т  времени  требовать  от  тебя  определенной
услуги... Не кривись так, я вовсе  не  имею  в  виду  секс...  Разве  ты
сможешь мне отказать?
   -  Услуги?  -  пробормотала  Аленка  с  ужасом.  -  Это  что,   убить
кого-нибудь?
   - Убить, - просто подтвердил Жрец. - Убрать, ликвидировать... Называй
как хочешь. Ты ведь к  этому  готовилась.  И  не  только,  так  сказать,
физически. Вся система занятий была направлена  на  то,  чтобы  приучить
тебя к этой мысли.
   - Вы меня что... - Аленка запнулась, - гипнотизировали?
   - Нет. Загипнотизированный человек - это человек с подавленной волей.
Кукла. Его можно поставить напротив жертвы, вложить в  руку  пистолет  и
дать команду нажать на курок. А ты - другое  дело.  Я  вылепил  из  тебя
профессионального убийцу. Ниндзя. Ты способна решать тактические  задачи
любой сложности... Разве роботу такое под силу?
   - И как же вам это удалось? - мрачно спросила Аленка.
   - С помощью Шара, - ответил Жрец. - Видишь ли,  Шар  должен  питаться
особым видом энергии. Древние - те, кто когда-то создал его, -  обладали
способностью аккумулировать и передавать эту энергию. А мы  -  нет.  Шар
был обречен... И тогда мне открылось, что некоторые  из  людей  излучают
нечто похожее в минуты, когда  испуганы  чем-то...  Страх  -  это  очень
сильные эманации, человек  начинает  прямо-таки  пульсировать.  Шар  это
чувствует. А мне - мне осталось только найти  таких  людей,  собрать  их
вместе... И, самое главное, определить причину сидящего  в  них  страха,
неважно, какую он имеет  природу  -  иррациональную  (необъяснимую)  или
вполне конкретную.
   А ты... Когда я впервые увидел тебя, я просто не  поверил.  Это  была
удача. Подарок судьбы.
   - Я вроде никогда не была трусихой...
   - Ты боялась быть трусихой. Это один из  самых  сильных  человеческих
страхов. Остальных кандидатов  еще  нужно  было  как-то  готовить.  Тебя
готовить почти не пришлось. Ты жаждала силы - ты ее получила.  Разве  не
так?
   Аленка отчаянно замотала головой. Голос Жреца журчал, будто ручей,  и
сознание почти поддалось ("Не гипноз? А по-моему, самый натуральный.  Не
робот, не кукла... но и не человек".). Письмо ей помогло - тот конверт с
идеально сфабрикованным ее почерком. Оно будто жгло руку.
   - Плевать мне на ваше могущество и на вашу  секту,  -  глухо  сказала
она. - Я уезжаю домой, сегодня же.
   - Боюсь, что не выйдет, - с милой,  чуть  виноватой  улыбкой  ответил
Жрец.
   - Да-а? - Глаза ее озорно блеснули. Тело само подобралась в мгновение
ока - знакомое приятное ощущение собственной исключительности (прав ведь
был, гад). - И что же вы сделаете? Позовете своих волкодавов?  Или  сами
попробуете?
   Письмо. Она ощутила ярость - мозг еще додумывал что-то, а мышцы  уже,
подстегнутые, сами пришли в движение. Говоришь,  ниндзя?  Проверим.  Она
взвилась с места, подобно мощной пружине, в заученном броске.  Пяткой  в
переносицу... Сдвоенный  удар  "Лапой  леопарда"  по  болевым  точкам...
Завершающий тычок напряженными пальцами в солнечное сплетение, а  там  -
открытое окно, сад... Свобода!
   Жрец плавно взмахнул рукой, и мир вдруг перевернулся.  Аленка  больно
ударилась  плечом  и  локтем  (голову  как-то  успела  сберечь,   выучка
сказалась), попробовала вскочить на ноги, да так  и  осталась  лежать  -
раздавленная, беспомощная... И злая до ужаса.
