онец. - Вызывай такси, если без этого никак нельзя.
     Что Эди и сделала.
     Даже два раза. Однако время близилось к закрытию, а такси так и не появлялось. Эди, не теряя времени, поила Лукаса крепким кофе, и скоро он более или менее пришел в себя. Вести машину, конечно, не мог, но, по крайней мере, изъяснялся довольно связно, не пытался больше с ней заигрывать и не выяснял, кого она ищет...
     - Эди, ты мой цветочек!
     Гм... насчет заигрываний она поторопилась. Но, по крайней мере, теперь она "цветочек", а не "зайка" и не "рыбка".
     Ни "зайкой", ни "рыбкой", ни тем более "крохотулечкой" ее никто еще не называл. Слова-то - бог с ними; важен тон, каким они произносились. И улыбка Лукаса - улыбка, от которой теплеет на сердце...
     Линди давно уже бросала на Лукаса гневные взгляды. Вот-вот попросит уйти... точнее, потребует - Линди никого никогда ни о чем не просит. Опасаясь, что хозяйка в буквальном смысле вышвырнет Лукаса на улицу, Эди перегнулась через стойку - будто бы для того, чтобы взять пустую кружку - и прошептала:
     - Встретимся в холле через пятнадцать минут, и я сама тебя отвезу.
     Он вздернул голову, удивленно приоткрыл рот. Спросил с надеждой:
     - К себе?
     - К тебе, - уточнила Эди.
     Он улыбнулся медленной ленивой улыбкой.
     - Только до входной двери, - поспешно добавила Эди.

     Квартира Лукаса оказалась совсем не такой, как ожидала Эди.
     А вот сам Лукас оправдал все ее ожидания. Едва она открыла дверь, он ринулся мимо нее - она едва успела отпрянуть, чтобы он до нее не дотронулся, - бросился прямиком в гостиную и без лишних слов, не сказав даже "спасибо", рухнул на диван.
     Эди вошла следом, чтобы отдать ему ключи. Не удержавшись, украдкой огляделась. Она полагала, что квартира Лукаса должна являть собой типичную мужскую берлогу - минималистский интерьер и никаких излишеств. А увидела нечто... ну, не совсем идеальное, конечно, но вполне пристойное: удобная мебель, элегантные аксессуары. Бледно-желтые обои, широкая софа, у камина - два кресла; на дубовом полу - ковер с геометрическим рисунком. На каминной полке - сувениры из разных стран. По обеим сторонам от окна - полки с книгами.
     Однако вещей, которые могли бы сказать что-то о личности хозяина, здесь не было. Ни фотографий в рамках, ни вышитых салфеточек - подарков бабушки Конвей, ни кубков победителя школьных соревнований, ни растений в горшках. Прекрасная комната, но какая-то безликая. Впечатление усиливала царящая здесь чистота. Видимо, Лукас немало времени тратил на уборку.
     - Bienvenue a chez Lucas! <Добро пожаловать к Лукасу! (фр.)> - объявил с дивана хозяин.
     И сделал широкий приглашающий жест. При этом рубашка его расстегнулась и над брючным ремнем мелькнуло мускулистое загорелое тело. Эди поспешно отвела глаза. Похоже, Лукас не только квартиру, но и себя самого держит в форме.
     - Mi casa es su casa <Мой дом - твой дом (исп.).>, - продолжал он уже на испанском. - Спорю, ты не подозревала, что я говорю на двух языках?
     Неохотно переведя взгляд, Эди обнаружила, что он насмешливо улыбается. Она подняла брови и скрестила руки на груди, словно говоря: "Ну, меня этим не проймешь, прибереги свои штучки для кого-нибудь другого!"
     - Да неужели? - ответила она так равнодушно, как только могла.
     Лукас горделиво кивнул.
     - На самом деле даже на четырех. Французский, испанский, родной английский, довольно беглый немецкий. Ich bin ein Berliner <Я из Берлина (нем.).>, - произнес он в подтверждение своих слов.
     Но Эди молчала.
     - Только не подумай, что я хвастаюсь, - подумав, добавил Лукас.
     - Много путешествовали? - поинтересовалась она.
     Он помотал головой.
     - Ты удивишься, но на самом деле я никогда не был за границей.
     - Почему? - с любопытством спросила Эди. - Вы ничем не связаны, у вас хорошая работа, вы можете себе это позволить. Боитесь летать?
