Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
родублированы
или сфальсифицированы иными путями. Короче говоря, они хотят произвести
физическую инвентаризацию - и немедленно.
- Это выглядит как прекрасный шанс для всех желающих навести порядок в
собственном доме, - согласилась я.
- Не правда ли? - подхватил Тор, приподняв одну бровь, он разглядывал
меня в сгущавшейся темноте. - Ну, тогда ты, возможно, сможешь дать
объяснение тому, отчего все отдельно взятые компании - причем все без
исключения - откажутся это делать.
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы назвать причину. ВЭС не является
собственником банков и компаний и поэтому не имеет права принудить их
проводить инвентаризацию - пусть даже на своей аппаратуре. И ни одна из этих
компаний не захочет разбираться, какие из их собственных ценных бумаг не
стоят ни гроша! До той поры, пока они почитают их подлинными, они могут
использовать их для купли-продажи или иных операций. Если же будет
установлено, что это фальшивки - черт возьми, - да они же окажутся с пустыми
руками! Внезапно до меня дошла вся отвратительная подоплека механизма,
действовавшего в святая святых нашей финансовой индустрии, - все в точности
так, как сказал мне Тор. И это не оставило меня равнодушной.
А кроме того, я поняла еще одну вещь, и это меня ошеломило: я была
несправедлива к Тору, почитая его перешедшим грань от гения к сумасшедшему.
Как я могла быть такой самодовольной, почитавшей себя единственной на всем
свете личностью, наделенной некими моральными принципами, кои мне должно
проводить в жизнь? Он был абсолютно прав, когда советовал мне расширить
горизонты. Теперь я понимала, что надо делать.
Я подняла глаза и заметила, как напряженно он следил за мною, стоя в
густом тумане, превратившемся уже в настоящий снегопад. Он улыбался своей
кривой улыбкой, и, как обычно, я заподозрила, что он видит работу извилин
под моей черепной коробкой и все до одной реакции, приведшие к вычисленному
им заранее результату.
- Итак, ты все же принимаешь мое пари? - спросил он.
- Не так быстро, - сказала я. - Если это действительно пари, а не просто
двойная кража, не нужно ли обговорить ставки?
- Об этом я не подумал, - признал он, на мгновение растерявшись. - Но ты
права. Если мы решимся обречь себя на все эти испытания, надо поставить
условия.
Тор немного подумал, пока мы рука об руку брели по темной пустой улице в
поисках такси. Наконец остановился, повернулся ко мне, положил руки на плечи
и заглянул в глаза.
- Я придумал, - сказал он с обезоруживающей улыбкой, от которой я всегда
оттаивала. - Тот, кто проиграет, должен исполнить самое сокровенное желание
победителя.
- Желание? - переспросила я. - Звучит как в сказке. Кстати, не может
случиться так, что проигравший будет не в состоянии выполнить подобное
желание.
- Возможно, - согласился он, все еще улыбаясь. - Однако я уверяю, ты
будешь в состоянии выполнить мое желание.
СОТРУДНИЧЕСТВО В РАМКАХ ДОГОВОРА
Человеку, не защищенному дубленой шкурой, подверженному укорам совести, в
мире бизнеса делать нечего. Излишняя чувствительность будет выглядеть здесь
как шелковый передничек на деревенском кузнеце.
Не важно, каким путем вам удалось раздобыть деньги, важно то, что вы
намерены с ними делать.
Бук Уайт. Книга Дэниэла Дру
Конечно, на следующий день я не могла упустить возможности прогуляться
после ленча по Уолл-стрит. Позже Тор чуть ли не силком затащил меня на
роскошный обед, заказанный им в ресторане отеля "Плаза". Отведав
многочисленные разнообразные блюда и перейдя к кофе с коньяком, мы
приступили к уточнению условий нашего пари.
Тор не соглашался сказать мне, какое желание потребует выполнить, если
победа достанется ему. Поэтому я решила условиться о более материальных
вещах в качестве ставок. По сути говоря, мы то и дело возвращались к этому
предмету на протяжении всего обеда, так что задолго до того, как подали
коньяк, моя голова уже гудела, и все же я впервые за многие годы так
веселилась.
