
Ханты-Мансийска. Слышал о таком городе?
   - Папка рассказывал, это на Севере, да?
   - Точно. Вот я оттуда. А где бабуля?
   - Сейчас приплетется, - махнул рукой  Славка.  -  Она  быстро  ходить  не
может, ноги болят.
   - Пошли к ней навстречу.
   Стас взял мальчишку за руку, они спустились в  раздевалку,  оттуда  -  на
улицу,  и  там,  на  школьном  крыльце,  встретили  бабушку  Стаса   Надежду
Семеновну. Стас проглотил ком в горле -  на  его  памяти  бабушка  умерла  в
семьдесят семь лет, - подошел, поклонился.
   - Это папкин родственник, - затараторил  Славка,  -  он  из  Ханимасийска
приехал в гости, работает там в милиции, а жить у нас будет, отпусти меня  с
ним, мы и уроки сделаем, а я его в нарды научу играть.
   -  Погоди,  трещотка,  -  усмехнулась  Надежда  Семеновна,  дородная,   с
благородной сединой в волосах, внимательно оглядывая Станислава.  -  Так  вы
родич Кирилла? Не Шуркин ли сынок?
   - Он, - кивнул Стас, неловко  улыбаясь  и  понятия  не  имея,  какое  имя
назвать: Шурка, или Александра, была двоюродной сестрой отца, это  он  знал,
но не знал, что у нее есть сын и как его зовут.
   - Запамятовала, как тебя кличут, - продолжала  бабушка,  удовлетворившись
осмотром и не выказывая признаков тревоги или  волнения.  Все  же  Стас  был
похож на отца, и это обстоятельство сыграло свою роль.
   - Сашкой меня кличут, - ляпнул Стас.  -  Александром,  значит,  мама  так
назвала.
   - Ну что ж, Александр... э-э, как по батюшке-то будешь?
   - Можно просто Саша, - великодушно разрешил Стас.
   - Пойдем к нам пока,  Саша,  пообедаем,  поговорим,  а  потом  и  Кирилла
встретим. Багаж у тебя где?
   - В камере хранения  оставил,  -  соврал  Стас,  краснея.  -  Да  у  меня
багажа-то кот наплакал, сумка одна, потом заберу. Только вот времени у  меня
маловато, кое-какие дела в  столице  сделать  надо.  Пообедаю  и  побегу,  а
вечером уже к Кириллу приду.
   - Это ты сам  определяйся,  сынок,  как  тебе  лучше,  можешь  и  у  меня
остаться, и Кирилла с Зоей не стеснишь. Лучше, конечно, у меня, одна я живу,
а там этот башибузук проходу не даст.
   Стас с улыбкой посмотрел на Славку, шагавшего рядом с независимым  видом.
В детстве он действительно был очень подвижным и общительным  ребенком,  что
отмечали и друзья родителей, и учителя, и родственники.
   - Спасибо за приглашение, баба Надя, может быть, я так и сделаю.
   Разговаривая, они  дошли  до  бабушкиного  дома  -  старой  пятиэтажки  с
решетчатыми балкончиками. Стас с любопытством  и  стеснением  в  груди  стал
осматриваться в двухкомнатной квартирке, уютной и чистой, где бывал не  раз,
потрогал фарфоровую вазу для цветов на пузатом комоде, которую он разбил  не
то в десятилетнем, не то в двенадцатилетнем  возрасте,  умылся  с  дороги  в
крохотной ванной  комнате,  вдыхая  знакомый  с  детства  запах  стирального
порошка, и прошел на кухню, где хлопотала Надежда Семеновна.
   Его так и подмывало позвонить родителям Дарьи по телефону, хотя он  и  не
был уверен, что номер за двадцать лет не изменился, однако торопить  события
не стоило, он верил, что прибыл вовремя и вполне успеет предотвратить беду.
   Пообедали (куриный бульончик, салат, жареные куриные  ножки),  беседуя  о
политике, о погоде, о видах на  урожай,  выслушали  "серьезные"  размышления
Славки о том, кем он будет, когда вырастет  (в  детстве  Стас  мечтал  стать
архитектором или художником, рисовал он действительно неплохо), Стас сочинил
короткую историю о своем житье-бытье в Ханты-Мансийске, рассказал, что  знал
о климате заполярного города и особенностях его  снабжения,  затем  поспешил
откланяться, видя, какой интерес проявляет баба Надя к  жизни  родственников
зятя.
   - Вечером обязательно зайду, - пообещал он без особой уверенности, сжимая
в кармане куртки украденные запасные ключи от  квартиры  родителей,  которые
жгли ему пальцы. Очень хотелось сознаться, кто он такой и зачем сюда прибыл,
но Станислав прекрасно понимал, что делать этого ни в  коем  случае  нельзя.
