елка, что им можно было обшить турецкий диван. Мой туалет на первый  взгляд
выглядел как заурядная туника, но я не сомневалась, что над ним  потрудились
лучшие модельеры Милана. Пожалуй, им можно было бы  так  не  стараться  ради
одного несчастного платья.
   Выйдя из лифта, я заметила, как сотрудники банка сновали  по  коридору  в
привычных джинсах и кроссовках, а  их  майки  украшали  такие  надписи,  как
"Приятного путешествия" или "Пейте пепси-колу".
   Интерьер  нашего  тринадцатого  этажа  являлся,  на  мой  взгляд,  чем-то
выдающимся.  Этакое  дьявольское  порождение   коллектива   дизайнеров,   по
всеобщему мнению, призванное "создавать  деловую  атмосферу"  и  к  тому  же
"стимулировать". Представьте себе холодные голубые  стены...  а  на  полу  -
пронзительно-оранжевый ковер.  Насколько  я  могу  судить,  такое  сочетание
цветов могло простимулировать разве что шизофрению, но,  с  другой  стороны,
вся наша программистская братия слегка с приветом.
   Итак, я благополучно дошла до своего кабинета и закрыла за  собой  дверь,
пока мой секретарь Павел готовил мне кофе. Павел, высокий, красивый  молодой
человек с манерами главы дипломатической миссии,  имел  внешние  данные  для
того, чтобы стать звездой экрана. Да он и в  самом  деле  занимался  ночами,
желая стать актером. Служба в Бэнкс, как  он  говорил,  давала  ему  богатую
возможность  изучить  человеческую  натуру  в  ее  самых  низменных,  сугубо
эмоциональных проявлениях.
   Все, кому со мной  приходилось  сталкиваться  по  службе,  были  в  курсе
"правила двух чашек": пока я не выпью две чашки кофе или не наступит  десять
часов утра - со мною невозможно общаться.
   Павел тихонько вошел в мой кабинет с  кофе  и  поставил  поднос  на  стол
передо мною.
   - Чуть теплый, как вы любите, - заверил он. - У вас на  сегодня  намечено
три совещания. Я сделал пометку на вашем  календаре.  И  как  насчет  малого
конференц-зала: вы все еще хотите занять его на четыре часа?
   - Отмените совещания, - заявила я. И Павел уставился на меня удивленно. -
А кофе я сегодня уже выпила столько, что мои почки  заявляют  протест.  Киви
уничтожил мою разработку вчера вечером. - Поскольку никому не было  известно
о предложенной работе в ФЭД, я предпочла об этом обстоятельстве умолчать.
   - А я-то терялся в догадках, - едва слышно  прошептал  Павел,  расправляя
закатанные рукава своего пуловера. - Утром, войдя в кабинет, я нашел обрывки
распечатки в вашей корзине для бумаг.  -  И  он  уселся  напротив  меня.  Он
выглядел озабоченным: подался вперед и уперся подбородком  в  ладони.  Я  не
удержалась  от  улыбки.  -  И  что   вы   теперь   собираетесь   делать?   -
поинтересовался он.
   - Новую разработку, - отвечала  я.  -  Принесите  мне  все  распоряжения,
постановления,  правила,  руководящие  указания  для  нашего  банка  -   все
брошюрки, напечатанные красными чернилами.
   Павел улыбнулся и направился к двери, по пути картинно взмахнув кулаком.
   - Вот она, власть  над  плебеями,  -  провозгласил  он.  -  Накормите  их
собственным дерьмом.
   Изучение правил, как в банковском деле, так и в крокете, лишь  подготовка
к игре. А вот умение играть по этим правилам - нечто совершенно иное.
   Некоторые любят повторять,  что  правила  на  то  и  выдуманы,  чтобы  их
нарушать, но я с этим не согласна. Я  воспринимаю  правила,  как  флажки  на
трассе слалома:  вы  постоянно  помните  об  их  наличии,  приходите  к  ним
вплотную, никогда не снижая скорости.
   Всемирный банк -  это  очень  большое  учреждение,  недаром  имеет  такое
название: он был самым большим банком в мире. И  как  любой  уважающий  себя
большой банк, имел великое множество правил. Никто не  был  в  состоянии  их
изучить, а тем более следовать им.
