шь,
     Поверь, и будет Рождество.
     Солжет, кто много говорит,
     За славу ты и рай отринешь,
     Даст мало, много кто сулит,
     Молитвой гору передвинешь,
     Хоть сиг -- и ливр, уха под тын лишь,
     Кто тверд, добьется своего,
     И дешев тын, да не починишь,
     Поверь, и будет Рождество.-- Примеч. пер.)

     У Вийона нашлись последователи и в Венгрии. Популярный  венгерский поэт
прошлого века Гедеон Миндсенти написал стихотворение в десять строф из одних
только пословиц и поговорок.

     БУДЬ ПРИЛЕЖЕН

     И готов бы плетью расшибить полено,
     Но тебе ведь слово, что горох об стену;
     И что в лоб, что по лбу -- на ус не мотаешь.
     А молчать: опять же делаешь, как знаешь.
     Потому послушай: хоть и небогат ты,
     Сам себе хозяин и ума палата;
     Дурню на своих лишь бедах ум дается,
     Без ума ж со счастьем счастье не сойдется.
     Что сегодня делать, не тяни до завтра,
     Чтобы где не сеял, мог собрать ты жатву.
     Ладь зимой колеса, а полозья летом,
     Кто встает до света, тому бог с советом.
     Для кого вседенно в святцах Лежебока,
     Нет такого срока, чтоб дождаться прока.
     Кому плуги в тягость, в пашне не увязнет;
     Во пиру похмелье, но в чужом -- не праздник.
     Было время, ела кума сладко семя,
     Ныне толкут тоже, да ушло то время.
     Помни: в деле дважды устают лентяи,
     В третий раз -- разинув рты для расстегаев.


     ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА ИЗ ОДНИХ ПОСЛОВИЦ

     Испанцы в старину настолько любили пословицы, что вплетали их не только
в стихи -- даже небольшие прозаические сочинения  писали одними пословицами.
Очень популярны были письма  сплошь из  пословиц  и поговорок, и конечно  же
любовные  письма.  Старейшее  собрание таких  писем  датировано  1553 годом:
"Processo de  Cartas de  amores  que  entre  dos  amantes  passaron"  (Обмен
любовными  письмами  между  двумя   любовниками).  Часть  их  переведена  на
немецкий. Вот пример одного из таких посланий:
     "Уважаемая  сеньорита! И хотя  люблю я Вас,  как волк  овцу  или  кошка
мышку, рот держать на замке не буду и скажу, где собака зарыта. За правду не
судись, скинь  шляпу да поклонись,  считаю я, и пусть лучше бьет, кто любит,
чем  целует, кто губит, и  -- не все золото, что блестит, и устами младенцев
глаголет  истина. Но: правду  говорить --  себе досадить.  Не  всякое лыко в
строку,  и не хочу я искать на нищем,  однако нет равнины без ложбины,  и не
все горох, что круглое.  У новой мельницы да у молодой жены всегда найдется,
что изменить. И т. д.". В этом странном письме кабальеро пишет о недостатках
сеньориты  и   советует,   как  их  исправить.   Сеньорита  отвечает   также
пословицами:
     "Дурная дудка по-дурному  дудит; пьяный идет -- и воз с сеном  свернет;
так что, хоть верхом иди, хоть низом, а все до воды -- посуху".