   - Все равно вы меня не убьете, - выплюнула она.  -  Побоитесь.  Я  же
такая дорогая игрушка, вы в меня столько вложили...
   - Помилуй, - спокойно удивился он. - Разве я  о  чем-нибудь  подобном
говорил? Я просто отправлю тебя в одно путешествие... На машине времени,
в прошлое. Никогда не каталась? Могу устроить. Я маг все-таки.
   - В древний мир? - угрюмо спросила она.  -  Чтобы  меня  там  сожрала
какая-нибудь горилла?
   - Да ну, - отмахнулся Жрец. - Всего лишь на полтора года назад. И  ты
сможешь забыть, как страшный сон, и  меня,  и  поездку  сюда,  и  "Белую
кобру"...
   Она стояла на тротуаре. Мощенная булыжником улица спускалась вниз,  к
реке, к старому причалу. Было пусто. Неяркое солнышко  приятно  щекотало
загорелые плечи и стройные ножки в изящных греческих  сандалиях.  Дорогу
перегораживал золотозубый качок с гипертрофированными мышцами.  В  сером
"мерсе" сидел парень в малиновом модном пиджаке  и  с  противной  наглой
ухмылкой.
   - Ну, и куда же мы без мамочки?
   Аленка зажмурилась изо всех сил.  Она  не  хотела  верить,  но.  факт
оставался фактом... И  рука  золотозубого  была  вполне  настоящая  -  с
толстыми  пальцами,  похожими  на  сосиски.  Кажется,  она  должна  была
закричать... Или нет?
   И улица, самое главное - улица была пуста, никто в клетчатой  рубашке
не маячил вдалеке, у дома с синей калиткой...
   - Давай ее в машину. Развлечемся маленько. На лицах у обоих был азарт
и бешенство. Желанная добыча!  И  -  полная  безнаказанность,  она  была
беззащитна  перед  этими  слюнявыми  рожами...  Перед  потными   руками,
лихорадочно срывающими с нее одежду...  Беззащитность.  Тело,  мгновенно
ставшее чужим, а выучка, позволившая бы разделаться  с  уродами,  придет
позже, через полтора года... И  придет  ли?  Нет  Артура,  а  ее  просто
затолкают на заднее сиденье иномарки, отвезут в ближайший лесочек...
   - Не-е-ет!
   - Кричал кто-то?
   Женщина посмотрела на Колесникова уже совсем без зло бы и недоверия.
   - Показалось. Хотя, может быть, и нет. Теперь тут лихие люди сплошь и
рядом. Страшно.
   Он все-таки заставил ее  немного  поесть  -  крошечную  плошку  риса,
лепешку, кусочек вяленой рыбы,  то,  что  нашел  в  разгромленной  лавке
неподалеку. В ее глазах промелькнуло  что-то  вроде  благодарности.  Она
поплотнее закуталась в  рваное  одеяло  и  подсела  ближе  к  жаровне  с
красными потрескивающими угольками.
   - Они убили его, - тихо сказала женщина.
   - Твоего мужа? Нет, - мягко возразил Игорь Иванович. - Он  умер  сам.
По-моему, у него было слабое сердце.
   - Все равно. Сначала  его  обвинили  в  сговоре  с  убийцей.  Обещали
четвертовать на площади как изменника. Он пытался доказать, что  это  не
так... Не виноваты же мы, в самом деле, что этот  человек  оставил  свою
лошадь именно в нашей конюшне!
   - Ты имеешь в виду молодого монаха?
   - Ну конечно. Он показался мне таким... безобидным. Мой  сын  был  бы
сейчас, наверно, похожим на него.
   - У тебя был сын?
   - Она кивнула.
   - Он умер совсем маленьким. Не было дня, чтобы я его  не  вспоминала,
не молилась Всемилостивому за его душу... А в  тот  вечер,  когда  убили
нашего правителя, мне вдруг показалось, что Кьятти опять пришел ко  мне.
