на малахитовом столике,  стояла  пузатая  бутыль,  уже
наполовину пустая, ваза с фруктами и необъятная коробка шоколадных конфет.
   - Шарики катаете, Николай Александрович? - спросил  толстяк,  покосившись
на Фандорина, и движением густых бровей велел служителю удалиться.
   - Нет, - коротко ответил Николас, разглядывая интригующего господина.
   В жизни он выглядел  точно  так  же,  как  на  журнальных  фотографиях  -
комичный пузырь, словно перекочевавший в московский  клуб  из  голливудского
фильма о развеселых двадцатых. Забил в лузу  очередной  шар,  наградил  себя
шоколадной конфетой, с наслаждением выпустил струйку дыма.
   - Вы из старинного рода? -  не  удержавшись,  полюбопытствовал  Фандорин,
тщетно  пытаясь  обнаружить  хоть  какие-то  признаки  породы  в   обрюзгшей
физиономии  и  повадках  банкира.  -  Кажется,  у  великого  князя   Михаила
Николаевича был казначей князь Габунов. Вы, верно, из тех Габуновых?
   - Нет, Николай Александрович, -  с  видимым  сожалением  покачал  головой
Большой Coco. - Я, наверное, единственный  на  свете  грузин  совершенно  не
княжеского происхождения. Потомственный плебей. Но спасибо, что  сказали  об
этом вашем князе. Может быть, я и сделаю его своим прадедушкой.
   - Разве здесь не что-то  вроде  дворянского  собрания?  -  понизил  голос
Фандорин. - Я читал, что это совершенно эксклюзивный клуб для  тех,  в  чьих
жилах течет голубая кровь.
   - Зеленая, - поправил Габуния, натирая мелом кончик  кия.  -  Плати  пять
тысяч в год, заручись рекомендацией одного из членов,  и  ты  уже  дворянин.
Если без рекомендаций - тогда десять тысяч.  Вы-то,  Николай  Александрович,
здесь по полному праву. Мне собрали на вас досье, я знаю, что род Фандориных
известен с двенадцатого века. Хотите, дам рекомендацию в клуб?
   - Благодарю, не стоит, - сухо ответил Фандорин, еще  не  решив,  как  ему
следует держаться с этим непонятным господином.  По  телефону  разговаривал,
как человек дела, а теперь изображает из себя клоуна, о  серьезном  говорить
явно не желает.
   - Спи, Жужечка, спи, масюпусенька. - Долгий  прицел,  быстрый  удар  -  в
лузу. - Умник, Coco. Получай трюфелечек... Конфетку не хотите? Зря,  мне  на
заказ делают, самые мои любимые, - продолжал нести чушь Иосиф Гурамович. - А
в клуб правильно вступать не хотите. Что за название такое - "Педигри".  Те,
кто  английского  не  знает,  думают,  что  тут  собаководы  или   педерасты
собираются.  Некоторые  даже  на  приглашение  обижаются,  или,  как  у  нас
выражаются  отдельные  аристократы,  берут  в  падлу.  Администрация   хочет
поменять название на "Голубую кровь". Но тоже получается двусмысленно.
   Певица,  допевшая  длинную  песню  про  упоительные  вечера,  объявила  в
микрофон:
   - А теперь, по традиции, для нашего дорогого Иосифа Гурамовича  прозвучит
его любимая песня "Сулико".
   И, сложив руки на груди, запела:
   Я могилу милой искал,
   Но ее найти нелегко.
   По залу пронесся шелест негромких  аплодисментов.  Габуния  отложил  кий,
поклонился и сделал вид, что дирижирует оркестром.
   - Ненавижу эту тягомотину, - пробурчал банкир Фандорину  и,  сложив  губы
розочкой, послал певице воздушный поцелуй. - Шиш тебе, а не сто баксов, коза
драная.
   - Послушайте, - тихо спросил Николас. - Зачем вы из себя шута строите? Вы
ведь совсем не такой.