     ЗАГЛАВИЯ-ПОСЛОВИЦЫ

     Довольно  долго  в западноевропейских литературах  была  распространена
мода на пьесы-пословицы (в XIX в. она пришла и в русскую литературу.-- А.
Н.). Эта мода облегчала автору  поиск  замысла. Он брал пословицу  и  из
смысла ее, как  из зерна, развивал сюжет. Публика была  довольна тем, что не
надо  ломать  голову  над  моралью:  в  конце  спектакля  все  актеры  хором
проскандируют пословицу, которая служит пьесе  названием и моралью. Мода эта
родилась в Испании в XVI-- XVII веках и развита до совершенства во Франции в
XVIII  веке.  Множество  пьес с  названиями-пословицами  у таких  величайших
всемирно известных драматургов,  как Лопе де Вега  и  Педро  Кальдерон де ла
Барка. Пьесы-пословицы писал и наш соотечественник Сиглигети: "Велика честь,
да нечего есть", "Не дуй на то, что не горит". Но  пальма первенства  все же
за французами. Скромную попытку  в этом жанре  сделала даже госпожа Ментнон,
написав  для  сенсирских  девиц несколько невинных пьесок: "Плохому  мастеру
всяк  инструмент  плох",  "Кто  прикидывается  ягненком,  быть  тому съедену
волком" и т.  п.  Но  истинным королем жанра и его основателем во Франции по
праву считается Кармонтель. Пьес-пословиц накропал он на целых восемь томов.
Вот  свидетельство  популярности  его  продукции и славы,  которую  она  ему
принесла в назидание и на зависть потомкам. Несмотря на хорошие заработки, у
Кармонтеля  нередко  случались финансовые  неурядицы;  тогда он закладывал в
ломбард  свои рукописи и  всегда  получал за  них  деньги.  После Кармонтеля
наибольшего  успеха в этом жанре добился Теодор Леклерк, написав восемьдесят
пьес-пословиц. Ну  и, конечно же,  нельзя  не назвать в этой славной когорте
имени Альфреда де Мюссе, короновавшего жанр  драматизованных пословиц такими
шедеврами, как "Не бери никогда ничего внаем", "С любовью  не шутят", "Пусть
будет дверь закрытой иль открытой".

     КНИЖНАЯ ДРАМА ИЗ ОДНИХ ПОСЛОВИЦ

     Но это  все  цветочки,  ягодки  жанра еще впереди:  пьесы из  пословиц.
Драматические  произведения,  в  которых герои говорят  исключительно только
пословицами.  Эта глупость из  глупостей произведена  на  свет некоим графом
Крамелем.  Лучшее  издание вышло в  Гааге в 1654 году  на 168  страницах под
заглавием  "La  Comedie  des  Proverbes" (Комедия  пословиц).  Произведение,
видимо, имело успех, потому что выдержало несколько изданий.  Попало оно и в
Германию,  не  в   дословном,   конечно,  переводе,  а  переработанное,  ибо
французской пословице не всегда находится пара среди пословиц немецких.
     В  пьесе говорится о любви  некоего Лидиаса к Флоринде,  дочери доктора
Тезауруса.  Но  отец,  богатый человек  --  о  чем  свидетельствует  его имя
