орово. Пожалуйста, соглашайся!
     Несколько секунд она внимательно смотрела на него, но на ее лице Адам, всегда гордившийся своей проницательностью, ничегошеньки не мог прочесть. Наконец Мак нерешительно улыбнулась.
     - Ты прав, это будет здорово! Я закончу через пятнадцать минут. Встретимся на первом этаже, у лифта. Только сначала давай заедем ко мне, я захвачу кое-какие вещи.

     Прошедшие выходные Дорси вспоминала долго. Два дня и три ночи, вопреки его обещаниям, они с Адамом ровно ничего не делали, только наслаждались друг другом.
     Впрочем, Дорси все же удалось просмотреть некоторые из взятых книг. Хотя нет, это не совсем верно. Кое-чем они, конечно, занимались. Дорси читала, Адам делал вид, что редактирует статьи для "Жизни мужчины". И, как ни удивительно, им даже удалось немного поспать. И все время они были вместе - отдыхали, просто радовались друг другу.
     И, конечно, занимались любовью. Каждый вечер. Каждое утро. И после обеда. Просто не могли удержаться.
     Словом, уик-энд прошел потрясающе, и Дорси вспоминала эти дни с благоговейным трепетом, словно до сих пор не могла поверить, что все это происходит с ней - Дорси Макгиннес, младшей преподавательницей из "Северна".
     Хоть говорят, что понедельник - день тяжелый, но и утро понедельника оставило у Дорси самые приятные воспоминания. Будильник зазвенел без четверти шесть: они с Адамом проснулись в объятиях друг друга, улыбнулись - и переставили будильник на десять минут позже. Просто удивительно, что можно успеть за каких-нибудь десять минут! Когда снова раздался звонок, Дорси и Адам со стонами разочарования отстранились друг от друга и бросились в ванные. В разные ванные: окажись они в одной, на работу попали бы только к вечеру. Приняв душ, одевшись и торопливо опрокинув в себя пару чашечек кофе, спустились они в подземный гараж, где стояла машина Адама. Он отвез ее в колледж, а затем, помахав на прощание, поехал к себе в офис. И все это было так по-домашнему, по-семейному, что Дорси впервые подумала: может быть, семейная жизнь не так уж плоха?
     Лишь одно омрачало ее счастье: за три ночи и два дня Дорси так и не решилась рассказать Адаму правду про Лорен Грабл-Монро. Но в остальном все было просто сказочно!
     Бог свидетель, она пыталась! Несколько раз открывала рот, чтобы сказать: "Адам, нам надо поговорить"; или: "Адам, я должна тебе кое в чем признаться"; или: "Адам, настало время тебя узнать мою тайну..."
     Но всякий раз либо сама она решала повременить, либо Адам каким-нибудь соблазнительным предложением отвлекал ее от признания. И с каждым разом снова подступить к разговору становилось все труднее.
     А с понедельника все пошло по-другому. Перед тем, как поцеловать Дорси на прощание и расстаться, Адам сказал, что хочет (о господи!) познакомить ее со своими родителями. Нет, конечно, так прямо он не выразился - просто пригласил ее на прием в доме Дариенов-старших. Каждый год в начале декабря родители Адама устраивали в своем особняке на Золотом Берегу торжественную встречу зимы; и на этот раз Адам захотел, чтобы Дорси отправилась с ним.
     Вот почему теперь она стоит в холле размером с небольшое суверенное государство, с ужасом думая: "Боже мой, и Адам здесь вырос?!" Взгляд ее скользит по дубовым панелям на стенах, лепному потолку, электрическим свечам в канделябрах. Господи помилуй, да это настоящий дворец! Все вокруг: росписи на потолке, ковер на полу, цветные стекла в окнах, роскошная мебель, смелая цветовая гамма - просто кричит о богатстве и аристократизме. Как здесь вообще можно жить нормальной, обыденной жизнью?!
     Но если верить Адаму, здесь жили, любили и умирали пять поколений Дариенов. Дорси не удивилась бы, узнав, что призраки их до сих пор бродят по мрачным коридорам. При всем богатстве и роскоши семейного особняка, было в нем что-то зловещее, отчего у нее сжималось сердце и неприятно сосало под ложечкой. В таком доме, думала она, и должны водиться привидения.
