м собеседника. Надо было спровадить сюда Аллу, подумал он. Не все
ей дома сидеть ("Дома! - усмехнулся он про себя. - Вот сморозил!").
   И  вдруг  он  живо  представил  ее  себе  -  не  сегодняшнюю,  а   ту
студенточку-первокурсницу, большеглазую,  высокую,  стройную,  в  ореоле
ослепительных каштановых волос; с удивительно белой (алебастровой) кожей
- романтическая красавица середины прошлого века. И  "институтский  бал"
(читай: дискотека), куда только она одна пришла в длинном платье нежного
бирюзового цвета - "Мисс сентябрь": рыжие волосы словно вспыхивали огнем
на небесно-голубом фоне, . удивительно красиво! Остальные девочки, будто
близнецы из какого-нибудь специнтерната, явились в майках с  буржуйскими
надписями и искусственно состаренных джинсах. Была такая мода.  Конечно,
она не умерла и по сей день, но тогда это был самый бум,  самый  гребень
волны. Почти неприлично было появляться в обществе в чем-то ином. Увидев
Аллу, девочки издали дружное шипение и принялись  усиленно  улыбаться  в
глаза своим кавалерам (у кого были). Однако поздно.  Королева  бала  уже
взошла на  престол,  и  подданные  распластались  ниц  у  ее  ног.  Гоги
Начкебия, красавец мегрел  с  четвертого  курса,  чемпион  института  по
баскетболу и  пиву,  растолкал  локтями  обалдевших  юнцов  и  пригласил
королеву на танец. Игорек так и простоял столбом у  стены,  пока  лилась
музыка, наблюдая, как они  кружатся  вдвоем  -  Гоги  в  строгом  черном
костюме и Алла в  одеянии  доброй  феи,  поблескивавшем  в  разноцветных
всполохах прожекторов. Даже ВИА  на  сцене  заиграл  довольно  приличный
вальс, а то все "Абба", "Каскадеры", "Стара печаль моя, стара...".
   - Я терпеть не могу шахматы, - сказал Игорь Иванович.
   - Долго вы играли?
   - Около получаса. Я стремился побыстрее проиграть и отвязаться.
   Около девяти Козаков вышел  из  номера,  просчитал  Туровский.  Когда
вернулся - неизвестно. Может быть, через десять минут,  а  может,  через
час. Тут от друга детства толку мало. А много ли времени нужно для того,
чтобы  совершить  убийство?  Достаточно  нескольких  секунд;   постучал,
подождал, когда  откроют,  выстрелял...  А  Борис  Анченко  в  холле?  А
Светлана, которая слышала скрип двери?  ("Наверно,  я  плохой  музыкант.
Занимаюсь мало". - "А тебе нравится?" - "Нравится. Хотите, я  что-нибудь
сыграю?") Ты  замечательный  музыкант,  Светланка.  И  скрип  запомнила:
короткий, низкий, на одной ноте.
   Туровский на секунду прикрыл  глаза  и  сосредоточился.  Так.  Гулкий
пустой коридор. Девочка подходит к телевизору в холле,  слышит,  как  за
спиной открывается дверь. Звук очень тихий, но ведь и кругом тоже  тихо.
А если этот звук донесся с первого этажа?
   "Зря я  ее  отпустил.  Единственная  ниточка,  единственный  реальный
свидетель".
   Он сам довез  ее  до  пристани,  как  и  обещал.  Она  спокойно  и  с
достоинством села на переднее  сиденье  "Москвича",  пристегнула  ремень
безопасности. Пока ехали, не  ерзала,  не  болтала  без  умолку,  только
рассеянно поглядывала на дорогу и думала о чем-то, поджав губы.
   Сбоку  над  дорогой  высилась  громадная  серая  скала,   испещренная
трещинами,  будто  лицо  старика  -  глубокими  морщинами.  Девушка  лет
восемнадцати, тонкая, как балерина, в каске и  бело-оранжевой  ветровке,
скользила по отвесной стене с небрежной грацией,  и  казалось,  что  это
оптический обман и скала, как на съемках кино, вовсе не вертикальная...