   Иосиф Гурамович дерзкому вопросу ничуть не удивился, а  только  покосился
на магистра блестящим глазом.
   - Во-первых, Николай Александрович, я отчасти и есть шут. -  Он  прошелся
вокруг  стола,  выбирая  позицию  для   удара.   -   А   Во-вторых,   нельзя
разочаровывать людей. Они от меня ждут определенного поведения, зачем  же  я
буду разрушать имидж? Я, например, теннис терпеть не могу,  а  хожу  играть.
Ракеткой по мячику еле попадаю. Но, как говорится, выигрывает  не  тот,  кто
хорошо играет,  а  кто  правильно  выбирает  партнеров.  Что  сходит  с  рук
толстому, смешному Coco, лупящему на барвихинском корте в сетку, не сошло бы
с рук Иосифу Гурамовичу, который дерет всех в биллиард и покер. Это  уже  не
для дела - для души. Я, Николай Александрович, никогда не  проигрываю,  даже
если меня делают под сухую, как вчера на корте с... - Тут он  назвал  имя  и
отчество, от которых Николас вздрогнул - не шутит ли? Непохоже, чтоб шутил.
   Неожиданно  грузин  повернулся  к  Фандорину  всем  своим  тучным  телом,
посмотрел магистру в глаза и спросил:
   - Николай Александрович, вы вообще-то кто?
   Николас  заморгал.  Что  за  вопрос  такой?  Или  хитрый   банкир   снова
придуривается?
   - Нет, я знаю, что вы  британский  подданный  русского  происхождения,  -
продолжил Иосиф Гурамович, - что  вы  специалист  по  русской  истории,  что
позавчера прилетели, остановились в "Интуристе" и  собирались  поработать  в
архиве. Я ведь говорил, мне собрали на вас досье. Но там нет ничего  такого,
из-за чего Седой стал бы напускать на вас самого Шурика. Значит, досье можно
спустить в унитаз, самого главного про вас там нет. Кто вы?  Судя  по  тому,
что вы сами на меня вышли, вы не прочь мне об этом рассказать.
   Неужели Большой Coco ничего не знает? Не может быть. Прикидывается.
   - Седой? Какой Седой? - осторожно спросил Фандорин.
   Габуния удовлетворенно кивнул:
   - Ага. Кто такой Шурик, вы не спрашиваете. Ну да, вы  ведь  вчера  с  ним
близко познакомились. Удивительно, как это вы до сих пор живы.
   - Не в последнюю очередь вашими молитвами, - в тон ему ответил Николас. -
Почему ваши люди за мной следили?
   - Мои люди следили не за вами, а за Шуриком. -  Иосиф  Гурамович  положил
кий, стал вытирать платком  руки,  перепачканные  мелом.  -  Потому  что  он
работает на Седого. Все знают, что  Шурик  мелочевкой  не  занимается.  Если
Седой заказал вас ему, значит, вы человек непростой. Что  возвращает  нас  к
заданному вопросу. Кто  вы  на  самом  деле,  Николай  Александрович?  Зачем
приехали в Москву? И почему Седой хочет вас остановить?
   Если Габуния притворяется, то он  незаурядный  актер,  подумал  Фандорин.
Отвечать вопросом на вопрос невежливо, и все же он спросил:
   - Я не знаю никакого Седого. Кто это?
   Большой Coco скептически пожевал губами, терпеливо вздохнул:
   - Мой враг.
   - Какая-нибудь вендетта? - спросил Николас, вспомнив про  кровную  месть,
клятву на обнаженном кинжале и прочую кавказскую экзотику.
