молитву после обеда и перед сном. Все ее внуки должны были  приходить
к ней в субботу днем, пожелать ей доброго здоровья,  рассаживаться  сми-
ренно вдоль стены и ждать субботнего угощенья. Угощенье это трудно  наз-
вать щедрым, но зато оно всегда подавалось на чистых сверкающих тарелоч-
ках: яблоко, персик, рожок, винная ягода  или  две-три  сухих  изюминки.
Наставления при этом сыпались без конца. И все они сводились к тому  же:
нужно слушаться отца, мать и почтенных набожных людей, нужно быть благо-
честивым. Бог накажет за самую малость-за то, что не молишься, не слуша-
ешься, не учишься, за шалости, за дурные мысли и  даже  за  пятнышко  на
одежде. После всего этого ни яблочко, ни персик,  ни  рожок,  ни  винная
ягода, ни ссохшиеся изюминки не лезли в горло.
   Но бабушкины поучения ни в какое сравнение не могут идти с тем  пото-
ком назиданий, который учитель низвергал на своих учеников по  субботам,
перед вечерней молитвой. Слезы рекой текли из глаз мальчиков-так ясно  и
ощутимо изображал он ангела добра и духа зла, ад и рай и как ангел  заг-
робного мира швыряет грешников с одного края вселенной на  другой.  Мил-
ли... миллионы бесов, духов, нечистых копошились у  ног  учеников.  Даже
под ногтями у них учителю чудились черти. Он был уверен, что  каждый  из
его учеников попадет в преисподнюю, ибо если и встретится один  безгреш-
ный, который молился, читал священные книги и делал все по велению анге-
ла добра, то он все же, послушный духу зла, грешил  мыслью,  а  если  не
мыслью, то во сне, в сновиденьях своих грезил о запретном...
   Словом, не было никакой возможности укрыться от истребителя всего су-
щего, злого духа, хоть ложись и помирай. А тут как назло  хочется  жить,
озорничать, смеяться, лакомиться и, проглотив побыстрей молитву,  думать
именно о запретном... И это уже было делом злого духа,  у  которого  до-
вольно подручных для того, чтобы завлечь невинного в свои  сети.  Ну,  а
кто к нему попался - идет за ним, как теленок, и делает все, что он при-
кажет. И такое уж счастье этому злому духу, что  его  слушаются  гораздо
охотней, нежели ангела добра. Не помогают тут никакие нравоучения и про-
поведи. Наоборот, чем больше старается ангел добра, тем упорнее действу-
ет дух зла. Страшно сказать, но мне кажется, не будь ангела добра,  духу
зла нечего было бы делать...

   13
   ВОРОВСТВО, ИГРА В КАРТЫ И ПРОЧИЕ ГРЕХИ

   Дети помогают матери на ярмарке. - Игра в карты  в  честь  хануки.  -
Перл, сын вдовы, учит нас воровать. - Негодный малый