Его могли вычислить ликвидаторы Равновесия и, выяснив, что он выдал правду о
Регулюме, уничтожить всю семью для предотвращения утечки информации.
   Через полчаса он входил в свою собственную  старую  квартиру,  в  которой
прожил восемнадцать лет, до окончания школы и ухода в армию. После службы  в
армии (он попал  в  Дагестан  во  время  вторжения  в  республику  чеченских
бандформирований, но уцелел) Стас домой уже не вернулся. Умерла бабушка,  он
переехал в ее квартиру, затем  обменял  ее  на  квартиру  в  новостройке  на
проспекте Жукова. Тогда еще был  жив  отец  и  помог  сыну  благоустроиться,
закончить институт, а также, как принято говорить, выйти в люди.
   Сдерживая сердцебиение, чувствуя себя вором, проникшим в чужую  квартиру,
Стас прошелся по комнатам, вдыхая  полузабытые  запахи  детства,  постоял  в
своей  спальне,  еще  не  обклеенной  Плакатами  с  изображениями  известных
рок-певцов и артистов, посидел в гостиной, разглядывая  пейзажные  акварели,
подаренные Пановым их приятелем-художником, затем порылся в ящике  комода  в
спальне отца и мамы, где всегда хранились семейные документы и  фотоальбомы,
и нашел конверт с деньгами. Отец не менял привычек и  держал  деньги  не  на
счетах в банках, а "в чулке". Впрочем, их было не  так  уж  и  много,  всего
пятнадцать тысяч рублей. Предполагалось, что на эту сумму они сделают ремонт
квартиры и приобретут машину - седьмую модель "Жигулей". Однако в  девяносто
первом Союз развалился, началась инфляция, и финансовые запасы семьи Пановых
пошли псу под хвост. Подумав об этом, Станислав с легким  сердцем  взял  три
тысячи рублей из конверта, остальные положил на место и прибрал  в  комнате,
чтобы не было видно следов его пребывания. Затем с наслаждением постоял  под
горячим душем, надел чистую отцовскую  рубашку  из  тех,  что  Панов-старший
носил редко, и только после этого подсел к телефону.
   Неожиданно на том конце линии сняли трубку, и женский голос проговорил:
   -Ал„?
   - Это квартира Страшко? - спросил Стас, затаив дыхание.
   - Да, Страшко, кто вам нужен?
   - Дарья, наверное, в детсаду?
   - Нет, она дома, с бабушкой, приболела немного. ОРЗ у нее. Кто говорит?
   - Это папа одного мальчика из детсада, куда ходит Даша, - нашелся Стас. -
Мы тоже болели, Теперь вот узнаем, как другие девочки и мальчики, ходят  или
нет, а то говорили, что карантин собираются устроить.
   - Нет, карантина никакого не сделали.
   - Значит, садик работает?
   - Конечно. - Голос собеседницы стал озабоченным. -  Вы  бы  лучше  в  сад
позвонили. Хотя не думаю, чтобы он закрылся  в  мае,  всегда  в  конце  июня
закрывался. Как зовут вашего мальчика?
   - Извините, - быстро сказал Стас, - меня просят заканчивать, до свидания.
   Положив трубку, он обнаружил,  что  вспотел,  подставил  лицо  под  струю
холодной воды в ванной, чувствуя, как с души упал камень, вытерся.  Подумал:
она еще жива! Я успел! Ура! Ну, с богом,  Славка?  Пойдем  выручать  любимую
девушку!
   Закрыв за собой дверь квартиры, которую он  последние  десять  лет  своей
жизни считал "маминой", Стас спустился во двор, поймал такси  и  продиктовал
адрес Дарьи Страшко.

   * * *
   Он совсем забыл о рации в ухе, которую ему нацепил Максим еще до  бегства
с базы РА, и, когда она заговорила, едва не вскрикнул от неожиданности.
   - Мы на месте, - сообщил чей-то тихий гнусавый голос. -  Фон  ламинарный.
Начинаем развертку тренда.
   - О каком тренде речь? -  осведомился  Стас  и  прикусил  язык,  внезапно
осознавая, что обращались не к нему, он просто услышал переговоры активников
РА по сети "паутины".
   - Кто говорит? - после паузы заговорил  тот  же  голос.  -  Ноль  второй,
Хопкинс, это твои шуточки?
   - У вас галлюники, ноль первый, -  отозвался  еще  один  тихий  басовитый
голос. - Я нем как рыба..
   Стас тихонько снял с губы "родинку" микрофона,  с  облегчением  вздохнул.
Стало ясно, что в девяностом году высадилась команда РА,  чтобы  реализовать
тренд коррекции реальности, о которой говорили  Максим  и  Зидан,  и  ничего
удивительного не было в том, что она пользовалась  той  же  системой  связи,
которую создали специалисты техцентра в родное время.