Я расплакалась, а муж за это накричал на меня...
   - Твоего сына звали Кьятти?
   - Кьят-Лун, Легкий Ветерок. Кьятти я звала его, когда он  был  совсем
маленький. Я подумала: неужели тот монах мог совершить такое злодейство?
Он же еще мальчик...  И  его  старый  учитель  показался  мне  достойным
человеком...
 
*** 
 
   Чонг был в сильнейшей растерянности. Он был один, в  громадном  чужом
городе, а вокруг метались обезумевшие люди. Лотки  с  товарами,  которые
вынесли торговцы, оказались в мгновение  ока  перевернутыми,  и  пыльные
улицы усеялись обрывками дорогих тканей, разбитой  под  ногами  посудой,
люди  скользили  и  падали,  наступая  на   разлетевшиеся   фрукты,   на
размазанные в кашу сладости, рыбу,  масло...  Всюду  стоял  крик  ужаса.
Кто-то пытался укрыться по домам,  кто-то  -  спасти  оставшийся  товар,
матери, обезумев, звали детей...
   И над всей этой массой возвышались черные всадники - словно  вестники
смерти, с факелами и клинками наголо.  Лошади  топтали  людей  копытами,
били грудью, расчищая себе дорогу. Из уст в уста  пересказывалось:  убит
император... убит император...  Войска  подняли  мятеж...  На  трон  сел
младший брат Лангдармы Ти-Сонг Децен...  Он  заявил,  что  короля  убили
буддистские монахи... Религия Будды объявлена вне закона...
   Невозможно было отыскать учителя в  таком  хаосе.  Чонг  бросился  на
постоялый двор, где они оставили лошадей.
   Зык-Олла  встретил  его  в  воротах.  Одежда  его  была  в  полнейшем
беспорядке, нижняя челюсть отвисла до самой  шеи  и  мелко  тряслась  от
страха.
   - Что случилось?
   - Лангдарма убит, - еле выговорил  Чонг.  -  Скажите,  мой  наставник
Таши-Галла был здесь?
   - О, он недавно уехал.  Взял  свою  лошадь,  сказал,  что  больше  не
вернется,
   Чонг опрометью  бросился  в  свою  комнату.  Тщедушный  Зык-Олла  еле
успевал за ним.
   - Пожилой господин очень торопился. Он не стал даже брать свои  вещи,
сразу прошел в конюшню, за лошадью... Вань-Ньят, Вань-Ньят! Ты  слышала,
что произошло?
   Женщина спустилась по лестнице и тревожно посмотрела в глаза монаха.
   - На улицах опасно, - тихо сказала она. -  Тебе  лучше  спрятаться  у
нас.
   - Почему я должен прятаться? - удивился Чонг. - Разве я преступник?
   Женщина продолжала смотреть ему в глаза.
   - Ты буддист. Если тебя схватят, то не станут разбираться.
   Она почти загипнотизировала Чонга. Ему ужасно захотелось  остаться  -
спрятаться под надежной защитой, в уютной каморке, в темноте...  Страсти
улягутся, и можно будет выйти на свет. В конце концов, не написано же  у
него на лице, что он - буддистский монах...
   - Я не могу остаться, - твердо сказал он. - Спасибо вам, добрые люди,
за все, что вы сделали. .  Женщина  шагнула  к  нему,  в  глазах  у  нее
читалась мольба, но Зык-Олла вдруг грубо дернул ее за  руку  и  заслонил
спиной.
   - Иди, монах, - торопливо проговорил он. - Иди, лошадь твоя  вычищена
и накормлена, а твой спутник  наверняка  ждет  не  дождется  у  Западных
ворот. Так что торопись.
   Чонг молча поклонился и вышел во двор. Хозяин упорно  не  смотрел  на
него, отворачиваясь и вжимая голову в плечи. "Bсe равно парень  обречен,
- твердил он себе, стараясь заглушить совесть. - И у нас в доме  его  бы
быстро нашли - как только начнутся повальные обыски.  А  так...  Он  еще
может ускользнуть. Хоть маленький, а все же шанс".