Тор не только обладал даром все объяснять с поразительной легкостью, но в
часы веселья и отдыха никто искуснее его не мог сочинить шутку, или
розыгрыш, или найти совершенно неожиданное объяснение самым разным вещам. Я
понимала, что и пари наше он выдумал не только от морального негодования, но
и от скуки. Да, он по-прежнему был готов бросить вызов всему на свете, даже
самой жизни.
- Пожалуй, будет слишком просто, - заметил он по поводу пари, - положить
в карман миллиард долларов и удалиться - на такое способен любой взломщик.
Чтобы сделать это действительно интересным, надо суметь скрыть истинную
сумму похищенных денег.
- Но как же тогда мы определим победителя? - поинтересовалась я.
- Мы договоримся об определенном отрезке времени - месяца три, например,
- для оптимальной проработки деталей. Затем мы возьмем "позаимствованные"
деньги... и вложим их! То есть, устроим дополнительное соревнование - как
лучше их приумножить. И значит, суть пари будет состоять не в том, кто из
нас лучший вор, а кто найдет деньгам наилучшее применение. Мы обговорим
приемлемые суммы. И первый, кто их получит, станет считаться выигравшим.
- Стало быть, просто украсть миллиард долларов для тебя недостаточно, -
прокомментировала я, не надеясь услышать ответ.
Но Тор увлеченно нажимал клавиши своей карманной машинки.
- Тридцать миллионов долларов! - провозгласил он, поднимая на меня глаза.
- Эту сумму ты сможешь получить на протяжении трех месяцев, - и, не
дожидаясь, что я отвечу на это, уткнулся в маленький календарик.
- Сегодня у нас двадцать восьмое ноября, - принялся подсчитывать он, -
почти что декабрь. Как я уже говорил, на кражу мне понадобится две недели,
потом три месяца, чтобы пустить деньги в оборот, ну еще пара недель на
всякие подготовительные моменты, и я буду готов... первого апреля!
- В апрельский День Дураков?! - рассмеялась я. - А как насчет меня? Мы с
Чарльзом сможем похитить только десять миллионов. Как я смогу вложить их в
оборот, чтобы получить тридцать?
- Я всегда относился к Чарльзу с должным почтением, - с улыбкой отвечал
он. - Но ведь я уже видел тон карточки. Как это часто случается, ты сама
задала ему неверный вопрос: сколько денег ты можешь украсть с личных
обменных счетов - но ведь это капля в море! А как насчет денег, обращающихся
за пределами Соединенных Штатов?
Боже милостивый, а ведь он прав! Эта сумма во много раз больше, а я не
включила международные обменные фонды в свой "эксперимент". Хотя я и не
контролирую такие системы, как "Чипс" и "Свифт" - то есть грандиозную сеть
правительственных электронных обменов, - и постоянно сталкивалась с ними,
ведь через наш банк проходили и относившиеся к ним деньги.
- Кажется, начинаю испытывать к тебе чувство благодарности, - улыбнулась
я, пригубив свой коньяк. - И будет просто здорово, если мы сумеем
договориться. Я знаю, чего бы я хотела, думала об этом весь нынешний день.
Хочу стать главой службы безопасности в ФЭД: так или иначе, мне уже
предлагали это место, но в последний момент не приняли на работу из-за
происков босса. Я не сомневаюсь, что ты при твоих связях сумеешь обеспечить
мне снова это место. Но мне бы не хотелось выступать перед тобою в роли
просительницы, пусть это будет моя ставка в игре.
- Хорошо, - согласился он недовольно. - Но, милая моя, я ведь еще
двенадцать лет назад говорил о том, что ты не создана для банковских
учреждений. Люди, работающие там, не в состоянии отличить черное от белого:
для них вся картина мира сводится к тому, что заем - это актив, а депозит -
это пассив. Ты должна принадлежать только мне: я потратил слишком много
времени на твое обучение, чтобы теперь наблюдать, как ты ворочаешь горы
бумаг для своих боссов, этих невежд, неспособных оценить, какое сокровище
попало к ним в руки.
