этажа
донеслись  крики и выстрелы.  Дальнейшие  события разворачивались  в течение
десятка секунд, сразу изменив сценарий операции.
     Светлов выстрелил  в  люстру на потолке  и  отпрянул к  стене, чувствуя
затылком  ветер  смерти.  Это  спасло  его от  длинной  автоматной  очереди,
протянувшейся из глубины коридора, хотя одна пуля все же ужалила левую руку.
Он ответил короткой очередью из пистолета, автомат умолк. Но рядом заплясали
еще два злых огонька -- стреляли из автоматических винтовок типа "штайр" или
"энфилд" калибра  5,56  мм, которыми были  вооружены  все  полицейские  силы
Мадагаскара. Это Ростислав знал точно.
     Владимиров   охнул,    однако   ответил    из    арбалета,   затем   из
пистолета-пулемета, и стрельба в коридоре прекратилась.
     --  Отходим?  --  выдохнул  Светлов,  чувствуя текущий по руке  горячий
ручеек.
     -- Я вниз, к ребятам, ты доделывай дело...
     -- Нас ждали!
     -- Я уже понял. Кто-то предал... из местных...
     -- Тот сукин сын, из местного Интерпола.
     -- Потом выясним. Выбирайся по запасному варианту. Удачи!
     Майор  стиснул  локоть  Светлова и ссыпался вниз по лестнице  на первый
этаж, где разгорелся нешуточный бой.
     Ростислав дотронулся до раненой руки, заставил  себя  забыть  о  ране и
ударом  ноги сорвал замок решетки, метнулся в  коридор в  перекате, открывая
огонь в полете по двери слева.
     Майор оказался прав.  Засаду устроили местные полицейские, что говорило
о сговоре  Басхадова с блюстителями порядка. Он купил их всех, в том числе и
сотрудника Интерпола, и мог не бояться появления на Мадагаскаре охотников за
преступниками  из  России  или  жаждущих  мести соотечественников  из других
родовых чеченских кланов, родственников которых он убил.
     Действуя  на пределе  возможностей,  Светлов промчался по коридору  как
призрак смерти, успевая находить  цели  раньше, чем они его  (всего здесь их
ждали девять человек, в том числе -- двое телохранителей Сатаны), и ворвался
в спальню Басхадова,  где  его встретили сам Сатана и последний оставшийся в
живых телохранитель.
     Бой с ними длился несколько мгновений.
     У них были шлемы с устройствами ночного видения и автоматы.
     Он имел пистолет  и  ориентировался в  темноте с помощью  _внутреннего_
зрения, включавшегося в минуты наивысшего напряжения.
     Они начали стрелять, как только Светлов выбил дверь  и ласточкой нырнул
через  порог в  комнату.  Одна  пуля  попала  в левую,  уже раненную руку  и
раздробила  локтевой  сустав, вторая попала в  левую ногу, пробивая  колено.
Однако прежде, чем потерять сознание от болевого шока,  Светлов дважды нажал
на курок. И Шамиль  Басхадов,  бандит и  убийца, не умеющий в жизни  ничего,
кроме  как  стрелять  в  людей  или  перерезать  глотки  пленникам,  и   его
звероподобный телохранитель умерли, получив по пуле в голову.
     Что   было   дальше,   Ростислав   помнил   смутно.   Инстинкты   бойца
спецподразделения руководили им, и то и дело проваливаясь в беспамятство, он
спустился  на первый  этаж  здания, убедился, что  двое товарищей мертвы,  и
каким-то  чудом успел выбраться с территории владений  Сатаны до подхода еще
одного отряда полицейских.
     В условленном месте  на  окраине Антананариву, на берегу реки Анказубе,
он  ждал членов группы  еще  сутки.  Но пришел только майор  Юра Владимиров,
получивший  пять  пулевых  ранений,  к счастью,  не  смертельных. Вдвоем они
добрались  до города Андевуранте на  берегу Индийского океана,  где их ждало
судно под египетским флагом. В  Россию оба вернулись спустя две недели после
провала  операции  на  Мадагаскаре.  Так  посчитали  руководители  группы  в
секретных  кабинетах  Главного  разведуправления.  Да,  группа ликвидировала
террориста, но и сама потеряла больше половины состава. Это  был провал. То,
что ее предали, не  имело  значения. Лишь много  позже  уцелевшие в операции
узнали,  что предали их свои же: один  из чиновников  связи  получил  за это
крупную  сумму денег.  Его  в конце  концов  вычислили, но  погибшим  членам
группы,  а также оставшимся в живых майору Владимирову  и капитану  Светлову
это уже помочь ничем не могло.
