- Что, черт побери,  означают  твои  "Хой-отохо!"?  -  осведомилась  она,
усаживаясь вместе со мной в машину. - Они  напоминают  шаманские  заклинания
под бубен.
   - Это всего лишь мольба, чтобы сделать твою поездку удачной,  -  отвечала
я. - Сегодня днем у меня состоялась чудесная беседа с твоим боссом по  имени
Карп.
   - Довольно глупо с твоей стороны этому радоваться, - заметила Перл. - Эта
скотина  вполне  могла  бы  заменить  обоих  сиамских  близнецов  разом.   Я
чувствовала, что следует ожидать какую-то подлость: он хитро пялился на меня
весь день, как идиот. Так и хотелось въехать ему по морде, чтобы сбить с нее
эту ухмылочку. О чем ты с ним беседовала?
   - О деньгах, -  отвечала  я.  -  Он  решил  выплатить  тебе  своего  рода
подъемные, чтобы ты поскорее приступила к новой работе.
   - Ты его обманула?
   - Пришлось поступить именно так. Я подсунула  ему  на  подпись  кое-какие
бумаги  с  официальным  вызовом  на  "Форекс"  -  симпозиум.  Ему   хотелось
отделаться от тебя на ближайшие три месяца, поэтому он подмахнул все  бумаги
не глядя.  Ведь  он  только  что  подготовил  пересылку  значительных  сумм,
принадлежащих нашему банку, с неким кокаиновым перекупщиком, собравшимся  на
увеселительную прогулку в Гонконг. По крайней мере  анализ  кое-каких  бумаг
привел нас к таким выводам. И мне кажется, что в этом  файле  нам  предстоит
открыть еще немало интересного, но только в  том  случае,  если  Карп  будет
по-прежнему считать, что я в его команде.
   Перл громко расхохоталась и смеялась всю дорогу, пока я вела машину вверх
по Калифорнии-стрит, к Рашшн-Хилл.
   - Но если ты не собираешься на самом деле отправлять меня на  три  месяца
на "Форекс", о чем же мы должны договориться сегодня за обедом? -  удивилась
Перл.
   - Хочу объяснить тебе, в чем будет заключаться твоя настоящая  работа,  -
отвечала я с улыбкой, вспоминая задуманный Тором план действий. - Думаю,  ты
будешь довольна, ведь тебе предстоит провести много времени в обществе  моих
друзей с Парк-авеню.
   - Очередной паноптикум из фигур в серой фланели?
   - Это европейский высший свет, с легким уклоном в сторону Франции. И пока
ты будешь знакомиться с их семейным бизнесом, сможешь досыта наговориться на
своем родном языке.
   - А что за бизнес?
   - Насколько я понимаю, он как-то связан с аукционами.

Воскресенье, 10 января

   В один прекрасный день из  подземного  гаража  многоквартирного  дома  на
Парк-авеню вырулил огромный черный лимузин.
   На заднем сиденье уютно устроились две дамы, роскошно одетые  и  в  таком
количестве  драгоценных  украшений,  что  их  наряды  могли  бы  с   успехом
переплюнуть туалеты самых дорогостоящих нью-йоркских куртизанок.
   - Расскажи мне о своей дочери, Лелия,  -  попросила  Перл,  пока  лимузин
мчался  в  сторону  Мэдисон-авеню,  к   Вестерби-Лоун,   известному   своими
выставками и аукционами. - Где сейчас Джорджиан?
   - Ах, Зорзион, она есть во Франции. Мы сделали планы отправления в Грецию
на принтемс - то, что вы зовете время весны.
   - Знаешь, ты можешь говорить по-французски,  если  тебе  будет  легче,  -
напомнила Перл.
   - Но, теперь я чувствую себя более удобно на англез, - возразила Лелия. -
На этом языке я  говорю  лучше  всего  -  в  нем  есть  то,  что  вы  зовете
квинтэссенцией.
   - Понятно, - вздохнула Перл, которой  доставляло  немало  усилия  внимать
квинтэссенции Лелии на любом языке. - А чем она занимается во Франции, кроме
подготовки вашего путешествия?
   - О, она навещает Бэнксз:  Агриколь-банк,  Национальный  банк  в  Париже,
Лионский  кредит...  она,  понимаешь  ли,  делает  маленький  вклад,   чтобы
обеспечивать наш путь за границу. Тот  дрот!  -  Похлопала  Лелия  по  плечу
шофера. - Еще немного вперед, мы скоро приедем.
   - Так быстро? Я здесь совершенно не ориентируюсь, - сказала Перл.