- Мой дедушка тоже был банкиром, - запальчиво возразила я.
- Нет, он не был банкиром, банкиры сняли с него последнюю рубашку.
Поверь, я прекрасно знаю всю эту историю. Чего же ему не хватало - ты хоть
раз задавала себе подобный вопрос? Уж во всяком случае, ты вряд ли скажешь,
что он был глуп или необразован.
Он махнул официанту, чтобы тот принес счет, и продолжил, все больше
раздражаясь.
- Хорошо - ты получишь то, что хочешь. Но если выиграю я, а, надеюсь, так
оно и будет, то уж я точно знаю, чего хочу. Ты станешь работать на меня.
- В качестве Галатеи, твоего прекрасного творения? - рассмеялась я, хотя
на самом деле не находила в этом ничего забавного. Десять лет назад я сумела
избежать такой участи. Но даже если мне суждено проиграть, я не намерена
превращаться в послушную глину в руках Тора до скончания века.
- И на какой срок ты рассчитываешь? - спросила я. - Не будет же это
продолжаться всю жизнь. Он на мгновение задумался.
- На один год и один день, - загадочно произнес он, глядя в сторону.
- "Сова и Киска"! - воскликнула я. - Как же, помню этот стишок: "Взяла
меда немножко и денег в дорожку..."
- "Завернутых в пятифунтовый банкнот", - продолжил Тор, приятно
удивленный.
- "И уплыли в поход на один день и год, под сиянием лунным - вперед и
вперед", - закончила я.
- Вот видишь, каким бы солидным банкиром ты ни пыталась представить себя
перед всем светом - все-таки еще помнишь выученные когда-то в детстве
побасенки, моя милая Киска, - улыбнулся он. - Кто знает, - может, ты еще
будешь рада тому, что проиграла наше пари.
- И не надейся, - отрезала я.
***
Но одно обстоятельство в нашем споре внушало Тору беспокойство. Для того,
чтобы выполнить свою часть пари, ему необходим был помощник. Хотя он знал
абсолютно все о компьютерах и очень много обо всем остальном, все-таки
существовала область, в которой он был практически полным профаном.
- Мне нужен фотограф, - признался он, - причем очень хороший.
А я как раз была знакома с одним из лучших фотографов Нью-Йорка и
согласилась познакомить его с Тором на следующее утро.
- Расскажи мне об этом твоем приятеле, - попросил он, усевшись в такси
утром воскресного дня. - Он заслуживает доверия? Можем ли мы рассказать ему
правду о своих планах?
- Во-первых, это не он, а она, и зовут ее Джорджиан Дамлих, - отвечала я.
- Она - моя лучшая подруга, хотя мы не виделись уже несколько лет. Я голову
даю на отсечение - она заслуживает любого доверия, а вот ты не должен верить
ни одному сказанному ею слову.
- Все ясно, - сказал Top. - Мы едем на встречу с законченной
шизофреничкой. Она знает, по какому поводу мы собираемся с ней встречаться?
- Не уверена, что она вообще предполагает о нашем появлении.
- Не будешь же ты уверять меня, что разговаривала с ее матерью? -
удивился Тор.
- Лелией? Ну да, конечно, но это не играет никакой роли.
Тор замолк до конца поездки.
Действительно, мы с Джорджиан были лучшими подругами. Обычно она жила в
апартаментах своей матери, в самом начале Парк-авеню. Но редко засиживалась
подолгу на одном месте: она была удивительно непоседливая и независимая
натура.
Вряд ли Джорджиан была столь уж независима в финансовом отношении - или,
пожалуй, лучше было бы сказать, что никто в точности не знал, сколько у нее
денег. Будучи фотографом, она постоянно разъезжала по свету и всегда при
этом останавливалась в дворцах и виллах, которые были не всякому по карману.
А с другой стороны, она постоянно носила потертые джинсы и футболки, а на
пальцы нанизывала столько золотых колец, словно это были медные побрякушки.