     О том, что  он уволен,  Ростислав узнал уже после госпиталя, в  котором
провалялся почти полгода. Однако вернуть подвижность левой руки и ноги врачи
ему так  и не смогли. С  тех пор  он ходил, раскачиваясь, как моряк на суше,
подволакивая прямую левую ногу, не гнущуюся в простреленном колене, и прятал
тоже не сгибавшуюся в локте, усохшую левую руку от любопытных взглядов...
     Зазвонил будильник.
     Ростислав вздрогнул и выбрался  из-под одеяла. Пора было  собираться на
работу.

Глава 2
     Его оперативный опыт оказался невостребованным.
     Несмотря на поддержку майора,  впоследствии также ушедшего в отставку в
звании полковника, Светлова  в армии не оставили даже в качестве инструктора
по  выживанию  в экстремальных  условиях. Впрочем, Ростислав  сам  не  хотел
служить в этом  качестве,  считая, что  инвалиду  в спецназе  делать нечего.
Спустя  год после возвращения с Мадагаскара он устроился охранником в  одной
из  коммерческих  фирм  Калуги,  но  проработал  в  фирме  всего  два года и
уволился, когда  от  сердечного  приступа  внезапно  умерла мама. После  нее
остался  дом в  деревне  Илейкино  Старицкого  района  Калужской губернии, и
Ростислав переехал на родину, где у него еще оставались две тетки по маминой
линии -- Анна Ивановна и Прасковья Филипповна.
     Несколько лет он пытался фермерствовать,  выращивая  картошку,  фасоль,
лук, продавал  овощи на рынке, но конкуренции настоящих фермеров не выдержал
и  в  конце концов устроился сторожем в колхозе "Новый путь",  что позволяло
ему  сводить  концы  с  концами, не вкалывая  с утра до ночи на приусадебном
участке. Сторожам, конечно,  платили  мало, однако Ростислав получал военную
пенсию по инвалидности, и ему хватало.
     Жил  он  один. Женщины,  готовые принять его  в  семью,  находились, но
Светлов,  во-первых,  не хотел, чтобы его принимали  из сострадания,  будучи
твердо  уверенным,  что  жениться  надо по  любви, а во-вторых,  исповедовал
принцип: не создавай себе чужих проблем.
     К тридцати восьми  годам он  отрастил бороду, усы,  длинные  волосы  до
плеч,  в  которых  серебрилась седина,  и теперь смахивал на священника  без
рясы. Он стал горбиться,  все еще стеснялся хромоты и на  людях показываться
не любил. В последние годы пристрастился к чтению эзотерической литературы и
раз в месяц  ехал либо в Калугу, либо  в Москву, чтобы покопаться в  книжных
развалах  и  приобрести  очередную   партию  брошюр   и  философских  трудов
знаменитых и вовсе неизвестных исследователей русской истории.
     На вопросы  приятелей, с которыми он изредка встречался: как  жизнь? --
Ростислав отвечал с мягкой улыбкой:
     -- Спасибо, не жалуется...
     Он действительно ни о чем не  жалел  и ни  на что  не жаловался, трезво
оценивая  свое  положение.  Если  бы  он  не был  инвалидом,  попытался  бы,
наверное, изменить судьбу, так  как был трудолюбивым и  упорным. Как говорил
его старый друг Рома Новиков: чтобы  стать богатым, необходимы три вещи: ум,
талант и много денег. В свое время Ростислав по собственной оценке разве что
не имел  много денег,  остальное  было при нем.  Теперь же  он понимал,  что
богатство -- далеко не самая  важная вещь на свете и что, даже не имея много
денег, можно вполне комфортно жить и чувствовать себя человеком.
     В молодые  годы Светлова не зря  называли талантливым бойцом,  мастером
рукопашного  боя. Он свободно  мог  бы тренировать не  только юношей,  но  и
бойцов спецназа, однако  с потерей руки  и ноги этой возможности лишился.  К
тридцати  шести годам он увлекся составлением панно из разных пород дерева и
добился  удивительных  результатов.  Некоторые  из  его  деревянных   картин
экспонировались на выставках народного  творчества не  только в России, но и
за рубежом, а последние работы охотно покупали знатоки и ценители этого вида
искусства.