   - Почему вендетта? - удивился банкир. - Просто с некоторых пор мы с Седым
стали мешать друг другу. Он вырос, я вырос, нам с ним вдвоем тесно, уже и  в
Сибири не помещаемся. Бизнес, Николай Александрович. Или  он  меня  скушает,
или - что вероятнее - я его. Третьего не дано. Вот мы с Седым и следим  друг
за другом, ждем, кто первый сделает ошибку... Видите, Николай Александрович,
я с вами абсолютно откровенен, отвечаю на все вопросы. Рассчитываю на  такую
же открытость с вашей стороны. Прикиньте сами, долго ли вам  удастся  бегать
от Шурика? А я вас могу защитить.
   Николас поморщился. Что-то все  сегодня  хотели  его  защищать.  С  одной
стороны, это было лестно, с другой - вызывало  всевозможные  вопросы.  Алтын
говорила про  склоку  из-за  дележа  компании  "Вестсибойл".  Все  в  России
помешались на нефти и газе. Можно подумать, в  стране  нечего  делить  кроме
топливного сырья. Но  какое  отношение  стычка  нефтяных  магнатов  имеет  к
скромному магистру истории?
   Похоже, Coco сам ничего не знает. Он увидел, что  его  соперник  зачем-то
хочет убить заезжего англичанина,  и  действовал  по  принципу:  расстраивай
планы врага, даже если не знаешь, в чем они состоят.
   "Я обратился к вам, потому что я ежик в тумане и надеялся с вашей помощью
этот туман хоть чуть-чуть развеять", - хотел бы честно признаться  Фандорин,
но было ясно: грузин ничего ему объяснить не может. Или не хочет.
   Зазвонил телефон, лежавший на столике возле  конфетной  коробки.  Габуния
взял  трубку.  Слушал  молча.  Одна  бровь   приподнялась.   Потом   к   ней
присоединилась вторая. Взгляд банкира почему-то обратился на Николаса и стал
острым, пронизывающим.
   - Понял, Владимир Иванович, - сказал Coco и положил трубку.
   Взял конфету, стал ее медленно жевать, все так же глядя на Фандорина.
   - Это был Владимир Иванович Сергеев,  мой  советник  по  безопасности.  В
прошлом полковник контрразведки, человек с большими связями. Ему только  что
сообщили интересную новость. Шурик найден убитым. Три пули в животе,  три  в
затылке... Я вижу, Николай Александрович,  это  известие  вас  не  удивляет?
Кроме того Владимир Иванович  сказал,  что  в  связи  с  этим  происшествием
объявлен в розыск некий британский подданный...
   Николас почувствовал, что бледнеет. Вдруг хитроумный Габуния  решит,  что
будет выгоднее передать беглого англичанина милиции?
   - Делаю вывод. - Иосиф Гурамович задумчиво повертел на пальце перстень. -
Вы пришли ко мне не за защитой. Похоже, вы сами умеете себя защищать.  Тогда
зачем вы пришли? Хотите продать какую-нибудь информацию? Если она может быть
использована против Седого, куплю и хорошо заплачу.
   Фандорин покачал головой.
   - Не хотите, - констатировал Coco. - Тогда что? Может быть, вы пришли  ко
мне за помощью?
   Магистр хотел снова покачать головой, но заколебался. Он ведь и  в  самом
деле пришел сюда за помощью. Что он может один?  В  чужой  стране,  в  чужом
городе, разыскиваемый милицией и мафией.
   Габуния налил коньяку в две рюмки.
   - Понятно. Вам нужна помощь. Я вижу, вы человек серьезный,  попусту  слов
не  тратите.  Уважаю  таких  -  сам-то  я  болтун...  Знаете  что,   Николай
Александрович. Не хотите говорить, что вы там не поделили с Седым - не надо.
Я вам все равно помогу.
   - Не знаю я никакого Седого! - вырвалось у Николаса. - Честное слово!
   Последнее восклицание получилось чересчур  эмоциональным,  пожалуй,  даже
детским, и, верно, сильно подпортило  образ  немногословного  и  сдержанного
агента секретной службы ее величества  ("Меня  зовут  Бонд.  Джеймс  Бонд"),
который, кажется, нарисовал себе Иосиф Гурамович.