   У нас имелось  множество  отделов,  чьи  специфические  нужды  заставляли
разрабатывать специфические правила  для  их  работы,  и  весьма  часто  эти
правила противоречили "официальным" правилам,  по  которым  работали  другие
отделы. Каждую неделю мой рабочий  стол  бывал  погребен  под  грудой  новых
формуляров и циркуляров, сочиненных подчас такими группами, о  существовании
которых я и не  подозревала.  Павел  аккуратно  отправлял  всю  эту  кучу  к
остальным напечатанным красными  чернилами  документам,  и  про  лих  вскоре
благополучно забывали. И вот теперь мне удалось  раскопать  нечто  новенькое
среди всей этой бюрократической  галиматьи,  нечто,  весьма  соответствующее
моим нынешним целям. В конце-то концов, коль скоро понаписана  такая  прорва
указаний, как управлять деньгами, среди них просто  не  может  не  оказаться
хотя бы одного, которое давало бы мне возможность украсть те самые деньги  и
выставить перед всем светом Киви безответственным дураком, каким он на самом
деле и являлся.
   На поиски я не пожалела угробить добрую половину дня, и вот оно  наконец:
новейшее   руководство,   разработанное   Всеобщей    Информационно-Плановой
Системой, или ВИПСом, как они предпочитали себя именовать. Я прекрасно знала
эту команду: она являлась самой  наглой  сворой  шакалов  из  всех  служащих
банка, пожалуй, они давно побили все рекорды по бумагомаранию за годы  своей
деятельности. И мне показалось, что шутка будет выглядеть еще более изящной,
если для ее осуществления я воспользуюсь их же  зубодробительными  методами.
Правда, для этого потребуется некоторая игра воображения - ну да фантазия  у
меня богатая. В лежавшей передо мною брошюрке внимание  привлекла  следующая
фраза: "Эта методика с большим успехом применялась компанией "Юнайтед траст"
для проверки их системы безопасности".
   Именно то, что мне необходимо.
   Это была известная "Теория Зет", созданная в Японии. Я  ее  знала,  кроме
тошноты она у меня ничего не вызывала.  Когда  я  впервые  прочла  о  ней  в
деловом журнале как о последнем достижении в менеджменте, то  подумала,  что
со времен атаки на Пирл Харбор японцам еще не удавалось  нанести  нам  столь
безжалостного удара. Но теперь, поскольку я собиралась  стать  теоретическим
воришкой. "Теория Зет" окрасилась для меня в совершенно иные тона.  Пожалуй,
они были вполне розовыми.
   Идея теории - никчемность менеджеров как  таковых,  как  нас  уверяли,  в
Японии абсолютно всем управляют некие безликие команды, именуемые избранными
кругами. Они делают все, что  необходимо  для  получения  продукта:  создают
проект  продукции,  производят  ее  и  проверяют.  При  этом   все   решения
принимаются в ходе взаимных консультаций: этакий  коллегиальный  менеджмент.
Теоретики банковского  дела  пускали  слюни,  восторгаясь  этой  расчудесной
"Теорией Зет", полностью соглашались со всеми ее положениями, носились с нею
как с писаной торбой - только, к сожалению, сами толком не знали, что же  им
делать с нею.
   Похоже, я могла бы им в этом помочь.
   Вызвав по селектору Павла, попросила срочно  связаться  с  главой  службы
безопасности "Юнайтед траст". Моему секретарю будет достаточно лишь  сказать
своим медовым голосом, что им звонят из Всемирного банка, и те  завизжат  от
счастья. Наш банк был богат, как Крез,  а  деньги  всегда  вызывают  к  себе
почтение.
   Раздался  ответный  зуммер,  и  Павел  сообщил  мне,  что  глава   службы
безопасности на проводе.
   - Он - просто сама любезность, - добавил Павел. - А  зовут  этого  малого
мистер Пикок<Павлин (англ.)> - клянусь, так оно и есть на самом деле!
   - Да, мисс Бэнкс, -  заполнили  трубку  раскаты  голоса  мистера  Пикока.
(Почему-то все нью-йоркские банкиры предпочитают обращаться к дамам "мисс").
- Мы весьма активно применяем в практике "Теорию Зет":  наш  избранный  круг
занимается сейчас проверкой всех систем. Мы  собрали  в  этой  группе  самых
лучших, талантливых специалистов.
   Судя по тому, что  сообщил  мистер  Пикок,  их  избранный  круг  старался
обнаружить слабые места в системе  безопасности  и  подобраться  к  казенным
деньгам, то есть они играли в  прятки  со  службой  безопасности:  кто  кого
поймает раньше. Представляю, что пишут эти парни в своих отчетах.
