Шолом АЛЕЙХЕМ

   С ярмарки  (Жизнеописание)

    Источник: Собрание сочинений, том третий ГИ художественной литерату-
ры, Москва, 1960

 ДЕТЯМ МОИМ-В ПОДАРОК

   Милые, дорогие дети мои! Вам посвящаю я творение моих творений, книгу
книг, песнь песней души моей. Я, конечно, понимаю, что  книга  моя,  как
всякое творение рук человеческих, не лишена недостатков. Но кто же лучше
вас знает, чего она мне стоила! Я вложил в нее самое ценное, что у  меня
есть,-сердце свое. Читайте время от времени эту книгу. Быть  может,  она
вас или детей ваших чему-нибудь научит-научит, как любить  наш  народ  и
ценить сокровища его духа, которые рассеяны по всем глухим закоулкам не-
объятного мира. Это будет лучшей наградой за мои тридцать с  лишним  лет
преданной работы на ниве нашего родного языка и литературы.

Ваш отец-автор
Шолом-Алейхем

Февраль 1916 г.
Нью-Иорк.

   КРАТКАЯ ИСТОРИЯ КНИГИ "С ЯРМАРКИ"

   Судьба книги подобна судьбе человека. Пока она увидит свет, ей прихо-
дится принять на себя немало мук, пройти все семь кругов ада.
   Книге "С ярмарки" не исполнилось еще и дня. Она только сегодня  вышла
из печати, но уже имеет за собой целую историю. Разрешите мне ее вкратце
рассказать.
   Первый, кто подал мне мысль широко и  всесторонне  описать  прошедшее
пятидесятилетие еврейской жизни, был самый обыкновенный человек, которо-
го покойный поэт И. Л. Гордон увенчал званием "Уважаемый читатель".  Его
знает весь мир. Это наш одесский поборник просвещения, любитель  еврейс-
кой литературы. Теперь он в Америке. Его настоящее имя Авром-Элиогу  Лю-
барский. Несколько лет тому назад он специально приехал ко мне в Швейца-
рию, как настоящий друг и почитатель, и сделал  такое  предложение:  так
как я прожил большую жизнь и вырос, можно сказать,  вместе  с  еврейской
народной литературой, мне следовало бы взять на себя труд изобразить эту
жизнь в большом романе.
   Идея эта крепко засела у меня в голове, и я  взялся  за  дело,  решив
осуществить свой замысел в форме автобиографии или романа-биографии.
   Я проработал несколько лет. Книга росла глава за главой.  Но  что  из
того? Книга не любит лежать. Книга любит, чтобы ее печатали и читали.  А
печатать было негде. Издать книгу на собственные средства еврейский  пи-
сатель не в состоянии. Печатать в журнале? Еврейская литература  еще  не
настолько богата, чтобы иметь ежемесячник-как у людей. Несколько раз мне
приходилось с горечью в душе откладывать работу. Так это тянулось до тех
пор, пока меня не забросило вторично в Америку. Всего лишь год прошел, а
я уже успел перебраться с моей "Ярмаркой" на другую квартиру.  И  только
теперь "Варгайт" нашла целесообразным выпустить  "С  ярмарки"  отдельным
изданием в двух томах.
   Когда автор видит свои мысли запечатленными в книге - это придает ему
силы и бодрости, чтобы идти дальше по избранному пути. А путь долог. Еще
только начинают разворачиваться картины эпохи, еще только  начинают  на-
растать события, и образы людей, давно исчезнувших, а также  людей  ныне
здравствующих и весьма почтенных, просятся на бумагу...
   Будем надеяться, что мы доведем нашу работу до возможного конца.

   Шолом-Алейхем

   Февраль 1916 г.
   Нью-Йорк.

   Ч а с т ь п е р в а я

   К чему романы,
   если сама жизнь-роман?

   1
   ПОЧЕМУ ИМЕННО "С ЯРМАРКИ"

   Нечто вроде предисловия. - Почему автор взялся  писать  свою  биогра-
фию.-Шолом-Алейхем-писатель рассказывает историю Шолом-Алейхема -  чело-
века