   - Левее иди!  -  крикнул  с  земли  худощавый  мужчина,  удерживающий
веревку! - Там проще.
   - Я не хочу проще! Я нависаиие еще не проходила.
   - И не пройдешь, там даже я срываюсь.
   - А я не сорвусь!
   - А вот посмотрим.
   Сергеи Павлович еще раньше заметил, что скалолазы были все  как  один
худые и с первого  взгляда  совсем  не  сильные.  Но  только  с  первого
взгляда: руки без капли жира казались туго сплетенными канатами мышц,  а
пальцы по крепости не уступали стальным гвоздям.
   Когда Туровский остановил машину, до "ракеты"  оставалось  ещё  минут
десять. Девочка выходить не торопилась. Ее большие серые глаза скользили
по фигуркам людей, что скопились у  пустого  причала,  по  темной  воде,
лениво постукивающей о гладкие бревна, и неожиданно она сказала:
   - Вы ведь его найдете, Сергей Павлович? Правда?
   - Кого?
   - Того, кто убил.
   Он растерянно помолчал.
   - Должен найти, Света. Обязательно должен. Тем более что у меня  есть
такой помощник.
   - Да ну. - Она смутилась. - Я ведь ничего толком так и не вспомнила.
   - Ты мне очень помогла, - серьезно сказал Туровский. - И дело даже не
в том, что именно ты вспомнила, а  что  забыла.  Ты  дала  мне  надежду,
понимаешь? Ниточку. А это в сто раз важнее.
   Она посмотрела ему в глаза, будто стараясь запомнить.
   - Мы больше не увидимся?
   И Сергей Павлович вдруг понял, что они увидятся обязательно.  Он  всю
жизнь прожил  холостяком,  в  маленькой  однокомнатной  "хрущевке",  где
постоянно что-то  отваливалось,  подтекало,  портилось,  и  он,  занятый
сутками на работе, давно махнул на это рукой. Дети (гипотетические  хотя
бы) занимали в его мыслях и того меньше места. Но сейчас, когда девочка,
не  отрываясь,  смотрела  на   него,   душу   вдруг   кольнуло   неясное
беспокойство. Может, жил-то не так? Может, что-то главное и не  заметил,
упустил?
   - Увидимся обязательно. Вполне  возможно,  что  твои  показания  надо
будет уточнить. Поэтому дай-ка мне свой адрес.
   (Девушка в бело-оранжевой ветровке все-таки  не  прошла  по  сложному
маршруту, там, где хотела. Растопырив руки-ноги,  она  что-то  пискнула,
оторвалась от скалы и плавно съехала по веревке вниз.
   - Ничего не получается, - чуть не плача сказала она и сняла с  головы
каску.  Огненно-рыжие  (не  поворачивается  язык  сказать  "каштановые")
волосы вспыхнули ореолом, засветились, будто лучи миниатюрного солнца.
   Ее спутник рассмеялся и ласково потрепал девушку по плечу.
   - Выйдет. Теперь уж точно.
   - Я же "слиняла".
   - Самое трудное ты сделала. Там осталось всего-то два шажка.).
   - Это совсем рядом, - с радостью сказала Света. - От речного  вокзала
три  остановки,  на  "пятнашке".  Советская,  10,  квартира   5.   Легко
запомнить, правда?
   Он черкнул  в  блокноте.  Надо  же,  Советская.  Не  переименовали  в
какую-нибудь имени  Гришки  Распутина.  Вряд  ли,  конечно,  из  идейных
соображений, просто руки не дошли.
   - Маму зовут Надежда Васильевна, а папу - Альфред Карлович. Они будут
вам рады.
   - Ругать не будут? Скажут, мол, приличная семья, а к дочке милиционер
приходил.
   - Вы же не милиционер. Вы следователь, это совсем другое. И  формы  у
вас нет.
   - Ну почему же. Если хочешь, приду в форме.
