Кэтрин НЕВИЛЛ
    АВАНТЮРИСТЫ



    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Стремясь доказать право занимать значительный пост в  банковских  сферах,
Верити Бэнкс решается на кражу века.  В  этом  ей  готов  помочь  ее  бывший
учитель, заключив с ней пари, ставкой в котором становится Верити.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   Дайте мне время, и я оседлаю фортуну.
   Джей Гульд

   Я стану богачом.
   Джей Кук

   Я обязан быть богатым,
   ОБЯЗАН БЫТЬ БОГАТЫМ!
   Джон Д. Рокфеллер

   Ха, да я богач! Я - богач!
   Эндрю Карнеги

Франкфурт, Германия, июнь 1815 г.

   В тесном офисе, окна которого выходили на  Юденгассе,  сидел  в  ожидании
рассвета бледный молодой человек. Судя по всему, он всю ночь не смыкал глаз:
стол перед ним был заставлен чашечками с подсохшей гущей от турецкого кофе.
   Молодой человек сидел в полупустой комнате, где было всего лишь несколько
стульев да исцарапанный стол. Напротив окна находился небольшой камин, огонь
в котором давно погас, и на решетке лежал слой легкого серого пепла. Человек
был довольно прижимист и разжечь его снова  не  собирался.  Из  распахнутого
настежь пыльного окна открывался вид на улицу. Возле этого окна находился то
ли стеллаж, то ли этажерка, разделенная на необычно большие ниши, каждая  из
которых имела плетеную откидную дверцу. Сейчас все дверки были  гостеприимно
распахнуты.
   Из скудной обстановки  комнаты  глаз  привлекали  лишь  роскошное  кресло
сафьяновой кожи, в котором сидел молодой человек, и золотые карманные  часы:
они  лежали,  открытые,  перед  ним  на  столе.  Только  эти  два   предмета
прекрасного качества да еще дом на Юденгассе достались молодому человеку  от
отца.
   Нетрудно догадаться, что Юденгассе - улица, где разрешали селиться евреям
и где они могли в меру своих сил и способностей заботиться о хлебе насущном.
И для большинства из них основным источником дохода стали меновые операции и
ростовщичество. В этот предрассветный час улица была  тиха  и  пустынна.  Но
скоро ростовщики вынесут на мостовую свои столики, и по ярким полотнищам над
их жилищами можно будет безошибочно узнать их занятия. А  через  пару  часов
всю улицу заполнит пестрая, шумная толпа продавцов и покупателей.
   Молодой человек сидел неподвижно, лишь когда взошло солнце, он наклонился
к оплывшей сальной свече, чтобы прикурить сигарету с  турецким  табаком.  На
край подоконника сел маленький серый голубь, недоверчиво кося то  одним,  то
другим глазом, словно пытаясь  разглядеть  внутренности  сумрачной  комнаты.
Юноша по-прежнему сидел неподвижно,  только  в  его  глазах  вдруг  вспыхнул
холодный грозный огонек, от  которого  взгляд  его  стал  попросту  страшен:
обычно, встретив такой взгляд, человек старается опустить свои глаза.
   На какое-то мгновение поколебавшись, голубь впорхнул в одну из устроенных
возле окна ниш. Плетеная дверка за ним тут же захлопнулась.
   Молодой человек докурил  свою  сигарету  и  допил  кофе.  Он  внимательно
взглянул на золотые часы и закрыл их  крышку.  Часы  показывали  пять  часов
семнадцать минут. Он прошел по комнате к нише и приоткрыл  плетеную  дверцу.
Осторожно просунув в нее руку, тихонько погладил голубя и затем  извлек  его
наружу.
   К лапке птицы был привязан клочок вощеной бумажки, и  человек,  аккуратно
сняв ее, развернул. На ней было напечатано одно-единственное слово "Гент".
   Гент находился в пяти днях верховой езды. И все же, несмотря ни  на  что,
через пять суток после получения им послания, молодой человек, проскакав  по
местности, наводненной остатками раздробленных армий,  пытавшихся  охотиться
друг на друга в Арденнских  чащобах,  и  падая  от  усталости,  соскочил  со
взмыленного коня на лужайке перед домом.