   Бровь  магната  снова  приподнялась.  Полные  рюмки  Габуния  отставил  в
сторону, взял кий и ударил по шару номер  6.  Шестой  острым  углом  обогнул
спящую Жужу и ушел  в  лузу,  предварительно  щелкнув  по  номеру  седьмому,
который завертелся вокруг собственной оси и тоже покатился прямиком в сетку.
   -  Знаете,  Николай  Александрович,  -  сказал  банкир   после   довольно
продолжительной паузы, - может быть, я полный - во всех смыслах - идиот,  но
я вам, пожалуй, верю. Верю, что вы понятия не имеете, кто такой  Седой  и  с
какой стати он решил вас убить. Я не первый год на свете живу  и  знаю,  что
людские интересы иногда переплетаются  самым  причудливым  образом.  -  Удар
кием.  -  Ай,  какой  шар!  Какой  красавец!  За  него  -  марципуську...  -
Вознаградив себя за очередное попадание, Иосиф Гурамович продолжил. - Пускай
вы не знаете Седого, зато он вас знает. Самого Шурика на вас зарядил  -  это
вам не кусок хачапури. Вот как сильно господин Седой хочет  вам  помешать  в
вашем деле. А это значит, что Coco - это, Николай Александрович, друзья меня
так зовут - так же сильно хочет вам помочь в вашем деле, в  чем  бы  оно  ни
заключалось. Кстати, в чем оно заключается, ваше дело? Вы зачем  приехали  в
Москву? Только честно.
   Николас ответил, загибая пальцы:
   - Прочесть одну старую грамоту в  архиве.  Поискать  следы  моего  предка
Корнелиуса фон Дорна, жившего триста с лишним лет  назад.  Собрать  материал
для книги. Вс„, больше ничего...
   Он сам чувствовал, что его слова прозвучали  глупо  и  неубедительно,  но
Coco выслушал внимательно, поразмыслил, покивал головой.
   - Ну вот и ищите, ну вот и собирайте. Не знаю, чем ваш  уважаемый  предок
так насолил Седому, но доведите дело до конца. А я окажу вам  любую  помощь.
Любую, - со значением повторил Габуния. - Так что, профессор, работаем?
   - Я не профессор, я всего лишь магистр истории,  -  пробормотал  Николас,
еще раз взвешивая все за и против.
   Уехать из России все равно нельзя. Ну хорошо, выберется он из  страны  по
фальшивым документам, которые Coco, вероятно, может изготовить не хуже,  чем
Владик. И что  дальше?  Въезд  на  территорию  Соединенного  королевства  по
фальшивому документу - это уголовное преступление. Не говоря уж о  том,  что
российский МВД  может  обратиться  с  официальным  запросом  о  Николасе  А.
Фандорине, подозреваемом в совершении  убийства.  Очень  возможно,  что  уже
завтра мистер Лоуренс Пампкин получит от властей соответствующий сигнал.
   Нет, бегство не выход. Значит, в  любом  случае  придется  задержаться  в
Москве.
   Причина всех злоключений содержится в письме Корнелиуса, больше не в чем.
А что представляет собой письмо? Указание  о  местонахождении  тайника,  где
хранится какая-то "Иванова Либерея".
   Почему похищенный документ подбросили обратно?
   Одно  из  двух.  Или  похитители  поняли,  что  никакой  ценности  он  не
представляет. Или же, наоборот,  письмо  им  стало  не  нужно,  потому  что,
воспользовавшись содержащимися в нем разъяснениями, они уже  нашли  то,  что
искали.
   Ах нет, нет! Николас задергался, осененный догадкой. Coco  так  и  впился
глазами в англичанина, ни с того ни с сего принявшегося махать руками.