   Она склонила голову набок, что-то прикинула и ответила:
   - Нет. Вам костюм идет больше.
   Зря отпустил.
   Туровский признался себе, что дело тут не  в  ценном  и  единственном
свидетеле (свидетеле чего? Заскрипевшая дверь могла открыться просто  от
сквозняка). Убийца был в санатории.  Возможно,  наблюдал  из  окна,  как
Сергей. Павлович беседует с девочкой. Более чем вероятно, что сочтет  ее
опасной для себя.
   "Да брось! Неужели ты допускаешь, что он ее вы следит?"
   Тамару, однако, выследил.
   Но ведь он наверняка наемник. Пришел, сделал дело, ушел восвояси.
   Он не ушел. Санаторий никто не покидал.
   Туровский помотал  головой,  словно  лошадь,  отгоняющая  слепней.  А
внутренний голос назойливо шептал: "Ты одну  ошибку  уже  допустил,  два
трупа лежат в номере наверху. Самоуверенности не поубавилось?"
 
Глава 6 
ЯЧЕЙКА ОБЩЕСТВА 
 
   Она его не забыла.
   Игорь Иванович поднял глаза от заваленного книгами письменного  стола
и посмотрел в окно. "Забавно, - подумал он, - но меня сей  факт  до  сих
пор еще где-то беспокоит. Ну, не беспокоит, это сильно сказано...  Но  и
равнодушным не оставляет. Все мужчины - собственники".
   Гоги смотрел на Аллу восторженно, еще с того студенческого бала, и их
отношения  строились  исключительно  в  духе  женских   романов   лучших
беллетристов: и слова ей шептал, и розы кидал к  ногам  со  страстностью
истинного грузина (пардон, мегрела), и весь мозг продолбил своим знатным
происхождением:
   - Шеварднадзе, Сулаквелидзе - это не истинные грузины. Так, плебеи. А
моя фамилия... Ты только послушай, как звучит: Начкебия!  Будто  молодое
вино.
   Ужас какой.
   - Значит,  я  буду  Алла  Федоровна  Начкебия?  С  моей-то  рязанской
физией?
   - У тебя далеко не рязанская физия. Я уже решил: жить будешь  пока  у
нас в доме, а потом построим собственный. Когда мой старший брат женился
(жену взял из богатого села), отец молодым построил дом  и  подарил  две
машины: брату "Вольво", а жене его - "Жигули" - "девятку".
   Этим он все и испортил. Алла в горы боялась  ехать,  даже  "девятка",
сверкающая в воображении, не прельстила. Дом, рассуждала она. А что дом?
Золотая клетка, не выйти. А вдруг у него уже там  целый  гарем?  Зух-ра,
Зульфия... Кажется, у них разрешено многоженство?
   Вслух Алла своих мыслей не высказывала:  внимание  Гоги  ей  льстило.
Все-таки первый красавец факультета, девки табунами с ума сходят,  а  он
бегает за ней, заглядывает в глаза, с улыбкой джентльмена выполняет  все
ее капризы. И - конфеты, цветы, снова конфеты, снова цветы.  Вся  группа
уже готовилась к  близкой  свадьбе.  Общежитие  ходуном  ходило.  Только
соседка по комнате Ирка Сыркина заметила некоторую обреченную  грусть  в
глазах подруги. Забросив длинное костлявое тело на кровать  и  сдерживая
нервную зевоту, она сказала:
   - Ты что-то вроде и не рада.
   И Алла моментально выложила все, залившись слезами на плече подруги.
   - Вообще-то в твоих рыданиях рациональное  зерно  есть,  -  задумчиво
сказала Ирка, натура,  лишенная  сантиментов.  -  Ахи-вздохи  хороши  до
свадьбы. А дальше превратишься просто в красивую  игрушку.  Они  же  там
дикие все. Дети гор.
   - А что делать? Гоги вот-вот защитится, скоро распределение.  Игорька
Колесникова хватай.
