не необъятна?
     А  тому, что пользы  от  грубостей  никакой  нет.  Тому, кто  решил  не
принимать вызова  на поединок,  писать можно  до скончания веков. Грубостями
султана Махмуда не смогли янычары зарядить ни одной пушки и т. д., и т. д.
     Веские аргументы всегда надежнее самых тяжелых грубостей.
     Пример тому -- богословская дискуссия  между братьями Райнольдс. Иоханн
был католиком, а Эдмунд протестантом. Чтобы убедить друг друга, они устроили
публичную  дискуссию --  диспут, который показал, какой силой могут обладать
спокойные,   вежливые  аргументы  по  существу:  католик  Иоханн  перешел  в
протестантство, а  протестант Эдмунд  -- в католичество.  Предыдущая глава |
Содержание | Следующая глава

     О "ТВАРЯХ ЖЕНСКОГО ПОЛА"




 * О "ТВАРЯХ ЖЕНСКОГО ПОЛА"

     В  предметном  каталоге  Венгерской  Национальной библиотеки им. Сечени
среди  книг по антропологии  я наткнулся на рубрику  "Полемическая
литература на  тему  "люди ли женщины?""  и вытащил карточку с названием
венгерского сочинения на эту идиотскую тему. Полное его название:
     "Доказательство того, что лица женского пола не люди. Рожденное на свет
сим  сочинением  и  здравым рассуждением.  Отпечатано  в  году  1783-м".  По
внешнему  виду  эта  тоненькая   книжица  кажется  ярмарочным  изданием,  по
содержанию   же  --   типичное  схоластическое  крохоборство,  облеченное  в
"народную"  форму.   Как  попали   в  ярмарочную   типографию   эти  объедки
теологических диспутов XVI-- XVII веков? Источник, мне  кажется, я нашел. Но
давайте  прежде  посмотрим,  каким  образом  доказывает  это   "полемическое
сочинение", что женщины  не люди, а животные. Первое доказательство подается
так:
     "Не  над  людьми  властвовать  сотворил  Господь  человека,   сказавши:
владычествуй  над рыбами  морскими, и  над птицами  небесными, и над  всяким
животным,  пресмыкающимся  по земле. И далее говорит закон здравого ума, что
Женщина  должна подлежать владычеству Мужчины, ибо естественное неразумие ее
требует человеческого управления, подобно лошади,  в  сбруе нуждающейся; так
что  в  момент  сотворения  Творец причислил  Женщину к животным;  откуда  и
следует, что  Женщины  не люди". Автор этого несколько путаного рассуждения,
вероятно,  хочет  сказать, что женщина  подчинена мужчине  вследствие  своей
несамостоятельности, и, так как Святое Писание говорит о подчинении человеку
только животных, а о женщине не говорит, то женщина попадает в собирательное
понятие животных. Второе доказательство:
     "Перелистав все Святое Писание, мы нигде не найдем такого места, где бы
Женщина была названа человеком. Но во  многих  местах сказано, что назначена
она человеку в помощники. Но молоток,  данный  кузнецу в  помощь,  сам разве
кузнец? Перо,  врученное сочинителю, само-то ведь не пишет? или ножницы, без
которых  не  обходится портной, разве сами  шьют? Так и  женщина тоже помощь
человеку, но сама не человек". Женщина  не человек  хотя бы потому, умствует
автор далее, что бог создал по своему образу и подобию только мужчину. Затем
автор окончательно впадает  в ярмарочный тон, рассуждая  о  том,  что в рай,
обитель вечного мира и  наслаждений, женщина  не может попасть  потому,  что
известна  как неисправимая нарушительница  мира и  общественного порядка, из
чего опять же следует,  что она не  человек. И  окончательно  скатывается на
балаганщину, сообщая, что в женщине присутствуют почти все животные качества
и  по своим  природным  склонностям она, следовательно, стоит ближе  к  миру
животному,  чем миру  человеческому: по  спесивости своей она -- павлин,  по
ворчливости -- медведь, по скупости  -- волчица, по изворотливости --  лиса,
по завистливости -- собака, по  злости -- змея, по болтливости -- сорока, по
формам  -- сирена, завлекающая мужчин  на их погибель.  Кто не  верит, пусть
почитает истории Париса и Елены, Александра Македонского и Роксаны,  Самсона
и  Далилы и, в особенности, -- историю почтенного господина Г. и трактирщицы