   В здании было темно, и, не желая  лишнего  шума,  он  отпер  дверь  своим
ключом. На звук открывшейся двери вышла старушка в ночном чепце со свечой  в
руке. Молодой человек обратился к ней по-немецки:
   - Пусть Фриц позаботится о лошади, а потом я жду его у себя в кабинете.
   Тусклый свет, проникавший в  большие  чистые  окна,  отражался  в  гранях
хрустальных графинов, расставленных на полках  буфета  из  красного  дерева.
Воздух в комнате был напоен ароматом  свежесрезанных  мальв  и  гладиолусов,
которые красовались  в  глубоких  вазах,  стоявших  на  низеньких  мраморных
столиках. Массивные часы в великолепном резном футляре стояли возле  дверей.
Эта комната,  в  отличие  от  той,  где  пребывал  наш  молодой  человек  во
Франкфурте, содержалась в отменном порядке.
   Войдя в кабинет, он сразу же прошел к окну, из которого  прекрасно  видел
дом напротив. Эти два  здания  разделял  небольшой  палисадник,  и  из  окон
кабинета можно было наблюдать за всем, что творилось в передней и в гостиной
у соседей. Именно по этой причине три месяца назад он купил этот дом со всей
обстановкой.
   Отойдя от окна, достал из буфета коньяк и налил себе  немного.  Устав  от
дороги, он не мог отправиться сразу же спать. Через полчаса  двери  кабинета
отворились, и вошел рослый мужчина в грубом одеянии.
   - Сэр, - обратился он к хозяину с немецким акцентом и  замер  в  ожидании
ответа.
   - Фриц, я валюсь с ног  от  усталости,  -  еле  слышно  произнес  молодой
человек. - Разбуди меня, как только прибудет гонец.
   - Не беспокойтесь, сэр, я останусь здесь и покараулю.  Если  замечу  хоть
малейшее движение, сразу же разбужу вас.
   - Смотри внимательно, не дай  промашку,  -  предупредил  хозяин.  -  Дело
чрезвычайной важности.
   Фриц провел возле окна всю ночь. Наступило  утро,  поднялся  его  хозяин,
умылся, оделся и сменил Фрица на посту в кабинете.
   Ожидание длилось три дня. Проливные дожди размыли дороги, на  много  миль
окрест сделав их практически непроезжими. Но на исходе третьего  дня,  когда
молодой человек собирался обедать, в столовую вошел Фриц.
   - Прошу прощения, сударь, но со стороны восточного тракта, что  ведет  на
Брюссель, движется всадник.
   Хозяин кивнул, бросил на стол  салфетку  и  взмахом  руки  отпустил  двух
прислуживавших ему лакеев. Загасив свечу, он подошел к окну и встал за одной
из тяжелых занавесей.
   В доме напротив началось движение. По комнатам засновали  лакеи,  зажигая
бесчисленные светильники. И вскоре внутренность дома  осветилась,  и  теперь
можно было отчетливо  разглядеть  его  роскошное  убранство:  и  хрустальные
люстры под высокими потолками,  и  сиявшие  в  их  блеске  стены,  увешанные
гобеленами, потолки, украшенные лепниной, в золоченых рамах зеркала,  а  под
ними - инкрустированные золотыми орнаментами мраморные столики.
   Бледный молодой человек весь напрягся, когда заметил одинокого  всадника,
появившегося из  густого  тумана  и  по  восточному  тракту  подъехавшего  к
крыльцу. Стоило ему  спешиться,  как  двери  тут  же  распахнулись,  готовые
впустить гостя,  несмотря  на  его  промокшее  платье  и  заляпанные  грязью
башмаки. Конец неловко потоптался в передней, опустив голову и вертя в руках
мокрую шляпу.
   Наконец в гостиной появился высокий плотный мужчина в сопровождении целой
свиты, которая застыла в нерешительности, увидев мокрого и  грязного  гонца.
Высокий грузный мужчина тоже замер в ожидании, а гонец поклонился.
   Следивший за ними молодой человек затаил дыхание. Он  видел,  как  гонец,
сделав несколько шагов, преклонил колено, словно отдавая почести царственной
особе. Высокий мужчина стоял посреди комнаты, склонив голову, в то время как
все  присутствующие  леди  и  джентльмены  один  за  другим  также   приняли
коленопреклоненную позу.