   - Муи асси. Прошло так много времени с тех пор, когда я в  последний  раз
посетила аукцион галери.
   Лимузин подкатил ко входу в галерею,  шофер  выскочил,  чтобы  распахнуть
дверцу перед Лелией и Перл. Прохожие уставились на эту парочку, разодетую  в
пух и прах, в  муфточках,  в  невообразимых  русских  шубах,  которые  Лелия
извлекла из пронафталиненных недр гардероба.
   - Вот теперь ты увидишь ясно, шери, как богатые  люди  излучают  ле  женю
некой павре, - шепнула Лелия, входя с Перл в услужливо распахнувшиеся  перед
ними двери.
   - Но и тебя не отнесешь к беднякам, Лелия, - напомнила Перл. - Ты  имеешь
великолепную квартиру, лимузин с  шофером,  чудесную  мебель  и  одежду,  не
говоря уж о твоих бриллиантах.
   - Взяты напрокат, шери. А все, что можно  было  продать,  давно  продано.
Бриллианты - поддельные. Их маленькие  сестрички  и  братишки  покинули  нас
давным-давно. А шофер стоит мне двести франков в час - таковы теперь цены  в
прокате. Деньги - это все, деньги - это  власть,  и  никто  не  станет  тебя
уважать, если у тебя их нет. Теперь ты узнала мой  великий  секрет,  который
неизвестен даже Зорзион.
   - Но как же ты будешь участвовать в аукционе, если  у  тебя  нет  на  это
денег? - удивилась Перл.
   - Это так волшебно, - улыбнулась Лелия, - мы купим землю на взятые в долг
деньги, а потом станем богаты.
   - Мы покупаем недвижимость? Что-то вроде доходного дома, или  ранчо,  или
еще что-то в том же духе?
   - Но, - отвечала Лелия, заговорщически прижимая  палец  к  губам.  -  Это
будет бель иль что мы купим - и тогда мы поедем жить там, в пей де мервейл.
   - Мы покупаем остров в стране чудес? - не веря своим  ушам,  переспросила
Перл.
   - Уи, - подтвердила Лелия. - Я надеюсь, ты любишь Эгейское море?

***

   Лайонел Брим не поверил своим глазам,  когда  окинув  привычным  взглядом
зал, где должен был проходить  аукцион,  заметил  среди  публики  Лелию  фон
Дамлих. Конечно, он заметил фамилию Дамлих в списке участников, но никак  не
мог предположить, что здесь окажется та самая Лелия. Он не  встречал  ее  на
протяжении многих лет.
   Когда он был еще юношей, именно  она  создала  ему  высокую  репутацию  в
аукционном бизнесе, хотя  никто  об  этом  и  не  догадывался.  Однажды  она
появилась у него с внушительной коллекцией своих драгоценностей и  спросила,
как их продать, предупредив, что не хотела бы  иметь  дело  с  тем,  что  не
вызывает ее симпатик.
   Для Лайонела так и осталось загадкой, как умудрилась Лелия впасть в такую
нужду, ведь даже его  юный  неопытный  глаз  мгновенно  оценил  баснословную
стоимость лежавших перед ним драгоценностей, многие из которых  принадлежали
когда-то к сокровищам дома Романовых и считались навсегда утерянными в бурях
революции. Ничего не зная о прошлом Лелии, он не  сомневался,  что  все  это
богатство досталось ей по наследству.
   Не один  год  он  с  должной  осторожностью  реализовывал  через  аукцион
достояние Лелии. Ее  главным  желанием  было  скрыть  весь  этот  бизнес  от
неизлечимо больного ч  мужа.  Она  нуждалась  в  деньгах,  но  при  этом  не
открывала Лайонелу их источник, а ему и не хотелось вдаваться в  подробности
личной жизни клиентки. Он стал бы последним дураком, если  бы  упустил  свой
шанс. Распоряжаться аукционной распродажей достояния Дамлихов - да  об  этом
любой  аукционист  мог  только  мечтать,  а  Лайонел  к  тому  же  был   еще
неоперившимся юнцом, делавшим первые шаги в этом бизнесе.
   Вскоре после кончины обожаемого супруга Лелия исчезла из поля зрения.  Не
исключено, что свою  роль  в  этом  сыграли  и  испытываемые  ею  финансовые
затруднения. Временами Лайонел сталкивался с фамилией Дамлих, но не  решался
ей позвонить. Ему казалось, что своим появлением он может напомнить Лелии  о
том, чем в свое время она была вынуждена заниматься  с  его  помощью,  и  те
обстоятельства, которые заставили ее расстаться с самоцветами.