Ф.  Все  эти истории  наглядно показывают,  что  женщины  не  что  иное, как
хищницы,  пожирающие  людей.  И  чтобы  еще более усластить этот  немыслимый
винегрет, к концу книжонки автор выводит целую галерею женщин, с которыми он
как бы спорит по выставленному тезису и в этом споре попадает в яму, вырытую
им самим, не сумев  ответить на вопрос, заданный  одной "именитой Женщиной":
"Все  животные  любят только себе  подобных,  вы же, мужчины, любите  только
женщин:  следовательно,  мы  такие  же люди,  как  и  вы, или -- вы такие же
животные,  как  и  мы.  Что вы скажете на это?"  Первоисточник,  из которого
черпал венгерский автор, открылся в  Лейпциге в конце  XVI века и бил ключом
двести лет кряду, пока последний  порыв  пыльной бури,  поднятой книгой,  не
покрыл  очередной порцией мусора макулатурный рынок Венгрии.  Назывался этот
первоисточник,  если  я  не  ошибся,  "Dissertatio  quod  mulieres  non sint
homines"  (Диссертация о том,  что женщины не люди)  Lipsiae, 1595. Заглавие
последующих изданий звучало уже так:  "Disputatio  perjucunda  qua  Anonymus
probare nititur, mulieres hominem non esse"  (Отрадная диспутация, в которой
Аноним  стремится  к  доказательству  того,  что  женщины  не  люди).  Книга
выдержала  пять  изданий:  в  1595,  1638,  1641,  1644,  1693  годах.  Была
переведена  и на  французский. Так  что  и Валенс  Ацидалий,  в  те  времена
довольно известный, а ныне  забытый гуманист  и  неолатинский поэт,  написал
популярную книгу.  Книгу, пародирующую  клерикальную  псевдонауку. Во
второй половине XVI века социниане, привлекая Библию, доказывали, что святая
троица  не существует. Ацидалий нападает на них,  сатирически показывая, что
искажением Библии  можно  доказать  и  то, что женщины не  люди. По-научному
закрученным языком он ссылается на Ветхий завет,  где сказано, что "сотворил
Бог человека по образу  Своему,  по образу Божию сотворил его". Единственное
число бог употребляет сознательно, потому что, если бы и Ева была человеком,
то было бы сказано "людей".  И дальше говорится: "...и сказал Господь
Бог:   не   хорошо   быть   человеку   одному;   сотворим   ему   помощника,
соответственного ему" (Бытие, 1; 18). То есть не другого человека, а орудие,
инструмент, цель которого состоит  исключительно в поддержании рода.  Но  из
этого еще не следует, что бог сотворил  Адама по  образу своему, а Еву -- по
образу Адама. Потому что Адам не бог, и  "соответственность Адаму" не делает
Еву человеком. А то, что у женщины есть душа, еще ничего не означает, потому
что душа есть и у ангелов, и у чертей, а они, как известно,  не люди.  И то,
что  женщина может говорить, тоже  не делает ее человеком: говорить умела  и
Валаамова  ослица,  может  разговаривать  и  попугай.  Пример  софистических
умствований показывает Ацидалий и на тексте Нового завета. Цитирует послание
Апостола Павла к  римлянам: "Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и
грехом  смерть,  так и смерть перешла во всех человеков, потому что в
нем все согрешили" (курсив  библейский.--  А.  Н.). Значит, если бы и
Ева была  человеком,  апостол, наверное,  сказал  бы,  что  грехопадением мы
обязаны не  "одному человеку",  а двум! А  то,  что после своего воскресения
Христос явился первым делом женщине, Марии Магдалине, вовсе не означает, что
он  зачислил  ее в люди,  сделал он это затем, чтобы весть о его воскресении
разлетелась как можно быстрее, а  женщины по  своей болтливости пригодны для
этого более всех. Шутливая и истинно perjucunda книжечка замахивается острым
клинком  сатиры на социниан, но  неверным движением перерезает глотку самому
автору.  Нет  предела человеческой ограниченности.  Современники  восприняли
книженцию всерьез, и  началась нешуточная травля  бедного  Ацидалия, жертвой
которой он и пал в том же  1595  году, когда вышло его  сочинение. Атаку  на
автора  начал  бранденбургский  придворный  проповедник  Симон Гедикке.  Он,
очевидно, хотел ублажить  придворных дам,  выскочив  на  арену  новоявленным
