,  безо  всякой   Пугачевой,   весь   урожай
цветоводческого колхоза "Сорок лет Октября" купил и улицу перед домом розами
выложил! Вот как любил... А она нос драла, обзывала,  унижала.  С  мужчинами
кокетничала. Изменяла... - Голос Габунии дрогнул от горьких воспоминаний.  -
Не выдержал, убил ее.
   Фандорин поперхнулся коньяком.
   - Тридцать лет прошло, - успокоил его Coco. - Я был молодой, горячий. Еще
даже университет не закончил. Тогда законы были  строгие,  шесть  месяцев  в
тюрьме сидел! - Он гордо поднял палец, но тут же снова поник. -  Второй  раз
женился - опять по сумасшедшей любви. Она певица была, в  тбилисской  опере.
Голос - серафимы в раю так не поют! По всей стране на гастроли ездила. Я  за
ней - как собачонка, вот как Жужа эта таскался! Вокруг нее увиваются  всякие
хлюсты, букеты шлют, записочки, а я терплю. Семнадцать  лет  терпел!  Она  в
восемьдесят девятом на машине разбилась, царствие небесное.  Сколько  позора
было...
   - Почему позора? - нахмурился сопереживающий Николас.
   - Так она в машине Хурцилавы ехала. Актер  у  нас  такой  был,  известный
ходок. Когда автогеном крышу срезали, вынули их - он  за  рулем  без  штанов
сидит, и моя Лика рядом... Ай что было! - махнул рукой Иосиф Гурамович. - Из
Тбилиси в Москву переехал. Думал,  хватит  -  больше  никаких  жен,  никакой
любви. А увидел Сабрину - и вс„, пропал, старый дурак.  Ничего  для  нее  не
жалею: кутюры там всякие, цацки, игуану из Америки заказал -  ящерица  такая
мерзкая, Сабриночка захотела. И что? На прошлой неделе с массажиста ее снял.
Позавчера шофера уволил. Три с половиной месяца после  свадьбы  прошло!  Сто
дней! И, главное, хоть бы прощения попросила - какой там! Только смотрит вот
так своими глазищами.  -  Coco  задрал  голову  и  наморщил  нос,  изображая
презрительный взгляд. - Нет, Николай Александрович, не понимаю я про  любовь
чего-то самого главного... Третьего об одиннадцатого и в угол.
   Подумав, Фандорин изрек:
   - По-моему, Иосиф Гурамович, вы  про  любовь  вс„  отлично  понимаете,  и
всякий раз находите такую женщину, которая делает вас счастливым.
   От неожиданности рука мастера дрогнула. Шар пошел вкось  -  прямо  в  лоб
бедной Жуже. Той-терьер с возмущенным визгом  запрыгал  по  зеленому  сукну,
затявкал, но Coco даже не взглянул на свою любимицу  -  снизу  вверх,  через
плечо, смотрел на Николаса.
   - Шутите, да? - обиженно сказал банкир. - Английская ирония, да?
   - Вовсе нет, - стал объяснять Фандорин. - Просто для вас счастье в  любви
- это ощущать себя нелюбимым и  несчастным,  мучиться  ревностью.  Ведь  что
такое любовь? - Магистр вдохновенно взмахнул пустой рюмкой. - Любовь  -  это
ощущение, что ты  можешь  получить  от  другого  человека  нечто,  для  тебя
жизненно необходимое. То, чего никто другой тебе дать не сможет. Нередко это
ощущение обманчиво, но сейчас речь  про  иное.  Вот  часто  говорят:  "Какая
несчастная  пара!  Жена  его,  бедняжку,  так  мучает,  так  мучает,  а  он,
долготерпец, все равно ее обожает, вс„ прощает, и ведь живут вместе  столько
лет, не расходятся". А на самом деле  долготерпцу  и  нужна  такая,  которая
будет его мучить. Попадись вам, Иосиф Гурамович, другая женщина, которая  на
вас молилась бы, вы на нее, поди, и смотреть бы не стали - выгнали взашей...