Большинство знакомых относилось к Джорджиан как к помешанной на сексе,
экстравагантной особе. Я же видела в ней серьезную, склонную к уединению
натуру. Вы спросите, как же могла одна личность производить столь
противоположное впечатление? Да просто она была неповторимым, единственным в
мире созданием. Она и фотографом стала, чтобы иметь возможность сотворить
для себя свою собственную вселенную - и жить в этой вселенной.
Я старалась видеться с нею пореже, потому что при встречах она постоянно
агитировала меня сделать то же самое.
Как только я согласилась познакомить Джорджиан с Тором, меня стали
одолевать сомнения, потому что у них было много общего: они относились ко
мне как к своей собственности и были уверены, что способны исправить во мне
то, что, по их мнению, было у меня не в порядке. Только предполагаемые ими
пути исправления казались диаметрально противоположными: Тор хотел окунуть
меня в реальность, тогда как Джорджиан мечтала вообще исключить слова
"реальный мир" из моего словаря. Я боялась, что они возненавидят друг друга
после знакомства.
Просторный холл особняка, в котором обитали Лелия и Джорджиан, напоминал
какую-то выставку автомобилей из-за стоявших там нескольких "кадиллаков".
Грандиозные люстры, словно навек замороженные ветки древних папоротников,
свисали с высоченных потолков. В углах стояли обитые темно-красным плюшем
диваны, причем возле каждого из них красовалась медная плевательница. Кроме
того, в интерьер холла входили многочисленные колонны, их здесь было не
меньше, чем когда-то в Помпее, а также золоченые барельефы, украшавшие все
стены. В массивных черных траурных урнах стояли разноцветные искусственные
цветы, а над дверями лифта свисали густые плети пластиковой кориникопии,
унизанные плодами, которые так и норовили стукнуть вас по лбу.
- Ну и вкус! - пробурчал Тор, шагая вместе со мною по скользкому полу.
- Подожди, ты еще не видел убранства апартаментов Лелии, - возразила я. -
Она воспитана на французском декадансе.
- Но ты же сказала, что она русская, - удивился Тор, пробираясь к лифту.
- Родилась в России, воспитывалась во Франции, - пояснила я. - Поэтому не
может хорошо говорить на своем родном языке да и на всех остальных. Этакая
лингвистическая куча мала.
- Боже, никак сама мисс Бэнкс! - воскликнул лифтер, которого звали
Фрэнсис. - Сколько лет, сколько зим! Баронесса будет в восторге - она ведь
знала, что вы в городе?
Таким образом Фрэнсис спрашивал нас, надо ли ему сообщать о нашем
прибытии. Я заверила его, что беспокоиться не стоит.
На двадцать седьмом этаже Фрэнсис открыл своим ключом двери лифта, и мы
перешагнули порог огромного мраморного фойе, где нас с несколько меньшей
учтивостью встретила горничная, которая проводила в просторный коридор,
также отделанный мрамором и по стенам которого были развешаны зеркала, как в
Версальском дворце.
Горничная удалилась, чтобы разыскать еще одну служанку, а Тор обратился
ко мне с вопросом:
- Баронесса, это кто?
- Это Лелия. Я думаю, что титул - лишь дань ее любви ко всему необычному.
Ну, к примеру, когда кто-то из русских говорит, что он Романов, ведь никому
не придет в голову докапываться до правды?
Нам пришлось немного подождать, пока до наших ушей не долетел некий шум,
раздавшийся издалека: мы различили женские вскрики, сопровождавшиеся
хлопаньем дверей. Наконец дверь хлопнула в соседней комнате - зазвенели
хрустальные подвески на канделябре.
Одна из зеркальных раздвижных дверей открылась, и к нам ворвалась Лелия
собственной персоной, облаченная в атласное кимоно со шлейфом, украшенное
перьями марабу, которые колыхались при каждом ее движении. Близился полдень,
но ее медового оттенка волосы были так всклокочены, будто она сию минуту
выскочила из кровати.
Вцепившись в меня, она прижалась щекой к моей щеке, как это принято у
французов, после чего перешла к крепким медвежьим объятьям, как это принято
у русских, так что перья марабу защекотали у меня в носу.