     Он удрученно покачал головой:
     - Боюсь жить.
     Эди открыла рот, чтобы спросить, что это значит, но тут Лукас бодро вскочил с дивана и направился на кухню.
     - Хочешь кофе? - спросил он на ходу. - Я, пожалуй, выпью чашечку. Как видишь, я еще не протрезвел. Слишком много болтаю. - Судя по всему, откровенность представлялась ему страшнейшим из грехов.
     Эди принялась энергично отказываться.
     - Нет, спасибо, мне действительно пора домой.
     Лукас резко обернулся: лицо исказилось тревогой.
     - Не надо! - воскликнул он - и тут же, заметив ее удивление, почти испуг, добавил:
     - Пожалуйста!
     Протянув руки, двинулся к ней - на какой-то безумный миг Эди показалось, что сейчас он ее схватит. Но Лукас остановился в нескольких шагах от нее и заговорил:
     - Пожалуйста, Эди, останься ненадолго. Поговори со мной. Я все равно сейчас не засну.
     Тем более лучше уйти. Эди не доверяла предутренним часам, тоскливым и туманным. Сама она в такие часы никогда не могла заснуть - и не собиралась делить свою бессонницу с посторонними.
     - Нет, я... мне в самом деле пора. - Она сделала шаг назад. - У меня завтра в восемь утра семинар.
     Он кивнул - покорно, с какой-то безнадежностью. Словно ничего иного и не ожидал. Словно был даже доволен, что его снова оставили в дураках.
     Странно: почему-то ей вдруг стало неловко. Как будто она бросает его в беде. Но почему? Он ей никто - не любовник, не брат, не друг. Она ничем ему не обязана. Совсем его не знает. Он ей даже не нравится! Только оттого, что, выпив лишнего, он повернулся к ней иной, неведомой ранее стороной... И оттого, что эта сторона ни с того ни с сего ее заинтересовала... Оттого, что где-нибудь в иной жизни, при иных обстоятельствах она непременно захотела бы разобраться в этом колючем, несговорчивом и, как видно, несчастном парне...
     Нет, нет! Все равно она не останется. Среди ночи пить кофе с Лукасом Конвеем - это полное безумие... да что там - просто идиотизм! И не потому, что у их отношений нет будущего; нет, потому, что у Эди Малхолланд есть прошлое. И с таким прошлым, как у нее, лучше не рисковать.
     - Я... увидимся в "Дрейке", - пробормотала она, пятясь к дверям.
     Вспомнив, что все еще сжимает в руках кольцо с ключами, предупреждающе звякнула ими и бросила через комнату. Лукас ловко поймал ключи - что было не так легко, поскольку он не спускал глаз с Эди. Такой красивый, в который раз подумала она. Красивый. Умный. Обаятельный. С ним так интересно. С ним...
     Ну хватит! Оборвав себя на полумысли, она вздохнула, прощально помахала Лукасу рукой и переступила порог.
     - Эди! - позвал он.
     Она неохотно обернулась.
     - Спасибо, - мягко произнес он. - За все.
     - Нет проблем, - улыбнулась она. Он сухо, безрадостно рассмеялся. - Хорошо сказано, детка. Везет тому, у кого нет проблем!

8.

     Всю следующую неделю - после поцелуев на крыльце - Адам Дариен в "Дрейке" не показывался.
     В пятницу вечером, сидя в раздевалке, Дорси размышляла о том, что вовсе не этого хотела. Когда она сказала, что не сможет с ним встречаться, то имела в виду лишь свидания - романтические встречи в нерабочее время А вовсе не то, что он должен навсегда исчезнуть из ее жизни.
     Но он исчез. Пожалуй, Дорси была даже рада этому. Она не представляла, как вести себя с Адамом теперь после той сцены на крыльце. До прошлой пятницы их роли были раз и навсегда четко распределены. Но теперь граница между ними исчезла, и Дорси не понимала, что делать дальше. А самое ужасное - что бы она ни предприняла, рядом с ней всегда будет невидимой тенью стоять Лорен Грабл-Монро.
     Дорси не может завести роман с Адамом - или с кем-то еще, - не впутывая в дело Лорен. Быть может, Лорен по душе любовь втроем - что с нее взять! - но Дорси не из таких. Она девушка строгих правил.
     Хотя... в тот краткий миг, когда Адам сжимал ее в объятиях, а губы его прикасались к ее устам, она чувствовала, что с этим мужчиной готова на все.