 
*** 
 
   Видимо, последнюю фразу Зык-Олла произнес вслух, потому  что  женщина
вдруг резко повернулась к нему, и в ее глазах полыхнул гнев.
   - Ты же знаешь, что стража давно перекрыла все выезды  из  города,  -
сказала она. Он угрюмо промолчал.
   - Его схватят...
   - Да, - с яростью отозвался он. - Глупая курица, а ты  подумала,  что
будет с нами, если его схватят не на улице, не у  Западных  ворот,  а  в
нашем доме? Обо мне, своем муже, ты подумала? Если  что-нибудь  случится
со мной, кто тебя, дуру, будет кормить?
   - Он почти ребенок...
   - Да что ты, - издевательски проговорил Зык-Олла. И шепотом добавил:
   - А вдруг это и вправду он убил нашего короля? Или не он  -  так  его
наставник...
   - Попридержи язык, - испуганно сказала женщина.
   Стук в калитку заставил их замолчать. Они застыли, не в силах сделать
ни шага, скованные ледяным страхом. Стук  повторился,  и  Зык-Олла,  как
завороженный, шевельнул подбородком: иди,  мол,  открывай.  Она  еще  не
верила - сознание слабо цеплялось за надежду: вдруг пронесет, -  но  тут
постучали в третий раз, громче и настойчивее.
   - Ну, что стоишь, - прошипел муж. Не глядя на  него,  она  подошла  к
двери и помертвевшими пальцами  отворила  засов.  На  пороге  показалась
девочка в коротенькой рубашонке, войлочных башмаках и чумазая.  Ей  было
лет десять. Не  больше.  Ее  ум  не  мог  еще  осознать  случившееся,  и
столпотворение  на  улицах  казалось  ей   забавной   игрой,   затеянной
взрослыми.
   - Что тебе, Тагпа? - спросила женщина с облегчением.
   Девчушка озадаченно пососала указательный палец и выпалила:
   - Сестра лежит больная. Просила  две  горсточки  риса...  Нам  раньше
давал сосед, у которого лавка.  Но  его  убили  сегодня  утром.  Я  сама
видела: лежит весь в крови, на лбу вот такая рана (она со сладострастием
раздвинула  руки.  Получалось,  что  орудие  убийства   во   много   раз
превосходило размером голову.}. И не дышит. Сестра заплакала и запретила
мне ходить туда, велела постирать рубаху, у нас за домом  ручей,  ну  вы
знаете...
   - Что ж ты не постирала?
   - Да постирала. Видите, еще мокрая.
   - Замерзла небось?
   - Не-ет; я бегом... Только вода в ручье стала  какая-то  грязная.  Не
отстиралась моя рубашка...
   - На, держи свой рис... Да поменьше бегай одна!
   - Ох, спасибо вам.
   - Пронесло,  кажется,  -  одними  губами  прошептал  Зык-Олла,  когда
девочка убежала прочь. - А про монаха в случае чего и думать забудь.  Не
было здесь никого, вот и все.
   - А солдаты и не  думали  стучаться,  -  горько  сказала  женщина.  -
Вышибли ворота, налетели... По дому прошлись,  будто  страшный  вихрь...
Может, и прав был муж: кабы этот монах остался у нас, его непременно  бы
схватили...
   Она говорила тихо и монотонно, без всякого  выражения.  Перегруженное
страхами сознание включило некий защитный механизм, и чувства  отступили
и сгинули.
   - Двое распластали меня прямо на полу, задрали рубаху... А их главный
схватил мужа за волосы... Муж. кричал, что ничего не знает,  но  ему  не
поверили. Я думаю, донес кто-то из соседей.
   - Но Зык-Олла все-таки признался?
   - А что оставалось делать... Мы не какие-нибудь герои - просто мирные
люди. Всегда чтили Божьи заповеди, никому не причиняли вреда.