   - Игорька? - Алла чуть не рассмеялась. - Этого рохлю? Тоже придумала.
   Подруга лишь вздохнула.
   - Дура -  дура  и  есть.  Ты  мужа  выбираешь  или  скаковую  лошадь?
Смоляков, наш декан, говорил, что у Колесникова дипломная  работа  тянет
чуть ли не на кандидатскую. Его  наверняка  оставят  на  кафедре,  потом
аспирантура, потом докторская. А твой Гоги до конца жизни будет мотаться
по экспедициям. И, самое главное, подруга: у нас в стране, конечно,  все
народы живут одной дружной семьей, однако...  -  Ирка  понюхала  пальцы,
сложенные щепотью, и скривилась. - Грузин!
   - Мегрел.
   - Да один пень. Тебя там не примут. И обратно вернуться не сумеешь. А
насчет Игорька подумай.
   Сам Игорь, конечно, в  такие  тонкости  посвящен  не  был-Девушки  им
никогда не интересовались,  за  исключением  стандартного  студенческого
"дай списать!". И он был  просто  ошарашен,  когда  Алла  после  занятий
подошла (сама!) и милостиво разрешила проводить  ее  до  общежития  (она
никогда не  говорила  "общага",  "степуха",  "препод",  очень  тщательно
следила за лексиконом).
   - А Гоги, э... против не будет? - осторожно спросил он,  пунцовый  от
смущения.
   Она провела ладошкой по его щеке.
   - Ты становишься таким милым, когда краснеешь.  Ты  сейчас  похож  на
собачку... Забыла название. Маленькая, с большими глазами, мохнатая.
   - Пекинес, - механически произнес Игорь, успев про себя подумать, что
вряд ли собачка может покраснеть. Шерсть помешает. - Пекинский лев.
   - Вот видишь! Лев! А боишься какого-то Гоги. Ладно, пошли. Уж  защищу
тебя как-нибудь.
   Так Георгий Начкебия в одночасье  переместился  с  первого  места  на
второе. Конечно, он страдал... Но -  по-джентльменски.  Был  тамадой  на
свадьбе, жениху преподнес ящик  дорогого  грузинского  вида,  невесте  -
огромную, со средний автомобиль, корзину роз... Годом позже Ирка Сыркина
все же затащила Георгия в  загс.  Мудрый  Гоги  согласился,  но  устроил
новоиспеченной супруге такую жизнь {здесь же, в общаге, даже не  тратясь
на два билета до родимых гор  с  седыми  вершинами),  что  она  в  ужасе
сбежала и за бешеные деньги - у бедной-то студентки, сроду  не  видевшей
стипендии! - сняла комнату на окраине города.
   А он так и  остался  холостяком.  Другом  дома  и  верным  Аллочкиным
рыцарем.
   Она его не забыла...
   Хотя раньше, когда  у  Игоря  впереди,  уже  близко,  маячила  зашита
кандидатской, Алла держала друга  дома  подальше.  Муж  делает  карьеру,
волновать его незачем. Но потом жизнь покатилась по наклонной плоскости.
Гоги и правда мотается до сих пор по экспедициям, но  уже  и  доктор,  и
профессор,  автор  многих  статей  в   зарубежных   журналах,   участник
симпозиумов и конференций.
   - Дззынь!
   Кажется, дверь.
   Шаги. Вялые, шаркающие, неохотные. Можно подумать, столетняя  старуха
шкандыбает,  а  не  собственная  дочь,  перворазрядница  по  гимнастике.
Бросила, дура, из-за какого-то там тренера.
   - Иду, иду. Привет, мам.
   - А я уж думала, дома нет никого. Звоню, звоню. Сумку хоть  у  матери
забери!
   - А что там?
   - Крабы. Я крабов достала. Вынимай.
   - Ну конечно. Я боюсь, вдруг цапнут!
   - Не глупи. Они в целлофане. Почему  из  школы  так  рано?  С  уроков
сбежала?
   Алена моментально стала серьезной.