     Не было дня - да что там, часа! - когда бы ей не вспоминались те поцелуи. Какое наслаждение - обнимать Адама! Словно прижимаешь к груди ураган, дикую неукротимую силу, и черпаешь из нее мощь и страсть.
     Пламенные поцелуи Адама не только возбудили Дорси, но и пробудили в ней новое чувство. Ощущение силы, уверенности в себе, всепобеждающей женственности. Если такой мужчина рядом с ней потерял голову - значит, она может все! Никогда прежде Дорси не испытывала ничего подобного... и подозревала, что вряд ли испытает впредь. Вот почему ей так отчаянно не хватало Адама.
     Не только поэтому, конечно. Ей не хватало его дружбы, не хватало разговоров обо всем на свете, беззлобного поддразнивания и шутливого флирта. Не хватало его улыбки и смеха. Не хватало его смехотворной мужской самоуверенности и невыносимо сексистских взглядов. Не хватало даже той грусти, что охватывала ее всякий раз, когда Дорси готова была погладить его по взъерошенным волосам и тут же вспоминала, что этого делать не стоит...
     Определенно, она скучала по Адаму. Скучала отчаянно. Беспрерывно прокручивала в памяти те поцелуи на крыльце. Не могла забыть, как сильные руки его скользили по ее ягодицам, как касались ее шеи влажные губы Адама. Каждый звук, каждый запах, каждое чувственное ощущение - все навеки запечатлелось в памяти. Ничего она так не желала, как испытать это снова! Все это - и, может быть, кое-что еще...
     Но еще ей хотелось вернуть прежние беззаботно-приятельские отношения. И как же, скажите на милость, совместить любовь с дружбой? Быть может, это и возможно, но только не сейчас, когда в ней совмещаются три личности: Дорси Макгиннес, преподаватель социологии в "Северне", Мак, буфетчица из "Дрейка", и суперзвезда книжного рынка Лорен Грабл-Монро. Как она ухитряется вести тройную жизнь, Дорси сама не понимала. Так что, может быть, это даже к лучшему, что Адам исчез с горизонта.
     Да, без него тоскливо - но что ж поделаешь?
     Впрочем, до сих пор особенно тосковать не приходилось. Неделя пролетела как в тумане: у Дорси ни минутки свободной не было. Лорен Грабл-Монро взлетела на пик популярности: в понедельник она раздавала автографы в книжном магазине в Шомбурге, в среду выступала перед группой сексопатологов из Шампани, а в шесть утра в четверг уже мчалась на радиостанцию, где намечалось утреннее шоу с ее участием.
     Это вчерашнее шоу оставило у Дорси неприятное ощущение: вот и сейчас, стоило об этом вспомнить, кошки заскребли по сердцу. К обычным вопросам радиослушателей (чаще всего они касались ее вымышленной биографии) Дорси уже привыкла, научилась непринужденно и остроумно на них отвечать; но в этот раз к стандартному набору вопросов приметалось нечто новое. Вчера наряду с хихикающими школьницами на радио звонили раздраженные домохозяйки и их мрачные мужья. Одна дама, прочитав книгу, впала в депрессию, другая подала на развод... Дорси не знала, что ответить: ей было очень не по себе. Неужели ее книга действительно разрушает семьи, приносит людям несчастье?
     До начала смены оставалось десять минут. Ее форма висела в шкафчике; в рюкзаке прятались доспехи Лорен Граб л-Монро - сегодня утром она встречалась с репортером из местного еженедельника. Вроде бы все прошло нормально. Сразу после интервью Дорси помчалась на лекции в колледж, а после колледжа не успела заскочить домой - надо было нестись в "Дрейк"... Честно говоря, она уже не помнит, когда в последний раз была дома.
     Она прикрыла усталые глаза - всего на секунду... а в следующий миг очнулась от недовольно-болезненного тычка в плечо. Распахнув глаза, Дорси обнаружила, что над ней стоит Линди Обри в похоронно-черном костюме: брови нахмурены, губы поджаты, вид самый зловещий.
     "Что на этот раз не так? - удивилась Дорси. - В кои-то веки я не опоздала на работу - так нет, она опять недовольна!"
     - Ты знаешь, сколько времени? - обрушилась на нее Линди.
     - Без десяти четыре, - не задумываясь, ответила Дорси.
     Линди покачала головой.
     - Ошибаешься. Пять минут пятого.