   Бледный молодой человек закрыл глаза. Потом резко отвернулся и выбежал из
кабинета.
   В фойе, сидя в кресле, его ожидал Фриц. При появлении хозяина он  тут  же
вскочил.
   - Лошадь, -  негромко  приказал  хозяин,  направляясь  вверх  по  широкой
лестнице в свои апартаменты, чтобы собраться в путь.
   Он, больше не вернется в Гент, его миссия здесь закончена.
   Трудно определить, сколько дней и ночей занял его путь по залитой дождями
земле, которая превратилась в сплошное болото. Тучи нависали так низко,  что
невозможно было найти границу между хлябями небесными и хлябями земными.  То
и дело его лошадь проваливалась в наполненные  жидкой  грязью  ямы.  И  хотя
каждая клеточка измученного тела  молила  об  отдыхе,  он  упрямо  Продолжал
двигаться вперед, он не имел права на передышку. Юноша рвался  в  Остенд,  к
морю.
   И только, кажется, на  исходе  второго  дня,  с  трудом  разлепив  мокрые
ресницы, он различил сквозь  пелену  тумана  мигающие  огни  домов  Остенда.
Подъехав ближе, смог рассмотреть огромные лодки, пришвартованные к  молу,  а
неистовые волны бились о набережную. На улицах не было ни одной живой  души,
да и сами дома как бы притихли и сгорбились под ударами урагана.
   Он долго ехал вдоль набережной, пока не увидел таверну, хозяин которой не
побоялся выбежать под дождь, чтобы, принять  поводья  и  отвести  измотанную
дорогой лошадь под  крышу.  Всадник  же  проследовал  в  таверну.  Мокрый  и
продрогший, он тут же потребовал бренди и устроился поближе к огню.
   Сидевшие за соседним столом рыбаки, изрядно нагрузившиеся виски,  на  чем
свет стоит проклинали непогоду, ведь они не могли выйти в  море,  а  значит,
теряли и работу, и деньги. Сизое облако сладковатого дыма от  их  трубочного
табака висело под потолком.  Несколько  человек,  прекратив  разговор,  тупо
уставились  на  незнакомца,   чье   появление   нарушило   их   многочасовое
затворничество в таверне.
   - Откуда же вы  добирались  по  такой  проклятущей  погоде,  приятель?  -
поинтересовался один из рыбаков.
   - Я приехал из Гента и направляюсь в Лондон,  -  отвечал  незнакомец.  Он
намеренно назвал цель своего  путешествия  по-французски  -  "Лондрез",  ибо
успел  заметить,  что  хотя  компания  и  беседовала  на   фламандском,   но
большинство из моряков были французами, и решил сыграть на этом.  В  глубине
души  каждого  француза  найдется  хоть  немного  романтики,  замешанной   в
немыслимый коктейль с любовью к наживе, в то время как фламандцам  свойствен
был, как правило, только хладнокровный практицизм.
   Он поднял три пальца в сторону бармена, давая понять, что  ему  требуется
еще одна, увеличенная порция бренди.
   - А мы уже целую неделю сидим здесь без дела, - посетовал второй рыбак. -
Похоже, небеса прокляли нас вместе с нашими судами.  Вчера  волнами  разбило
два мола и унесло в море, как будто их никогда и не было.  Все,  кто  успел,
постарались вытащить свои лодки из воды,  подальше  от  полосы  прибоя.  Вам
придется долго ждать, пока можно будет выйти в море, не  рискуя  отправиться
на корм рыбам.
   - Мне нужно отправиться в Лондон -  опасно  это  или  нет  -  не  позднее
нынешнего вечера, - отвечал незнакомец. - Кто  из  вас  отважится  перевезти
меня через пролив?
   В ответ рыбаки дружно захохотали. Ну что за веселая шутка: вот  уж  никак
не думали, что на свете есть такие дурни, как этот молодой балбес.
   Возле очага сидел самый старый моряк, его морщинистое,  обветренное  лицо
напоминало грецкий орех. Вся компания явно выказывала  ему  знаки  почтения.
Наш молодой человек предположил, что этот старик - капитан,  а  может,  даже
владелец собственного судна.
   - Во всем Остенде ты не  найдешь  моряка,  который  бы  согласился  нынче
вечером повезти тебе через пролив, дружок, - весело ответил старик.  -  Море