Амадисом Галльским под девизом защиты женского пола. Захлебываясь от ярости,
он  поразил Ацидалия контрапологией "Defensio  sexi muliebris contra anonymi
disputationem  mulieres  non  esse  homines"  (Защита  женского пола  против
анонимной диспутации о том, что женщины якобы не люди), 1595. "Он сам,  этот
богохульник,-- взывает Гедикке,-- не принадлежит  к человеческому  роду, ибо
зачат  он в  любовных объятиях  Сатаны, изрыгнут  во грехе,  да  накажет его
Господь Бог и  ввергнет его в несчастья!  Аминь". Свой  протест против книги
выразила   в  печатном   виде   и  профессорская   корпорация   университета
Виттенберга,  обозвав  автора  "грязной собакой".  Вопрос  о  том,  люди  ли
женщины, поднят в истории  христианской теологии впервые на Маконском соборе
в 585 году.  В  своей "Historia francorum" (История  франков) -- книга VIII,
глава 20 -- Григорий Турский пишет, что на Маконском соборе 585 года один из
епископов начал дискуссию о том, можно ли применить слово homo и к женщинам,
не  означает  ли  homo  только  мужчину?  Ему доказали, что  можно,  и  спор
прекратился.  Но дискуссия  по  истории решения  этого вопроса на  Маконском
соборе  продолжается  и поныне. И кажется, что первоисточник Ацидалия не что
иное,  как  выход  тех подпочвенных вод, которые  скопились  за  столетия  в
пересудах вокруг решения Маконского  собора. Вопрос старинный, и бумаги ушло
на  него  очень  много. Ацидалий лишь обобщил то,  что говорилось и писалось
задолго до него.  Примером  тому может служить  венгерское стихотворение XVI
века, написанное Криштофом Армбрустом, уроженцем Трансильвании. Армбруст был
трансильванским немцем и писал по-немецки. Один из  друзей Армбруста перевел
по его просьбе  это стихотворение на венгерский  язык. Хозяйка дома, где  он
прожил в Аугсбурге несколько лет,  очень  плохо с ним обращалась, да к  тому
же, по-видимому,  не  любила  венгров и  уроженцев Венгрии.  И  накопившиеся
эмоции Армбруст излил в длинном стихотворном сочинении, которое называется:
     "Песнь   о   нравственном  обличье   злых   женщин.   Которую   сочинил
трансильванский сакс  Ормпрушт  Криштоф  назло одной старой чертовке,  и эту
песнь по прошению его переложил на венгерский один из друзей". Стихотворение
увидело свет за полвека до Ацидалия.
     Старая чертовка поселила Армбруста в плохую  комнату, которую к тому же
не топила, воровала, ненавидела венгров. И в довершение всего:
     Беднягу возмущает столь по-разному она,
     Не чтит его венгерскою едою никогда.
     Это  еще можно  бы  простить.  Но она  к  тому  же  грубо и  беспощадно
относилась и к собственному мужу:
     Из комнаты его и днем и ночью гонит прочь,
     бранью и проклятьями так сыплет, что невмочь.
     Накопившееся ожесточение побудило Криштофа Армбруста излить свою горечь
в  стихах. В  сочинении,  как  мы сейчас  увидим,  проглядывают  --  тоже  в
сатирической, и больше даже в иронической  и  юмористической форме -- те  же
"аргументы", к которым прибегнул спустя  пятьдесят лет Ацидалий,  подав их в
"научном",  систематизированном виде,--  те  же  аргументы,  которые  спустя
двести  лет в  лубочно-ярмарочной  упаковке  возникли на  венгерском книжном
рынке. Известный  мне немецкий  текст  стройнее, чем венгерский.  Переводчик
пренебрег рифмами, хромает и ритм, но текст, записанный в анналах венгерской
литературы, ярок, свеж в своей  неповторимой комичности (Армбруст сочинил
к тексту и музыку, под ритм которой стихотворение и переводилось. Ноты см. в
книге  Габора Матраи: "Мелодии венгерских песен 16-- 17 вв. на исторические,
библейские и сатирические темы". Пешт, 1895. В русском  переводе мы  следуем
тяжелому 14-сложному размеру старовенгерского оригинала и рифмовке немецкого
подлинника.-- Примеч. пер):

     Нас первыми Господь сам, Вседержитель сотворил,
     Чем наше он мужское благородство освятил.
     Средь божьих ангелов мы женщин не находим,
     Что значит -- Господу пол женский неугоден.