Так что с любовью и семейным счастьем вс„ у вас в полном порядке.
   Магистр сам плеснул себе коньяку.
   - Какая была третья проблема?
   - Жирный очень, - с некоторой  растерянностью  напомнил  Coco.  -  Стыдно
сказать - шнурки сам завязать не могу. На диетах всяких сидел, в  лечебницах
водорослями питался - ничего не помогает.  Мучаю  себя  два  месяца,  сброшу
двадцать кило, а жизнь не в радость, только про шашлык думаю, про омары, про
баранью ногу под ореховым соусом. Потом плюну - и за месяц обратно  набираю,
те же 124 кэгэ.
   - А 125 килограммов у вас бывало? - строго спросил Николас.
   - Никогда. 124 - и точка. Ни вверх, ни вниз.
   -  Ну  так  и  не  надо  вам  худеть.  -  Фандорин  сейчас  был  настроен
великодушно. - Сто двадцать четыре килограмма -  ваш  оптимальный  вес,  тот
объем, на который вас запрограммировала природа. Если б вы и дальше толстели
- тогда другое дело. А так ешьте, пейте себе на здоровье. О,  кстати!  -  Он
поднял бокал. - Как говорят у нас за  рубежом  те,  кто  не  знает  русского
языка: Na zdorovye!
   - Нравитесь вы мне, Николай Александрович, - прочувствованно сказал Coco,
выпив "на здоровье". - Мудрый вы человек. Разрешите вас обнять.
   - Сейчас, - выставил ладонь  магистр.  -  Сначала  стихотворение  прочту,
философское. Только что родилось.
   Приложение:
   ХРОМАЮЩИЙ ЛИМЕРИК, ПРОЧИТАННЫЙ Н.ФАНДОРИНЫМ В КЛУБЕ  "ПЕДИГРИ"  НОЧЬЮ  15
ИЮНЯ
   Злодеев нет вовсе на свете.
   Мы все простодушны, как дети.
   Задиры и врушки,
   Мы вс„ делим игрушки,
   А нам пока стелят кроватки.
   Глава двенадцатая
   ПОДЗЕМНАЯ   МОСКВА.   ЧТО-ТО   ЕСТЬ!   ОСТРЕЙ,    ЧЕМ    У    ВОЛКА.    В
КОНСТАНТИНО-ЕЛЕНИНСКОЙ БАШНЕ. ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ ХРИСТОЛЮБИВОГО ГОСУДАРЯ.
   Поймите, - уже в который раз повторял Вальзер, виновато глядя на капитана
поверх очков. - Я должен был вас испытать. Да, вс„ это  время  я  знал,  где
спрятана Либерея, но проникнуть туда вс„ равно было невозможно,  а  я  хотел
присмотреться к вам получше. За  этот  месяц  я  убедился,  что  вы  человек
честный и неболтливый. Я сделал правильный выбор.
   - Послушайте, герр Вальзер, я уже сказал, что не  сержусь  на  вас,  хотя
выходит, я  зря  обстучал  полы  во  всех  дворцовых  подвалах.  -  Терпение
Корнелиуса было на исходе. - Довольно оправданий! Рассказывайте скорей,  где
находится тайник. Как вы его нашли? Когда?
   Они быстро шагали по темнеющей  предвечерней  улице,  что  вела  к  скоро
домским воротам.
   - Сначала я расскажу вам, как определил место. Тут ведь главное -  работа
мысли, сопоставление и правильное истолкование сведений. Остальное - ерунда:
немного ловкости и  напряжение  мышц.  Основную  работу  исполнил  разум.  Я
говорил вам про запись от 1564 года в письмохранилище Государевых мастерских
палат о водовзводных дел мастере Семене Рыжове, помните? Но я утаил от  вас,
что в столбцах о строительстве царева Опричного двора, возводившегося  в  то
же самое время,  тоже  упоминается  Рыжов,  а  с  ним  и  некие  неназванные
"подземных дел мастера". Из исторических хроник известно,  что  из  царского
терема на Опричный двор, куда Иван перебрался в  1565  году,  вел  подземный
ход, прокопанный под кремлевской стеной и рекой Неглинкой. Понимаете, к чему
я веду?