   - Да, мама. Товарищам  удалось  отвлечь  охрану  и  провезти  меня  в
вагонетке с углем. Без жертв, конечно, не обошлось... Но мы отомстим!
   - Вечно твой юмор. Как с учебой-то?
   -  Нормально,  Я  девочка  немного  взбалмошная,  но   начитанная   и
эрудированная.
   - Кто это сказал?
   - На родительские собрания надо ходить.
   Алла Федоровна взглянула на себя  в  зеркало  и  поправила  прическу,
Тридцать семь. Не  девочка.  Ноги  отекают  по  вечерам,  врач  говорит,
камешки в почках. Мешки под глазами приходится скрывать с  помощью  слоя
пудры. Но в общем и целом... Ягодицы упругие, спинка прямая,  бедра  при
ходьбе еще покачиваются как  надо,  высокая  грудь  эффектно  облегается
голубой блузкой с открытым воротом. Очень даже ничего.  Мужики  исправно
поворачивают вслед головы, будто подсолнухи за солнцем.
   - Ты что там застряла? - спросила Алёнка из кухни.
   - В зеркало смотрюсь.
   - Зря стараешься. Папка опять в кабинете со своим фолиантом. "И  пыль
веков от хари отряхнув..."
   - От хартий, - машинально поправила Алла.  -  Это  тот  фолиант,  что
Георгий Бадиевич привез из экспедиции?
   - Наверно. Мам, а он правда профессор или это кликуха?
   - Господи, ну и лексикон. Валера на тебя плохо влияет.
   - Это он-то? - усмехнулась Алена. - Он при мне и  пикнуть  не  смеет.
Валерка у меня на коротком поводке.
   "На коротком поводке" - это мамино выражение. (Лексикон!) У нее самой
"на коротком поводке" всю жизнь был Гоги. Доктор наук,  выглядящий,  как
мальчишка: худощавый, но не худой, загорелый дочерна, при черной бороде,
куда  затесалось  чуть-чуть  благородной  седины.  Ковбойская  шляпа   с
широченными полями. В общем, романтический герой, Джон - Верный Глаз.  И
на мамку смотрит так, будто вот сейчас резко свистнет,  подзывая  белого
коня, и умчит в горы под свист ветра, не обращая внимания на  запоздалые
выстрелы за спиной...
   Игорь Иванович в своем кабинете непроизвольно оглянулся  и  посмотрел
на сиротливый диван у стены. Он спал на  нем  уже  года  три.  Помнится,
тогда, в самом конце осени, буйствовала эпидемия гриппа, и он свалился с
температурой. Алла надела марлевую повязку и прозрачно  намекнула,  что,
дескать, было бы хорошо на некоторое время Игорю поночевать отдельно,  в
целях карантина. Игорь согласился, перебрался в кабинет на диван, да так
там и остался. Все произошло естественно и само собой. О разводе  они  и
не помышляли. Оформление документов, суд, раздел имущества!  Не  гниющий
Запад, где стоит снять трубку и позвонить адвокату-Наша система  гораздо
более гуманна и мудра: хочешь не хочешь - живи вместе. А  там,  глядишь,
где словечком перебросишься, где мусор выкинешь. Стерпится-слюбится...
   - Ты мне не дури! - визгливый голос жены из кухни. -  Гимнастику  она
решила бросить! Надоело, видите ли!  А  по  улице  шляться  не  надоело?
Дискотеки не надоели? Валерка этот по ночам телефон обрывает! Нет, я это
прекращу.
   Дверь  распахнулась,  на  пороге  стояла  Алла  -   разгневанная,   с
алыми.пятнами на лице.
   - А ты что молчишь? Ты отец или чужой человек? Вырастил дочь!
   - Почему я? - растерялся Игорь Иванович. - Вместе растили.  А  насчет
дискотек - так вспомни себя в ее возрасте.
   - Себя? - взъярилась Алла. - Ты меня  еще  смеешь  упрекать?  Я  была
дурой. Беспросветной дурой! Муж тряпка, дочь неизвестно что. Я хожу  как
нищая...