     А может быть, все дело в том, что она здесь чужая и в таком шикарном доме ей не место. В материнском изумрудном платье без бретелек, материнском жемчужном ожерелье и жемчужных серьгах Дорси чувствовала себя так, словно она превратилась в Карлотту. И в этом образе она просто не знала, как вести себя.
     Как будто и без того мало проблем!
     С тех пор как Дорси стала достаточно взрослой, чтобы понять, чем Карлотта зарабатывает на жизнь, она прилагала все силы, чтоб ни в чем не быть похожей на мать. И не потому, что презирала Карлотту или осуждала ее поведение, - о нет! Дорси любила мать и, хоть никогда не понимала ее решений, не позволяла себе ее судить. Она вообще не считала себя вправе кого-то судить. Карлотта - взрослый человек и сама за себя отвечает. Каждый человек сам отвечает за себя, за свои поступки и их последствия - это исповедовала и Карлотта и всегда внушала эти принципы дочери. Поэтому Дорси никогда и не пыталась переделать мать. Да, не понимала ее - но принимала такой, какая она есть.
     И много раз клялась себе, что никогда, никогда не повторит ее путь.
     С самого детства Дорси, как и учила ее Карлотта, сама за себя отвечала. Главным в жизни для нее стала независимость: страшнее смерти казалась ей ситуация, когда твое благополучие зависит от кого-то другого. Вот почему она не жалела сил, чтобы занять прочное место в научном мире. Она, словно в противовес матери, была абсолютно равнодушна к своей внешности и была чужда женского кокетства. Свела к минимуму романтические отношения. Во всем Дорси привыкла полагаться только на себя. Собственным умом и решимостью собиралась она создать свое счастье, свое будущее - всю свою жизнь.
     И никто другой для осуществления этих планов ей не нужен!
     Но в глубине души Дорси не оставлял страх. Страх стать такой же, как мать. Как ни любила она Карлотту, но закончить так же не хотела. Не хотела бояться новых морщин, седых волос, не хотела под старость лет остаться одна и со страхом ждать, что же принесет ей будущее. А ведь для Дорси - при ее-то образе жизни - такое было очень вероятно. Что ж, пусть она останется одинокой и несчастливой, но на своих условиях. Потому что сама так решила, а не потому, что кто-то ее отверг.
     К сожалению, это не слишком утешало.
     Вдруг, словно дух, вызванный ее невеселыми мыслями, в глубине холла облачком алого шифона промелькнула Карлотта. Красивая, элегантная, уверенная в себе... кажется, она даже смеялась.
     Грустная улыбка тронула губы Дорси. Да, она совсем не похожа на свою мать! Карлотта среди богатства и роскоши всегда чувствовала себя естественно, а вот Дорси в элегантном платье, посреди родового гнезда миллионеров, кажется себе жалкой притворщицей. Снова она стала кем-то иным - не Дорси, не Лорен и, уж разумеется, не Мак
     Где ты, любимая фланелевая рубаха?
     - Не бойся. Обещаю, они тебя не укусят.
     Это, конечно, Адам. От его шепота, от теплого дыхания над ухом по телу Дорси прошла жаркая волна. А он, как всегда, прочел ее мысли. Хорошо, что Адам рядом - от одного его присутствия ей легче. Да нет, не просто "легче": от одного взгляда на его статную фигуру в безукоризненном черном смокинге все сомнения и страхи забываются, сменяясь самыми безумными фантазиями...
     - Ты уверен? - Дорси кивнула в сторону разноцветной гудящей толпы гостей. - Кажется, среди гостей я заметила свою мать. Может быть, мне не стоит там появляться?
     Улыбнувшись, Адам помог ей снять плащ. Кстати, свой плащ ей тоже дала Карлотта.
     - Ничуть не удивлюсь, если она в самом деле здесь, - ответил он. - На ежегодный прием у моих родителей собираются сотни людей. Кого только здесь не бывает! Но никто из них не кусается, - снова заверил он. - Они совсем безвредные и даже милые.
     Дорси предпочла промолчать. Молча смотрела она, как Адам передает оба плаща - ее и свой собственный - женщине, которая в ответ сделала книксен (господи, самый настоящий книксен!).
     "С ума сойти!" - изумлялась Дорси. Никогда в жизни ей не делали книксена, и она понятия не имела, как надо ответить в этом случае.