для моряка все  равно  что  любовница,  а  сегодня  оно  взбесилось,  словно
обманутая кокетка. Ты не найдешь в Остенде  ни  одного  мужика,  который  бы
полез под юбку своей милой, когда она не в духе.
   Все дружно загоготали, и по кругу пустили чашу с пуншем.  Каждый  отпивал
из нее по доброму глотку, словно пытался смыть  мысль  о  том,  что  ожидает
глупца, который сунется в такую  непогоду  плыть  через  пролив.  Но  старый
капитан, не  обращая  внимания  на  их  гогот,  ястребиным  оком  следил  за
незнакомцем, понимая, что тот вряд ли успокоится.
   -  Какое  же  это  важное  дело,  коли  тебе  так  нужно  в   Лондон?   -
поинтересовался моряк.
   - Да, дело крайней важности, - отвечал  молодой  человек,  чувствуя,  что
аудитория насторожилась. - Я должен переправиться сегодня  через  пролив.  И
надеюсь, что найду отважного человека, который возьмется меня перевезти.
   Он обвел взглядом всех находившихся в комнате  и  остановился  на  старом
капитане.
   - Но это так опасно...
   - Мне нужно переправиться сегодня.
   - Но это значит, что вы сегодня же погибнете - судно не сможет  выйти  из
гавани в такой шторм.
   - Я должен переправиться сегодня, - упрямо повторил он  тихим  и  усталым
голосом.  Беседа  за  столом  внезапно  прервалась,  моряки  посерьезнели  и
уставились в немом изумлении на заявившегося к ним отважного безумца.  Никто
из них ни разу  в  жизни  не  встречал  такого  человека,  который  спокойно
рассуждал бы о собственной неминуемой гибели.
   - Но послушайте, - решил наконец  высказаться  старый  моряк.  -  Неужели
существует такое  дело,  которое  дороже  самой  жизни?  Ведь  стоит  только
сунуться в море, и вас утопит первый же шквал, можете не сомневаться.
   Незнакомец молчал, огонь камина осветил его  волосы  и  бледное  лицо,  а
помертвевший от усталости взгляд, такой непохожий на  живой  и  зоркий  взор
старика, напоминал холодный безжизненный простор зимнего моря.
   - Ух ты, да у него взгляд как у самого  дьявола,  -  прошептал  старик  и
суеверно сплюнул три раза на пол.
   На таверну обрушился новый вал воды,  принесенный  очередным  шквалом.  В
камине затрещали от жара сырые дрова, а рыбаки вскочили от  неожиданности  и
стали испуганно озираться, словно в таверне появилось привидение.
   Молчание нарушил незнакомец. Несмотря на то, что он говорил  очень  тихо,
сидевшие в комнате поняли все до единого слова.
   - Я готов заплатить пять тысяч  французских  ливров  золотом  -  и  прямо
сейчас - тому, кто перевезет меня сегодня через пролив.
   Все были потрясены. На такие деньги можно было купить два  судна,  причем
самых лучших.
   Моряки, как по команде, затянулись трубками и уставились в  свои  высокие
кружки. Незнакомец не сомневался, что  сейчас  все  они  вспомнили  о  своих
семьях и подумали о том, как богато заживут их  жены  и  детишки  с  этакими
деньжищами,  ведь  никто  из  них  не  видел  столь  огромной   суммы.   Они
подсчитывали за и против - стоит ли ради таких денег полагаться на удачу  и,
рискуя жизнью, выйти в море.
   - А я говорю, - чуть громче прежнего раздался голос старика, - что только
самоубийце придет в голову сунуться в пролив нынче ночью. Одному дьяволу под
силу заманить в такую ловушку христианскую душу - и ни  один  христианин  не
пожелает продавать своей души дьяволу за пять тысяч ливров!
   Бледный молодой человек оставил свой бокал с бренди на каминной  полке  и
подошел к дубовому  столу  в  центре  комнаты,  где  его  могли  видеть  все
присутствовавшие.
   - А как насчет десяти тысяч?  -  тихо  спросил  он.  И  швырнул  на  стол
открытый кошель. Моряки, не в  силах  произнести  ни  слова,  уставились  на
тусклые золотые монеты, рассыпавшиеся по столу и со звоном упавшие на пол.