     Слава о стороже-художнике, живущем в глубинке Калужской губернии, дошла
и  до  столицы.  К Светлову  приезжали  из  художественного института  имени
Сурикова и Академии народных ремесел с предложением возглавить студию и даже
школу  самодеятельного  творчества.  Но  дальше  разговоров  дело не  пошло.
Предполагалось,  что  инициаторы  создания  студии  и  школы   должны  стать
учредителями  и получать  прибыль,  а  работать  на чужого дядю  Светлов  не
собирался. У него самого давно зрела мысль  организовать  студию  в селе  --
бесплатно,  для  ребят   и  девочек,   желающих  заниматься  разными  видами
художественного  творчества.  Не  хватало  лишь  средств  на   строительство
мастерской.
     В  колхозе Светлова  уважали  за  прямоту и  честность. Неизбывная тяга
халявщиков и люмпенов к воровству, воспитанная еще при советской власти (все
вокруг народное, все  вокруг мое), не исчезла и в новые  российские времена.
Тащили все, что плохо лежит, затем все, что можно продать. Работники колхоза
"Новый  путь" ничем не отличались в этом  вопросе  от своих соседей, считая,
что имеют право красть "свое" добро. Поэтому, когда на принадлежащей колхозу
мебельной  фабрике появился  новый сторож,  никого это особенно  не удивило.
Зато  первые  же "несуны" почувствовали  на  собственном  хребте,  что такое
непьющий и честный сторож, владеющий к тому же  какими-то  хитрыми  приемами
борьбы и способный справиться с десятком мужиков оптом.
     Светлова пытались увещевать, уговаривать, спаивать, предлагали деньги и
вещи,  затем  стали  угрожать. Дело  дошло  до стычек с мужиками, из которых
Ростислав  выходил цел и невредим, и даже до попыток подстрелить его в  лесу
или  возле  дома.  Пытались  даже  поджечь  усадьбу.  Однако  и  эти  методы
воздействия  на  строптивца не дали желаемого результата. Светлов  отбивался
молча  и спокойно, в милицию  о нападениях и поджогах не  заявлял, продолжал
нести службу с тем же тщанием, и от него отступились.
     Взрослые  зауважали, дети же давно не боялись и  любили Монаха, как его
прозвали в  деревне, часто  навещали  его дом-мастерскую и, затаив  дыхание,
наблюдали,  как  из  кусочков  дерева с  разным  рисунком возникает красивый
лесной пейзаж, либо море, либо фантастический зверь.
     Детей Светлов любил и  никогда  не прогонял. Ему  нравилось  исподтишка
наблюдать за ними,  слушать их  тихий щебет,  смех  и возгласы. Во-первых, в
такие  моменты  одиночество  отступало,  а он сам  становился как  бы главой
семьи.  Во-вторых,   энергия  детей  заряжала   и  заставляла  работать   на
вдохновении,  что, естественно, сказывалось  на качестве картин. Они у  него
получались чуть ли не живыми.
     Больше всего  Ростиславу было по душе присутствие соседского мальчишки,
который  появился  в  деревне в  середине  лета.  Мальчишку звали  Будимиром
(сверстники чаще  называли его  Димкой), недавно ему исполнилось  двенадцать
лет, был он  высокий, худенький, тихий, с  удивительно нежным лицом и ясными
зеленоватыми  глазами, в  которых изредка вспыхивали искорки мудрого, совсем
не  детского  понимания  жизни.  Улыбался  он  редко,  но если уж доводилось
увидеть улыбку парня, казалось -- начинал улыбаться мир вокруг.
     Ростислав дважды беседовал с ним о том о сем и каждый раз вдруг начинал
чувствовать себя робким несмышленышем, познающим азы жизни, а Будимира-Димку
-- умудренным опытом старцем, прожившим на свете не одну сотню лет. При этом
мальчик продолжал оставаться самим собой, любил играть с  детьми,  выделяясь
резвостью и быстротой реакции, а также слушать разные  истории и смотреть на
огонь камина.
     Нравилось ему  и  следить за пальцами Светлова,  укладывающими  кусочки
дерева в мозаику  картины. Однажды он даже подсказал Ростиславу, какой нужно
сделать распил на деревянной дощечке, чтобы получился нужный рисунок, и этим
и вовсе расположил к себе бывшего рэкса по кличке Росс.
     Светлов не  один раз порывался расспросить парнишку, кто его родители и
где  он живет,  но  все  как-то не  получалось.  Знал  только,  что  за  ним
присматривает какой-то невысокого роста мужчина, похожий на  японца. Будимир
называл его дядей Толей. Однако познакомиться с ним пока не выпадал случай.