(Thesaurus (греч.) -- сокровище, клад),--  хочет отдать свое чадо  за
капитана  Фьерабра.  Лидиас  помогает  девушке бежать. В дороге они  устают,
расстилают под деревом свою одежду и крепко засыпают. Осложнение: появляются
бежавшие  из тюрьмы цыгане,  забирают  одежду  спящих и  оставляют  им свою.
Влюбленные вынуждены надеть цыганские лохмотья и из-за этого попадают в лапы
к  жандармам.  Deus  ex  inachina  (Дословно:  бог  из машины  (лат.)  --
появлялся  в конце  пьесы и  разрешал  все  трудности.-- Примеч.  пер.):
сержант,  командующий  жандармами,-- не кто  иной,  как брат  Лидиаса. С его
помощью Тезаурусу преподносят дело так,  будто бы Лидиас  и спас Флоринду от
жестоких  разбойников.  Между тем капитан  Фьерабра влюбляется во  Флоринду,
принимая ее за цыганку, поет ей по ночам серенады, что  разоблачает  его как
человека  ветреного.  Происходит  еще  много  всяких   других  событий.  Для
иллюстрации приведу первую и последнюю сцены.
     СЦЕНА 1 Перед домом врача
     Лидиас: Верно  говорят --  повадился кувшин  по воду ходить, там
ему и голову сломить. Но это  только  в  руках дурака, которому скажешь богу
молиться,  так  он  себе  и лоб разобьет,  а лбом  стены ведь не  прошибешь.
Потому-то и дай бог с умным потерять, а  с глупым не найти. Так что, была не
была, пан  или пропал.  И  не откладывай на  завтра  то, что  можно  сделать
сегодня.
     Слуга Лидиаса: Куй железо, пока горячо. И так как сейчас ночь, а
ночью все  кошки  серы, ночь темна не на  век, и кто  рано встает, тому  бог
подает. Мадемуазель  Флоринда  ждет  уже  нас,  ждет-пождет,  а  не то домой
пойдет.
     Лидиас:  Кто  смеет, тот умеет. Лови счастье за хвост. Таково уж
дело,  что  надо  идти смело.  И  коли  ты мужчина,  то будь  не  дурачиной.
(Стучит в дверь.)
     Слуга врача  (выглядывая  в окно):  День  ворчит, ночь  верещит.
Темна ночь татю родная мать. Позднему гостю -- кости.
     Лидиас: Другу не дружить, недругу не мстить.
     Слуга: Будет и завтра день.
     Лидиас:  Нечего про  то и говорить,  чего в  горшке  не  варить.
Впускай, а не то покажу  тебе, где раки зимуют.  Вспомнишь матушкино молоко,
да матушка далеко.
     Слуга: Собака, которая лает, не кусает.
     Лидиас: Сторонись,  деревня, молодец идет! Не тогда учить, когда
быть, и бей в решето, когда в сито не пошло! (Вышибает дверь.)
     Слуга Лидиаса: Меть в голову, а то охромеет!  Кто первый, тот  и
верный. (Помогает хозяину.)
     Слуга врача: Полегче на поворотах. (Выходит.)
     Лидиас  (исчезает в  доме  и  вскоре  появляется  с  Флориндой):
Пропадай, телега, не на торг я еду! Не красен бег, да здоров.
     СЦЕНА ПОСЛЕДНЯЯ Там же

