дин собирается открыть дверцу, Николас  в  панике
схватил его за рукав:
   - Что вы делаете! Вы не знаете, что это за человек!
   - А вы не знаете, что за человек Влад  Соловьев,  -  невозмутимо  ответил
самоубийца. - Ладно, не психуйте, сэр. Выйдем, поговорим, как люди.
   Он вылез наружу, хлопнув дверью, и не спеша  двинулся  по  направлению  к
зеленому джипу.
   Фандорин тоже открыл дверцу, чтобы крикнуть: "Осторожно, он вооружен!"
   Не крикнул. Чтобы не выглядеть еще большим идиотом, чем он был  на  самом
деле.
   Магистру вдруг стало совершенно ясно, что он угодил в ловушку. Эти двое -
странный бизнесмен и Шурик - заодно. "Ягуар" остановился  возле  долговязого
британца неслучайно.
   Николас взглянул на замок зажигания. Ну разумеется  -  ключи  этот  самый
Влад забрал с собой.
   Выскочить из машины, побежать через пустырь?
   А, собственно, зачем? Убивать его, кажется, не собираются. Пока.  Что  ж,
по крайней мере, объяснят, что им от него нужно.
   Смирившись с неизбежным, он повернулся и стал  смотреть,  как  встретятся
сообщники.
   Шурик из машины не вылез. Сидел, высунув  локоть  в  открытое  окно  и  с
невинной улыбкой смотрел  на  медленно  приближавшегося  франта  в  кремовом
итальянском  костюме,  со  связкой  ключей  в   небрежно   опущенной   руке.
Поздороваются? Обменяются рукопожатием?
   - Салям алейкум, - приветливо произнес Влад Соловьев и  внезапно  швырнул
ключи прямо в лицо Шурику - молниеносно быстрым, точным движением.
   Связка угодила сидящему точно в очки, так что хрустнули стекла. В  ту  же
самую секунду Влад одним скачком преодолел последние метры,  еще  отделявшие
его от "нивы", схватил Шурика  рукой  за  светлый  чуб  и  два  раза  сильно
приложил лбом о ребро дверцы.
   От неожиданности Николас просто окаменел.
   Ловкий викинг распахнул дверцу, и Шурик рухнул лицом  в  асфальт,  причем
оказалось, что в правой руке, которую он до сего  момента  не  показывал,  у
него зажат уже знакомый магистру пистолет с черной матовой трубкой.
   Влад Соловьев взял пистолет, рассмотрел его и, не  оборачиваясь,  помахал
Фандорину: идите, мол, сюда. Тот приблизился  на  плохо  сгибающихся  ногах,
встал чуть поодаль от неподвижного тела.
   - 93-я "беретка", - уважительно сообщил  Соловьев.  -  Серьезная  волына.
Сажает тройными очередями. Похоже, я вляпался в какашечную историю. Кто этот
геноссе?
   Он пнул носком ковбойского сапога безжизненно вывернутую руку лежащего.
   Ответить Николас не успел, потому что рука вдруг ожила: схватила Влада за
сапог. Шурик, не вставая, весь  изогнулся,  и  сдвоенным  ударом  обеих  ног
подсек противника под другую щиколотку.
   Соловьев грохнулся навзничь, а киллер резко поджал колени к подбородку  и
прыжком вскочил на  ноги.  Не  дав  викингу  опомниться,  с  размаху  ударил
ботинком (сегодня поклонник  шестидесятых  был  не  в  кедах,  а  в  тяжелых
туристических вездеходах)  по  пистолету  -  оружие  отлетело  в  сторону  и
запрыгало по асфальту. Завершив разворот на  каблуке,  Шурик  нанес  удар  в
обратном направлении - целил врагу  в  подбородок,  однако  Влад  увернулся,
сделал кувырок через голову и выпрямился. Вся спина замечательного кремового
пиджака теперь была в черных разводах.
   Выставив  руки  перед  собой  чуть  выше  пояса,  Шурик  ринулся  вперед.