   С детьми Нохума Вевикова дух зла обошелся очень  жестоко.  Мало  того
что сорванцы комкали молитвы, пропускали больше половины, а бабушке лга-
ли, будто сверх положенного они прочитали еще несколько псалмов,-они на-
учились еще и воровать, таскать лакомства, играть в карты и всяким  дру-
гим грешным делам... Дошли они до этого, понятно, не сразу - одно влекло
за собой другое, как сказано в писании: "Грех порождает грех".
   Я, кажется, уже рассказывал вам, что воронковцы  кормились  благодаря
крестьянам  и  зарабатывали  преимущественно  во  время  больших   ярма-
рок-"Красных торгов", как их называли. Этих ярмарок  воронковцы  дожида-
лись с нетерпением. В это время они суетились вовсю, делали дела,  зара-
батывали деньги. А тем временем  покупатели  воровали,-впрочем,  большей
частью женщины. И не укрыться, не уберечься от них! Только вытряхнешь  у
одной из рукава платок или ленту, как уже  другая  стащила  из-под  носа
сальную свечу или рожок. Что делать? И Хая-Эстер, жена Нохума  Вевикова,
нашла выход: она поставила своих детей в лавке следить за ворами. Ребята
следили усердно и зорко: они не только набивали полные  карманы  рожков,
табаку, орехов, сушеных слив, но еще подбирались и к  зеленой  шкатулке,
где лежала выручка; в то время как мать разговаривала с покупательницей,
они опускали в карманы несколько монет - какие-нибудь круглые пятаки,  а
потом тратили их в хедере на блины, коржики, маковки, вареный горох, се-
мечки или же проигрывали в карты.
   Игра в карты была болезнью, эпидемией во всех хедерах; начиналась она
в праздник хануки * и не прекращалась потом всю зиму.  Известно,  что  в
дни хануки сам бог велел играть. Кто играл в юлу *, кто в карты. Правда,
это не были настоящие, печатные карты, речь идет о самодельных еврейских
картах, об игре в "тридцать одно". Но какая разница-тот же соблазн,  тот
же азарт. Когда наступала ханука, учитель не только  разрешал  играть  в
карты, но и сам принимал участие в игре и был рад,  если  ему  удавалось
выиграть у своих учеников ханукальные деньги. А проиграть учителю  хану-
кальные деньги было удовольствием, честью, радостью. Во  всяком  случае,
лучше проиграть учителю ханукальные деньги, чем быть  им  высеченным,--с
этим как будто согласится всякий.
   Но как только ханука уходила - тут тебе конец празднику,  конец  кар-
там! Учитель строго-настрого предупреждал: "Берегитесь!" И если кто  ос-
мелится прикоснуться к картам, упомянуть о картах или  даже  подумать  о
них, быть тому наказанным - он будет высечен.
   Учитель, видимо, и сам был когда-то порядочным сорванцом и  поигрывал
в картишки не только в честь хануки, иначе откуда бы пришли ему в голову
подобные мысли? Так или иначе, ученики всю зиму после  хануки  играли  в
карты еще более азартно, еще с большим рвением, чем в дни хануки. Проиг-
рывали завтраки и обеды, проигрывали наличные, когда же не было денег, а
ведь играть хотелось, находили всякие способы, чтобы раздобыть  их.  Кто
добирался до кружки Меера-чудотворца * и навощенной соломинкой  вытаски-
вал из нее по одному омытые слезами гроши, которые  мать  спускала  туда
каждую пятницу, перед молитвой над свечами; кто ухитрялся выгадать  нес-
колько грошей "комиссионных", когда его посылали на рынок с каким-нибудь
поручением; а кто просто подбирался к отцовскому кошельку или к маминому
карману и ночью, когда все спали, вытряхивал  оттуда,  сколько  удастся.
Все это делалось в величайшем страхе, с огромным риском. И  все  уходило
на карты, на "тридцать одно".
   Вопрос заключался лишь в том-где и когда играть, как устроиться, что-
бы не узнал учитель. Об этом уже заботились ребята  из  старшей  группы,
такие, как Эля, сын Кейли,-уже жених, рыжий,  с  серебряными  часами,  и
Берл, сын вдовы, толстогубый парень с удивительно крепкими зубами, кото-
рыми можно грызть железо. У него уже пробивалась бородка,-и он сам был в
этом виноват, потому что курил. Так объяснял сам Берл. "Вот вам  доказа-
тельство, - говорил он, - попробуйте сами, начните курить-и у вас вырас-
тет борода". И он шутки ради научил своих товарищей  курить,  не  только
курить, но подсказал им также, как раздобывать "материал"  для  курения.
То есть попросту научил их воровать. Понятно,  за  учение  Берл  получал
плату табаком и папиросной бумагой.
   У Берла была своя система: кто слушался его, приносил табак  и  папи-
росную бумагу, был славным парнем, хорошим товарищем, тот же, кто боялся
или не умел воровать,-считался у него размазней, слюнтяем  и  исключался
из товарищества. И если ему особенно не везло, он еще  бывал  бит  рукою
того же Берла. Поссориться с Берлом или пожаловаться на  него  не  имело
никакого смысла, пришлось бы выдать себя с головой-и на это ни у кого не
хватало смелости. И ребята делали все, что Берл  приказывал,  погружаясь
вместе с ним все глубже и глубже в трясину. Бог знает,  к  чему  бы  это
привело, если бы самого Берла не постиг печальный конец, да такой, что и
в голову не сразу придет. А ребята по молодости своей и невинности  тол-
ком даже не поняли, что тут произошло. Они только знали,  что  случилась
история в пятницу. Парня поймали у  бани,  когда  он,  выставив  кусочек
стекла, подглядывал одним глазком, как моются женщины.
   Боже, что творилось в местечке! Мать Берла, вдова, упала  в  обморок,
его самого забрали из хедера, не пускали в синагогу, ни один мальчик  из
хорошей семьи не смел встречаться с этим "вероотступником". Так прозвали
его тогда. И как видно, чтобы оправдать это прозвище, Берл впоследствии,
после смерти матери, крестился и пропал бесследно.