   И теперь, когда он заметил Лелию среди публики, память Лайонела услужливо
вернула его в те дни, когда он впервые повстречался с нею. О, тогда она была
в расцвете своей несравненной красоты, и такой юнец, как он, конечно же,  не
смог не влюбиться в нее. Она излучала некую трагическую ауру, в то же  время
подсвеченную непостижимым чувством юмора. Он запомнил  ее  сверкающий  взор,
который намекал на какую-то восхитительную тайну, известную только им двоим.
Она обладала всем, о чем только мог мечтать романтически настроенный юноша.
   И вот Лайонел увидел, как из рядов публики на него смотрит  Лелия,  и  ее
глаза блестят все тем же загадочным блеском,  как  и  прежде.  Он  сразу  же
понял, что она узнала его, узнала, несмотря на то, что время обошлось с  ним
более беспощадно, чем с нею: он постарел, обрюзг, его  шевелюра  поседела  и
поредела. И в следующее мгновение Лайонела посетило до боли живое видение из
прошлого: вот он сидит в Павлиньей комнате в ее  чудесной  квартире  и  пьет
чай, а она играет что-то из Скрябина на почтенном  Бесендорфере.  Его  глаза
подернулись дымкой печали, и в следующее мгновение он покинул свое место  на
сцене и направился в зал, где сидела она.
   - Лелия, - едва слышно прошептал он, беря ее за руку.
   На ее правом мизинце поблескивал страз<Искусная подделка под  драгоценный
камень, выполненная из стекла>, скопированный с рубина  по  имени  Сокол,  в
окружении черных сапфиров и алмазов. Оригинал Лайонел продал в сорок девятом
году Вильяму Рэндольфу Херсту.
   - Я не в силах поверить в то, что вы снова здесь, - сказал он.  -  Как  я
скучал по вас все эти годы.
   -  Ах,  мон  шер  Лайонел,  -  сказала  она,  произнося   его   имя   как
"Лайонэйл"<Львиный коготь - игра слов (англ.)>. - Я тоже есть так счастлива,
счастлива, счастлива. И пришла, чтобы увидеть вас, как вы делаете прекрасный
аукцион, ведь я никогда не видела этого прежде.
   "А она  права",  -  подумал  Лайонел.  Она  не  переступала  порога  зала
аукционов с тех пор, как были проданы  ее  самоцветы.  Она  лишь  попросила,
чтобы вырученные деньги были положены на ее счет в Бэнкс анонимно, чтобы  не
знать, в какую сумму оценили ее драгоценности.
   - Но, дорогая, что вы делаете здесь сегодня? - вполголоса спросил он. - Я
должен вам сказать, что сегодняшний аукцион довольно необычный.
   Публика начала приподниматься с мест, чтобы получше разглядеть даму, ради
которой великий Лайонел Брим отсрочил начало  аукциона,  чтобы  иметь  честь
лично  ее  приветствовать.  И  хотя  Лайонел  был  уверен,  что   никто   из
присутствующих не узнает  и  не  вспомнит  Лелию,  он  не  мог  не  заметить
заинтересованно-оценивающих взглядов, брошенных на  украшавшее  ее  декольте
ожерелье из изумрудов работы Фаберже,  вернее,  бывшей  точной  копией  того
ожерелья, которое было продано королю Фаруку в сорок седьмом году.
   -  Я  бы  хотела  делать  представление  вас  моей  очень  дорогой   амир
мадемуазель Лоррейн, - сказала Лелия, и  Лайонел  сдержанно  поцеловал  руку
Перл.
   - Я  польщен,  -  вежливо  отвечал  он,  -  и  не  могу  не  позавидовать
мадемуазель  Лоррейн,  имевшей   честь   стать   подругой   воистину   самой
великолепной леди нашего столетия. Надеюсь, дружба с Лелией  доставляет  вам
истинное наслаждение, как и всем, кто имеет счастье быть с нею знакомым.
   Перл  с  улыбкой  кивнула.  Она   чувствовала,   что   происходит   нечто
неординарное, но никак не могла понять, что же именно.
   И тут Лелия поднялась со  своего  места  и  простерла  к  Лайонелу  руки,
награждая его крепким русским медвежьим объятием. По  рядам  публики  прошел
сдержанный шепот. Перл показалось, что Лелия успела что-то прошептать на ухо
Лайонелу.
   - Вы знаете, я  всегда  к  вашим  услугам,  -  заверил  Лайонел.  -  Хочу
надеяться, что вы больше не  исчезнете  из  моей  жизни,  теперь,  когда  мы
наконец-то встретились вновь.