Замелькали  руки,  ноги,  сливаясь  в  единый  круговорот,  словно   лопасти
вентилятора. Раньше Николас видел такую рубку только в гонконгских фильмах и
считал,  что  это  чистой  воды  трюкачество.   Короткие   хриплые   выкрики
перемежались сочными звуками ударов. Видно было, что схватились два  мастера
рукопашного боя, но это не давало Фандорину права оставаться  в  стороне  от
схватки. Он тоже закричал во все горло и бросился на киллера. Не  для  того,
чтобы сбить его с ног - куда там, а чтобы отвлечь на себя и хоть этим помочь
обороняющемуся Соловьеву.
   Помощь оказалась невеликой. Даже  не  обернувшись,  Шурик  выбросил  ногу
назад, попав Николасу точнехонько в  пах,  и  магистр  присел  на  корточки.
Бескрайняя вселенная вмиг сжалась до размеров ушибленного места.
   Утиным шагом Фандорин отковылял в  сторону.  Господи,  как  же  ему  было
больно!
   И  тут  пострадавший  увидел  пистолет:  он  лежал  себе  возле   бровки,
безучастно поблескивал под солнцем. Забыв о боли, Николас кинулся к  оружию,
схватил его и развернулся - в самый раз, чтобы увидеть  финал  впечатляющего
единоборства.
   Влад Соловьев, пятившийся назад под натиском вертлявого Шурика, зацепился
высоким каблуком  за  крышку  канализационного  люка.  Покачнулся,  взмахнул
руками, и  немедленно  получил  мощнейший  удар  подошвой  ботинка  прямо  в
незащищенную грудь. Упал, раскинув руки, и остался лежать без движения.
   - Ни с места! Руки вверх! - крикнул  киллеру  Фандорин,  выставив  вперед
руку с пистолетом.
   Никогда еще ему не приходилось держать  боевого  оружия,  однако  Николас
знал, что где-то на рукоятке должен быть предохранитель. Если его  не  снять
(или если с него не снять?), выстрела не будет.
   Левой рукой магистр пошарил по гладкой поверхности справа, слева, сдвинул
какой-то рычажок. Оставалось  надеяться,  что  это  и  есть  предохранитель.
Теперь требовалась крайняя осторожность - чуть двинешь указательным пальцем,
и может выстрелить.
   - Руки вверх! - еще раз крикнул он Шурику, который стоял над  поверженным
противником  и  глядел  на  магистра  со  снисходительной  улыбкой.  Покачал
головой, двинулся к Николасу.
   - Стоять! - повысил голос Фандорин. - Я выстрелю! Честное слово!
   Шурик честному слову явно не поверил и шага не замедлил.
   Николас столько  раз  видел  эту  сцену  в  кино,  что  у  него  возникло
явственное ощущение дежа вю:  дилетант  с  пистолетом  в  дрожащей  руке,  и
злодей, который твердо знает,  что  нормальный,  цивилизованный  человек  не
сможет выстрелить в упор.
   - Не надо!  -  предупредил  Николас,  сам  чувствуя,  что  в  его  голосе
предательски  звучат  просительные  нотки.  -  Остановитесь!  Не  надо!   Не
вынуждайте...
   - Надо, Федя, надо, - с напускной строгостью перебил его Шурик, почему-то
назвав Фандорина чужим именем, и протянул руку к ходящему ходуном стволу.
   В этот миг Николас со всей определенностью понял, что никогда и ни за что
не сможет пустить пулю в человека, который смотрит  тебе  прямо  в  глаза  и
улыбается. От ужаса и беспомощности пальцы магистра непроизвольно сжались, а
пистолет вдруг взял и сам по себе  глухо  чмокнул  три  раза  подряд.  Очень
быстро: чмок-чмок-чмок.