***

   Над Лондоном стоял легкий туман.
   Когда распахнулись двери фондовой биржи и ее члены начали занимать  перед
началом торгов свои обычные места, наш бледный молодой  человек  с  голубыми
глазами был уже среди них. Он снял свой плотный плащ и оставил его у  портье
вместе с тростью с золотым  набалдашником.  Пожав  руки  немногим  знакомым,
уселся на свое место.
   Торги  шли  вяло,  так  как  английские   ценные   бумаги   из-за   войны
катастрофически  обесценивались,  и  их  предлагали  по  цене  гораздо  ниже
номинала. Вести с полей сражений приходили исключительно  плохие.  Говорили,
что сам Блюхер был выбит из седла, а его армия разбита французами под Лигни.
И  что  Артур  Веллеслей,  герцог  Веллингтонский,  попал  в  ловушку  из-за
нескончаемых ливней возле Куатре-Брас, где застрял в грязи со своей  тяжелой
артиллерией.
   Судя  по  всему,  дела  союзников  шли  плохо,  и,  если  англичане   под
командованием Веллеслея  будут  разбиты  так  же  быстро,  как  и  пруссаки,
Наполеон вновь овладеет всей Европой, всего через три  месяца  после  своего
бегства с острова Эльба.  И  тогда  облигации  английского  государственного
займа, выпущенные для финансирования военных расходов, будут стоить  меньше,
чем та бумага, на которой они напечатаны.
   Но один из присутствовавших здесь располагал более свежими новостями, чем
все остальные. Бледный молодой человек невозмутимо стоял на своем  и  скупал
все английские ценные бумаги. Если его решение окажется неверным,  то  он  и
его семья станут нищими.  Но  его  решение  основывалось  на  информации,  а
информация - это власть.
   Ведь он своими глазами видел тогда, в Генте, как прибывший с  поля  битвы
при Ватерлоо гонец  склонился  перед  высоким  грузным  мужчиной  как  перед
регентом.  Этот  простой  жест  ясно  говорил  о  том,  что  войну  выиграли
англичане, а не  французы,  как  полагали  все  присутствовавшие.  Ибо  того
высокого мужчину из Гента звали Луи Станислав  Ксавье,  граф  Прованский.  А
всей Европе он был известен под  именем  Людовика  Восемнадцатого  -  короля
Франции, низложенного Наполеоном Бонапартом ста днями раньше.
   Но эта информация имела силу лишь  в  том  случае,  если  ею  можно  было
воспользоваться быстро и эффективно. Презрев опасности неоконченной войны  и
бушевавшей  в  проливе  стихии,  наш  молодой  человек  добрался  сюда,   на
лондонскую фондовую биржу, всего за несколько часов до  того,  как  весть  о
разгроме французов при Ватерлоо пересекла Ла-Манш.  Но  по  мере  того,  как
торги продолжались, он скупал все больше и больше английских заемных бумаг -
и не мог не привлечь к себе внимания.
   - Хотел бы я знать, что это нынче стряслось с нашим евреем? - шепнул один
из членов биржи другому. - Или он знает, что  Блюхер  разбит  под  Лигни?  А
может, верить, что войну можно выиграть с оставшейся половиной армии?
   - Вы бы лучше старались следовать его примеру, как это делаю я, - холодно
ответил ему сосед. - Насколько я его знаю, он еще ни разу не ошибся.
   Когда наконец разнеслась весть о  победе  при  Ватерлоо,  оказалось,  что
молодой человек скупил практически весь рынок ценных бумаг - и менее чем  за
десять процентов их истинной стоимости.
   Джентльмен, интересовавшийся поведением молодого коллеги, встретил его на
следующее утро у входа на биржу и воскликнул:
   - А вы молодец, Ротшильд, - и дружески похлопал его  по  плечу,  -  очень
ловко обошлись вчера с  государственным  займом.  Вам,  по  слухам,  удалось
получить чистой прибыли почти на миллион  фунтов  стерлингов  -  и  все  это
меньше чем за день!
   - Да неужели? - воскликнул кто-то.
   - Недаром говорят, что у евреев талант  вынюхивать  деньги  -  и  оттого,
наверное,  такие  большие  носы!  -  добродушно  заметил   джентльмен,   чей
собственный мясистый нос затмевал своими размерами носы всех окружающих. - А
может, вы все признаетесь честно, что  это  было  на  самом  деле?  Хваленая
еврейская интуиция?  Или  вы  раньше  всех  в  Лондоне  узнали  о  том,  что
Веллингтон выиграл битву?
   - Да, узнал, - с невозмутимой улыбкой отвечал Ротшильд.
   - Ну что за дьявольщина... вам что, птичка об этом прочирикала?
   - Вы совершенно правы, - подтвердил Ротшильд.

НОЧЬ В ОПЕРЕ

   Золото Рейна! Сокровище из сокровищ! О, что за великая магия скрыта средь
волн речных! Только в пучине, на дне, сохраниться сокровище может! Подлость,
коварство кругом воцарилися в мире!
   "Плач рейнских дев". Рихард Вагнер, "Золото Рейна", действие первое.

Сан-Франциско

   Мы как-то не обращаем внимание на тот  факт,  что  во  славу  денег  было
создано намного больше музыкальных произведений, чем во славу любви, причем,
как  правило,  первые  имеют  чаще  счастливую  концовку   и   увлекательное
соде