   Легонько пожав ей  руки,  он  возвратился  на  сцену  и  открыл  аукцион.
Занимаясь своим делом, он время от времени поглядывал на  Лелию  и  улыбался
так, словно они вдвоем владели неким секретом, неизвестным всему  остальному
миру.
   Аукцион продолжался около пяти часов. По мере приближения вечера толпа  в
зале заметно редела. Лелия сидела в своем кресле, прямая и неподвижная. Перл
оставалось лишь удивляться, откуда у женщины в ее  возрасте  столько  сил  и
выдержки. Сама она изрядно утомилась и от жары, царившей в помещении,  и  от
раскатистого  голоса  аукциониста.  Но   в   какой-то   момент   она   вдруг
почувствовала внезапную перемену обстановки в зале.  Обернувшись,  к  Лелии,
заметила,  что  та  напряглась,  как  струна,  -  а  может,  ей  это  только
показалось? Во всяком случае, Лелия глаз не сводила с аукциониста.
   Лайонел внимательно следил за аудиторией, замечая, когда кто-то  поднимал
палец, или дергал мочку уха, или каким-то иным  образом  давал  понять,  что
повышает цену. Но после каждого такого повышения  он  непременно  косился  в
сторону Лелии, чьи глаза блестели все ярче. Перл  поняла,  что  Лелия  очень
заинтересована  в  выставленной  на   торги   собственности.   Перл   решила
разобраться, за что, собственно, шел торг.
   В  программке  под   номером   семнадцать   была   обозначена   земельная
собственность в виде одного из двадцати мелких островков у побережья Турции.
Площадью в тридцать квадратных километров, островок состоял по большей части
из камня: в его центре возвышалась конусообразная гора  с  остатками  на  ее
вершине кратера вулкана.
   Аукционист сообщил; что  вулкан  перестал  действовать  много  тысяч  лет
назад. Перл это мало  волновало.  Рассматривая  прилагаемую  фотографию,  на
которой красовался уродливый кусок скалы, Перл начала сомневаться в  здравом
уме Лелии. Зачем она делает такой выбор?
   Остров назывался Омфаллос Аполлониус, или Аполлонов пупок. Брим рассказал
заинтересованной аудитории, что имеется  точно  так  же  названный  огромный
каменный кубок в местечке Дельфы,  и  кубок  этот  служил  основным  орудием
производства небезызвестному оракулу. Остров же  получил  свое  наименование
из-за аналогичной полости на вершине горы, являвшейся, конечно, не чем иным,
как кратером потухшего вулкана.
   Перл оставалось предположить, что Лелия попала под чары древнего оракула,
иначе зачем так стремилась завладеть этим островом? Она  по-прежнему  сидела
неподвижно, словно впала в какой-то транс. А цена  на  остров  тем  временем
поднялась до пяти миллионов!
   Перл, прикоснувшись к руке Лелии, посмотрела на нее с немым вопросом.  Та
лишь ободряюще улыбнулась и снова уставилась на  кафедру  аукциониста.  Перл
уткнулась в программку, пытаясь все же  найти  объяснение  столь  необычному
выбору.
   Оказалось, что на острове живет сто восемьдесят человек,  занимающихся  в
основном  рыбной  ловлей  и  прочими   морскими   промыслами.   Единственное
поселение, также именуемое Омфаллос, находилось на западном берегу островка,
обращенному в сторону Греции. На пустынном восточном берегу не было  ничего,
кроме немногочисленных развалин времен господства венецианцев.
   Далее Перл прочла, что архипелагом завладел некий югославский корабельный
магнат, который приобрел острова этой акватории вскоре после второй  мировой
войны. Похоже, когда поднялась неразбериха  с  переделкой  старушки  Европы,
острова одновременно оказались в поле зрения Греции и  Албании,  а  находясь
между территориальными водами Греции и Турции, последняя также не  преминула
заявить на  них  свои  права.  Однако  вскоре  выяснилось,  что  острова  не
представляют ценности ни в стратегическом,  ни  в  туристическом  отношении.
Порожденный вулканами, крайне неоднородный ландшафт не позволял  возделывать
на островах землю, а из-за изрезанной береговой линии  можно  было  устроить
гавань только для судов с самой мелкой  осадкой.  Даже  сейчас  на  островах
практически отсутствуют такие блага цивилизации,  как  телефон,  водопровод,
электричество, теплоснабжение. Ведь на этих  скалах  не  было  ни  угля,  ни
дерева, ни  земель,  пригодных  хотя  бы  для  скотоводства.  Большую  часть
продуктов, включая и продукты первой необходимости, привозили с материка.