   Шурика словно переломило надвое. Он сложился пополам, продолжая  смотреть
на остолбеневшего Фандорина. Губы киллера еще  были  растянуты  в  глумливой
улыбке, но глаза удивленно расширились, и стало видно, что один из них,  как
прежде, голубой, а другой почему-то карий.
   Это у него во время драки выскочила цветная линза, сказал себе Николас  и
попятился назад. Шурик же  немного  постоял  в  нелепой  скрюченной  позе  и
повалился боком на асфальт. Он лежал согнутый, зажимал обеими руками живот и
все растягивал, растягивал губы в улыбке.
   Николасу стало невыносимо страшно. И он сам не знал, чего боится  больше:
того, что этот человек сейчас умрет, или что он поднимется и снова пойдет на
него с этой своей жуткой улыбкой.
   Однако Шурик и не вставал, и не  умирал  -  он  дергал  ногой  в  тяжелом
ботинке и через ровные промежутки негромко повторял:
   - А...А...А...А
   Изо рта у него стекала кровь, и уже набежала небольшая темная лужица.
   Очнулся Влад. Сел, помотал головой, словно прогоняя хмель.  Посмотрел  на
Николаса, на лежащего Шурика. Легко поднялся, подобрал связку ключей.  Вытер
рукавом безнадежно испорченного пиджака разбитый рот.
   - Завалил гниду? - спросил Соловьев, переходя на "ты". -  Круто.  Слушай,
Майкл Джордан, ну у тебя и дружбаны. Ты видел, как он меня метелил?
   - У него пятый дан по  карате,  -  объяснил  Николас,  не  сводя  глаз  с
раненого киллера. - Нужно "скорую помощь".
   - Это точно. - Влад подошел, встал рядом. - Пятый дан? Тогда  понятно.  У
меня-то четвертый. Ну, чего любуешься? Видишь,  человеку  нехорошо.  "Скорая
помощь" у тебя, ты и домачивай.
   Он кивнул  на  пистолет,  все  еще  зажатый  в  руке  Фандорина.  Николас
оторопело уставился на Соловьева. Неужели он предлагает добить раненого?
   - Ты чего, в первый раз, что ли? - Влад  покачал  золотистой  головой.  -
Тогда  тем  более  круто.  Такого  волка  уделал.  Не  менжуйся,   братишка,
довинчивай. Все равно отходит. Он бы нас с тобой расчикал  -  не  моргнул...
Ну! А, ладно, дай я.
   Вынул оружие из вялых пальцев магистра, прицелился Шурику в голову.
   - Не гляди, если такой нежный.
   Надо было воспрепятствовать  убийству,  но  Фандорина  охватила  странная
апатия, сил хватило только на то, чтобы отвернуться.
   Еще одна чмокающая очередь, и аканье прекратилось.
   Соловьев обхватил Николаса за плечи и быстро повел к "ягуару".
   - Вс„, земеля, вс„. Ходу.
   Наскоро  обтер  "беретту"  платком,  вытащил  из  рукоятки  не  до  конца
отстрелянный магазин, пустой пистолет кинул на асфальт. Пояснил:
   - А то пацанята местные подберут, еще дел наделают. Обойму после  выкину.
Лезь в тачку, чудесный незнакомец. Ну, я с тобой и запопал.
   * * *
   На первом же светофоре Соловьев протянул руку:
   - Начнем церемонию официального представления. Влад Соловьев.
   Фандорин, запнувшись, назвался так:
   - Нико... Николай Фандорин.
   - Интересный ты человек, Коля. Просто лом у меня на интересных людей, нет
мне от них никакого житья. Ты не пузырься, претензия не к тебе, а к  Господу
Богу. Извини, конечно, за праздное любопытство, но кого мы с тобой урыли?  -
Он искоса взглянул на мучнисто-белое лицо магистра  истории.  -  По  виду  и
прикиду ты не из деловых. Выражаясь языком дворов и мусоров, чистый ботаник.
Скажи мне, ботаник Коля, как ты до жизни такой дошел, что за  тобой  матерые
волчары с девяносто третьими "береттами" гоняются?
