е.  Американские   коммерсанты  в  таких  случаях
быстренько его изменяют, и эта маленькая косметическая  операция дает  порою
потрясающие результаты. Книга Мопассана "Пышка" ("Boule  de suif") разошлась
в 1925 году всего в 1500 экз. Издательство потерпело убыток, но не сдалось и
выпустило  книгу  под  новым  названием "Любовь  и  другие  истории".  Книга
разошлась тиражом 37 000 экз. Издатели закусили  удила  и в следующем,  1927
году  заново  окрестили  трагическую  историю  парижской  кокотки   --  "Как
совершилось  заклание одной  французской проститутки?". Под  новым пиратским
флагом удалось распродать 54 700 экз.!  Для американского вкуса не оказались
достаточно  острыми  даже  книги  Казановы.  "Воспоминания"  не  привлекали.
Всыпали   в  соус  заглавия  побольше  перца,  и  получилось:  "Казанова  --
величайший в  истории совратитель женщин",  что принесло доход с 20 000 экз.
допечатки.
     Имя  Сары  Бернар  значило  в  Соединенных  Штатах  высокий  класс.  Но
благозвучное  имя  заглушалось   деревянным  заголовком  "Философия  любви".
Издатели не спасовали и превратили дерево в  золото. И если первый тираж был
14 000 экз.,  то под  новым заглавием -- "Любовный кодекс парижской актрисы"
--  тираж  удвоился.  Не  годится  и такое  название,  которое  недостаточно
образованная публика не понимает и неверно истолковывает. Первая книга Моэма
называлась слишком просто-- "Круг" ("The Circle"), и издатели получили заказ
на новый учебник  геометрии. А английским романом  "Голубь в орлином гнезде"
заинтересовались   птицеводы-любители.   Знаменитую  же  стихотворную  драму
Гуарини  "Верный пастух" один  французский книготорговец поместил  в  список
трудов по сельскому  хозяйству. Несколько нелепейших недоразумений произошло
и   с   произведениями  Джона  Рескина.   Один   английский   провинциальный
книготорговец  распространил  объявление о  том,  что он  скупает  книги  по
садоводству. В его списке  фигурировала и книга Рескина "Сады королев". Если
уж  настолько  необразован  книготорговец,  то не  следует удивляться одному
лондонскому ювелиру, который  заказал  известный  искусствоведческий трактат
Рескина  "Камни  Венеции", подозревая  в  нем,  очевидно,  рекламный каталог
шедевров итальянских ювелиров.

     ЛАВИНА УЖАСОВ И ХМЕЛЬ АНЕКДОТОВ

     Современный   вкус  не  терпит  длинных  и  вычурных  названий.  Однако
серьезных писателей это не касается -- их читатели смотрят не на заглавие, а
на содержание. Тем труднее приходится сочинителям детективных романов. Найти
краткое  и меткое название, в двух-трех словах  собрать все кромешные  ужасы
романа --  задача не из простых. Хорошо было  писателям прошлых веков, им не
приходилось экономить слова. Вот, к примеру, венгерский образчик:

     СБОРНИК  РЕДЧАЙШИХ,  УДИВИТЕЛЬНЕЙШИХ,  СТРАШНЕЙШИХ,  КРОВЬ  ЛЕДЕНЯЩИХ

ИСТОРИЙ.

     Курьезы и чудеса на грани природы и искусства.  Жуткие явления природы,
землетрясения, пожары,  гибель  от  голода,  эпидемий,  наводнений  и прочих
несчастий.  Сцены кошмарных сражений, все виды зверских смертей, дьявольские
способы  мести,  кро-вавейшие  и изощреннейшие преступления.  Люди-чудовища,
биографии   тиранов,  деспотов  и  насильников.  Описания  прочих  жутчайших
страстей, мучений, смертей -- загадочных, единственных  и неповторимых Пешт,
1832
     Прочтя  в  утренней  газете такой заголовок,  забудешь  про  завтрак  и
помчишься в ближайшую книжную лавку.
     Ничто не стесняло и авторов юмористических  сборников  прежних  времен.
Смеховые мышцы приходили в движение от одних заголовков:
     Адольф Агаи

     УМРЕШЬ СО СМЕХУ!