     - Э-э... спасибо, - пробормотала она, с трудом подавив в себе желание сделать в ответ глубокий поклон. И прошептала Адаму:
     - Слушай, а номерков или чего-нибудь в этом роде она нам не даст?
     Он от души рассмеялся:
     - Нет. Марисса помнит все. Это ее работа.
     Ничего себе: служанка, чья единственная обязанность - запоминать, какое пальто кому принадлежит! Интересно, каково ее место в служебной иерархии дома Дариенов? Выше или ниже главного дегустатора блюд?
     Адам протянул Дорси руку. Сердце ее отстукивало бешеную мамбу, но, собравшись с храбростью, она коснулась холодными пальцами его ладони и двинулась вперед, на покорение неизведанной территории.
     Шаг за шагом. Ноги, казалось, не слушались ее, походка была деревянной. Раз, два - кругом голова. Три, четыре - нет мне места в этом мире... Спокойно, спокойно. Дыши глубже. У тебя все получится.
     Должно быть, почувствовав волнение Дорси, Адам сжал ее похолодевшую руку в своей и повел по бальной зале, переходя от одной группки гостей к другой и представляя всем свою спутницу.
     Он называл ее сегодня по имени. И не добавлял: Официантка из нашего клуба" или: "Моя единственная любовь". Просто говорил, улыбаясь: "Это Дорси Макгиннес" - и при звуках теплого, нежного голоса, каким произносил он ее имя, в груди у нее словно били крыльями пестрые бабочки.
     Почему он так редко называет ее по имени? Не то чтобы Дорси не нравилось прозвище Мак в его устах оно звучит весело и нежно, особенно теперь, когда они с Адамом стали любовниками. Но Дорси хотелось бы, чтобы Адам видел в ней не только девушку из клуба Мак. Не только подружку и собеседницу. И даже - не только любовницу. Она хочет, чтобы Адам видел в ней человека. Женщину, начинающего ученого, преподавательницу, любительницу фланелевых рубах. Дорси Макгиннес во всей полноте ее личности.
     Прием продолжался, и постепенно Дорси немного расслабилась. Адам оказался прав: никто здесь не кусался, и даже его родители оказались очень симпатичными людьми. Невероятно богатыми и тем не менее симпатичными. Фигурой и чертами лица Адам пошел в отца, а вот цвет волос и глаз унаследовал от матери. Аманда и Нат были приветливы и гостеприимны, и Дорси даже позволила себе помечтать о том, как когда-нибудь войдет в их мир...
     Но, разумеется, тут же отринула дурацкие фантазии. В этот мир она едва ли войдет на равных, даже несмотря на свою наследственность. Да, Карлотта здесь как дома, а ее отец вообще в этом мире родился и вырос, но к Дорси это не относится. Она - незаконный ребенок. Самозванка. И не избавится от этого груза, пока не откроет Адаму всю правду о Лорен Грабл-Монро.
     Что в этом блистающем мире ей делать нечего, Дорси поняла, едва вошла в бальную залу. Ибо в первый же миг она наткнулась на своего отца. Он стоял в каких-то десяти футах от нее - высокий, подтянутый, в, смокинге, погруженный в беседу с еще одним смокингоносцем. У Дорси подогнулись колени: она смотрела на него и не могла отвести взгляд. Должно быть, Адам заметил ее смятение; остановившись, он взглянул в ту же сторону, затем перевел взгляд на Дорси:
     - Что такое, милая?
     Она молчала, не отрывая глаз от Реджинальда. Отец, как видно, что-то почувствовал: он обернулся, расширил глаза, приоткрыв рот от удивления, и даже двинулся к ней, но тут же опомнился, поколебавшись, отвернулся и с неохотой продолжил прерванный разговор. Все продолжалось не дольше нескольких секунд, но Дорси показалось, что прошла целая вечность.
     - Ты знаешь Реджинальда Дорси? - с нескрываемым удивлением спросил Адам, когда она обернулась. - Он друг моего отца. Довольно известный человек. Очень...
     Осекшись на полуслове, вдруг повернулся к Реджинальду, каким-то новым взглядом окинул его седеющие рыжие волосы и ярко-зеленые глаза...
     - Дорси! - тихо сказал он. На этот раз в том, как он произносил ее имя, не было нежности - только глубокое изумление.
     - Да? - ответила она, не слыша собственного голоса - его заглушало биение сердца.
     - Нет, я хочу сказать... Дорси. Тебя зовут Дорси - как его.