   Очень захотелось вс„ рассказать этому смелому, бесшабашному парню,  да  и
долг признательности вроде бы не позволял скрытничать. Но, с другой стороны,
впутывать в свои невеселые дела постороннего было бы безответственно. Влад и
без того уже изрядно запопал. Страшный Шурик мертв, но Алтын говорила, что у
него должен быть хозяин...
   Соловьев выждал с полминуты, пожал плечами:
   - Не хочешь - не говори. Имеешь право. Ты мне, Коля, жизнь спас.  Если  б
ты не грохнул этого кошмарика, он бы мне точно кирдык сделал.
   - Понимаете... - волнуясь,  начал  Фандорин.  -  Понимаешь,  Влад,  я  не
уверен, что имею права втягивать тебя в эту  историю...  Она  такая  мутная,
запутанная. Я бы даже сказал, таинственная. И очень опасная.
   - Опасная - хрен бы с ним, не привыкать, а вот чужих  тайн  не  люблю,  -
поморщился Влад. - Свои девать некуда. Ты скажи, тебе  зачем  в  Шереметьево
надо? Хочешь дернуть из ЭрЭф в солнечную Анталию  или  гостеприимную  Чехию?
Устал от своих корешей, хочешь  от  них  отдохнуть?  Понимаю  тебя,  Коля  -
особенно если все они вроде этого сеньора. Может, есть проблемы?  Я  помогу.
Как теперь говорят, долг платежом зелен.
   Он коротко хохотнул и перешел на серьезный тон. - Ксива, виза  -  проблем
нет. За сутки сделаю. Учесывай хоть в Новую Зеландию.
   - Спасибо, не нужно. Документы у меня есть.
   Николас достал из кармана свой паспорт, показал.
   Влад открыл красно-золотую книжечку, заглянул в нее, присвистнул.
   - Так ты в натуре бритиш. Ну, дела. Вс„ равно, Коля, с Шереметьевым лучше
обождать.  Ты  уверен,  что  никто  не  видел,  как  мы  с  тобой  совершали
противоправное действие? Какой-нибудь дядя из гаража в щелку любопытствовал,
бабуля бутылочки собирала, алкаш в кустиках  писал?  Больно  у  тебя  фигура
приметная с твоим баскетбольным ростом. Наша ментура, конечно, не Скотленд -
Я рд, но если поступит ориентировка  на  дядю  Степу  иностранного  вида,  с
зелеными полосами на щеках и дебильным выражением на мордалитете, тебя в два
счета сцапают. Посиди тихо денек-другой, а я выясню, в розыске ты  или  нет.
Если тебе заховаться негде - проси политического убежища у Владика.  Выручу.
Давай, Коля, заказывай музыку - Влад Соловьев исполнит. Для нашего друга  из
солнечного Альбиона прозвучит  патриотическая  песня  "Не  нужен  мне  берег
турецкий".
   И правда запел - красивым, звучным баритоном:
   А я остаюся с тобою,
   родная моя сторона,
   не нужно мне солнце чужое,
   и Англия мне не нужна!
   Фандорин молчал, растроганный и впечатленный. Ход его мыслей был примерно
таков.
   Все-таки в словах Достоевского о всемирной отзывчивости русской души есть
великая и неоспоримая правда.  Взять  хоть  этого  Владика  -  казалось  бы,
маргинальный  тип,  по  западным  меркам   просто   разбойник,   а   сколько
отзывчивости и душевной широты в этом новорусском флибустьере!  Как  тут  не
вспомнить  взаимоотношения  Петруши  Гринева  с  кровавым   и   великолепным
Пугачевым. Тот тоже за  заячий  тулупчик  отблагодарил  без  меры  и  счета,
безудержный в добре так же, как в зле. Вот  каких  типажей  рождает  русская
земля! Тут и красота, и мощь, и бесшабашность, и душевное благородство - при
абсолютном пренебрежении к закону и нормам общественной морали. Ведь  только
что всадил человеку в голову три пули, а ни малейших признаков  рефлексии  -
сидит, поет.