     Доктор Тезаурус: Ведро  после ненастья! Скучал я  по тебе, дочка
моя Флоринда, будто вола потерял. Горевал я,  убивался, горе мое горькое  по
горям ходило, горем вороты подпирало, догоревался до красных дней.
     Флоринда: Жизнь моя  висела  на ниточке, батюшка.  Не  знала, не
гадала, девка я аль парень, живая али  мертвая, со страху. Лучинка догорала,
ночка  обступала,  и была я,  что лист осиновый, без ветра  тряслась, и  кто
знает, что бы со  мною сталось, если б юноша этот не показал, кто  первый на
деревне. Вот я и здесь, цела, здорова-бела.
     Тезаурус: Да, доченька, может, где  и хорошо, а дома лучше. Ну а
с  разбойничками  что  сталось-свековалось? Шнурочек  шелковый,  постель  на
воздусях? Ни дна им чтоб ни покрышки!
     Лидиас:  Летошный снег, то ли был, то ли нет. Пропали, как сивый
мерин  в  тумане. Не искал  я  иголку в стоге сена, бегущему врагу скатертью
дорожка!
     Сержант:  Ослепнуть  мне  на  оба уха, коль было не  так. Но все
хорошо,  что хорошо  кончается, молодые-то молоды  летами,  да стары  умами,
знают, что к чему.  Сколько веревочке ни виться, все равно конец будет, надо
брать быка за рога: когда свадьбу играем?
     Жена  Тезауруса  (выходя из дому): Не  торопись, когда  смелешь,
тогда  и поедешь!  Пострел везде поспел,  жена без мужа деньги  считает! Где
капитан Фьерабра, кому мы Флоринду обещали? Уговор дороже денег!
     Флоринда:  Обещанного три года ждут, обещай -- не  стыдись, стыд
глаза не выест.
     Лидиас: Умный обещает, дурак выполняет.
     Тезаурус: Вот тебе  бог, сказал  я капитану, а вот тебе порог, и
поминай как звали женишка. Змею я грел на груди. Не то полено в огонь совал,
свинью он мне  подложил,  плуту  да вору  честь по  разбору. Что и говорить,
человек предполагает, а  бог располагает. Знаю, что у молодых на  каждый час
одна минута, вижу, что нашел  мешок свой  уголок. По рукам,  сын мой Лидиас,
живи  своим  умом,  пойми  на  собственной  шкуре,   что  браки  на  небесах
справляются.
     Жена Тезауруса: Остался, капитан,  ты  с  носом. Свадебный  пир,
чтоб  ведал весь  мир. И,  как  положено  --  чтоб гости  вином умывались, а
колбасой утирались.
     Лидиас: От пятницы до субботы носи сапог без заботы, госпожа моя
матушка: отсидели мы свою свадьбу и хоть вино не пили, а пьяными были.
     Тезаурус:  Кому суждено  быть  повешену,  тот не утонет.  Любишь
кататься, люби  и саночки возить.  Бедняк ест,  когда есть,  богач  -- когда
захочет.  А  у нас, слава богу,  всего понемногу.  Где много колоколен, весь
день  трезвонят. Горе  прогонит, радость  догонит.  Так радуйтесь  люди, как
нищий грошу. Конец -- всему делу венец.
     И так  -- все три действия и несчетное  количество сцен.  Два фрагмента
дают  лишь  бледное  представление  об этом  драматическом  чудовище, но они
достаточно  наглядный   пример   гимнастики   для   мозгов,  которую  автор,
беспощадный  к  себе  и к  публике  увековечил  в том  драгоценном  продукте
культуры, который  называется книгой.  Редко встретишь более глупый образчик
усилий,  затраченных  на создание  столь совершенной бессмыслицы. Предыдущая
глава | Содержание | Следующая глава