   "С ярмарки"-так может называться повесть о жизни, которая подобна яр-
марке. Каждый  склонен  по-своему  с  чем-либо  сравнивать  человеческую
жизнь. Один столяр, например, как-то сказал: "Человек что столяр: столяр
живет, живет и умирает, так же и человек". От сапожника я как-то слышал,
что жизнь человеческая подобна паре сапог: пока подошвы целы, сапоги ос-
таются сапогами, но лишь только подошвы износились, тут и сапогам конец.
Извозчик, естественно, может сравнить человека, не в обиду будь сказано,
с лошадью. Поэтому не было бы ничего удивительного, если бы такому чело-
веку, как я, который провел полсотни лет в сутолоке жизни и решил о  ней
рассказать, пришло в голову сравнить свое прошлое с ярмаркой.
   Но я имел в виду другое. Когда  говорят  "с  ярмарки",  подразумевают
возвращение или итог большой ярмарки. Человек, направляясь  на  ярмарку,
полон надежд, он еще не знает, какие его ждут удачи, чего  он  добьется,
Поэтому он летит стрелой сломя голову-не задерживайте его, ему  некогда!
Когда же он возвращается с ярмарки, он уже знает, что приобрел, чего до-
бился, и уже не мчится во весь дух - торопиться некуда. Он может  отдать
себе отчет во всем, ему точно известно, что дала ему ярмарка, и  у  него
есть возможность ознакомить мир с ее результатами, рассказать  спокойно,
не спеша, с кем он встретился там, что видел и что слышал.
   Друзья мои не раз спрашивали меня, почему я не беру на себя труд  оз-
накомить публику с историей своей жизни? Это было бы весьма интересно  и
своевременно, говорили они. Я слушался добрых друзей и неоднократно при-
нимался за работу, но всякий раз откладывал перо, пока... пока не наста-
ло время. Мне не исполнилось еще и пятидесяти лет,  когда  я  удостоился
встретиться лицом к лицу с его величеством ангелом смерти, и  совсем  не
на шутку; я чуть-чуть не перебрался туда, откуда письмеца  не  напишешь,
ничего не перешлешь и даже  привета  не  передашь.  Короче  говоря,  мне
предстояло рассчитаться с этим миром, и тогда я сказал себе: "Вот теперь
пришло время! Принимайся за дело и пиши, ибо никто не знает, что готовит
тебе завтрашний день. Ты помрешь, а там придут люди, которые думают, что
знают тебя насквозь, и начнут сочинять о тебе всякие небылицы. Зачем это
тебе нужно? Возьмись за дело сам,-ведь ты знаешь себя лучше кого  бы  то
ни было,-и расскажи, кто ты таков, напиши автобиографию!.."
   Но легко сказать "напиши автобиографию",  не  вымышленную,  правдивую
историю собственной жизни! Ведь это значит- дать читателю отчет  о  всей
своей жизни, держать ответ перед всем миром. Видите ли, написать автоби-
ографию и составить завещание-почти одно и то же. Это раз. И потом:  че-
ловеку, когда он рассказывает о себе самом, трудно остаться на высоте  и
устоять против искушения  порисоваться  перед  публикой,  показать  себя
славным малым, которого так и хочется по щечке потрепать. Поэтому я изб-
рал особую форму жизнеописания, форму романа, биографического романа.  Я
буду рассказывать о себе, как о постороннем человеке. Это значит: я, Шо-
лом-Алейхем - писатель, расскажу правдивую биографию  Шолом-Алейхема-че-
ловека, без церемоний, без прикрас, без рисовки,  как  рассказал  бы  ее
некто другой, который всюду меня сопровождал, прошел со  мной  все  семь
кругов ада. И рассказывать я вам буду постепенно, по частям,  отдельными
историями или эпизодами, один за другим. И тот, кто дает  человеку  спо-
собность помнить все, что с ним происходило в жизни, да поможет  мне  не
пропустить ничего из пережитого, что может представлять какой-либо инте-
рес, а также ни одного из людей, встреченных мною когда-либо на огромной
ярмарке, где прошли пятьдесят лет моей жизни.

   2
   РОДНОЙ ГОРОД

   Местечко Воронка-нечто вроде  Касриловки.-Легенда  времен  Мазепы.  -
Старая синагога, старое кладбище, две ярмарки