     Кабайская молодуха несла, не  донесла,  разлила... Хмелек тот подобрал,
им книжечку напитал Пишта Гачер
     Будапешт, без года, иллюстрации Яноша Янко. Ласло Бети ПУНШ
     Лекарство  от  скуки,  от  болей  в груди  при долгах и  в  голове  при
неплатежах, костыли для сломанных ног при падениях и средство против вывихов
у прямодушных Комарно, 1853
     Игнац Надь
     ЧЕРНЫЙ И  КРАСНЫЙ ПЕРЕЦ Нашел, просеял  и  смешал  Йонаш Дембери Дараж,
член,   если   и  не  действительный,  то  по  меньшей  мере   страдательный
многочисленных отечественных  и зарубежных  обществ и  академий  Вена,  1845
Гарабонциаш-школяр

     ШКОЛЬНЫЕ АНЕКДОТЫ, СТУДЕНЧЕСКИЕ ПРОКАЗЫ

     Разнообразная  и  изысканная смесь  и  собрание  сотен  самых  смешных,
свежих,  сердце  силой  свежащих,  светом  смекалки  сверкающих  скоморошных
историй. 1000 и 1 острота. С пьрвых школьных  газончиков, в пышных некопаных
парках, в преподавательских пущах накосил,  в  снопы собрал, громадные стога
рядами  красиво  расположил,  словом:  создал изящное целое  для наслаждения
благосклонной публики, ненаскоро, старательно, слоями в страницы, в строчки,
в слова уложил Иван Дерфи Будапешт, 1878
     Шрапнельные фейерверки юмора  в книжных заголовках нравились  публике и
десять лет спустя:

     КНИГА ДЛЯ ТЕЩ И СВЕКРОВЕЙ

     Поговорки,  анекдоты, шутки, мудрые изречения, мысли,  полезные советы,
намеки, колкости, шпильки, гадости,  ругань для  ссор и скандалов, вопросы и
ответы,  мухоморы, поганки, белена, великодушие, прощение,  нежности, беседы
на умные темы, записки, занозы, иголки,  булавки, гвозди, ножи, осиные жала,
бомбы,  торпеды,  смеси,  салаты,  крапива... и  много другого  с  подборкой
разнообразных  истинно острых, молниеносных,  с  сочным причмоком изысканных
шуток и анекдотов, первосортных, в добром числе. Написал, причесал, постриг,
подобрал,  разложил,  поперчил  и  подал,  а  перед  тем --  ловил,  просил,
заказывал,   покупал,   крал,  находил,  подбирал,   копал,  подслушивал   и
подстерегал. Словом: составил  и издал  для  многоуважаемой публики,  для ее
развлечения Андор Ширишака
     Печ, 1888; переиздания: 1889, 1891, 1909
     Такова  была  не  столь  давнишняя  мода.  Книжные  заглавия  могли  бы
послужить хорошим материалом для истории человеческих вкусов. Можно закинуть
удочки и в историю  кинематографа.  Хитроумные авторы быстро  выведывали то,
что занимало  и  интересовало  массы,  что  привлекало внимание  и волновало
воображение людей,--  все  то,  чем  можно заманить  их в  зрительный зал. И
названия  рельефно   воспроизводят  перед  нами  массовые  вкусы   недавнего
прошлого:  "Прогулка  в  компании",  "Свадебное  путешествие  со   скидкой",
"Приходите первого", "Деньги! Деньги! Деньги!", "Верных две тысячи в месяц",
"Я не хочу подношений", "Табачный киоск почтенной дамы", "Благородная девица
ищет себе  комнату", "3:1 в пользу любви", "Воздушная тревога", "Вынужденная
посадка", "Обязательная стоянка", "Скорость -- 120".