   - Мы именуем наш избранный круг  ПоСиД-командой,  -  разливался  соловьем
мистер Пикок. - Это означает Поиск и Сила в  Действии.  -  И  он  разразился
громовым хохотом. (В нашей индустрии появилось повальное  стремление  все  и
вся обозначать аббревиатурами. Я могла бы назвать это ПМЖ - Проклятием  Моей
Жизни.) - Продолжим, - посерьезнел мой собеседник, - нам удалось разнести  в
клочья систему паролей на  наших  секретных  кодированных  линиях,  умыкнуть
парочку солидных активов, а не далее как неделю назад мы заложили логическую
бомбу в одну из программ - и теперь ожидаем взрыва. Ха-ха!
   О, он излагал весьма реальные вещи.  Чтобы  похитить  активы,  необходимо
подключиться в систему связи в  момент,  когда  происходит  передача  данных
(читай: денег), и изменить их в свою пользу, к примеру, увеличить сумму так,
чтобы она покрывала все ваши  счета  и  расходы.  В  отличие  от  этого  при
похищении пассивов вы "осторожно заимствуете"  чей-либо  банковский  счет  и
пароль и снимаете с него деньги.
   Логическая бомба казалась мне гораздо более интересной задумкой,  но  для
этого необходимо было иметь доступ к банковскому  компьютеру:  вы  изменяете
программу так, что в один прекрасный  день  машина  выкидывает  какую-нибудь
совершенно неожиданную штуку: ну, к примеру, помещает на  ваш  счет  миллион
долларов.
   Меня порадовала готовность, с которой мистер Пикок делился своим опытом с
совершенно незнакомой личностью. И мне удалось узнать  все,  что  я  хотела,
поэтому не оставалось ничего иного, как пожелать ему  успехов  в  дальнейшей
работе.
   Нынче  вечером  я  разошлю  новую  разработку.  Естественно,  новая  идея
предполагает наличие  новой  аудиенции  -  и,  честно  говоря,  я  несколько
неуверенно чувствовала себя: Совет директоров, сборище  финансовых  воротил,
которые решают, как будет распределен по банкам бюджет  на  каждый  год.  Их
авторитет неоспорим для любого из отделений,  включая  и  наше,  подвластное
Киви,  и  хотя  он  не   сподобился   заседать   в   сем   Совете,   в   нем
председательствовал не кто иной, как его босс.
   Оперируя предоставленной мне вчера ночью информацией из памяти Чарльза, я
выстраивала свою линию. Почему их волнует состояние наших систем  защиты?  Я
настаивала, чтобы они побеспокоились: шестилетняя  кроха,  способная  тыкать
пальчиком в кнопки, может пробить в ней брешь! А ведь возможные кражи  через
компьютер - лишь надводная часть айсберга.  По-моему,  банкирам  это  должно
быть прекрасно известно. Именно они заинтересованы в сокрытии подобных  краж
и успешно скрывают их. Ведь клиентам вряд ли придется по вкусу известие, что
их  денежки,  надежно  упрятанные  за   семью   замками,   на   самом   деле
разбазариваются по всему свету по тонким ниточкам телефонных кабелей. И  чем
дальше и гуще протянута их сеть, тем быстрее уплывают деньги.
   И тут, напугав их до полусмерти, я нанесу им удар. А ведь мы  располагаем
технологией, способной справиться с этой серьезной  проблемой:  это  "Теория
Зет",  удивительная  методика,  с  таким  успехом  применяемая   в   Японии!
Технологией, ставшей официальной политикой и заслужившей самые  восторженные
отзывы у таких ведущих американских банков, как Юнайтед  траст.  Если  Совет
директоров выделит достаточные фонды, я сама  готова  подобрать  необходимых
экспертов, которые займутся проблемой нашей безопасности.
   Я чувствовала себя превосходно, когда вручила новую разработку  Павлу,  и
попросила как можно быстрее и незаметнее размножить ее и вечером  разослать.
Я была уверена, что ни один из директоров Совета не  станет  мне  возражать:
ведь  план  был  основан  на  принципиально  новом  способе  решения  старой
проблемы. Отказываться от моих предложений - все равно что  рубить  сук,  на
котором они сидят. А я, избавившись от необходимости приносить в жертву свое
доброе имя из-за возможных обвинений  в  воровстве,  удостаиваюсь  чести  на
законной основе похищать деньги, а потом возвращать их, перевязанные розовой
ленточкой и с запиской: Верити Бэнкс, электронная Бэнкстка.
   Весь день я старалась избегать встречи с  Киви,  сидя  взаперти  в  своем
кабинете. В восемь часов вечера я накинула-таки непросохший  за  день  плащ,
запихнула кое-какие рабочие бумаги в сумку и спустилась на  лифте  в  гараж.