   14
   ФЕЙГЕЛЕ ЧЕРТ

   Сорванцы кaютcя. - Не девушка, а черт. - Ведьма, которая щекочет

   Все же не следует думать, что дух зла постоянно брал  верх,  а  ангел
добра всегда оказывался побежденным. Не нужно забывать,  что  существует
месяц элул, дни покаяния, Новый год, Судный день и вообще молитвы, посты
и всякое другое самоистязание, которое придумали для себя  благочестивые
евреи. Невзирая на мелкое воровство, картежную игру и прочие  мальчишес-
кие прегрешения, можно с уверенностью сказать, что средний  из  братьев,
Шолом, был по-настоящему благонравным и богобоязненным, он не раз  давал
себе слово исправиться и когда вырастет, если богу будет  угодно,  стать
праведным и благочестивым, как наставляла его бабушка Минда,  учитель  и
все добрые, почтенные люди.
   Часто случалось, что во время молитвы он плакал, бил  себя  в  грудь,
отдалялся от старших братьев и от товарищей-озорников, которые  подгова-
ривали его делать дурное. Но настоящим кающимся грешником он становился,
когда приходили дни суда и покаяния.
   Быть праведным и благочестивым вообще очень  отрадно  и  приятно.  Но
тот, кому когда-либо приходилось каяться, согласится, что на  свете  нет
ничего лучше. Кающийся-это человек, который примиряется с богом, преодо-
левает в себе дух зла и соприкасается с богом. Посудите сами, что  может
быть лучше примирения! Что может быть слаще победы! Что может быть прек-
расней, чем божья благодать! Кающийся чувствует  себя  сильным,  чистым,
свежим, заново рожденным и может смело смотреть всем в глаза. Как  хоро-
шо, как чудесно быть кающимся грешником!
   Как только наступал месяц элул и слышался первый  звук  рога*,  герою
этого жизнеописания казалось, что он видит духа зла связанным, повержен-
ным в прах, умоляющим, чтобы его не слишком топтали ногами. А Новый год!
А Судный день! А испытания  трудного  поста!  Чувствовать  голод,  смер-
тельную жажду и держаться наравне со взрослыми-во всем этом  была  такая
сладость, такая красота, оценить которую может только  тот,  кто  верует
или хоть когда-нибудь веровал. Какое удовольствие может сравниться с тем
наслаждением, которое испытывал Шолом к исходу Судного дня,  когда,  го-
лодный и усталый, но зато очищенный от грехов и с  просветленной  душой,
он выходил из синагоги и, предвкушая райский вкус ржаной коврижки,  смо-
ченной в водке, торопился домой, и вдруг... стоп! В чем дело?  Прихожане
остановились, чтобы приветствовать новолуние... Мы таки порядком  устали
и проголодались, но это ничего не значит. "Твою луну, отец небесный,  мы
все же благословим".
   Ах, как приятно быть кающимся грешником! Но дух зла-пропади он пропа-
дом!-сатана-погубитель всюду вмешивается и все портит. На этот раз сата-
на появился в образе деревенской девушки с вьющимися волосами и зелеными
глазами. Откуда взялась эта девушка, вы сейчас узнаете.
   В дни постов и покаяний, таков был старинный обычай, деревенские  ев-
реи, "праздничные гости", как их называли, съезжались из окрестных дере-
вень в местечко  Воронку.  Каждый  хозяин  принимал  своего  постоянного
праздничного "гостя" и "гостью". Гость Нохума Вевикова-Лифшиц из  Глубо-
кого-приходился ему дальним родственником. Это был  набожный  человек  с
широким лбом, лбом мудреца, хотя в действительности он умом не  отличал-
ся. И жена была набожная - горячая молельщица и любительница нюхать  та-
бак. Детей  они  не  имели,  но  жила  у  них  служанка-сирота,  дальняя
родственница, по имени Фейгл.  Ребята  же  называли  ее  по-иному-Фейге-
ле-черт, потому что это была  не  девушка,  а  огонь,  бес,  девчонка  с
мальчишескими повадками, любившая шалить с ребятами, когда никто не  ви-
дит, рассказывать им сказки, петь песенки, большей частью не еврейские.
   Однажды, в теплую, светлую ночь праздника  кущей,  она  пробралась  к
месту, где спали мальчики  (из-за  "праздничных  гостей"  детей  уложили
спать во дворе), уселась возле них полураздетая и, расплетая косы,  при-
нялась рассказывать удивительные сказки. Это были не  те  сказки,  какие
рассказывал Шолому друг его Шмулик. Фейгеле рассказывала про чертей, ду-
хов, бесов, которые причиняют человеку всякие неприятности,-выворачивают
одежду наизнанку, переставляют мебель, перелистывают книги, бьют посуду,
таскают горшки из печи, словом, делают всякие непотребные вещи. И о кол-
дунах она рассказывала и о ведьмах; ведьма, если захочет, говорила  Фей-
геле, может целую сотню людей замучить щекоткой.
   - Щекоткой? Как так щекоткой?
   - Вы не знаете, что такое щекотка? Вот  я  вам  покажу,  как  щекочет
ведьма.
   И Фейгеле-черт с распущенными волосами кинулась показывать, как щеко-
чет ведьма. Сначала мальчики смеялись, потом стали отбиваться,  бороться
с ней. Они вцепились ей в волосы и  надавали  тумаков,  как  полагается.
Фейгеле делала вид, будто защищается, но видно было, что это  доставляет
ей удовольствие-она принимала удары и напрашивалась на новые... Лицо  ее
пылало. Глаза (светло-зеленые кошачьи глаза) блестели.  При  свете  луны
Фейгеле казалась настоящей ведьмой. Но хуже всего было то, что ведьма не
только поборола всех ребят, но каждого из них обнимала, прижимала к гру-
ди и целовала прямо в губы...
   Счастье, что дело происходило до "гойшано-рабо"*, когда судьба  чело-
века еще не подписана на небесах и можно упросить создателя не посчитать
эти невольные поцелуи и объятия слишком большим грехом, сам  бог  свиде-
тель, грех был не намеренный, а случайный... Откуда  же  взялась  Фейге-
ле-черт? Что это было за существо-дух, бес, оборотень? Или же сам сатана
в образе женщины явился, чтобы довести невинных детей до такого грехопа-
дения - до поцелуев, против собственной воли, с девушкой.