   - Скажи, а Почему твой  муж  решил,  будто  настоятель  отправился  к
Западным воротам? Ликим ведь расположен к северу  от  Лхассы.  А  горный
храм как раз недалеко от Ликима...
   - Не знаю, - равнодушно ответила женщина. -  Только  старик  поскакал
туда. - Она махнула рукой в западном  направлении.  -  И  он  был  очень
встревожен. Прямо как ужаленный...
   - Может быть, он гнался за кем-то?
   Он задал этот вопрос самому себе, словно размышляя и  не  надеясь  на
ответ... Но женщина вдруг прошептала, глядя на огонь:
   - Да... Здесь был призрак.
   - Кто? - не понял Игорь Иванович.
   - Призрак, - повторила она.  -  Он  промелькнул  во  дворе,  рядом  с
конюшней. Быстро, словно тень... И скрылся.
   - Когда это было? Она нахмурилась.
   - В первый раз - когда те двое монахов остановились у нас на  постой.
За день до убийства нашего императора.
   "Главное - их  лошади",  -  вспомнилось  Колесникову.  У  храма  Пяти
Хрустальных Колонн убитый монах-реставратор слышал разговор... "Если они
захотят поменять лошадей - этого нельзя допустить ни в коем случае..." И
тот "призрак" крутился как раз возле конюшни. Случайно? Нет,  ему  важны
были именно их лошади - надо думать, как особая примета.
   - Твой муж видел его?
   - Нет... Я хотела рассказать ему, но он не стал слушать. Велел, чтобы
я не болтала глупостей. А я всю ночь не могла заснуть:
   - Ты говорила об этом на суде?
   - Ой, что вы... Меня и не спрашивали.  А  когда  мне  задали  вопрос,
знаком ли мне молодой монах, тот, кого обвиняли в убийстве, я  долго  не
смела рта раскрыть, боялась... А он все смотрел на меня. Так  грустно...
Но что Я могла сделать? Все равно его бы приговорили.
   - А после того, как появился призрак, ты подходила к лошадям?
   - Да, почти сразу же. Правда, я испугалась. Но  по  том  подумала:  а
вдруг с лошадьми что-то случилось? Знаете, мы ведь очень  дорожим  своей
репутацией...
   - И что ты обнаружила? Она пожала плечами.
   - Ничего, они вели себя спокойно.
   - И на них не  появилось  ни  новых  подков,  ни  клейма?  -  Женщина
улыбнулась.
   - Сразу видно, в лошадях вы  ничего  не  смыслите.  Если  бы  на  них
поставили клеймо, они целый день не подпускали  бы  к  себе  человека...
Нет, призрак их не тронул. Только посмотрел - и  скрылся.  А  почему  вы
меня об этом спрашиваете?
   Несколько  секунд  она,   не   отрываясь,   всматривалась   в   глаза
Колесникова. Потом решительно произнесла:
   - Вы ведь тоже не верите, будто молодой монах  убил  Лангдарму...  Вы
его спасете? - В ее голосе теплилась надежда. - Ведь спасете?
   Игорь Иванович покачал головой.
   - Его казнят завтра в полдень.
   Женщина вскочила на ноги. В ее глазах сверкнул огонь.
   - Тогда к чему эти расспросы?  Зачем  вы  вообще  явились  сюда,  раз
ничего не можете сделать?
   - Затем, что у человека должно быть имя, - тихо сказал Колесников.  -
Доброе имя, не запятнанное страшным грехом. Для кого-то это даже важнее,
чем собственная жизнь.
   Они одновременно обернулись. В узком дверном проеме, перекатываясь  с
пятки на носок, стоял человек в медном шлеме с черным флажком и в черном
нагрудном  панцире.  В  руке  он  сжимал  длинный  меч  с   зазубренным,
порыжевшим от крови лезвием.
   - Что я вижу, - проговорил он,  скалясь  в  волчьей  усмешке.  -  Ты,
сучка, уже завела нового любовника? Муженек не успел остыть...