   - Может, не стоит сейчас-то?
   - А кого ты стесняешься? Собственной дочери? Она и так знает, что  мы
нищие! Папочка, видите ли, патриот науки! Сидит в каком-то сраном музее,
получает двести "штук"! Это зарплата для мужика?
   Игорь Иванович тихонько вздохнул. Музей - это больная  мозоль  и  для
него, и для Аллы.
   На эту работу он согласился сразу, как только стало. ясно, что дорога
на кафедру и в аспирантуру для него" закрыта. Музей  -  так  музей.  Для
Историка (с большой буквы - это-то  все  признавали)--  почти  идеальное
место: тишина,  минимум  посторонних,  богатая  библиотека  и  доступ  к
архивам. Он ушел туда,  как  нырнул  в  глубокий  прохладный  омут  -  с
головой.  То  ли  от  по-.  постоянной  пыли,  то   ли   от   недостатка
ультрафиолета кожа его приобрела нездоровый землистый оттенок, незаметно
выросло брюшко, и по лестнице уже к сорока годам он начал подниматься  с
одышкой, отдыхая через пролет.
   - Ну, вы тут ругайтесь, а я пошла, - зевнув, сказала дочь.
   - Это куда еще?
   - Прошвырнусь. Может, Валерка компанию составит. А то не все  же  ему
телефон обрывать.
   Алла Федоровна издала короткий смешок.
   - Со мной сейчас будет истерика, - сообщила она. - "Ругайтесь"! Из-за
кого мы, по-твоему, ругаемся? Что с тобой делать? Да! - Она  раздраженно
сняла трубку звонившего телефона.
   - Привет, муха. Скучаешь?
   У Аллы медленно округлились глаза.
   - Что?
   - А то хочешь, сходим в "Кисс". Там сегодня Вадька Прыщ,  его  смена.
Может, бесплатно пропустит, а то у меня, если честно, с бабками напряг.
   - С чем?
   - Ох, простите, Алла Федоровна, не признал. Алена дома?
   - А с чем у вас напряг?
   - Да с деньгами. Но это неважно, собственно...
   - Вот что, молодой человек. Моя дочь с дворовой шпаной  не  общается,
запомните.
   - Я вообще-то студент второго курса.
   - О Боже! И что вы изучаете? Классическую литературу?
   - Приборы точной механики в политехническом.
   Алла собралась было съязвить, но Алёнка величественно, как  королева,
отняла трубку.
   - Это я, Валер. Как дела? Можно сходить, дома у меня  сейчас  ураган.
А, не бери в голову. Жди, скоро выйду.
   "Абсолютно мой профиль, - подумала  Алла,  глядя  сбоку  на  дочь.  -
Политехнический! Бог ты мой! Единственная  польза  -  это,  кажется,  он
уговорил Алену заняться'всерьез английским. Мне  это  оказалось  не  под
силу. Сейчас она болтает уже получше их "тичера" - очкастой  мымры,  лет
сто назад окончившей вечернее отделение пединститута".
   "Валера!" - Алла хмыкнула. Хорошо еще, что дочь не влюблена  в  этого
мальчишку. По всему видно, не  влюблена.  Мелковат.  Девочка  красавицей
растет  и  умницей.  У  нее  должна  быть  другая  дорога.  Вот   только
гимнастика... Ну да утрясется.
 
Глава 7 
ДРУГ ДОМА 
 
   Игорь Иванович сидел за письменным столом и  смотрел  в  одну  точку,
которая располагалась на гладкой стене перед  ним.  Ему  не  было  нужды
заглядывать в альбом с фотографиями на столе, он и так знал их  наизусть
- каждый штришок. На всех в разных ракурсах была запечатлена ксилограмма
с несколькими сотнями значков. То, что Алёнка обозвала фолиантом.
   Ключ к письменам был достаточно сложен.  Игорь  Иванович  продвигался
медленно, шаг за шагом, будто нащупы