     КОЛЬЦО ДЛЯ НОЗДРЕЙ ДРЯХЛОГО ВОЛА

     Опустившись  с  высот  и  удостоив  своего  внимания  истины-невелички,
кроющиеся в книжных заглавиях, история культуры сможет значительно обогатить
свою сокровищницу.  Один из  ярких  примеров тому  --  штандарты заглавий  в
книжных битвах, бушевавших когда-то на почве религиозных разногласий. Полная
библиография  венгерских  богословских  споров  содержится  в   первом  томе
справочника  Кароя  Сабо  "Regi Magyar  Konyvtar"  (Сводный  каталог  старых
венгерских книг), по  которому я сделаю небольшой обзор. Застрельщиком спора
был  Иштван Цегледи,  который в  1663 году как пастырь реформаторской общины
напал на одного протестанта, принявшего католичество:

     ДРУЖЕСКОЕ ПОРИЦАНИЕ,

     или
     Обращение к человеку, отвернувшемуся  от истинной  кальвинистской веры,
переметнувшемуся  в  чем   мать  родила   в  ковчег  Св.  Петра  и  ставшему
прихлебателем папы

     Очень был рассержен иезуит Матяш Шамбар, в следующих словах  выразивший
свое возмущение вероотступничеством:

     КОЛЬЦО ДЛЯ НОЗДРЕЙ ДРЯХЛОГО ВОЛА,

     изготовленное Святым Исаией со словами: Ты свирепствовал против меня, и
слух  о спеси твоей проник в мои уши, за что и врезаю  в ноздри тебе кольцо,
надеваю  на  морду узду  и  возвращаю  тебя на дорогу,  по  которой ты  шел,
мычаньем своим понося восемьсот причин обращения умных людей в католичество.
     Иштван  Цегледи  отвечал довольно кратко. И  притом не от  собственного
имени, а от имени сына Палко:
     МАЛЕНЬКИЙ ЯФЕТ, БЕРЕГУЩИЙ ЧЕСТЬ ПОЖИЛОГО НОЯ, или
     Любящее дитя,  восставшее против  обесчещивания  своего отца; нерушимым
покровом  заслоняет   оно  наготу  своего  дорогого  отца  и  наставника  от
разбойника Хама.
     Имя  дитяти  Палко  Цегледи, единственный  любящий сын пожилого Иштвана
Цегледи. В спор вступил протестантский исповедник Иштван Матко.
     Он явился  на ристалище под собственным именем, вооруженный словами как
можно более грубыми.

     ГНИЛАЯ РАЗВАЛИНА, ПОСТРОЕННАЯ НА ПЕСКЕ,

     или
     Взрезание  жил иезуиту Матяшу Шамбару -- спесивцу, размахивающему тремя
вопросами.

     С  обеих  сторон вступали в бой свежие  силы. На Шамбара накинулся Янош
Пошахази, учитель из Шарошпатака:

     ОТВЕТ НА ТРИ ТЕЗИСА ШАМБАРА

     Ответ последовал от католика  Имре Киша, который три пресловутых тезиса
уподобил трем картам, чтобы покрыть их четвертой:

     НА ВАЛЕТА, ДАМУ И КОРОЛЯ ПОШАХАЗИ-- КОЗЫРНОЙ ТУЗ

     Разъяренный Пошахази огрызнулся:

     ИСПЕКШИЙСЯ ВАЛЕТ,

     или
     Битая карта Петера Киша
     Потерял  свое  миролюбие и  кроткий Цегледи,  обрушившись на  отца Киша
следующим заглавием:

     РАЗОБЛАЧЕНИЕ КОСОГЛАЗОГО СЕМИНАРИСТА, ИГРАЮЩЕГО ФАЛЬШИВЫМИ КОЗЫРЯМИ

     Шамбар ответил сразу всем:

     ВЫРЫВАНИЕ ЛЖИВОГО ЯЗЫКА МАТКО И АССЕНИЗАЦИЯ НЕЧИСТОТ ПОШАХАЗИ

     В  битве  заглавий  Матко  показал  себя  самым  нетерпимым. Он уже  не
огрызался, а крушил направо и налево:
     КАЙЛО, с помощью которого вдребезги разносится шаткая, сама уже готовая
развалиться храмина, слепленная  на  мнимых высях из грязи и тысячи нечистот
лжемаляром и лжештукатуром, скудоумным мошенником Матяшем Шамбаром.
     Пошахази же добавил:

     КРУЧЕНЫЕ ПЛЕТИ ДЛЯ ДРАНОЙ СПИНЫ ШАМБАРА,

     после чего противники выдохлись. Пятилетняя распря  утихла. И хотя нам,
потомкам,  стиль Иштвана  Матко  и других  участников спора может показаться
несколько крепковатым,  мне бы  хотелось  взять  его  под  защиту.  Хуже  ли
забубенные  венгерские  попы,  окунувшие  свои  перья  в уксус, приступая  к
заголовку, чем их куда более именитые немецкие единоверцы, которые  поливали
друг  друга  серной кислотой?  В  первые годы Реформации насмерть  сцепились
саксонский курфюрст Иоханнес Фридрих и брауншвейгский герцог Генрих. Вот два
наиболее  выдающихся  заглавия,  бурлением  своим  напоминающих политические
прокламации:

     ОТВЕТ  ЕГО  ВЫСОЧЕСТВА  ГЕРЦОГА   И  САКСОНСКОГО  КУРФЮРСТА  ИОХАННЕСА
ФРИДРИХА

     проклятому  преступнику, антихристу,  богохульнику,  гадине  Варнаве  и
брауншвейгскому  сукиному сыну Олоферну, называющему себя герцогом Генрихом,
по  поводу его бесстыдно подлой и лживой книги, которую он отрыгнул в печати
Лейпциг, 1541
     Не менее ласковым был и ответ:

     ОТВЕТ ГЕНРИХА, ГЕРЦОГА БРАУНШВЕЙГА И ЛЮНЕБУРГА,

     некоему  мародеру,  называющему  себя  герцогом  Иоханнесом  Фридрихом,
лживой саксонской морде, прихвостню шлюх Вольфенбюттель, 1541
     Сиятельные особы, как мы видим, легко обходились без правил придворного
этикета. Предыдущая глава | Содержание | Следующая глава



 * УКРАШЕНИЕ КНИГИ

     Чтобы появиться  перед публикой,  книге нужно не меньше  украшений, чем
великосветской  даме,   собирающейся  на  бал.  Приготовления  начинаются  с
предисловия, которое есть  не что иное,  как омовение автора  -- обоснование
причин и состава такого события, как написание и выпуск книги. Одежда  книги
--  это ее переплет: уже  издалека предупреждает приценивающихся, во сколько
обойдется  им  обладание  ею.  А  иллюстрации  --  ювелирные  украшения:  от
недоступных  карману  шедевров  до грошовых  базарных  подделок.  Неприятная
косметическая процедура -- устранение прыщиков  и бородавок, которыми дьявол
опечатки угрожает обезобразить непорочную гладь свеженабранной книги.
     В  торжественный момент требовалась влиятельная  особа, чтобы опираться
на ее руку. Именитую особу сватало книге посвящение.
     Но на бал нужен и билет. Им было цензорское разрешение.
     Сравнение  должно  включить  и  указатель,  ведь  он  такая  же  важная
принадлежность всякой серьезной книги, как  грация или пояс, которые, плотно
охватывая стан красавицы, придают фигуре необходимую завершенность.
     Флорентиец  Мальябекки,  наизаядлейший  из  самых заядлых  библиоманов,
интересовался прежде всего украшением книги. Оценивал  переплет,  прочитывал
название, посвящение  и  предисловие,  пролистывал указатель  и просматривал
названия глав. Его биографы  утверждают, что этого ему было достаточно, чтоб
узнать содержание книги и даже источники, которыми пользовался автор.

     ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ ОМОВЕНИЕ АВТОРА

     Готье, очевидно, слыхал о читательской технике Мальябекки, потому что в
предисловии к своей книге "Jeune France" (Молодая Франция) эпатирует публику
тем,  что  во всякой  книге, кроме  предисловия  и оглавления, он  ничего не
читает.  Предисловие  --  это посеянное  зерно,  а указатель, оглавление  --
урожай, плод. То,  что посередине, никому не нужно, кроме самого сочинителя.
Предисловие,  подобно постскриптуму или  последним строкам  женского письма,
содержит самое важное. Книга похожа  на женщину и в  остальном. С некоторыми
ради обладания говорить приходится  очень  много, с  другими -- меньше,  а с
третьими  достаточно  жеста.  И  предисловие  по мере  надобности может быть
длинным,  или  коротким,  или  вовсе отсутствовать.  Самое  длинное  в  мире
предисловие написано к антилютеранскому трактату  И. Н. Вайзлингера "Упрямые
факты" ("Frifi Vogel  oder  stirb!"  Strafiburg,  1726). Книга содержит  618
страниц.  Из  этого  солидного  объема  предисловие с  беспощадным  эгоизмом
вырвало для себя 470 страниц! Кратки, но выразительны предисловия рукописных
кодексов. Тогда еще не  было  авторского права, и автору  грозила опасность,
что книгу его присвоят, а то и  подделают. Необходимо было протестовать  уже
заранее. И  так  как протест сам по себе особенных результатов не обещал, то
автор,   по   доброму   средневековому   обычаю,  проклинал  самозванцев   и
фальсификаторов. В смягченной  форме встречаются и проклятия, предпосылаемые
печатным  книгам. В 1703  году  знаменитый немецкий  юрист Христиан Вайдлинг
заполонил  книжный  рынок  объемистым сочинением  под названием "Oratorische
Schatzkam-mer" (Сокровищница красноречия). Стремясь защитить свое  авторское
право,  он  написал   предисловие-двустишие:  Wer  wohl  und  ehrlich  lebt,
verdienet Schild und Helm,
     Wer dieses Buch nachdruckt, den nenn' ich einen Schelm .
     (Тому, кто благороден,-- заслуженный венец;
     Кто мой трактат присвоит -- законченный подлец. (нем.))

     Стишок   слабенький   и  действия  никакого  не   возымел.   Злые  люди
перепечатывали книгу без всякого на то  права и с  непостижимым бесстыдством
воспроизводили в своих пиратских изданиях даже сам стишочек.
     Забавный образчик авторского очищения  имеется  и  на  одной партитуре,
изданной итальянским композитором Карезана в 1693 году в Неаполе:
     "Благосклонный  читатель! В этой  книге  найдешь  ты  легкомысленность,
отвечающую духу нынешних времен и нравов: танцы, песни, тарантеллы и  т.  п.
Все это, к сожалению, призвано угождать испорченным вкусам нашего века.  И я
публикую  их лишь в назидание.  Боже упаси перо мое от заблуждений. Ведь ты,
читатель,  тоже  считаешь,  что  такие  подбитые   ветром  легкомысленности,
которыми в наши дни  пестрят  нотные листы, заслуживают скорее  презрения  и
насмешек, чем приветствий и аплодисментов".
     Тщательные  очищения  следовало  производить  и  драматургам во времена
разгула австрийской цензуры, ханжество которой не ведало границ. Авторы были
в  совершенной  растерянности,  не  зная уже,  что  дозволено  и что нет.  В
результате сложился  особый жанр  извинительного авторского  предисловия  --
protesta, который  был  в  ходу  еще  в середине XIX века. "Protesta.  Автор
публично заявляет, что такие слова,  как Рок, Божество, Идол, Моление и тому
подобные, используются  лишь как поэтические  выражения в устах язычников  и
иноверцев. Автор сознает, что  эти понятия  достойны всеобщего  осуждения, и
сам первым к нему присоединяется".
     Еще один пример:
     "Protesta al lettore" (Заверение читателя (итал.)). В этой драме
ты встретишься  с Идолами, Судьбой, Роком, Астрологией,  Заклинаниями и тому
подобными  словами.  В нашу  драму  они введены  для  того,  чтобы  выразить
презрение  к еретикам и осуждение последних, так же, как и отдельные  мысли,
противоречащие христианской и естественной нравственности, направлены на то,
чтобы заклеймить погрязших в слепом идолопоклонстве. Заклейми и ты  и отринь
эти слова как обозначения лжи и заблуждения".