     - Верно, - подтвердила она.
     - Он... он твой отец.
     Это был не вопрос, а утверждение: Адаму понадобились секунды, чтобы прийти к верному выводу. Что ж такого - он ведь умный парень. Знает, что почем. Удивительно, как Лорен Грабл-Монро до сих пор ухитрялась обвести его вокруг пальца.
     - Да, - ответила она. - Реджинальд Дорси - мой отец. Бывший любовник моей матери. Бывший благодетель моей матери, - поспешно поправилась она.
     Адам молча смотрел на нее - смотрел так, словно с трудом переваривал эту новость. "А чего ты ждал? - сердито подумала Дорси. - Ты знаешь, кто я и откуда. Что изменилось оттого, что теперь тебе известно имя моего отца?"
     - Хочешь поговорить с ним? - полушепотом спросил Адам.
     - Нет, - поспешно ответила она. Адам с любопытством взглянул на нее.
     - Уверена?
     - Абсолютно. - Жесткий ответ - без размышлений, без колебаний.
     Но Адам не сводил с нее пристального задумчивого взгляда.
     - Знаешь, его жена умерла в прошлом году.
     - Знаю, - коротко ответила Дорси.
     - Дети выросли и живут своей жизнью.
     - Тоже знаю.
     - Не будет ничего страшного, если они узнают о тебе...
     - Они ничего обо мне не узнают, - прервала она. - Он никогда им не расскажет.
     - А что, если ты...
     - И я не расскажу. Никогда!
     - Но...
     - Адам, пожалуйста, пойдем.
     Поколебавшись секунду ("Не настаивай!" - мысленно умоляла его Дорси), Адам подчинился
     - Хорошо. Как хочешь.
     По совести сказать, сейчас Дорси хотела одного - уехать домой. И уже приготовилась озвучить это желание, как вдруг перед ними в облаке алого шифона материализовалась Карлотта и, обняв Дорси, быстро чмокнула в щеку.
     - Дорси, дорогая, потрясающе выглядишь! Я же говорила; что это зеленое платье создано для тебя!
     Это еще вопрос, уныло подумала Дорси. Конечно, оно маленькое (даже слишком!) и облегает тело, как вторая кожа; но беда в том, что в этом платье Дорси не чувствует себя собой. Хотя в этом, быть может, и не платье виновато. Просто за последние дни она совершенно перестала понимать, кто же она на самом деле.
     - Спасибо, Карлотта, - без особого энтузиазма ответила она. - Как... интересно... тебя здесь встретить.
     Мать беззаботно помахала рукой.
     - Ничего удивительного: на приемах у Дариенов собирается весь город. Добрый вечер, Адам, как поживаете?
     И, приподнявшись на цыпочки, запечатлела у него на щеке быстрый поцелуй. Абсолютно родственный поцелуй, черт бы его побрал!
     - Разве я не права? - прощебетала она. - Весь Чикаго бывает на ежегодных приемах у ваших родителей!
     Адам кивнул.
     - То же самое я говорил Дорси, когда мы вошли. Вот почему я не удивлен, что и вы здесь. Карлотта просияла.
     - Какой вы милый! Будьте душкой, принесите мне коктейль. Я где-то потеряла своего спутника.
     Адам почтительно склонил голову, готовый лететь по ее приказу. Удивительно, думала Дорси, как удается Карлотте так командовать мужчинами? Она целую книгу об этом написала, но так и не смогла понять, почему они летят к матери, словно бабочки на огонь. И, как видно, даже Адам - не исключение. И дело не в красоте, не в сексуальной привлекательности, даже не в обаянии: просто в Карлотте было это. Что именно - бог его знает. То, что Дорси всегда презирала. То, от чего упорно отрекалась. Что сумела совершенно в себе истребить. И теперь с изумлением понимала, что завидует матери, потому что та обладает этой загадочной силой, которой у дочери нет и, наверно, никогда не будет.
     - Есть принести коктейль! - отрапортовал он. - Дорси, тебе что-нибудь взять?
     - Бокал вина, пожалуйста, - попросила она. Адам кивнул и исчез.
     - Выпрямись, дорогая, - прошептала Карлотта, едва Адам скрылся из виду. - Мужчины не любят, когда женщина горбится.
     Дорси нахмурилась, но послушно расправила плечи.