     Дорси бросила взгляд на часы. В самом деле, ей уже пять минут как пора быть за стойкой, а она даже не переоделась!
     - Не может быть! - пробормотала она. - Я пришла без четверти четыре...
     - И чем же занималась последние двадцать минут? - язвительно поинтересовалась Линди.
     - Я... э-э...
     "Спала", - с ужасом поняла она. Господи, что же это такое: присела, закрыла глаза - и вырубилась на четверть часа?!
     - Я... должно быть... не заметила... забыла о времени...
     Линди скрестила руки на груди.
     - Дорси, с меня довольно, - заговорила она. - За последний месяц ты пропустила больше половины рабочих дней. Мое терпение на исходе.
     - Но я всегда прошу кого-нибудь меня подменить... - слабо оправдывалась Дорси.
     - Неважно, - отрезала Линди. - Я наняла тебя на тридцать часов в неделю, и ты согласилась работать тридцать часов в неделю. Понимаю, бывают разные чрезвычайные обстоятельства. Я готова давать своим служащим отгулы - два-три в месяц. Но ты переходишь все границы. Если ты не справляешься с работой, я найму на твое место кого-нибудь другого. Ты все поняла?
     Дорси кивнула.
     - Очень хорошо. Больше никаких прогулов. И никаких опозданий.
     - Но...
     - Еще один случай - и ты уволена. Если не можешь работать по расписанию, лучше не работай вообще. Во всяком случае - у меня!
     Дорси покорно кивнула:
     - Хорошо, Линди.
     - Да, кстати, на этой неделе тебе придется поработать сверхурочно. В субботу вечером. Один из членов клуба устраивает у себя вечеринку, и ему нужен бармен. Начнешь работу в шесть вечера. Вот адрес.
     И, не дожидаясь ответа (а что тут можно было ответить?), Линди сунула ей в руку листок бумаги с адресом.
     - В шесть часов, - повторила она. - И не опаздывай!
     - Не опоздаю, - заверила ее Дорси.
     Линди уже собиралась повернуться и уйти, как вдруг взгляд ее упал на верхнюю полку приоткрытого шкафчика. Нет, не обручальное кольцо привлекло ее внимание - историю с обручальным кольцом Линди знала и хитрость Дорси одобряла. Хозяйка клуба не сводила глаз со стопки пухлых, мелко исписанных блокнотов - рабочих заметок для будущей диссертации.
     Дорси порой сомневалась, стоит ли держать материалы в раздевалке "Дрейка", где они могут попасть в чужие руки. Но это было удобнее всего, а за сохранность своей тайны она почти не опасалась. Линди была помешана на неприкосновенности частной жизни - прежде всего своей, естественно, но и чужую уважала. Она никогда не задавала служащим личных вопросов, не совала нос в чужие дела. И не заглядывала в шкафчики своих служащих.
     Бросив на Дорси последний предупреждающий взгляд, Линди повернулась на каблуках и пошла прочь. Она не сомневалась, что в шесть часов в субботу Дорси послушно явится по указанному адресу. А сейчас спешно переоденется и сломя голову помчится на рабочее место.
     Конечно, помчится! Куда же она денется?
     Как только найдет в себе силы сдвинуться с места.
     С тяжелым вздохом Дорси поднялась и начала расстегивать любимую фланелевую рубаху. О предстоящих выходных она старалась не думать. Поскорее бы прошла эта суббота! Беспрерывная беготня, а главное - необходимость постоянно менять роли (от строгой преподавательницы - к бойкой улыбчивой барменше, от барменши - к секс-бомбе, и снова по кругу) совершенно ее вымотала. А впереди - никакого просвета. Работа, работа, работа... Нет, так больше нельзя. Ей надо отдохнуть. И ей, и Мак, и Лорен - всем трем.
     Однако не идти на вечеринку нельзя. И не только потому, что за отказ ее уволят; завтра вечером она, если ухитрится не заснуть, увидит нечто новое и чрезвычайно интересное - миллионера в домашней обстановке. До сих пор Дорси наблюдала своих "подопытных кроликов" только в клубе, что, конечно, сужало поле исследования. А теперь узнает, как выглядит жилище изучаемого объекта, поглядит на ритуалы ухаживания... Или нет, лучше не надо. От ритуалов ухаживания, принятых в микросоциуме чикагских миллионеров, у нее надолго пропадет аппетит.