   Герой этого биографического романа рос и  воспитывался  в  той  самой
Касриловке, которая уже отчасти знакома миру. Находится  она,  если  вам
угодно знать, в Малороссии, в Полтавской губернии, недалеко  от  старого
исторического города Переяслава, и называется она не Касриловка,  а  Во-
ронка. Так и запишите!
   Мне бы, собственно, надо было назвать город, где родился герой, и год
его рождения, как поступают все писатели-биографы.  Но,  признаться,-это
меня не интересует. Меня занимает именно маленькая Касриловка,  или  Во-
ронка, потому что никакой другой город в мире не врезался так  в  память
моему герою, как благословенная Касриловка-Воронка, и ни  один  город  в
мире не был так мил его сердцу; настолько мил, что он не может  его  за-
быть и во веки веков не забудет.
   И в самом деле, какой еще город во всем огромном мире-будь то  Одесса
или Париж, Лондон или Нью-Йорк--может похвастаться таким богатым  и  об-
ширным базаром, с  таким  множеством  еврейских  лавок  и  лавчонок,  со
столькими прилавками, столиками, лотками, заваленными грудами свежих ду-
шистых яблок и груш, дынь и арбузов, которыми козы и свиньи в любую  ми-
нуту не прочь бы полакомиться, если бы базарные торговки не вели с  ними
беспрестанной войны! А мы, мальчишки из хедеров, тем охотнее отведали бы
этих вкусных вещей, но они, увы, были нам недоступны.
   Какой город обладает такой старой, сгорбившейся  синагогой,  с  таким
красивым священным ковчегом *, с резными львами на нем, совсем  похожими
на птиц, если бы не длинные языки и рога, в которые они трубят!  В  этой
старой синагоге, рассказывают старики, наши деды заперлись от Мазепы,  -
будь проклято его имя!-сидели в ней три дня и три ночи в молитвенных об-
лачениях и читали псалмы, чем спаслись от неминуемой смерти. Те же  ста-
рики рассказывают, что старый раввин в свое время благословил эту  сина-
гогу, чтобы она не горела,-и она не горит, какой бы  ни  бушевал  кругом
пожар.
   В каком еще городе вы найдете такую баню? Она стоит на косогоре у са-
мой реки, и вода в ее колодце никогда не иссякнет. А река? Где еще в ми-
ре найдется река, в которой из поколения в поколение  мальчишки-сорванцы
купаются, плещутся без конца, учатся плавать,  ловят  мелкую  рыбешку  и
проделывают фокусы-любо посмотреть! О  старой  бане,  которая  стоит  на
удивление всем, у стариков тоже есть что порассказать.  В  ней  когда-то
обнаружили повесившегося мужика. Он напился и повесился.  Отсюда  возник
навет на евреев, будто они его повесили. Городу пришлось  пострадать:  в
этой бане не то собирались высечь, не то в самом деле высекли самых  по-
четных граждан. Я не хочу вникать в это, потому что не  люблю  печальных
историй, даже если они относятся к давним временам...
   Какой город обладает такой высокой горой, что ее вершина почти дости-
гает облаков! А за горою, все  это  знают,  зарыт  клад  еще  со  времен
Хмельницкого. Сколько уж раз, рассказывают старики, принимались  откапы-
вать этот клад, но работу приходилось бросать, потому что натыкались  на
кости: руки, ноги и черепа людей в  саванах.  Очевидно,  это  были  наши
предки и, возможно, мученики... Кто знает!
   В каком городе встретите вы таких почтенных обывателей? Они как будто
не более чем мелкие лавочники и шинкари и  живут,  казалось  бы,  только
благодаря крестьянину и один за счет другого, и тем  не  менее  держатся
всегда с достоинством; у каждого свой угол, своя семья, свое место в си-
нагоге: у восточной стены или напротив  нее  -  какая  разница!  И  если
кто-либо из них сам не очень знатен и не богат, то у него  есть  богатый
или знатный родственник, о котором он твердит день и ночь,  рассказывает
такие чудеса, что голова кругом идет.
   А какое здесь кладбище! Большое древнее кладбище, где  большая  часть
могил заросла травой и даже неизвестно, есть ли в них человеческие  кос-
ти! Об этом кладбище можно было бы, конечно, кое-что порассказать, и  не
такие уж веселые истории, я сказал бы даже весьма страшные истории,  по-
нятно, о прошлом, о давних временах, но к ночи  не  стоит  вспоминать  о
кладбище...
   Небольшой городишко эта Воронка, но красивый,  полный  прелести.  Его
можно пройти вдоль и поперек за полчаса, если вы, конечно, в  силах  это
сделать и у вас есть ноги. Без железной дороги, без  гавани,  без  шума,
всего с двумя ярмарками в год: "Красные торги" и "Покров",  придуманными
специально для евреев, чтоб они могли  поторговать  и  заработать  кусок
хлеба. Маленький, совсем маленький городишко, но зато полный таких  уди-
вительных историй и легенд, что они сами по себе могли бы составить  це-
лую книгу. Я знаю, истории и легенды вы любите, это для вас, собственно,
главное... Но мы не можем ими заниматься, а должны строго придерживаться
рамок биографии и, как водится, обязаны прежде всего познакомить  вас  с
родителями героя, с его отцом и матерью. И будьте довольны, что я  начи-
наю сразу с отца и матери, а не с прадедушки и  прапрадедушки,  как  это
делают другие биографы.