   Все проще и логичнее! Похитители прочли письмо, увидели что  оно  отчасти
зашифровано ("яко от скалы Тео предка нашего к  Княжьему  Двору",  "в  числе
дщерей у предка нашего Гуго") и поняли, что  кроме  специалиста  по  истории
рода фон Дорнов разгадать этот код никто не сможет. Они  нарочно  подбросили
Николасу  письмо,  чтобы  он  занялся  поисками,  а   сами,   должно   быть,
вознамерились за ним приглядывать! И что же - идти у них на поводу, у  этого
мафиозо Седого с его наемными убийцами?
   Однако стоило взглянуть на дело и с другой стороны. Если бандиты до такой
степени уверены, что письмо имеет реальную ценность, то  почему  он,  прямой
потомок Корнелиуса, не хочет прислушаться к зову предка? Шурика больше  нет.
Седой остался с носом. Почему бы не поискать "Иванову Либерею" самому?
   Николас затрепетал, представив себе, каково это, было бы - найти  тайник,
зарытый капитаном  фон  Дорном!  Именно  этот  внерациональный,  мистический
трепет и перетянул чашу весов.
   - Хорошо, - медленно  проговорил  Фандорин.  -  Я  попробую.  А  от  вас,
господин Габуния, мне нужно следующее. Первое: чтобы меня  не  отвлекали  от
поисков...
   - Прикрывали со спины? - понимающе кивнул Coco. -  Это  я  легко  устрою.
Приставлю к вам Владимира Ивановича.  Он  будет  оберегать  вас  лучше,  чем
Коржаков президента. Что второе?
   - Я нахожусь в милицейском розыске, а мне необходимо подобрать  кое-какие
книги, материалы, старые документы...
   - Дайте Сергееву список - он все разыщет и достанет. Любые  книги,  любые
документы. Хоть из секретных архивов ФСБ. Что еще?
   - Хорошо бы одежду, - вздохнул Николас,  брезгливо  покосившись  на  свою
замызганную рубашку и латаные брюки. - Это можно устроить?
   - Проблема трудная, но разрешимая, - весело сказал банкир и взял  в  руки
рюмки. - У нас с вами много общего, Николай Александрович.  Мы  оба  люди  с
трудными проблемами. Давайте выпьем за то, чтобы все они разрешались так  же
легко.
   - Нет-нет, мне будет плохо, - испугался Фандорин. - Я  сегодня  уже  пил.
Много.
   Кажется,  этот  довод  в  России  веским  не  считался.  Иосиф  Гурамович
улыбнулся словам магистра, как удачной шутке, и втиснул ему в пальцы рюмку.
   - Это двадцатилетний коньяк. От него никому  еще  плохо  не  становилось.
Только хорошо. Что вы, как Монте-Кристо в гостях у графа де Морсера - ничего
не пьете, не кушаете? Разве мы с вами  враги?  Мы  заключили  взаимовыгодную
сделку, ее нужно спрыснуть. Ваша выгода очевидна.  Я  тоже  сделал  полезную
инвестицию, от которой ожидаю хороших дивидендов.
   Фандорин с сомнением посмотрел на  золотисто-коричневую  жидкость.  Разве
что одну рюмочку, чтобы не простудиться после сиденья в сквере?
   - Выпьем за наши  трудные  проблемы,  дорогой  Николай  Александрович,  -
чокнулся с ним банкир, - потому что без трудных проблем  на  свете  было  бы
очень скучно.
   - Я отлично прожил бы и без вашего Седого, - сварливо буркнул Николас, но
вс„ же выпил.
   Оказывается, Габуния сказал истинную правду - от одной-единственной рюмки
волшебного напитка магистру сразу стало хорошо. Так хорошо, что означать это
могло  только  одно:  от  дополнительного  вклада  все  прежние  алкогольные
инвестиции, на время замороженные холодом и нервным потрясением,  оттаяли  и
стали давать дивиденды. Кажется, это называется "на старые дрожжи".