   Как только  было  выяснено,  что  отсутствуют  малейшие  перспективы  для
развития бизнеса на островах, международная склока  быстро  утихла  сама  по
себе. А вскоре интерес к ним пропал полностью, так как корабельный магнат не
пожалел денег и приобрел официальные права  на  владения  островами  у  трех
заинтересованных правительств.
   "Надо же, каким шустрым оказался этот  славянин",  -  подумала  Перл.  Он
отстроил роскошную виллу на самом красивом из купленных  островов,  а  чтобы
расплатиться со строителями, решил  продать  остальные  на  одном  из  самых
престижных аукционов Нью-Йорка. Здесь могут  найтись  толстосумы,  способные
выложить большие  деньги  за  никчемную  скалу  только  потому,  что  с  нее
открывается бесподобный вид на Эгейское море.
   Торги за вожделенный  остров  шли  более  вяло,  чем  за  предыдущие,  уж
слишком, видимо, он  был  непривлекателен.  Под  конец  осталось  всего  два
конкурента, кроме Лелии. Перл снова взглянула на компаньонку  и  еще  больше
встревожилась за нее: лицо у той пылало от возбуждения, глаза блестели.
   Вот наконец объявили цену в  десять  миллионов.  Хотя  это  было  немного
меньше, чем предлагали за остальные острова, все же кусок  казался  чересчур
жирным, и Перл не представляла, где Лелия  ухитрится  раздобыть  такую  кучу
денег. Мистер Брим, между прочим, по-прежнему не сводил глаз с лица Лелии.
   На самом деле Лайонел Брим оказался под влиянием чар Лелии  с  той  самой
минуты, как увидел ее в публике. Никакие службы безопасности или  финансовые
круги не могут повлиять на успех или неуспех аукциона, поскольку список  его
участников составляется самими владельцами.  Имени  Лелии  в  первоначальном
списке потенциальных покупателей  не  было,  однако  к  началу  аукциона  ей
удалось все же в него попасть. Оставалось лишь надеяться, что у нее найдутся
деньги для того, чтобы оплатить ту земельную собственность, за  которую  она
сейчас торговалась. Истинное положение дел Лелии не знал никто, кроме самого
Лайонела да еще Клода Вестерби.
   Именно юный Вестерби в свое время оказался достаточно смелым, чтобы взять
на продажу самоцветы, которые Лелия принесла Лайонелу. Хотя Лайонел Брим дал
слово не открывать имя их владелицы, он все же  должен  был  предъявить  всю
коллекцию  одному  из  владельцев  аукциона,  прежде  чем  приступить  к  их
реализации. И его выбор пал на  Клода  как  на  самого  (Лайонел  с  улыбкой
повторил выражение Лелии) симпатик. Так что  Клоду  было  известно  про  эти
драгоценности несколько больше, чем остальным.
   И он тут же заверил Лайонела, что попавшие к нему  в  руки  самоцветы  не
просто великолепны, но и некоторые  из  них  являются  раритетами  из  самых
известных коллекций. Лайонел  догадывался,  что  Клод  Вестерби  через  свои
источники установил истинного владельца коллекции.
   Клод Вестерби сидел в  заднем  ряду  зала,  скрестив  на  груди  руки,  и
внимательно следил за ходом торгов. Лайонел поймал взгляд директорского сына
и так пристально  посмотрел  на  него,  чтобы  тот  понял,  что  ход  торгов
нарушается  и  он  спросит  совета.  Недовольное  пожатие  плечами  в  ответ
означало: Клод также озабочен оборотом дел, но в данный  момент  предпринять
ничего не сможет. "Единственный выход -  остановить  торги,  но  это  станет
беспрецедентным скандалом", - подумал Лайонел.
   Но вот наступил момент, когда конкуренция  ослабла,  и  многолетний  опыт
подсказал Лайонелу, что Лелия выиграет торги. На душе стало спокойно, словно
с плеч свалился тяжелый груз.
   Он тихонько стукнул своим молоточком и объявил:
   - Продано мадам фон Дамлих за тринадцать миллионов долларов. Примите  мои
поздравления  миссис  фон  Дамлих,   вы   приобрели   прекрасную   земельную
собственность.
   Лелия  кивнула  и,  сопровождаемая  Перл,   поднялась,   чтобы   покинуть
аудиторию. Среди многих, кто обернулся ей вслед, был и Клод  Вестерби.  Хотя
это было и против