   3
   ОТЕЦ И МАТЬ

   Воронковский богач и его разнообразные доходы.-Орава  ребят.-Служанка
Фрума властвует над нами.-Герой биографии-пересмешник и сорванец

   Высокий человек с вечно озабоченным лицом, с широким, белым лбом, из-
резанным морщинами, с редкой смеющейся бородкой; человек почтенный и бо-
гомольный, знаток талмуда, библии и древнееврейского языка,  приверженец
тальненского чудотворца и почитатель Maпy *, Слонимского и Цедербаума *,
арбитр и советчик, отличающийся пытливым умом, шахматист, человек, знаю-
щий толк в жемчуге и брильянтах,-вот верный портрет отца нашего героя  -
реб Нохума Вевикова, который считался самым крупным богачом в городе.
   Трудно сказать, каким состоянием мог, собственно, обладать такой  бо-
гач, но дел у него было бесчисленное множество. Он был арендатором, пос-
тавлял свеклу на завод, держал земскую почту,  торговал  зерном,  грузил
берлины на Днепре, рубил лес, ставил скот на жмых. Однако  кормил  семью
"мануфактурный магазин". Впрочем, это только одно название  "мануфактур-
ный магазин". Там была и галантерея, и бакалея, и овес, и сено, и домаш-
ние лекарства для крестьян и крестьянок, и скобяные товары.
   Магазином отец не занимался. Здесь хозяйкой была мать-женщина делови-
тая, проворная, исключительно строгая со своими детьми. А детей было не-
мало,-черноволосых, белокурых,  рыжих,-больше  дюжины,  самых  различных
возрастов.
   С детьми здесь особенно не носились, никто о них не мечтал;  если  бы
они, не дай бог, и не явились на свет, то беда была бы тоже невелика. Но
раз они уже есть, то тем лучше - кому они мешают! Пусть живут долгие го-
ды!.. Кому удавалось выкарабкаться из оспы, кори и всех прочих  напастей
детского возраста, тот вырастал и отправлялся в  хедер,  сначала  к  Но-
те-Лейбу-учителю для малышей, затем к учителю талмуда-Зораху. А  кто  не
мог устоять против тысячеглазого ангела смерти, высматривающего  младен-
цев,- тот отправлялся в свой срок туда, откуда не возвращаются. Тогда  в
доме справляли семидневный траур-завешивали зеркала, отец с матерью сни-
мали ботинки, садились на пол и долго плакали...  пока  не  переставали;
затем произносили установленное: "Бог  дал-бог  взял",  вытирали  глаза,
вставали с пола и забывали... Да иначе не могло быть в этой сутолоке, на
этой ярмарке, где толкалось больше дюжины ребят, из которых  старший,  с
пробивающейся бородкой, уже женился, а младшего еще не отняли от груди.
   Большим искусством со стороны матери было вырастить эту ораву и спра-
виться со всеми детскими болезнями. В обычное время  на  ребят  сыпались
пощечины, пинки, затрещины, но стоило кому-нибудь из  них,  упаси  боже,
заболеть, как мать не отходила от постели ни на миг. "О горе матери!"  А
как только ребенок выздоравливал и вставал на ноги, ему кричали: "В  хе-
дер, бездельник этакий, в хедер!"
   В хедере учились все, начиная с  четырех  лет  и...  почти  до  самой
свадьбы. Во всей этой ораве выделялся как самый большой сорванец средний
сын, герой нашей биографии, Шолом, или полным титулом - Шолом сын Нохума
Вевикова.
   Нужно ему отдать справедливость-он слыл не таким уж скверным мальчиш-
кой, этот Шолом, и учился лучше всех других детей, но оплеух, колотушек,
пинков, розог, да минует вас такая беда, получал он  тоже  больше  всех.
Очевидно, он их заслуживал...
   - Вот увидите, ничего хорошего из этого ребенка не выйдет! Это растет
ничтожество из ничтожеств, своевольник, обжора, Иван Поперило,  выкрест,
выродок, черт знает что-хуже и не придумаешь!
   Так аттестовала его служанка Фрума-рябая, кривая, но честная, предан-
ная и очень бережливая прислуга. Она шлепала и колотила ребят, скупилась
на еду, следила за тем, чтобы они были добрыми и благочестивыми, честны-
ми и чистыми перед богом и людьми. А так как мать, женщина деловая, была
вечно занята в магазине, то служанка Фрума  твердой  рукой  вела  дом  и
"воспитывала" детей, как мать. Она их будила по утрам, умывала, причесы-
вала, произносила с ними утреннюю молитву, хлестала по  щекам,  кормила,
отводила в хедер, приводила домой, опять хлестала по щекам, кормила, чи-
тала с ними молитву перед отходом ко сну, снова хлестала по щекам и  ук-
ладывала спать всех вместе, - пусть это вас не смущает, -  в  одну  кро-
вать. Сама она укладывалась у них в ногах.
   Горькой, как изгнание, была для детей служанка Фрума,  и  ее  свадьба
для них оказалась настоящим праздником.  Долгие  годы  ему,  этому  Юде-
лю-плуту, с копной курчавых волос, густо смазанных гусиным салом,  и  со
сросшимися ноздрями, которые и не придумаешь, как  высморкать,  будь  ты
семи пядей во лбу! Долгие годы ему за то, что он решился (вот  сумасшед-
ший!) жениться на кривой Фруме! И женился он не просто так, а  "по  люб-
ви"; ну конечно, не за рябое лицо и кривой глаз  так  пылко  он  полюбил
ее,-упаси бог! - а за  честь  породниться  с  Нохумом  Вевиковым.  Шутка
ли-такое родство! Сама Хая-Эстер, мать Шолома, справляла  свадьбу,  была
главной кумой, пекла коврижки, доставила музыкантов из  Березани,  затем
плясала, веселилась до утра, пока совсем не охрипла.
   Ну и нахохотались и наплясались же тогда ребята! Радовались  мы,  по-
нятно, не столько тому, что пройдоха и плут женится на нашей кривой слу-
жанке, сколько тому, что избавляемся от Фрумы  на  веки  вечные.  Немало
посмеялись, между прочим, и когда  "сорванец"  передразнивал  счастливую
чету-жениха, как он свистит носом, и невесту, как  она  посматривает  на
жениха единственным глазком и  облизывается,  словно  кошка,  отведавшая
сметаны.
   Копировать, подражать, передразнивать-на это наш  Шолом  был  мастер.
Увидев кого-нибудь в первый раз, тут же находил в нем что-либо неладное,
смешное, сразу надувался, как пузырь, и начинал его  изображать.  Ребята
покатывались со смеху. А  родители  постоянно  жаловались  учителю,  что
мальчишка передразнивает всех на свете, точно обезьяна. Надо его от это-
го отучить,
   Учитель не раз принимался "отучать" Шолома, но толку  от  этого  было
мало. В ребенка словно бес вселился: он передразнивал  решительно  всех,
даже самого учителя-как он нюхает табак и как семенит  короткими  ножка-
ми,-и жену учителя-как она  запинается,  краснеет  и  подмигивает  одним
глазком, выпрашивая у мужа деньги, чтобы справить субботу, и говорит она
не "суббота", а "шабота". Сыпались тумаки, летели оплеухи, свистели роз-
ги! Ох и розги! Какие розги!
   Веселая была жизнь!