   - Ну чего, надумал? - весело спросил новоявленный Пугачев, обгоняя справа
милицейскую машину. Фандорин  посмотрел  назад,  уверенный,  что  блюстители
порядка немедленно остановят нарушителя. Но водитель в фуражке  взглянул  на
номера "ягуара" и лишь покачал головой.
   - Мы с тобой, Влад, человека убили, - тихо сказал Николас. - И ни  о  чем
другом я сейчас думать не могу.
   Лицо викинга - флибустьера посуровело, глаза чуть прищурились, словно  от
встречного ветра.
   - Это у тебя, Коля, от нежного английского  воспитания.  Ты,  наверно,  в
детстве короткие штанишки носил, и в школе у вас дрались  только  до  первой
крови.
   - А у вас разве нет? - удивился магистр.
   - Я, Коля, вырос в Черногорске. У нас начиная с  младшей  группы  детсада
молотились до полной отключки. Слыхал про город Черногорск?
   - Нет.
   - Про него мало кто слыхал. Параша, а не город: тринадцать шахт, двадцать
винных лабазов, две туберкулезных больницы, четыре кладбища  и  сорок  тысяч
уродов, быдла, которому больше деваться некуда. И если я  сейчас  шарашу  на
ягуаре, если у меня офис во дворце графов Добринских, двадцать шесть скважин
на Ямале, вилла в Сен-Тропезе и еще много кой-чего, так это не потому что  я
в школе хорошо учился. А  потому,  Коля,  что  я  рано  понял  одну  простую
хреновину. - Он яростно ударил ладонью  по  рулю.  -  Если  я,  быдло,  хочу
прорваться  из  скотского  загона  типа  Шахта-Магазин-Чахотка-Могила,   мне
придется своей башкой много заборов протаранить. Я, Коля, заборов вообще  не
признаю. Куда мне надо, туда и пру. Влад Соловьев отступать не умеет. Если я
что-то делаю, то до упора, засаживаю по самую рукоятку. Поставил себе задачу
- сдохну, но своего добьюсь. Только  раньше  те  сдохнут,  кто  мне  поперек
дороги встанет. А вставали мне  поперек  дороги  многие.  И  сдохли  многие,
только виноват в этом не  я  -  они.  И  твой  кореш  сегодняшний  тоже  сам
нарвался. У нас тут не Англия, но живем мы,  Коля,  по  английскому  закону.
Твой земеля придумал, Чарльз Дарвин. Закон такой: или они тебя, или ты их. А
не хочешь жить по Дарвину - сиди в Черногорске, кушай сивуху и харкай черной
пылью.
   Страстная речь черногорского эволюциониста произвела на магистра  должное
впечатление - Николасу стало стыдно, что он вырос в прилизанном Кенсингтоне,
в детстве играл на флейте, а в одиннадцать лет хотел повеситься из-за  того,
что сэр Александер не купил ему пони.
   Впереди  и  справа  показался  комплекс   серых   прямоугольных   зданий,
блестевших полированными окнами. Перед комплексом застыл бронзовый Гермес  в
балетной позе.
   Соловьев развернулся через сплошную разделительную полосу  и  остановился
перед двухэтажным домом с вывеской "Кабакъ".
   - Что это? - спросил Фандорин.
   - Что написано - кабак. У меня, Коля, голова болит,  потому  что  усопший
пару раз здорово по ней вмазал. Грудь ноет. Во  рту  солоно,  зуб  шатается.
Надо полечиться.
   Николас удивился:
   - Но ведь это не госпиталь?
   - Это заведение, Коля, принадлежит мне, и тут есть  вс„:  ресторан,  бар,
номера, а понадобится - будет и госпиталь. К тому же "полечиться"  по-русски
означает - выпить немножко водки.
   - Я не пью спиртного. Совсем.