     МЕМУАРЫ СОБАКИ




 * МЕМУАРЫ СОБАКИ


     Книготорговец едва ли сможет разобраться в море мемуарной литературы, в
воспоминаниях  подлинных  и  мнимых  величин,  столь   много  подобных  книг
наводняло  книжные  рынки во все времена и во всех странах.  Библиография их
составила бы несчетное множество томов, которые с течением  времени пришлось
бы дополнять столь же несметными новыми  томами. Но дойди  эта  библиография
хоть до ста тысяч, одной книги в  ней все же будет не хватать. Потому
что  автор ее не человек, а собака. В начале 1914 года немецкая пресса полна
была известий об удивительных способностях собаки по имени Рольф. Но события
первой мировой войны вытеснили эту сенсацию со страниц газет, и слава Рольфа
канула  в  Лету.  А  ведь  речь шла  ни  много ни мало о  собаке, обладающей
человеческим разумом,  чувствами  и  способностью сообщать свои  мысли  и
чувства на  человеческом языке, пользуясь человеческой логикой!  Мемуары
Рольфа  были и на  книжных витринах: "Erinnerungen und  Briefe meines Hundes
Rolf.  Von  Paula Moekel" (Паула Мекель. Воспоминания и  письма  моей собаки
Рольфа).  Сразу же хочу предупредить, что книга эта не апрельская  или какая
другая  шутка, а  литературный  памятник,  увековечивающий события,  которые
считаются истинными. О шутке не может быть и речи хотя бы потому, что  книга
вышла после  смерти дамы,  ее  написавшей, и под  собственноручной редакцией
мужа этой  дамы.  Как  пишет  в  предисловии  овдовевший господин,  покойная
собрала и упорядочила материал уже на краю  могилы, напрягая последние силы,
после чего жизнь  в ней угасла, и  25  ноября 1915 года она отошла  в лучший
мир. И скорбящий супруг  хотел бы, чтобы эта книга была достойным памятником
усопшей  спутнице его  жизни. Мнения  газет разделились.  Многие  говорили о
шарлатанстве  и  мистификации,  другие  ломали  копья  за  то,  что  никакой
мистификации  здесь  нет   и  быть  не  может.   И  не  только  потому,  что
маннгеймовская семья Мекелей испокон веков пользовалась неизменным почетом и
безупречной репутацией, но и потому, что строжайший контроль на  всех этапах
развития  собаки   совершенно  исключал   возможность   обмана.   Крупнейшим
защитником  серьезности  дела  Рольфа   было  берлинское  Gesellschaft   fur
Tierpsychologie (Общество зоопсихологии). Помимо  ученых, в ряды сторонников
человеческих  способностей  Рольфа влился  целый отряд известных  писателей.
Эрих  Шлайкер  заключает  свои рассуждения тем, что  пока  на Германию  идут
войной  невежественные  и безграмотные нации, в  Маннгейме  немецкие  собаки
начали  читать и писать... А в "Neues Wiener Journal" (Новый Венский Журнал)
Карл  Ханс  Штробл пишет:  "Мимо  документальных свидетельств  не  пройдешь.
Рольфу  ведомы любовь  и дружба, ревность и ненависть,  высокомерие, эгоизм,
тщеславие, упрямство,  нежность, спесь. Ничто  человеческое  ему  не  чуждо.
Иногда он даже  бастует,  когда  у него  нет  желания работать.  И всю  свою
внутреннюю, духовную  жизнь,  все  свои  мелкие  и  крупные  впечатления  он
способен оригинально, продуманно рассказать, и не только отвечая на вопросы,
но  и  сам  по  себе,  побуждаемый  жаждой  общения.  Предвижу   возражения:
самовнушение,   мол,  самообман,   провокация  собаки  знаками,  пусть  даже
бессознательная. В случае Рольфа все это  исключено. Во время  экспериментов
вели  подробный протокол.  Завизированные  экземпляры  протокола хранятся  у
издателя книги и могут быть показаны кому угодно. Места для сомнений быть не
может".  Заговорила и оккультистская литература. Мемуары Рольфа и прочие его
заявления призваны были ею безоговорочно. И за объяснениями далеко ходить не
надо: в собаке воплотился дух какого-то человека...