Там было темно и безлюдно, но я знала,  что  везде  натыканы  наблюдательные
видеокамеры, благодаря которым парни из охраны, сидящие наверху, смогут  без
труда созерцать, как на меня нападут злоумышленники.  Я  заехала  за  рампу,
вставила  свою  карточку  в  сканирующее  устройство,  подождала,  пока   со
скрежетом распахнутся тяжелые  стальные  ворота,  и  сквозь  плотный  туман,
по-прежнему царивший на улицах, поехала домой.
   Не прекращаясь, лил дождь, мостовая представляла собою темный поток воды.
Подъехав к своему дому, я безуспешно попыталась найти место, куда  приткнуть
машину. В конце концов пришлось въехать в ярко освещенный мраморный  холл  и
подняться на лифте в гараж на крыше.
   Когда я прихожу домой, никогда сразу не включаю свет. Мне очень  нравятся
силуэты моих бесчисленных орхидей на фоне сияния  городских  огней.  В  моем
доме  почти  все  белого  цвета:  и  мягкие  диваны,  и  пушистые  ковры,  и
полированные стеллажи. На столешницах, сделанных из толстых листов стекла, в
огромных стеклянных вазах красуются свежие гардении.
   Тому, кто входил ко мне в квартиру, казалось, что он попадал в  неведомый
мир. Городские огни переливались  в  Неизменном  облаке  смога  за  широкими
оконными рамами, а бесчисленные  грозди  орхидей  окружали  вас,  словно  на
островке джунглей, всплывшем из тумана.
   Я слишком любила свою квартиру, чтобы часто приводить в нее гостей. Да  к
тому же обстановка в ней вызывала слишком неоднозначные суждения:  для  меня
не было секретом, что многие отзывались о ней как о  мавзолее  или,  скорее,
музее моей замкнутости. Каждый получает такую жизнь, какую сам заслужил. И я
имела то, что больше всего ценила: мир и одиночество, а это так трудно  было
найти в суете огромного города.
   Пообедав, я долго общалась  с  Чарльзом,  чтобы  окончательно  рассчитать
степень риска. Ведь речь шла о совершенно невообразимых суммах денег.  Через
банковские коммуникации перемещаются биллионы долларов, и хотя всю эту  кучу
денег нельзя похитить так, чтобы это прошло незамеченным, я не  сомневалась,
что существует  все-таки  возможность  ухватить  от  этого  пирога  изрядный
ломоть. Вопрос заключался лишь в том, какова толщина у этого  ломтя?  И  как
мне  лучше  всего  распределить  его  потом,  чтобы   скрыть   следы   своей
деятельности?
   Кроме того, мне хотелось бы узнать, в какой степени возрастает риск, если
мои игры выйдут за границу Штатов, и уж тут я была без Чарльза как без  рук.
Только он мог обеспечить меня  данными  по  количеству  совершенных  за  год
преступлений по  проводившимся  проверкам  и  ревизиям.  Набросав  кое-какие
заметки после недавней перепалки с Чарльзом, я сочла себя готовой начинать:
   - ДАЙ МНЕ ОБЗОР ПО ДОМАШНИМ КОМПЬЮТЕРНЫМ ХИЩЕНИЯМ ЗА ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬ  ЛЕТ,
- напечатала я.
   - ТЫ МОГЛА БЫ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ АНГЛИЙСКИМ, - отвечал Чарльз, - Я  ВСЕГО  ЛИШЬ
МАШИНА.
   - СКОЛЬКО ДЕНЕГ БЫЛО ПОХИЩЕНО  ЗА  ПОСЛЕДНИЕ  ПЯТЬ  ЛЕТ  С  УПОТРЕБЛЕНИЕМ
КОМПЬЮТЕРОВ?
   - ПОХИЩЕНО ОТКУДА? - осведомился Чарльз. - Мое терпение стало иссякать.
   - ИЗ ДОМОВ, - повторила я, с силой ударяя по клавишам.
   - ТЫ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ, СКОЛЬКО ДЕНЕГ ПОХИЩЕНО  ИЗ  ДОМОВ  У  ЧАСТНЫХ  ЛИЦ?  -
дотошно выпытывал он. Ух, многомудрый осел!
   - ПО  ВСЕЙ  КОНТИНЕНТАЛЬНОЙ  ТЕРРИТОРИИ  СОЕДИНЕННЫХ  ШТАТОВ  АМЕРИКИ,  -
добавила я. - И ПЕРЕСТАНЬ ИГРАТЬ В БИРЮЛЬКИ.
   - Я ОБУЧЕН ЛОГИЧЕСКИМ ПОСТРОЕНИЯМ, А НЕ РАСКРЫТИЮ СКРЫТОГО СМЫСЛА СЛОВ, -
напомнил Чарльз.