     - По крайней мере, сегодня я женщина, - заметила она. - Обычно на таких вечеринках я - всего-навсего официантка или барменша.
     Мать неодобрительно поморщилась.
     - Милая, для мужчины ты - всегда женщина! Пока твое тело вырабатывает эстроген, неважно, кем ты являешься - официанткой, горничной, монашкой или офицером Морского корпуса. - Помолчав немного, Карлотта добавила:
     - Иногда это даже лучше. Некоторым нравятся переодевания. Возьми меня - кем только я не переодевалась за свою жизнь! Помню, один мужчина попросил меня одеться, как учительница в частной школе, и отхлестать его...
     - Карлотта! - нервным шепотом прервала ее воспоминания Дорси. - О таких вещах матери с дочерями не говорят! Тем более здесь, где кто угодно может нас услышать!
     Карлотта поправила ожерелье на шее.
     - Знаешь, милая, я жалею, что так мало с тобой об этом разговаривала. У тебя множество странных предрассудков в области секса.
     - Карлотта, тише! - отчаянно прошипела Дорси.
     - Нет, я серьезно.
     - Ну... да... может быть... а что тут такого? - защищалась Дорси полушепотом. - Предрассудки в области секса есть у всех. Это, знаешь ли, все-таки важная часть жизни.
     Карлотта покачала головой и выразительно вздохнула:
     - Не понимаю, с чего ты взяла, что секс так важен. Сам по себе он ничего не значит.
     Дорси в изумлении уставилась на нее:
     - И это говоришь ты? Женщина, которая сексом зарабатывает себе на жизнь?
     - Милая моя, - холодно ответила Карлотта, - я зарабатываю на жизнь вовсе не сексом.
     - Карлотта, не надо! Обе мы прекрасно знаем, что стоит за подобными отношениями. Ты никогда не трудилась скрывать своих целей. Или скажешь, что не спала со своими... благотворителями?
     - Не будь дурочкой, дорогая. Разумеется, спала. Но я оставалась с ними не ради секса.
     - Это понятно! - язвительно заметила Дорси.
     - И они оставались со мной не ради секса.
     - Вот как! Зачем же тогда? - непонимающе воскликнула Дорси.
     Вместо ответа мать вздохнула и горестно покачала головой:
     - Неужели не понимаешь?
     - Как видишь, нет.
     Карлотта вдруг улыбнулась лукавой, озорной улыбкой.
     - Ничего, у тебя еще все впереди. Думаю, этот милый мальчик - Адам Дариен - многому тебя научит.
     - Карлотта!
     Но мать, как обычно, не обратила на ее вопль никакого внимания.
     - Только научись им управлять, дорогая, - невозмутимо продолжала она. - Я расскажу тебе, как это делается. Я ведь не все свои секреты раскрыла в книге. Самые важные оставила при себе. Не всякая женщина способна их понять. Но ты, мне кажется, сможешь. В конце концов, ты все-таки моя дочь.
     Как будто это нуждалось в напоминаниях!
     - Спасибо, Карлотта, - сухо поблагодарила она, - но я не собираюсь управлять Адамом. У нас не такие отношения.
     "И вообще, - мысленно добавила она, - наши отношения пока что под большим вопросом".
     - Что ж, - вздохнула Карлотта, - что легко достается, дешево ценится. Может быть, со временем ты меня поймешь. Кстати, вы с Адамом еще не пробовали тот фокус со сливками?
     Дорси зажмурилась и потрясла головой. "Господи боже, - думала она, - ну почему все великосветские вечеринки длятся вечно?"

13.

     - Ты просто позор на весь род мужской! - прошипела Эди.
     Какое затмение на нее нашло, когда она предложила Лукасу свою помощь в поимке миллионерши?!
     Нет, с внешним видом у него все в порядке. Не зря Эди таскала его по магазинам. А потом завела в парикмахерскую и заставила сделать стодолларовую стрижку. В черной тройке вид у Лукаса гордый и внушительный, подстриженные волосы кажутся мягче, шелковистей и блестят каким-то особым золотистым блеском, а сапфирово-синий галстук так гармонирует с цветом глаз, что... что...
     Да что там скрывать - от одного взгляда на него у нее перехватывает дыхание.
     Но, если он не перестанет кривить рожу, к нему не только миллионерша не подойдет - муха залетная не подлетит! А Эди так старалась, добывая два приглашения на благотворительную в