     В субботу  25 августа  Ростислав сдал  дежурство  сменщику и направился
домой  на  мопеде.  Это  был  его  единственный,  но  весьма   надежный  вид
транспорта.
     Утро выдалось тихое, ласковое и  солнечное,  хотя  довольно прохладное.
Впереди  Ростислава  ждал  отдых,  творческий  поиск  и  приятное чтение: он
недавно приобрел книжку  Треххлебова "Кощуны Финиста", -- поэтому настроение
складывалось  хорошее, под  стать  утру. Дома  он облился холодной  водой во
дворе, позавтракал и сел в светлице перед телевизором с книгой в руках.
     По третьей российской программе передавали новости.
     Несколько сообщений заинтересовали Ростислава.
     О  первом  возвращении с  Марса  автоматического  корабля  с  образцами
грунта.
     О запуске под лед Европы -- спутника Юпитера -- космического робота.
     О дебатах в Евросоюзе о закрытии традиционных электростанций в  связи с
созданием "вакуум-квантовых насосов", качающих энергию прямо из вакуума.
     Об   открытии  регулярных  рейсов  вокруг  Земли  первого  орбитального
самолета "Енисей", созданного в России.
     О  регулярном  посещении  двух  космических  станций  --  международной
"Альфы" и российского "Байкала" -- состоятельными космотуристами.
     О китайской  программе  полетов  на  Луну и  к другим планетам. Китайцы
действовали  последовательно  и готовились к запуску собственной орбитальной
станции "Великий поход".
     Последняя новость  была трагической: в Корее произошел случайный  взрыв
атомной бомбы, унесший жизни более сорока тысяч человек.
     Светлов  выключил телевизор, посидел в  кресле,  машинально  поглаживая
пальцем свой давний амулет -- малагасийского  божка бемихисатра, которого он
называл Михой, и вдруг  почувствовал  беспокойство. Лупоглазый человечек под
пальцами, казалось, ожил и поежился.
     Ростислав прислушался к  звукам, доносившимся в дом с улицы, выглянул в
окно.
     Напротив  через улицу жила семья переселенцев  Хосроевых из Ингушетии в
количестве семи человек: старший Хосроев -- Амид, в возрасте семидесяти лет,
его  жена, средний Хосроев --  сорокалетний  Нурид, его жена  Фатима и  трое
детей, старшему из которых исполнилось пятнадцать лет. Светлов  хорошо  знал
эту семью и недобрых  чувств к ним не питал,  несмотря  на  прошлые стычки с
"лицами кавказской национальности" на территории Чечни, Ингушетии, Дагестана
и  за  пределами  России  вообще.  Хосроевы  жили  тихо, мирно  и к  соседям
относились уважительно.
     У  дома  он  увидел  машину  дорожно-патрульной  службы  с  мигалкой  и
потрепанный "уазик" с синей полосой  по борту. Из "уазика" выскочили четверо
крепких парней в форме спецназа, с автоматами в руках, в масках, и бросились
в дом Хосроевых, одним ударом сломав калитку. Навстречу им  попалась старуха
с тазом в  руках, ее оттолкнули в сторону, женщина выронила  таз с  бельем и
упала.  Затем  послышались  крики,  треск  мебели,  звон  стекла,  удары,  и
спецназовцы  выволокли из дома Нурида Хосроева и его пятнадцатилетнего сына.
У  парня  шла из носа кровь, а  у его  отца  багровела под  глазом  здоровая
опухоль. Мать парня с воплями и причитаниями бросалась к  мужу и сыну, но ее
отталкивали,  пока  спецназовец  по  знаку мужчины в штатском,  вылезшего из
милицейской "Самары",  не  ударил ее по лицу. Светлов больше  не  колебался,
вышел на улицу.
     --  Эй,  богатыри, --  окликнул  он  спецназовцев, волокущих  соседей к
машинам.  --  Может, не стоит  столь радикально обходиться с людьми?  А  тем
более с женщинами? Они-то в чем провинились?
     Мужчина в штатском костюме, средних  лет, с одутловатым бледным лицом и
глазами навыкате, оглядел его с ног до головы, кивнул кому-то:
     -- Обыскать!
     Из  "уазика"  выпростался  еще  один  здоровяк  в  камуфляже,  двинулся
вразвалку к Светлову, демонстративно положив руку на ствол автомата.
     -- Руки на затылок! Повернись!