   15
   БЕС

   "Домовой", творящий пакости. - Бес поймет. - Распущенную девчонку вы-
дают замуж, и она превращается в праведницу

   Кем была в действительности Фейгеле-черт, вскоре выяснилось, да таким
удивительным образом, что об этом стоит рассказать.
   В ту же зиму, под праздник хануки, приехал к нам Лифшиц из  Глубокого
с новостью-в доме у него завелся бес, "домовой", который  отравляет  ему
существование. Вначале этот бес, рассказывал  Лифшиц,  только  потешался
над ним - каждую ночь перелистывал фолианты талмуда, рвал  молитвенники,
библию, переворачивал тарелки в буфете, бил горшки, кидал в помойную ло-
хань мешочек с филактериями и разрисованный мизрох* и поворачивал  порт-
рет Моисея Монтефиоре* лицом к стене-и скажите, хоть бы малейший  шорох!
Позже бес стал выворачивать и опустошать карманы, таскать мелочь из ящи-
ков стола; стащил и заткнул куда-то женин жемчуг.  Чистое  несчастье!  И
вот Лифшиц приехал к своему  родственнику,  Нохуму  Вевикову,  за  сове-
том,-что делать? Заявить ли в стан? Съездить ли к тальненскому праведни-
ку? Или совсем покинуть Глубокое?
   Выслушав эту историю, Нохум Вевиков задал Лифшицу только один вопрос:
где спит служанка и какая она с хозяйкой? Лифшиц даже обиделся.  Во-пер-
вых, Фейгеле - их родственница, бедная девушка, которую жена собирается,
наделив приданым, выдать замуж. И живется ей у  них  как  нельзя  лучше.
Во-вторых, спит она как убитая, где-то там в кухне, за запертой дверью.
   - Нет ли у нее знакомых в деревне?-опять спросил его Нохум,  и  тогда
Лифшиц, уже возмущенный, раскричался:
   - Откуда могут у нее взяться знакомые в деревне? Уж не думаешь ли ты,
что бес этот - сама Фейгеле?
   - Боже сохрани!--ответил Нохум Вевиков и, посмеявшись над своим  глу-
пым родственником, попытался убедить его в том, что ни бесов, ни домовых
вообще не существует.
   Лифшиц, однако, и слушать не хотел. Чтоб ему довелось так ясно  услы-
шать рог мессии*, клялся он, как он своими ушами  слышал  ночью  сопение
какого-то живого существа и царапанье ногтей. А наутро в кухне, на посы-
панном песком полу, видны были какие-то странные  следы,  вроде  куриных
лапок.
   Увидев, с кем имеет дело, Нохум Вевиков повернул, как говорится, дыш-
ло в обратную сторону. Вполне возможно, что бес этот и в самом деле бес.
Но ему все же хотелось бы самому убедиться... Если Лифшиц ничего не име-
ет против, он поедет с ним в деревню и посмотрит собственными глазами. А
если уж ехать, то пусть поедет с ним и младший брат - Нисл  Вевиков,  он
же Нисл Рабинович.
   - Наш Нисл,-сказал Нохум,-ловкий малый, человек крепкий, сильный.  Он
уже однажды надавал пощечин становому приставу и поэтому  с  божьей  по-
мощью справится и с бесом. Значит, едем?
   - С большим удовольствием!-ухватился Лифшиц за предложение Нохума Ве-
викова. Плотно закутавшись в теплые енотовые шубы, все  трое  уселись  в
широкие сани и покатили к Лифшицу в Глубокое. Приехали они в деревню под
вечер. Дорогих гостей приняли очень радушно, приготовили в их честь  мо-