   - А кто пьет? -  обиделся  Влад,  вылезая  из  машины.  -  Я  же  сказал:
немножко. Посидим, познакомимся поближе. Помянем дорогого покойника.
   * * *
   Самого ресторана Николас так толком и не увидел. На лестнице, что вела из
гардероба на второй этаж, их встретила очень красивая блондинка в строгом  и
элегантном костюме - очевидно, кельнерша или распорядительница.
   - Здравствуй, Владик, - сказала она грудным голосом и мило порозовела.
   - Привет, Зинок.  -  Соловьев  посмотрел  на  распорядительницу  с  явным
удовольствием. - Посади-ка нас в одиночку. Сделай там вс„, как надо, и  чтоб
не мешали. Лады?
   - Хорошо, Владик, - проворковала красавица.  -  Я  сама  обслужу.  Кушать
будете или так, закусить?
   - Ты неси, чего не жалко. Мы там решим.
   Судя по столу, накрытому в отдельном кабинете,  Зинку  для  Владика  было
ничего не жалко. В какие-нибудь пять минут длинный  стол,  накрытый  на  два
куверта, был сплошь заставлен графинами и  закусками,  из  которых  Николаса
особенно впечатлил заливной осетр  с  шипастой  мезозойской  спиной.  А  три
монументальных бадьи с белужьей, севрюжьей  и  осетровой  икрой  в  магазине
"Кавиар-хаус", что на улице Пикадилли, должно быть, обошлись бы в  несколько
тысяч фунтов. Николас вспомнил, что последний  раз  по-настоящему  ел  вчера
утром, в гостиничном ресторане (апельсиновый сок, омлет с  сыром,  тост),  и
желудок затрепетал короткими сладострастными спазмами, а  во  рту  открылась
неостановимая течь.
   Зинок выстроила перед Соловьевым диковинную шеренгу из хрустальных рюмок,
каждая из которых была до краев наполнена прозрачной влагой.
   - Не пью два раза из одной стопки, - пояснил Влад. - Понт у  меня  такой.
Типа наследие трудного детства. Пацаном столько водяры в круговую  из  горла
выжрал, что теперь стал фанатом индивидуализма... Ну, чего сидишь? По первой
- за то, что сидим, а не лежим, хотя могли бы.
   Как было за такое не выпить? Тем более что "лежать" Фандорину, по  всему,
полагалось еще со вчерашнего дня -  упасть  с  крыши  архива  и  больше  уже
никогда не подняться.
   - Не сомневайся, ботаник, пей, - поторопил его  Соловьев.  -  Оно  и  для
нервов необходимо.
   Коротким, хищным  броском  он  отправил  содержимое  рюмки  в  глотку,  и
Николасу оставалось только последовать примеру хозяина.
   Ничего страшного не произошло.  Совсем  наоборот  -  тепло  стало,  легко
дышать. А после того как магистр съел соленых  грибков,  холодца  и  кусочек
фуа-гра, травмированные нервы и в самом деле оттаяли.
   - За встречу двух интересных людей, которые нашли друг  друга,  как  пуля
дырку,  -  сказал  Влад.  -  Давай-давай,  не  устраивай  затор  на  дороге.
Регулировать движение буду я. Вот так, и огурчик вдогонку... Сейчас  еще  по
одной, закусить - и стоп. Пока Зинуля организует горячее, я тебя определю на
постой.
   Оказалось,  что  здесь  же,  за  поворотом  коридора,  имеется   роскошно
обставленный номер - не хуже, чем в пятизвездочном отеле.
   - Ты не думай, - говорил Соловьев,  -  я  не  девок  сюда  вожу.  Видишь,
письменный стол, компьютер навороченный. Иногда лень домой в Жуковку пилить.
Живу здесь день, бывает и два. И ты поживи. Завтра  будет  ясно,  ищут  тебя
пожарные и милиция или нет. Ты кейс-то тут оставь, никто его не возьмет.
   - А пожарные почему? - спросил Фандорин, сделав вид