     УЧЕНИЧЕСКИЕ ГОДЫ РОЛЬФА


     Как  открыла фрау Мекель человеческие способности Рольфа, каким образом
овладела  собака  умением сообщаться с людьми -- история  долгая. Достаточно
сказать, что  в результате  длительных и  напряженных усилий,  потребовавших
немало терпения и обстоятельности, Рольф овладел  азбукой. После чего
необыкновенная собака стала развиваться не по дням, а по часам: научилась из
букв  складывать  слова и понимать смысл этих слов.  Со  временем Рольф  уже
прекрасно разумел человеческую речь и умел читать. Отвечать он, к сожалению,
мог только по-собачьи, рыча, ворча, виляя хвостом и т. п. Чтобы довести дело
до  конца,  надо  было  научить  Рольфа  и  писать. Но как? Лапы  для  этого
неприспособлены, и в  когтях держать перо трудно, не говоря уж  о том, чтобы
выводить  им  буквы.  И   фрау  Мекель  придумала  некое  подобие  азбуки
Морзе. Рольфа усаживали, клали  перед ним картонку, и одной из  передних
лап стучал он по картонке столько раз, сколько ударов обозначало ту или иную
букву этого звуко-ударного  алфавита. Например: 1  удар -- буква f, 2
удара -- о, 3 удара -- г, 4 удара -- а, 5 -- 1, б -- п -- и так все 26  букв
немецкого  алфавита.   Теперь  с  собакой   можно   было  общаться  духовно.
Стилистически   язык   Рольфа,   конечно,   оказался   примитивен.    Диктуя
постукиванием слова, он совершенно пренебрегал грамматикой.
     В вестнике "Gesellschaft fur Psychologies" профессор Циглер опубликовал
сообщение об опыте переписки с Рольфом.
     Некий известный господин написал Рольфу о том,  что у  него  тоже  есть
собака, которую  зовут Пикк,  но она не умеет ни писать,  ни читать. Есть  у
него и такса, которая  сейчас  болеет.  Фрау Мекель протянула письмо Рольфу.
Тот внимательно просмотрел его и отстучал:
     Lib! big bei mdr gomm Irn dagi aug dogrd holn grus lol.
     В переводе на литературный немецкий:
     Lieb! Pick  bei Mutter kommen, lernen, Dackel auch. Doktor holen. Grufi
Lol (Фонетически и грамматически искаженный немецкий;  имитация щенячьего
ворчанья: все согласные переведены в  звонкие, большинство  гласных  убрано.
Перевод  перевода: "Дорогой!  Пикк  приходить  к  маме учиться,  такса тоже.
Позвать доктора. Привет Лол." -- Примеч. пер.).
     Чтобы понять письмо,  надо  знать, что Mutter --  уважительное имя фрау
Мекель,  Лол -- ласкательное  от Рольф, так обычно пес называет самого себя,
и, наконец,-- Lieb! (дорогой) -- привычное обращение Рольфа. Пикк и такса на
курсы чтения и письма, естественно, не пришли,  а Рольф между тем преуспевал
все  больше  и  вскоре  достиг духовного уровня ученика начальной школы,  от
которого  отличался,  однако,  тем, что  в  собачьем  смысле  возмужал,  жил
нормальной  половой  жизнью.  Появилась  у  него  подруга  по кличке Йела. О
радостном семейном событии, рождении щенков, писал он своему знакомому:
     Lib Jela  hat  gleine  viel  Lol.  Mudr immer hogd bei  gorb  und hilft
fidern. Lol hat zorn von nicht immer lib haben er. Hundel immer bailln. Jela
simpfen wenn Lol ged zu gorb. Kus von dei Lol (То  же, что предыдущее, но
более  упорядоченно:  "Дорогой у  Йелы маленьких много  Лол. Мама  всегда на
корточках  у корзины  и помогает кормить.  Лол много сердится  от не  всегда
любить  его.  Щенки всегда  пищат. Йела  ругаться, если  Лол  идти  корзину.
Поцелуй от твой Лол.-- Примеч. пер.).
     Ревность в каждом слове. Рольф ревнует, потому что  хозяйка  занимается
не им, а щенками. А Йела оберегает щенков от их собственного отца и рычит на
него,  когда  он подходит к  корзине. У  Йелы  были,  впрочем,  на то особые
причины; Рольф,  злоупотребляя  правами главы семейства,  в  очередном своем
письме   одного   из   своих  щенков   предложил   в  подарок   знакомому
господину. Убедительная просьба не смеяться: все эти эпистолярные чудеса
с не терпящей шуток серьезностью обсуждались на страницах научных  журналов.
О Рольфе писали и газеты. "Zurcher Zeitung" (Цюрихская газета) в пространной
статье рассказывает о способностях Рольфа; на статью затем откликнулась одна
цюрихская собака (конечно же, через своего хозяина), обратившись к Рольфу за
советом,  как  овладеть  и  ей  тоже  столь  замечательными  науками.  Рольф
отвечает,  что  надо  быть  прилежным,  внимательным  и,  если  чего-то   не
понимаешь, спрашивать. Письма Рольфа становились все длиннее и фантастичнее.
Было  письмо,  для диктовки  которого понадобилось ему 850 отстукиваний. То,
что  он  стучал определенное  число  раз  или  что  число ударов  можно было
сосчитать,  не  подлежит никакому  сомнению. Чудо заключалось  в том, что он
усвоил,  какому  числу  ударов  какая  буква  соответствует,  что   научился
составлять слова и выражать свои  мысли.  Сомневающиеся  не  спускали