   4
   СИРОТА ШМУЛИК

   Сказки, фантазии и сны. - Каббала * и колдовство

   Есть лица, которые как бы созданы для того, чтобы очаровывать с  пер-
вого взгляда. "Любите меня!" - говорит вам такое лицо,  и  вы  начинаете
его любить, не зная за что.
   Такое милое личико было у сироты Шмулика, мальчика без отца и матери,
который жил у раввина.
   К этому Шмулику и привязался Шолом, сын Нохума Вевикова, герой нашего
жизнеописания, с первой же минуты их знакомства и делился с  ним  своими
завтраками и обедами. Он подружился, да еще как подружился с ним -  души
в нем не чаял! И все из-за сказок!
   Никто не знал столько сказок, сколько Шмулик. Но знать сказки-это еще
не все. Нужно еще уметь их рассказывать. А Шмулик умел рассказывать  как
никто.
   Откуда только этот забавный паренек с розовыми щечками и мечтательны-
ми глазами брал столько сказок, прекрасных, увлекательных, полных  таких
редкостных, фантастических образов! Слыхал ли он их от кого-нибудь,  или
сам выдумывал-до сих пор не могу понять. Знаю только одно: они струились
у него, словно из источника, неисчерпаемого источника. И рассказ  шел  у
него гл