   И он заскрипел своими мозгами, не могу не заметить, весьма проржавевшими.
Это был древний компьютер, хотя и редкостного  качества.  Питая  слабость  к
нему как к личности, я могла лишь надеяться, что он останется в действии еще
хотя бы лет на десять. Я знала Чарльза почти всю его жизнь, он пережил своих
сверстников. Фактически, если бы не я, он, наверное, не был бы  жив  по  сей
день.
   Когда двенадцать лет назад я закончила школу, моим первым  местом  работы
была  нью-йоркская  компьютерная  компания  "Монолит  корпорейшн".   Как   и
большинство программистов, я постоянно была  занята  поисками  круглосуточно
работавших информационных центров, где можно было бы пробиться на  работу  к
большим  машинам.  И  в  один  прекрасный  день  набрела  на  Центр  научной
информации,  блуждая  по  страницам  толстенного  "Указателя  информационных
центров Манхэттена".
   Естественно, ни один нормальный человек, прочтя такой адрес,  не  подумал
бы сунуться туда в ночное время.
   В тот вечер я взяла такси и подъехала  к  маленькому  мрачному  строению,
зажатому между двумя огромными неприступными военными складами, недалеко  от
набережной Ист-Энда. Здесь не держали  не  только  ночной  охраны,  но  даже
швейцара, и мне самой пришлось разыскивать допотопный лифт  в  задней  части
здания. Забравшись в полном одиночестве на шестой этаж, где, как  говорилось
в  путеводителе,  располагался  центр,  я  обнаружила  единственную   жалкую
комнатушку.
   Ее пространства едва хватало для  того,  чтобы  разместить  компьютер,  к
пульту  которого  можно  было  пробраться  с  трудом,  перелезая  через  сам
компьютер  и  через  путаницу  кабелей.  Правда,  в  самом  центре  комнатки
оставался ровно один квадратный дюйм свободной  площади.  Как  только  можно
было работать в такой тесноте и неразберихе?
   Ночные  операторы  -  англичане,  обоих  звали  Гаррисами  -   пришли   в
неописуемый восторг, когда я предстала перед ними. К услугам их  подопечного
годами никто не обращался, и они ночи напролет скрашивали свое  одиночество,
играя с компьютером в шахматы или в другие игры.
   Сам  по  себе  этот  центр,  как  мне  удалось  узнать,  являлся  архивом
правительства Соединенных Штатов - его единственного  клиента  -  и  год  за
годом накапливал сведения обо всех малых и  больших  деяниях  достопочтенных
конгрессменов и президента.
   В  эту  ночь  я  впервые  повстречалась  с   Чарльзом.   Чарльз-красавец,
Чарльз-умница, Чарльз, чей удивительный, всеобъемлющий запас  знаний  долгие
годы завораживал меня. И ни одна живая душа, кроме меня, не  знала,  где  он
находится и что он вообще существует!
   Я налила себе коньяку и сидела во тьме, любуясь  огнями  небольшой  яхты,
шедшей со стороны Тибюрона в гавань Сан-Франциско. Туман поредел,  но  звезд
еще не было видно. На Сан-Франциско спускалась чудесная колдовская  ночь.  В
такой момент невозможно было представить, что жизнь  моя  замерла  на  самом
краю пропасти.
   И я предпочла хотя бы на какое-то время вообще об этом позабыть.
   Вдруг зазвонил телефон, и от этого звука затрепетали лепестки цимбидиума,
стоявшего на стеклянном столе. Я пролила несколько капель коньяка и  вытерла
их пальцем, пока снимала трубку.
   - Привет, - прозвучал в трубке знакомый голос. - Ты мне звонила?
   Голос был добродушным и мягким, с  хорошо  скрытой  до  поры  до  времени
сталью.
   - Ах, мистер Туринг! - воскликнула я. -  Подумать  только,  услышать  ваш
голос через столько лет! А  я-то  думала,  вы  скончались  еще  в  пятьдесят
третьем году!
   - Старые технократы никогда не умирают, - возразил Top, - никогда, если у
них остаются такие протеже, как ты, продолжатели нашего дела!
   - Протеже, - напомнила я,  -  обычно  пользуются  защитой  и  поддержкой.
Пожалуй, в нашем с вами случае вряд ли может идти речь о подобных вещах.
   - Может, чтобы защищать тебя от тебя самой, - невозмутимо сообщил он.
   -  Ты  не  думаешь,  что  поздновато  затевать  склоки  по  телефону?   -
осведомилась я. - И вообще имеешь представление, который час?
   -  У  меня  под  окном  уже  чирикают  птички,  моя