   - При чем здесь Седой? - удивился Coco. - Седой  -  это  не  проблема,  а
тоненькая заноза в моей толстой заднице. Я эту занозу обязательно  вытащу  -
надеюсь, с вашей помощью. Нет, уважаемый Николай  Александрович  -  дайте-ка
вашу рюмочку - мои проблемы куда как мудреней. - Выпили, закусили шоколадом,
и банкир продолжил. - Трудных проблем у меня три. Первая: я вешу  124  кэгэ,
надо худеть, а я очень люблю кушать. Вторая: мне не везет в  любви,  у  меня
очень странные отношения с  этим  великим  чувством.  И  третья:  я  хожу  в
церковь, я построил три храма и кормлю четыре богадельни, а в Бога не верю -
совсем, сколько ни стараюсь. И книги религиозные читаю, и молюсь  -  а  вс„,
как говорится, мимо кассы. Вот что я называю трудными проблемами. Решать  их
надо, а как - ума не приложу.
   Выпили по второй, и теперь Николасу стало еще лучше. Кажется, он угодил в
тривиальную ситуацию, многократно описанную и  экранизированную:  иностранец
как  жертва  агрессивного  российского  хлебосольства.   Наверное,   это   и
называется "запой", подумал магистр - когда начинаешь новый  раунд  выпивки,
еще не протрезвев после предыдущего.  Больше  всего  тревожило  то,  что  не
хотелось останавливаться.
   Николас снова подставил рюмку, поглядел на Иосифа Гурамовича  и  внезапно
ощутил прилив искренней симпатии к этому видавшему виды, хитрющему, а  в  то
же время такому по-детски открытому толстяку.
   Растроганное пощипывание в груди означало, что  сейчас  Николаса  понесет
давать  добрые  советы.  Двадцатилетний  коньяк  ослабил  все   сдерживающие
механизмы. Магистр продержался еще с полминуты  -  пока  Coco  выставлял  на
зеленом столе шары треугольником, - а потом капитулировал.
   - С верой проще всего, - сказал он.
   - Да? - удивился Габуния, застыв с уже нацеленным кием.
   - Не надо стараться, не надо заставлять себя верить в  Бога.  Пустое  это
дело.
   - Вы думаете? Так что, денег на богадельни больше не давать?
   Звонкий удар. Треугольник рассыпался на  желтые  кругляшки,  ни  один  из
которых - истинное чудо - не коснулся дремлющей Жужи.
   - Почему же не давать - давайте, дело  хорошее,  -  разрешил  Николас.  -
Только не ждите, что на вас за эти деяния благодать снизойдет. Давайте, если
деньги есть, а о вере не думайте. Если в вас потребность есть,  вера,  когда
надо, сама придет, а за уши вы ее из  своей  души  все  равно  не  вытянете.
Выпьем?
   Выпили.
   - Теперь поговорим о  ваших  странностях  любви,  -  предложил  Фандорин,
заедая  коньяк  миниатюрным   эклерчиком.   Настроение   у   магистра   было
победительное,  все  на  свете  проблемы  казались  ему  сейчас  легкими   и
разрешимыми. - Здесь-то что не так? У вас же молодая жена-красавица, я читал
в журнале.
   - Она меня не любит, - горько  сказал  Coco,  его  толстые  щеки  скорбно
обвисли. - Восьмой об девятого и в среднюю... И всю  жизнь  так  было.  Рок.
Первый раз в двадцать  лет  женился.  Невеста  -  ангел,  папа  -  секретарь
райкома. Так любил ее, так любил! "Миллион алых роз" песня была, помните?
   Николас помотал головой - не  помнил.  Окружающее  пространство  начинало
вести себя так же безответственно, как в "Кабаке". Даже еще хуже.
   - Пугачева пела. Но это она уже потом пела, в восьмидесятые.  А  я  своей
Нино  еще  в  шестьдесят  шестом