     ПРЕДИСЛОВИЯ-САМОВОСХВАЛЕНИЯ

     Случалось и  такое,  что автор,  выразив  себя  в  книге,  будто  хотел
полюбоваться  на  себя в зеркале  и  избирал  этим  зеркалом  предисловие, в
котором  и изливал  высшую  степень удовлетворенности  самим  собой и  своим
удавшимся  детищем.  Среди юристов Франции XVI века выделялся незаурядностью
Шарль Дюмулен. И он хорошо знал себе цену. Всем своим книгам  предпосылал он
стандартное введение:  "Ego,  qui nemini cedo et qui a nemine docere possum"
(Я, кто  никому  ни в чем не уступает и кому не у кого  и нечему  учиться
(лат.))
     Но куда  сильнее  пьянила слава  Иовиана  Понтана  -- поэта,  историка,
политического  деятеля  и  солдата  в одном  лице.  Находясь  в рядах  армии
неаполитанского короля, во время одного  из сражений Понтан попал в плен, но
был без  выкупа освобожден, как только  стало известно, что своим  пленением
удостоил противника крупный  гуманист  XV  века. Именитый ученый муж отметил
это событие такой саморекламой: Sum etenim Jovianus Pontanus,
     Quern amaverunt bonae Musae,
     Suspexerunt Viri Probi,
     Honestaverunt Reges Domini .
     (Я есмь тот самый Иовиан Понтан,
     Которого любят прекрасные Музы,
     Который в почете у славных Мужей,
     В котором не чают души Короли. (лат.)

     В конце  прошлого  века некий Эберхорст  занялся  исследованием природы
комического и в 1896--  1899 годах выпустил  книгу, которая так и называлась
--  "Das  Komische"  (Комическое).  В  предисловии  автор  продемонстрировал
удивительно тонкое понимание значимости своей работы:
     "Мой  труд, во-первых, послужит вкладом  в победу нового мировоззрения;
во-вторых,  понятие  "нового  идеального  человека",  созданное мною, станет
девизом  университетов и знаменем человечества в его дальнейшем  развитии; и
в-третьих,  моя   теория  окончательно   разрешит  проблему  комического.  В
последующие  времена мой труд  встанет в  один ряд с  трудами таких пионеров
науки, как Галилей, Коперник, Декарт, Гарвей, Линней и Лавуазье".
     Раз  уж мы заговорили  об авторской скромности и природе комического, я
процитирую  французского писателя, который тоже стремился  внедрить элементы
комического   в  замкнутые   области   всевозможных  скучных  теорий.  Книга
называлась "Le monde du comique et du rire par Alfred  Michiels" (Комическое
и мир  смеха. Альфред Мишель), Paris,  1887. В послесловии автор представлен
неким всеведущим царем всех наук:
     "Я убежден, что  проблема решена мною окончательно, и это поймет всякий
внимательный  читатель.  А  коль скоро  это так,  мое  произведение является
научным завоеванием  человечества и  служит неиссякаемым источником  пользы,
пока существует на свете смех. Кто  чувствует на себе благое действие смеха,
должен быть благодарен именно мне. Что же касается цитируемой литературы, за
исключением Аристотеля, я не нашел в ней ничего полезного".

     ФРОНТИСПИСЫ ЭПОХИ ПАРИКОВ

     Я не  буду касаться  искусства книжного  иллюстрирования. Материал этой
области оформления кн