     Скажу я далее о благородности мужчин,
     Пример тому явил Господь нам не один,
     Затем, что он животных отдал подо власть мужей,
     Чтоб получили имена, как нам, мужам, видней.
     Явимо благородство всех мужчин и из того,
     Что тварное их чистая землица вещество,
     Она же злато, серебро, пшеницу нам дает,
     Чем кормит, сохраняя людской обширный род.
     А женщину Господь родил, известно, из ребра,
     Затем, что ведал, что никчемна и пуста она,
     Как кости, от которых другой полезности нет,
     Как сделать из них игру, чтоб тешился белый свет.
     Играющих же затянет адская коловерть:
     Возникнут ссоры и ругань, драки за мнимую честь,
     И явятся ярость, позор, ненависть, месть и смерть.
     Ущербностью  происхождения  попрекали  женщин   постоянно   и  в  самых
различных вариантах.  Якоб фон Кенигсхофен в своей эльзасской хронике ставит
вопрос  так: "Warumbe Frowen me  claffen denne  Man?" (Почему  же женщины
более скандальны, чем мужчины? (древне-средненемецкий)).
     Как  считает хронист, потому что бог  создал Адама  из земли ("И создал
Господь  Бог человека из  праха  земного и  вдунул в лице его дыхание жизни"
(Бытие, 2; 7), а Еву из ребра Адама ("И создал Господь Бог из ребра, взятого
у человеке, жену" (Бытие, 2; 22). Если наполнить корзину землей, звучать она
не  будет, но,  загруженная  костями,  загромыхает.  Происхождение  из ребра
окажется роковым для женского пола и в день Страшного суда:
     Однако в отместку чертовке старой что мне сказать?
     В день гнева господнего всяк обретет свою часть,
     И женщин не станет, ибо воздается и им:
     Вернут твари женского пола, что считали своим --
     В ту кость обратятся, из которой посеял их Бог,
     В грудь мужа вернутся на место -- исполнится рок.

     ЛИТЕРАТУРА, СКАНДАЛИЗИРУЮЩАЯ ЖЕНЩИН

     Удивляюсь,  что  еще  никому  не пришло  в  голову  написать историю
антиженской  литературы.  Какое   бы   то  было,   верно,  удовольствие,
прикрываясь   благородным  плащом   науки,   взять  букетики  из  глупостей,
неучтивостей и  грубостей. Заглавие  вот только не  подходит: не верю я, что
тьмы  и  тьмы  пасквилей,  которые пятнают  женщин со  времен шестой  сатиры
Ювенала,  рождены  одним  лишь  женоненавистничеством.  Найдется  не  больше
одного-двух писателей, которые  хамили из  неподдельной ненависти к женскому
полу, остальные же хотели только позлить  женщин, как  откровенно признается
Криштоф  Армбруст,--  то  "старую  чертовку",   то  юную  кокетку.  Термином
"антиженская литература" не воспользовался бы я и для обозначения жанра, для
него больше годится  другое  наименование  -- "литература,  скандализирующая
женщин".  Венгерских сочинений,  которые  оскорбляли  бы  весь  женский  пол
вообще, я не встречал. В  тех, которые мне попадались, нападки всегда бывали
конкретными  --  на жену (женщину) злую, кокетливую, модницу-тряпичницу и т.
п. Но уж этих зато предостаточно. Вот, например, образчик из сочинения Яноша
Кони "Всегда  смеющийся  Демокрит, или  Не  без умысла  отысканные курьезные
истории", изданного  в Буде  в 1796 году.  Автор,  бывший  сержант,  пишет о
тщеславных женщинах. Отставной  гусар терпеть  не  мог сердечных  отношений,
издревле  сложившихся между  женщиной  и зеркалом. За привязанность к
зеркалу девушек он только укоряет:
     "И сколько таких, у которых зеркала повсюду: зеркало в комнате, зеркало
в будуаре, по всем углам, на всех  местах,  даже  в  постели зеркало; и, как
непредставимы лошадь  без  чесотки,  птица  без крыльев, телега без  смазки,
пьяница  без  кружки, так и они не могут  без зеркала. А  в наши времена они
дошли  до  того,  что вставляют зеркала в  молитвенники,  чтобы и  в  церкви
ублажать себя рассматриванием своих пышных  нарядов, своих волос в каленых и
посыпанных мукой завитушках,  заросли капусты на своих головах,  нетопыриные
гнезда".  Под  "зарослями капусты" и "нетопыриными гнездами"  автор разумеет
модные в эпоху рококо прически, нелепостью своей  превосходящие всякую меру.