     Вдруг Дорси подскочила от ужаса, вспомнив, что на эти выходные у Лорен намечена лекция в Северо-Западном университете! Ах нет... это в воскресенье. В субботу вечером и Лорен, и Дорси свободны.

     Дверь шикарного пентхауза, куда явилась Дорси в субботу к, шести часам, открыл... Адам Дариен. Первая мысль Дорси была: "Так я и знала!" А вторая: "Но до чего же он хорош!"
     Безупречно белая рубашка и угольно-черный костюм смотрелись, конечно, не так сексуально, как в "Дрейке" в конце дня, но тоже очень, очень ничего... А галстук от "Валентине"! Дорси охватило искушение немедленно его снять. А потом, прильнув к Адаму, спустить с его плеч пиджак и рубашку. Ботинки и носки он, должно быть, снимет сам, а вот с брюками она ему поможет. А потом в восторге пробежит ладонями по его освобожденному нагому...
     - Привет, Мак. Давненько не виделись.
     Ну вот, так всегда! Вечно ей не дают помечтать!
     - Э... привет, - нерешительно ответила она, не зная, что к этому прибавить.
     Точнее, не то чтобы совсем не зная... Во рту у нее вертелись и рвались с языка два животрепещущих вопроса. Только задавать их не стоило, потому что первый вопрос звучал так: "Адам, когда ты еще раз меня поцелуешь?" А второй так "Чем собираешься заняться после вечеринки?"
     - Сегодня я поработаю за стойкой твоего бара, - сообщила она. - Линди сказала, что тебе не хватает... э-э... рабочих рук.
     - А-а! - Он отступил, пропуская ее. - Проходи! Добро пожаловать!
     Черт побери! Она-то думала, что он тоскует в одиночестве и жаждет новой встречи, а этот плей-бой, похоже, попросту забыл о том, что произошло в прошлый раз! Интересно, какие новые события (или, новые женщины - добавил внутренний голос) отвлекли его внимание? Как мог он забыть, что всего неделю назад на крыльце ее собственного дома... о-ох, не надо об этом!
     Ну хорошо. Он все забыл - значит, забудет и она. Окинет его равнодушным взглядом, независимой походкой войдет в дом, притворяясь, что ей вовсе не интересно, как...
     Ух ты! Вот это гостиная!
     Стеклянная стена открывала вид на вечерний Чикаго, сияние электрических огней смешивалось с дымным маревом заката. Мебель темного дерева, кожаная обивка диванов, пол, покрытый восточным ковром с классическим узором, модели кораблей на каминной полке, книжные шкафы, полные томов в кожаных переплетах, огромная картина в тяжелой раме на стене, изображающая многолюдную гавань столетней давности, все властно заявляло о том, что здесь живет мужчина.
     Поблизости от окна стоял обеденный стол; рядом Дорси заметила дверь на кухню, откуда доносился яростный звон посуды - очевидно, там готовится угощение. Пора и ей приступать к своим обязанностям...
     - Мак, ты идешь?
     Только сейчас Дорси сообразила, что стоит на пороге и глупо таращится вокруг, словно деревенщина, никогда в жизни не бывавшая в приличных домах. Адам, элегантный и неотразимый, стоял в арке напротив дверей в кухню. По-прежнему он держался так, словно между ними ровно ничего не произошло.
     Можно подумать, эти поцелуи ей приснились! Ни в словах его, ни в голосе, ни в жестах ничто не намекало на то, что в их отношениях была и другая страница. А что, если она и вправду все выдумала? Что, если приняла фантазию уставшего мозга за реальность? Может быть, Адам и не сжимал ее в объятиях, и не думал зацеловывать до бесчувствия? Может быть, он по-прежнему не чувствует к ней ничего, кроме дружеской симпатии? И все ее мечты, воспоминания, надежды - самообман?
     - Бар мы устроим здесь, в библиотеке, - сказал Адам, кивнув в сторону соседней комнаты. - Помещение довольно просторное и вполне подойдет для приема гостей.
     Дорси с трудом осознавала смысл его слов - все мысли ее были заняты собственными чувствами. Разве не этого она хотела? Стереть из памяти происшествие недельной давности, сделать так, чтобы все осталось по-прежнему? Что ж, похоже, именно такое решение принял и сам Адам. Почему же она, Дорси, теперь чувствует себя так, словно ей плюнули в душу? Чего она еще хочет? Неужели не понимает, что более тес