- Таракая! Счастье, счастье, счастье! Очень плохо тебе надо сделать
подождать, но Джорджиан сегодня тре муве.
Мало того, что речь Лелии, составленную из слов на разных языках, было
трудно понять, так она еще имела привычку на полуслове забывать, о чем
собственно толковала, или отвечать на вопрос, который вы задали полчаса
назад. Имя своей дочери Джорджиан в ее устах звучало как "Зорзион", вызывая
у многих ассоциацию с известным итальянским десертным блюдом.
- Я привела моего друга доктора Тора, чтобы познакомить с нею, - сказала
я, представляя ей Тора.
- Се кель э шарман! - вскричала Лелия, прожигая Тора блестящими глазами.
Она протянула ему руку для поцелуя.
- Этот чудесный мужчина ты приводишь, как златая статуя кажется он. Ви
ние очин ныравитис - ах, и его костюм, тре шик - чудесный итальянский
покрой! - И она кончиками пальцев пробежалась по его спортивному костюму,
словно перед нею было произведение искусства. - Всегда я в отчаянии за тебя,
моя таракая, ты работаешь так много - нет времени для молодых людей, - а вот
теперь ты привела такого красивого...
- Кончай, Лелия, - прервала я ее тираду. Сосредоточившись на возможных
трудностях, связанных с привлечением Джорджиан к работе Тора, я как-то
позабыла, что Лелия может быть достаточно невыносимой, когда пускается в
рассуждения о моей личной жизни, - Доктор Тор - мой коллега, - поторопилась
я добавить, пока она вела нас по коридору.
- Кель домаж, - помрачнев, прокомментировала мою реплику Лелия, посмотрев
на Тора так, словно это была форель, сорвавшаяся у нее с крючка.
- У нас есть дело, которое необходимо обсудить с Джорджиан, - пояснила я,
мельком заглядывая в полуотворенные зеркальные двери некоторых комнат. - Ее
что-то задерживает?
- Ох! - фыркнула Лелия. - Невозможно! Она одевается, будто собралась
работать на тракторе! Кель инфант террибль. Вы присядьте: я пойду приготовлю
что-нибудь вкусное поесть. Зорзион скоро придет.
Лелия усадила нас за занавешанными жалюзи дверями Голубой комнаты - ее
любимого цвета, - это означало ее полное одобрение представленного только
что Тора. Лелия вообще все классифицировала по цветам. Она чмокнула меня,
потрепала по щеке и, бросив очередной одобрительный взгляд на Тора,
удалилась.
Через несколько минут появилась горничная с маленьким подносом, на
котором стояли хрустальный графин с водкой и две стопки. Тор разлил водку,
но я отказалась. Он же опрокинул свою стопку.
- Столичная, - определил он.
- Ты плохой эксперт, - заметила я. - Эту водку Лелия делает сама и
получает два миллиона дохода.
Если будешь продолжать в том же духе, быстро свалишься под стол.
- Именно так полагается пить водку, - возразил Тор. - А вот отказываться
от выпивки в русском доме - высшая степень невоспитанности.
Когда горничная вернулась и сообщила, что "мадемуазель" готова нас
видеть. Тор поспешно опустошил и мою рюмку, не смущаясь, что служанка это
видит. И мы втроем проследовали в Павлинью комнату. Эта комната служила для
музицирования: ее стены были обшиты полированными деревянными панелями. Вся
остальная обстановка претерпела кое-какие перемены с тех времен, когда я
была здесь в последний раз.
Старое пианино марки "Бесендофер" задвинули в дальний угол наискосок от
входа. Кресла, стоявшие вокруг инструмента, были покрыты холщовыми чехлами,
а пушистые абиссинские ковры персикового, лилового и серого цветов, как мне
помнится, обычно покрывавшие паркет, сейчас были скатаны в рулоны и
выстроились вдоль стены.
В данный момент пол был застелен темно-зеленым брезентом, на котором
располагалось хитроумное сооружение, должное, видимо, имитировать деревья из
сердца джунглей. В углах воображаемого равностороннего треугольника торчали
три манекенщицы, задрап