   - Ноль третий, - заговорил гнусавый организатор тренда, - у нас  возникли
помехи, переходим на резервные частоты.
   Рация замолчала.
   Стас шепотом выругался. Если бы он не влез в разговор со  своим  дурацким
вопросом, мог бы и дальше слушать переговоры оперативников РА и быть в курсе
решаемых ими проблем. Теперь же ему следовало удвоить осторожность, чтобы не
попасться на глаза наблюдателям команды, в противном случае его  возможности
добиться поставленной цели и вовсе сводились чуть ли не к нулю, один с целой
командой специально обученных профессионалов он справиться не мог.
   Инцидент с рацией  застал  Стаса  в  скверике  напротив  дома,  где  жила
шестилетняя Даша Страшко, которую он регулярно, в течение уже целой  недели,
провожал и встречал, не показываясь при этом, разумеется, на глаза родителям
девочки.  Первая  встреча  со   своей   будущей   подругой   заставила   его
поволноваться. Смешно сказать, но он боялся, что она его узнает, хотя  ни  о
каком узнавании речь, конечно, не шла. Сам же  Стас  узнал  Дашу  мгновенно,
несмотря на то, что ее отделяли от "взрослой Дарьи двадцать  с  лишним  лет:
девочка так же щурилась, у нее был миндалевидный разрез глаз и красивый овал
лица. Плюс длинная косичка, уже в шестилетнем возрасте достигавшая поясницы.
   Первым  побуждением  Стаса  при   его   знакомстве   с   семьей   Страшко
(дистанционном, естественно) было подойти  к  молодой  и  очень  похожей  на
взрослую Дарью ее матери и все рассказать, однако ему вряд ли поверили бы, а
то и того хуже - приняли бы за сумасшедшего, а во-вторых, своей прямотой  он
наверняка подставил бы родителей Даши под удар ликвидаторов РА. Поэтому Стас
избрал другую манеру поведения - тактику телохранителя,  тенью  следовавшего
за объектом прикрытия. Выполнять эту работу было весьма тяжело, но  приятно,
и Стас готов был потратить месяц, год и больше, если  потребуется,  лишь  бы
спасти девочку от неведомой опасности.
   В таком ритме прошла неделя, началась вторая.
   Стас продолжал жить у бабы Нади,  изредка  встречаясь  с  самим  собой  -
девятилетним - у своих же молодых еще родителей, поверивших в  существование
"свояченика" Саши из Ханты-Мансийска. Кирилл Панов никогда в этом городе  не
был и настоящего родственника Сашу (а может, и не Сашу  вовсе)  в  глаза  не
видел, однако его тетки там жили, и ему в голову не  приходило,  что  кто-то
чужой может представиться родственником ради проживания в  Москве.  Впрочем,
чужим Стас себя не  считал,  хотя  чувствовать  себя  ровесником  отца  было
странно и непривычно.
   Наступило лето, пора отпусков и дачного  отдыха.  Засобиралась  на  юг  и
семья Страшко, что резко меняло образ жизни  Стаса.  Сопровождать  родителей
Даши  в  Сочи,  куда  они  намеревались  приехать,  было  для  него  слишком
обременительно.   Сумма   денег,   позаимствованная   у   отца,   постепенно
уменьшалась, а перспектив  заработать  необходимую  для  сопровождения  Даши
сумму Стас не видел. Надо было менять  тактику  своих  действий  и  идти  на
контакт с родителями девочки. Иного варианта Станислав не видел.
   Однако познакомиться с мамой и отцом Даши он не успел.
   Событие, ради предотвращения .которого он прибыл в девяностый  год  конца
двадцатого века, произошло в среду, второго июня. Если  бы  Станислав  знал,
что из-за отца Дарьи - крупного ученого  -  нейролингвиста,  участвующего  в
создании психотронного оружия, и начался конфликт между двумя  Равновесиями,
он действовал бы иначе. Возможно, даже рассказал бы ему о реальном положении
вещей и уговорил увезти Дашу на какое-то время из Москвы. Но Стас  этого  не
знал и слишком поздно понял, что  напрасно  занял  пассивную,  выжидательную
позицию.
   В этот вечер  Дашу  забирал  из  детсада  сам  Валентин  Григорьевич.  Он
подъехал к зданию детсада на  Маленковской  улице  на  служебной  "Волге"  в
сопровождении штатного телохранителя, и Стас вздохнул с  разочарованием:  он
приготовился сопровождать девочку с мамой, которые обычно шли домой  пешком.
И вдруг почувствовал  странное  раздражение,  стеснение  в  груди,  неуютное
сосущее чувство забытой вещи, а затем и  тревогу.  Это  сработала  интуиция,
включившая органы чувств в режим повышенной чувствительности.
   Он сразу начал замечать то, на что раньше не обращал внимания.
   Вместе с