   - Вы хотите сказать, что под этим, как его, Опричным двором мастер  Рыжов
соорудил еще один водонепроницаемый тайник?
   Фон Дорн наморщил лоб, пытаясь угадать, к чему клонит аптекарь.
   - Если б это был еще один тайник, то  в  росписи  был  бы  дополнительный
заказ на свинцовые доски или какие-то другие материалы, а  ничего  подобного
для Опричного дворца  не  понадобилось.  Нет,  речь  идет  о  том  же  самом
хранилище, я сразу это понял! Свинцовые доски привезли в  Кремль,  а  работы
производились в Опричном дворце, под землей, понимаете?
   - То есть... - Корнелиус остановился, хлопнул себя рукой по ляжке.  -  То
есть, из-под дворца прорыли ход к Опричному двору  и  перенесли  свинец  под
землей? Но зачем? Для секретности, да?
   - Конечно, для чего ж еще! - Вальзер  возбужденно  засмеялся,  щурясь  от
снежной пороши, задувавшей спутникам в  лицо.  -  Известно,  что  Боровицкий
холм, на котором стоит  великокняжеский  замок,  с  давних  пор  весь  изрыт
подземными лазами. Мне рассказывали  сведущие  люди,  что  прямо  посередине
холма  в  древности  проходил   овраг,   впоследствии   засыпанный   землей.
Засыпать-то его засыпали, но галереи остались. А уж в более поздние века кто
только под Кремлем не копал! Тот лаз,  что  вы  нашли  в  подвале  Каменного
Терема, недавнего происхождения. Может, Алексеев воспитатель  и  соправитель
боярин Морозов велел проложить - он, говорят, был охоч до чужих  тайн.  А  с
Опричным двором царя Ивана вышло вот как. Во время нападения крымских  татар
на Москву сей деревянный дворец  выгорел  до  головешек.  Разумней  было  бы
отстроить его на ином месте, чтоб не разбирать обгорелые бревна. Однако царь
велел возвести новые хоромы на том же пепелище. Почему, спросите вы?
   - Из-за подземного свинцового тайника! - воскликнул капитан. - Он-то ведь
в пожаре сгореть не мог!
   - Правильно, мой славный друг. Я тоже так подумал. А  потом,  когда  царь
снова перенес резиденцию в Кремль, он не стал переводить  Либерею  в  другое
место - не за чем было. От государева  терема  до  тайника  подземным  ходом
добираться было не больше пяти минут, хватало и одной малой свечки.
   - Где же располагался Опричный двор?
   Лицо Вальзера сморщилось в улыбке.
   - На Моховой улице  -  по-нынешнему  как  раз  посередине  между  Земским
приказом и Нарышкинскими палатами...
   У фон Дорна отвисла челюсть - в рот сразу сыпануло мелкой снежной трухой.
   - Так... Так это ж усадьба митрополита Антиохийского!
   Аптекарь засмеялся.
   - То-то и оно. А теперь я расскажу вам, мой храбрый капитан, почему  меня
не  жалует  высокопреосвященный  Таисий.  Вычислив,  где  должен  находиться
свинцовый тайник, я нанялся к митрополиту домашним библиотекарем. В ту  пору
я еще не знал об истинной цели приезда Таисия в Россию.  А  когда  обнаружил
среди его бумаг целую тетрадь, сплошь заполненную сведениями о Либерее, стал
вдвойне осторожен... К счастью, грек пустился по ложному следу.  Он  уверен,
что царь Иван вывез книжные сокровища в Александрову Слободу, и год за годом
ищет тайник там - перекопал все развалины, а местами зарылся под землю  чуть
не на тридцать локтей. - Вальзер зашелся в  приступе  благодушного  смеха  -
злорадничать этот добряк, кажется, не умел вовсе. - Разве не  смешно?  Сидит
прямо над сокровищем, а сам роет землю  за  тридцать  лье  от  этого  места.