лочный ужин, во время которого беспрерывно толковали  о  поселившейся  в
доме нечистой силе.
   Когда Фейгеле начала подавать к столу, Нохум завел  разговор  о  том,
что он и его родня-все Рабиновичи-с детства отличаются удивительно креп-
ким сном, хоть выноси их вместе с кроватью, хоть стреляй из пушек. И они
не боятся никаких духов, бесов, домовых, хотя везут с собой деньги:  они
ведь не дураки-деньги зашивают, извините, в белье, которое они с себя не
снимают. Да и вообще они не верят в нечистую силу.  Глупости!  Обманщики
выдумали, а глупцы верят им.
   Тогда Лифшиц наивно заметил, что было бы очень кстати,  если  бы  бес
взялся за них нынешней ночью, пусть знают, чем это  пахнет.  В  подобных
разговорах прошел весь вечер; подали вино, и  оба  брата,  притворившись
подвыпившими, легли стать и погасили свет. Гости скоро дали о себе знать
мощным храпом; храпели один другого громче-целый концерт задали.
   В полночь раздался крик, послышался шум драки;  кричали  по-русски  и
по-еврейски. Лифшицы вскочили в  тревоге,  зажгли  огонь,  и  глазам  их
представилась такая картина: у Нохума в руках  билась  связанная  Фейге-
ле-черт, а Нисл - богатырь-мужчина, боролся с Хведором, волостным  писа-
рем, который ему в кровь искусал руки. Но Нисл крепко держал  его,  свя-
зал, как барана. Рано утром их обоих-служанку Фейгеле и писаря Хведора -
отвели в волость. Там поставили два ведра водки и пришли к такому  реше-
нию: так как Хведор - сам волостной писарь, пусть он покается  и  отдаст
все, что с помощью Фейгеле стащил у Лифшицев, тогда ему  только  немного
всыплют для порядка, и молчок. А к девушке приступили с добрыми речами -
передавать ее в руки властей никто не собирается, хотя она и дьявол, ка-
налья, хуже вероотступника. От нее требуется только одно, чтобы она ска-
зала, где находится жемчуг и все остальные вещи. Тогда,  ей  это  твердо
обещают, ее повезут в город и немедленно выдадут замуж  самым  наилучшим
образой, с музыкантами, с приданым, со свадебным ужином,  как  приличную
честную девушку. И ни одна душа ничего не узнает, даже петух не  прокри-
чит!
   Так все и вышло. В женихи дали ей парня хоть  куда.  Звали  его  Мой-
ше-Герш, и был он дамским портным. Рабиновичи были сватами  и  шаферами.
На свадьбу собрался весь город, пришло и "начальство".  Выпили  огромное
количество вина и пива, а Нисл Рабинович плясал, всем на  удивление,  со
становым приставом.
   После свадьбы не узнать стало Фейгеле: набожна, как раввинша, на муж-
чин и глаз не подымет, а мальчишек Нохума Вевикова она точно  никогда  и
не видала. Когда в городе с кем-нибудь приключалась беда, Фейгеле  одной
из первых вызывалась обойти дома с платком в руках для сбора пожертвова-
ний. Ну, а если женщина добродетельна и благочестива, то против нее  ни-
чего не скажешь! Однако ее девичье прозвище-Фейгеле-черт-осталось за ней
навсегда.. Об этом позаботились дети Нохума Вевикова и больше всех-сред-
ний сын, самый большой проказник, автор настоящей книги.

   16
   РОДНЯ

   Три брата - три различных типа. -