     Люди  делятся на носителей культуры  и  недоносков, вспомнил  Ростислав
чье-то  изречение.  Усмехнулся  в  усы, покосившись на  бугая  с  автоматом,
сказал, обращаясь к руководителю акции:
     -- А за пивом не сбегать?
     -- Чего?! -- не понял тот.
     --  Надеюсь, документы на  обыск  у  вас имеются, гражданин хороший? На
дворе двадцать первый век, время зачисток миновало.
     Спецназовец коротко ударил его кулаком  в  подбородок...  и  провалился
вперед, сделав два шага по инерции и улегшись лицом в дорожную пыль.
     Его сослуживцы, волокущие избитых ингушей, остановились.
     Стало тихо.
     Ростислав,  прихрамывая,  отмахиваясь  прямой  ссохшейся рукой, перешел
улицу.
     -- Не желаете объяснить народу, что происходит, милостивый государь?
     Одутловатый командир спецназа опомнился, сверкнул глазами.
     -- Взять его!
     Двое верзил отпустили старшего Хосроева, бросились  на  Светлова и один
за другим  отлетели к забору, едва  не сломав  штакетник, тяжело рухнули  на
дорогу.
     Глаза  мужчины в штатском сузились.  Он  сунул  руку  за борт  пиджака,
сделал шаг вперед.
     -- Ты на кого руку поднял, хромой?! Я ж тебя!..
     --  Не пугай, губошлеп,  --  махнул здоровой  рукой  Ростислав. -- Я  и
хромой из тебя говядину сделаю. Чем провинились эти  люди? За что вы  с ними
так грубо?
     --   Застрелю,  падла!  --  выдохнул  спецназовец,  державший  младшего
Хосроева. -- Мордой в землю, быстро!
     Светлов  покосился  на  него,  с  печальной  снисходительностью  качнул
головой.
     -- Классные  кадры готовятся  на родине  моей. Давай стреляй, засранец,
только потом ведь не отмоешься.
     Командир группы дернул щекой, посмотрел на своего подчиненного.
     -- Подожди, сержант.  --  Повернул голову  к Светлову. -- Кто ты такой,
инвалид? Документы есть?
     --  Зайдешь  по-хорошему  в дом -- покажу. Капитан  Светлов,  рэкс ГРУ.
Бывший, разумеется. Ну, а теперь и ты представься по форме.
     Одутловатый   несколько   остыл,   махнул   рукой   своим  подчиненным,
намеревавшимся  довести  дело до конца  -- скрутить  обидчика и поломать ему
парочку ребер.
     -- Капитан Корецкий, Калужский ОМОН.  Эти люди  обвиняются в краже, так
что не вмешивайся, рэкс, тебе же дороже обойдется.
     -- Кто их обвиняет в краже?
     -- Местные  жители. У  твоих  соседей  пропали настенные часы,  швейная
машинка и десять метров полиэтиленовой пленки.
     -- Это  у кого пропали? Не у Коли Бережного случайно?  Он же алкоголик,
тянет из дома, что попадется, продает и пропивает.
     -- Я ему сейчас!..  -- рванулся к Светлову омоновец, которого он уронил
самым первым.
     Ростислав не  двинулся с места, обманчиво расслабленный с виду и угрюмо
спокойный.
     --  Отставить,  Лукьяненко! -- буркнул  командир  ОМОНа,  посмотрел  на
ингушей, на  их зареванных женщин, на Светлова. --  Ты ручаешься, что они не
воровали? У меня санкция прокурора.
     Ростислав помолчал, решая, стоит ли рисковать, давать слово, за которое
придется  потом  отвечать.  Вспомнил  ликвидацию Сатаны-Басхадова  и  других
чеченских,   ингушских,   дагестанских   и  арабских  бандитов,  хотел  было
отказаться, но встретил тоскливо-обреченный взгляд Хосроева и неожиданно для
себя самого проговорил:
     -- Ручаюсь. Им нет смысла воровать, на них же первых и укажут.
     -- Вот и указали. Смотри, капитан, с тебя спрошу, если что выяснится.
     Капитан Корецкий махнул омоновцам:
     -- Отпустите их. Поехали.
     Парни  в  камуфляже  отпустили  мужчин, полезли  в  "уазик",  с yгрозой
поглядывая на Светлова. Машины  уехали. Женщины с плачем  кинулись  к мужу и
сыну, запричитали.  Нурид Хосроев освободился от их объятий,  фыкнул,  чтобы
замолчали, подошел к Ростиславу.
     -- Сп