Библиотеку митрополит собрал хорошую, тоже  большущих  денег  стоит,  но  до
Либереи ей, конечно, далеко. Моя работа состояла в том, чтобы переписать все
тома на малые листки с кратким описанием, а после разложить эти карточки  по
темам и дисциплинам. Придумано  очень  даже  неглупо  -  Таисий  назвал  эту
методику "картотека". Когда книг очень много, бывает нелегко найти нужную, а
тут берешь ящик с листочками, и сразу вс„ видно. К примеру, вам нужно  найти
некоторые сведения по космографии...
   - Герр Вальзер, - вернул увлекшегося книжника к главному капитан.  -  Про
картотеку вы мне как-нибудь после расскажете. Давайте про Либерею.
   - Да-да, простите, - виновато закивал аптекарь. - У Таисия  я  проработал
несколько месяцев. Дело с картотекой двигалось медленно, потому что, как  вы
понимаете, занимался я в основном совсем другим. Свою драгоценную библиотеку
митрополит, проявив разумную предусмотрительность, разместил не  в  верхней,
бревенчатой части дворца, а в каменном подвале, глубоко уходящем под  землю.
Там удобное место для рытья - естественная ложбинка. Я подумал,  что  и  сто
лет назад, во время строительства  Опричного  терема,  мастера  должны  были
рассуждать так же. Если тайник действительно здесь, то  искать  нужно  прямо
под митрополитовой библиотекой. Днем я был занят службой в Аптечном  приказе
и своей врачебной практикой, на  Моховую  приходил  вечером,  а  работал  по
ночам. Так было лучше для моих целей - и слуги, и Таисий спали.  Я  разобрал
небольшой участок пола - расковырял дубовые  плашки,  чтобы  их  было  легко
вынимать и ставить на место. Паркет оказался положен на доски. Я  выпилил  в
них квадратное отверстие и сцепил обрезки клеем  собственного  изготовления.
Получилось подобие люка. Под досками была  зола  и  горелая  земля  -  следы
татарского пепелища. Тут началась самая трудоемкая  часть  работы.  Я  копал
яму, вынося землю в маленьких мешочках. Дело шло медленно. Месяц за  месяцем
я почти не спал, ел что придется,  на  бегу  -  и  ничего:  не  заболел,  не
ослабел. Наоборот, развил мышечную силу и укрепил здоровье. Вот  вам  лишнее
доказательство того, что телом руководит  разум.  Возможности  человеческого
организма поистине безграничны! Надо  только  уметь  правильно  использовать
арсенал, предоставленный нам благодетельной физиологией! Если б люди сами не
связывали себе руки пустыми суевериями, не унижали бы собственный разум, они
были бы подобны античным богам. "Что за чудо природы человек! Как благороден
рассудком, как безграничен в способностях!" - сказал великий Шекспир.
   - Кто? - переспросил Корнелиус. - Впрочем,  неважно.  Ради  Христа,  герр
Вальзер, не отвлекайтесь на пустяки. Объясните  лучше,  как  вам  удалось  в
течение нескольких месяцев вести свои раскопки незамеченным?