На головах экзальтированных парижских дам парикмахеры-маги, вызывали к жизни
целые цветники, причудливые птичьи гнезда, соломенные стога, корабли и т. п.
     Пожилые  же  дамы, влюбленные в  зеркало,  удостаиваются  у  Яноша Кони
суждения  более  жесткого:  "Но туда  же и старые  хрычовки, волосы  которых
похожи  на  паклю,  свалявшуюся в  семидесятилетних  матрасах; губы  которых
настолько изборождены морщинами, что напоминают землю, вспаханную под посев,
а  лицо  --  провалившийся  печной  под,  нос  --  фонтанный канал,  рот  --
проржавевшую замочную скважину в двери сарая, орган со снятыми трубками, шея
-- усохшую кожаную котомку,  в которой дети  держат по осени клей  для ловли
птиц. Так вот,  говорю, и  эти  старые хрычовки,  которым только бы в мусоре
рыться  да  верхом  на  помеле ездить,  эти развалюхи  тоже не расстаются  с
зеркалом, и  все  пятнышки,  бородавки  на  своем  носу, морщинистом, словно
оборки на рубашечках бараняйских молодух, пятнистом, как березовая кора,  из
которой цыгане делают  смолу,  -- все  это сваливают  на зеркало. Они еще  и
брови выщипывают, эти  высохшие к осени встопорщенные травянистые заросли, и
опять-таки  смотрятся в  зеркало;  вставшие  утром  с  постели,  они подобны
огородным пугалам на корявых вишнях, в глазах  у них  ночники с полкулака, и
все  же  они сразу бросаются  к зеркалу посмотреть, помолодела ли их дряхлая
кожа, и,  одеваясь, они  опять торчат перед зеркалом, любуются новым  модным
платком на своем дуплистом, коряжистом стане".
     Редко  встретишь порицание, написанное  такой трескучей бранью;  ведь я
еще к тому же многое просто не смог процитировать.
     И  вот  еще  одно, уже  совершенно бульварное  издание  конца XIX века,
которое ныне  является библиографической редкостью:  "Истины о женщинах,  их
привилегии и совершенно новые их литании. Напечатано в этом году:
     Ты злое пресмыкающееся
     Ты отрава очага
     Ты отражение бешеной желчи
     Ты ядовитый дракон
     Ты горькая луковица
     Ты вонючая коза
     Ты трескучая мельница
     Ты тяжкий домашний крест
     Ты расстроенный орган
     Ты вместилище коварства
     Ты лавка лжи
     Ты мех для раздувания ссор
     Ты оковы своего мужа
     Ты погибель своего мужа
     Ты гвоздь во гроб своего мужа
     Через кротость своего мужа / Исправься
     Через честность своего мужа / Исправься
     Через любовь своего мужа / Исправься
     Через жизнерадостность своего мужа / Исправься
     Через прилежание своего мужа / Исправься
     Через милости своего мужа / Исправься
     Через заботливость своего мужа / Исправься
     Эта литания пригодна только  для недобрых женщин; добрым женщинам пусть
воздается почетом и поклонением". Чтобы не сложилось у читателей превратного
впечатления, надо сказать, что число книг  в защиту женщины в истории
книги  куда больше.  Каждый из книгочеев  легко отыщет множество их  в своей
памяти. За  пределами  художественной литературы самой  популярной апологией
женщины  была книга  Хайнриха Корнелия Агриппы "Declamatio  de nobilitate et
praecellentia  foemini  sexus"  (Возглашение  благородства  и  превосходства
женского  пола),  изданная в  Антверпене в 1529  году. Она  имела широчайшее
хождение  в немецких, французских, английских  и  прочих  переводах. Великий
философ-оккультист перевешивает чашу в  пользу женщин  и доказывает, что они
отличны от  мужчин и выше  их. Обеляет он и праматерь Еву, указывая на ясные
слова  Святого  Писания: когда бог  объявил  свой запрет на яблоки  райского
сада, Евы  еще не существовало, а  значит, он  ее  не касался. Книга Агриппы
дошла и до Венгрии. Иштван Колоши Терек воспользовался заглавием Агриппы для
своей книги стихов, вышедшей в 1655 году: "Рифмы о благородстве, достоинстве
Женского  пола".  По  тогдашнему  обычаю,  содержание  книги  заключалось  в
заглавии,  которое  продолжае