   Женщина попятилась к стене, инстинктивно закрываясь рукой. Ее  кошмар
снова вернулся, будто разом открылись и начали кровоточить все  раны  на
теле. Она хотела закричать, но горло сдавил спазм.
   - Узна-ала, - протянул человек,  вкладывая  клинок  в  ножны.  Отсвет
пламени сверкнул  на  медном  круглом  амулете,  висевшем  на  поясе,  и
Колесников  наконец  понял,  кто  перед  ним.  Кьюнг-Ца  из  рода  Орла.
Неудавшийся Черный маг, в которого лама Юнгтун  Шераб  так  и  не  сумел
впихнуть  даже  малую  толику  волшебной  премудрости:  неспособны-с.  -
Узнала, мразь. Вижу, вся трепещешь. Тебе ведь понравилось в прошлый раз?
Понравилось, не отпирайся. Ты, - он ткнул пальцем в грудь Колесникова, -
будешь  стоять  смирно  и  наблюдать.  Ее  это  возбуждает.  -   Женщина
продолжала пятиться, пока не уперлась спиной  в  стену.  Игорь  Иванович
попытался преградить дорогу бандиту. ("Колобок, Колобок! Я тебя  съем".)
Тот отбросил его, не глядя, ткнув  кулаком  в  грудь  и  походя  добавив
коленом. Колесников отлетел в противоположный угол и там  затих.  Он  не
особенно и ушибся, но страх  парализовал  -  ноги  подкосились,  и  тело
сделалось будто чужим, непослушным... Женщина стояла неподвижно, опустив
руки и без всякого выражения глядя перед  собой.  Она  уже  не  пыталась
спастись или защититься. Она просто ждала. На краткий миг Игорь Иванович
встретился с ней глазами... И что-то произошло. Будто  включилась  некая
электрическая цепь. Воздух загустел. Краски вокруг приобрели потрясающую
яркость и  четкость.  Кьюнг-Ца,  уже  протянувший  руку  к  женщине  (та
буквально замерла от ужаса), вдруг недоуменно обернулся, медленно, будто
в толще воды, и Колесников увидел его желтое лицо с разинутым ртом -  не
в страхе, а скорее, в удивлении... А в следующий миг он ощутил, как  его
тело взвилось вверх,  словно  мощная  пружина,  и  обе  Ноги  с  хрустом
врезались бандиту в подбородок.
   От такой атаки защиты не существовало. КьюнгЦа принял удар целиком  и
умер в мгновение ока, а его тело еще  падало  назад,  раскинув  руки,  и
менялось на глазах, будто переходило из одной  полосы  света  в  другую.
Исчезли панцирь и шлем - на асфальт в темном  проходном  дворе  (фонарь,
стервецы, опять разбили!) упал парень в черной кожаной куртке и  голубых
"пумовских" кроссовках.
   - Ах, сука! Ну, держись!
   Игорь Иванович присел, одновременно разворачиваясь вокруг оси. Второй
нападавший, одетый в точно такую же униформу - джинсы, кроссовки, черная
кожанка, - махнул ногой в классическом каратистском "маваши". Колесников
подсек опорную ногу,  и  когда  парень  начал  падать,  ударил  ладонью,
собранной в "лодочку", противника по уху.
   Парень  еще  успел  охнуть,  прежде  чем   коснулся   асфальта.   Ему
показалось, что у него  в  голове  взорвалась  динамитная  шашка.  Игорь
Иванович отвернулся, потеряв к нему интерес:  непонятно  откуда,  но  он
точно знал: удар "лодочкой" по барабанной  перепонке  оглушает  человека
надежно, как вакуумная  бомба.  В  ближайшие  десять  минут  его  нечего
опасаться.
   А вот третий...
   Игорь Иванович вдруг осознал, что. перед ним - девушка.  Хорошенькая,
лет девятнадцати, каштановые волосы  падали  на  плечи,  отливая  медью.
Большие васильковые глаза на бледном лице горели х