   - О, я  отлично  вс„  продумал,  -  с  гордостью  заявил  аптекарь.  -  Я
разработал превосходную систему. Позвольте вашу шпагу. Вот, смотрите.  -  Он
сел на  корточки  и  стал  рисовать  ножнами  по  снегу.  -  В  подвал,  где
библиотека, можно попасть только  по  лестнице,  которая  ведет  из  спальни
Таисия. На ночь грек от меня запирался, и до самого утра выйти я не мог, что
меня отлично  устраивало.  Мне  ставили  кувшин  меда,  еду,  нужное  ведро,
выдавали соломенный тюфяк. Именно тюфяк и подал мне идею. Я принес  из  дому
еще несколько таких же, потихоньку набил их шерстью и стал класть под выемку
в полу - чтобы паркет не производил резонанса. Под одной из верхних ступенек
лестницы я пристроил пружину, соединенную с колокольчиком, который находился
подле меня, в яме. Если б Таисию вдруг взбрело в голову ночью  спуститься  в
библиотеку, я сразу же получил  бы  предупредительный  аларм.  Лестница  там
довольно высокая и крутая, а у грека подагра, поэтому мне хватило бы времени
выбраться из своей  ямы  и  положить  на  место  вынутые  плашки.  Один  раз
митрополит и в  самом  деле  спустился  в  подвал  далеко  за  полночь,  ему
понадобился некий манускрипт. Услышав звон колокольчика, я ужасно  испугался
и от волнения никак не мог вставить  один  из  дубовых  квадратов  в  паз  -
пришлось положить сверху развернутую книгу. Таисий только сказал  мне:  "Что
же вы, доктор Вальзер, читаете  на  четвереньках?  За  столом  вам  было  бы
удобнее". Я промямлил  что-то  неразборчивое  -  очень  уж  трясся.  Ничего,
обошлось. За семь месяцев еженощного труда  я  углубился  в  землю  на  семь
футов. Утрамбовал ступеньки, чтоб удобней спускаться и подниматься.  Иногда,
конечно, мучился сомнениями - не ошибся ли я  в  своих  выводах?  А  второго
декабря минувшего 1675 года (я навсегда запомню этот день, главный день всей
моей жизни!)  тесак,  которым  я  рыхлил  землю,  ударился  о  камень.  Стал
расчищать  -  каменная  кладка!  Аккуратные  кубы  известняка,   скрепленные
строительным раствором.  Приложил  ухо,  стучу  -  явственный  металлический
отзвук.
   - Да что вы! - Корнелиус схватил аптекаря за плечо.
   - Вы делаете мне больно, герр капитан... Да, глухой звон! Это  было,  как
волшебный сон. Не буду утомлять вас подробностями  того,  как  я  вынимал  и
выносил камни, как выпиливал дыру в свинцовой оболочке. Пришлось трудненько,
потому что пользоваться долотом я не мог - поднялся бы грохот на  весь  дом.
Шестнадцатого декабря работа завершилась. Я осторожно вынул тяжелый  квадрат
свинца и спустил в отверстие фонарь на веревке...
   - Ну? - Сердце у фон Дорна сжалось в тугой  кулачок  -  ни  вдохнуть,  ни
выдохнуть. - Что там оказалось?
   - Она! Либерея! - зашептал Вальзер, хотя на темной улице кроме них  двоих
не было ни души. - Спуститься вниз мне не удалось, но я видел сундуки, много
старинных сундуков! Две или три дюжины!
   - А вдруг там не книги? - перешел на  шепот  и  Корнелиус.  -  Вдруг  там
золото?
   - Какое еще золото? - испугался Вальзер. - Что вы такое  несете!  Там  не
может быть золото, это Иванова Либерея!
   Аптекарь так разволновался, что пришлось его успокаивать - ну разумеется,
в сундуках могут быть только книги. А думалось: хоть бы и не Либерея, черт с
нею. Старинные сундуки! Уж верно в них хранится что-нибудь очень ценное.  Но
здесь на память Корнелиусу пришел дворцовый тайник  с  гнилыми  соболями,  и
возбуждение  несколько  поугасло.  Второго  такого  разочарования   мне   не
пережить, сказал себе фон Дорн.
   - А почему вам не удалось спуститься?
   Вальзер вздохнул.
   - Той ночью у меня не было с собой веревочной лестницы, и я отложил спуск
на завтра. А наутро меня с позором изгнали из митрополитовых  палат...  Увы,
друг мой, я виноват сам. Когда меня выпустили из подвала, я был словно не  в
себе - непочтительно поздоровался с высокопреосвященным и чуть ли не фыркнул
ему в лицо. Смешно показалось: спит прямо на  Либерее,  а  самому  невдомек.
Таисий чванлив, дерзости от низших не терпит. Велел  челяди  вытолкать  меня
взашей и более не пускать. Заодно уж и жалованья не выплатил... Но жалованье
- ерунда. Хуже другое. Когда монахи меня через двор пинками гнали, я выронил
свою памятную книжку, сам не заметил как.  А  в  той  книжке,  среди  разных
мыслей философского рода, еще скопирован список Либереи, обнаруженный мною в
Дерптском университете.
   - Какая неосторожность! - воскликнул фон Дорн.
   - Мог ли я предположить, что листок попадет в руки Таисия,  единственного
человека во всей Московии, способного понять смысл этого перечня...
   - Откуда вы знаете, что митрополит прочел ваши записи?
   Вальзер уныло ответил:
   - Да уж знаю... На следующий же день вечером, когда шел  из  Аптекарского
приказа, меня схватили за руки двое чернецов, поволокли по улице. Я  кричал,
отбивался - никто не помог. Один - он еще меня в ухо кулаком  ударил,  очень
больно - сказал: "Владыка тебя видеть желает". Зачем бы Таисию меня, жалкого
червя, видеть, если не из-за Либереи?  Нет,  прочел  злокозненный  грек  мой
список, обязательно прочел. И, верно, вообразил, что я прислан кем-то за ним
шпионить. Кем-то, кто ведает про митрополитов интерес к Либерее... Тогда мне
повезло. Близ Троицкого моста что на Неглинной  увидал  я  моего  начальника
дьяка Голосова со стрельцами - он вез царю снадобья из  Немецкой  аптеки.  Я
закричал, забился. Монахи и убежали. После того случая я нанял двух  крепких
слуг и никуда без них не выходил.  Ломал  голову,  как  же  мне  до  тайника
добраться. Решил, что во всей  Москве  только  у  канцлера  Матфеева  хватит
влияния одолеть митрополита. Ну, а про дальнейшее вы знаете - это уж при вас
было... Весь месяц январь я ждал, не уедет ли куда Таисий - на  богомолье  в
Троицу или хоть в Александрову Слободу,  канавы  копать.  Тогда  мы  с  вами
попробовали бы в его палаты проникнуть и до  Либереи  добраться.  А  мерзкий
грек все сидит сиднем, каждую ночь дома ночует. К старости  Таисий  стал  на
холод чувствителен. Видно, теперь уж до тепла с места не стронется. И  вдруг
такая удача с царевой апоплексией! Нынче  митрополита  всю  ночь  не  будет,
нельзя ему от  смертного  одра  отлучаться.  Сегодня  нам  выпал  редчайший,
возможно, неповторимый шанс!
   * * *
   К ночной экспедиции подготовились основательно -  у  Адама  Вальзера  вс„
было продумано заранее.
   Оделись  в  черное,  облегающее.  Сверху,  для  тепла,  натянули   ватные
татарские куцавейки. Шпагу фон Дорн не взял - длинна, неудобна.  Вместо  нее
вооружился тесаком, кистенем на ременной петле, сзади, за воротом,  приладил
стилет в особых потайных ножнах. Это один  португалец  во  время  Фландрской
кампании  научил;  незаменимая  вещь,  когда  нужно  нанести   молниеносный,
неожиданный удар - вытягиваешь из-за спины и можешь  метнуть  или  полоснуть
врага по физиономии, это уж как удобней. Пистолеты брать не стал, шуметь вс„
равно было нельзя. Вместо веревочной лестницы захватил веревку  с  узлами  и
крюком на конце - по такой можно не только спускаться вниз, но  и  подняться
на стену либо в окно.
   Вальзеру досталось нести масляный фонарь и запас свечей. Еще у него был с
собой пустой