гонять, чтобы выбраться  на  гору  и  не  закипеть.
Недалеко от свертка на частную дорогу Закомарного впереди все-таки  замаячил
тяжелый "КамАЗ" с прицепом, ползущий на подъем по осевой линии.  Можно  было
бы отпустить его, потянуться до свертка, но Ярослав выжал хорошую скорость и
все-таки пошел на обгон. В черном облаке выхлопа от грузовика  он  не  сразу
заметил выбоины на краю асфальта - пришлось прижиматься к обочине, -  машину
тряхнуло, после чего он  притормозил  и  обогнал  грузовик  уже  на  вершине
горы...
   И это в какой-то степени спасло его, погасило  скорость,  потому  что  на
самом  дорожном  переломе  резко  и  намертво  заклинило   руль.   Сработало
противоугонное устройство в замке зажигания,  как  если  бы  вынули  ключ  -
кажется, послышался даже характерный щелчок. Ярослав  машинально  ударил  по
тормозам - "Нива" под горку  быстро  набирала  скорость,  -  на  миг  ощутил
упругую твердость под ногой, но педаль тут же провалилась до пола. Он качнул
педалью тормоза раз, другой, третий - никакого результата! А дорога  уходила
вниз по крутому склону с заметным поворотом вправо, к мостику  через  ручей,
машину утягивало к обочине влево...
   Ярослав включил первую передачу, пытаясь тормозить двигателем,  и  открыл
дверцу. Машину  дергало,  двигатель  трясся  и  орал  на  высоких  оборотах,
скорость падала, однако колеса уже хватали обочину, и  он  еще  инстинктивно
пытался повернуть руль...
   Смерть летела навстречу в виде каменистого  склона  дороги,  но  внезапно
перед глазами возник образ Богородицы и закрыл собою  последний  и  страшный
миг...

   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   УДАР ВОЗМЕЗДИЯ (1992)

   1
   К ночи Гелий почувствовал, что начинает задыхаться. Включенный на  полную
мощность кондиционер вносил с поверхности какой-то мерзкий, сернистый запах,
словно там уже прогремела ядерная война Гелий позвонил на центральный пульт,
спросил о качестве подаваемого вентиляцией воздуха и получил ответ, что  все
характеристики в норме. Тогда он достал  самоспасатель,  раздавил  ампулу  и
подышал через маску  почти  чистым  кислородом  -  вроде  бы  полегчало,  но
закружилась голова.
   А во втором  часу  после  полуночи  неожиданно  вернулся  Скворчевский  в
сопровождении четырех неизвестных  лиц,  которых  пропустили  на  объект  по
специальному пропуску,  о  чем  исправно  доложил  дежурный.  Карогод  молча
выслушал сообщение и положил трубку,  снова  припав  к  самоспасателю  Через
двадцать минут тот перестал помогать, поскольку  был  рассчитан  на  полтора
часа беспрерывного действия, а возможно, от того, что без  стука  в  кабинет
вошел представитель Главкома Скворчевский и попросил  подписать  пропуск  на
вынос груза. Гелий занес ручку над бумажкой  и  полуслепым  от  кислородного
голодания взором увидел наименование груза - объект Слухач.
   Его возмутило не то, что  больного  человека  превратили  в  предмет  для
похищений- Слухача можно было отдать кому угодно, похоронить  или  выбросить
на свалку;  тихая  и  глухая  ненависть  к  этому  безумцу  туманила  голову
Карогода. Одолела иная мысль - навредить всемогущему представителю Главкома.
Чем угодно, пусть мелочью. Скворчевский, переодевшись в специальную  голубую
униформу, как у Широколобых, мог свободно гулять туда-сюда через  пропускной
пункт внутренней  охраны,  но  без  подписи  руководителя  Центра  комендант
наружной охраны не выпустил бы за пределы объекта даже грамм груза:  начинал
он служить в специальной охранной части еще при Берии и потому  был  честен,
тверд и туп, как бульдог.
   Это был единственный оставшийся в  руках  рычаг  власти.  Он  лучше,  чем
самоспасатель,  влил  в  Гелия   силу   и   вольное   дыхание.   Разумеется,
представитель мог бы преодолеть и такой заслон, но потребовалось бы не менее
полусуток, чтобы изменить строжайшую инструкцию по вносу и выносу  предметов
на суперсекретный объект. А этого было достаточно для наказания.
   - Вынос запрещаю, - с  удовольствием  провозгласил  Карогод  и  отшвырнул
бумажку. - Груз вернуть на место.
   - Есть особое распоряжение Главкома, - предупредил Скворчевский,  подавая
еще один документ. - Слухач должен быть изъят из Центра.
   - Я не возражаю, изымайте.
   - Подпишите документы.
   - Не буду, не имею права.
   - Даю вам такое право' Как представитель Главкома.
   Играть циничного и тупого самодура было сейчас даже приятно.
   -  Есть  инструкция.  Вам,  как  человеку   постороннему,   категорически
запрещено вносить и  выносить  любые  предметы.  И  проходить  только  через
спецконтроль.
   - Расцениваю это как месть, - угадал Скворчевский и улыбнулся.  -  Только
не понимаю за что? Чем я навредил вам?  Кажется,  мы  находили  общий  язык,
надеюсь, и в дальнейшем будем находить его, не так  ли?  Прошу  заметить,  я
пришел в ваш Центр  не  на  день  и  не  на  месяц.  Нам  придется  много  и
плодотворно работать... бок  о  бок.  Я  буду  вас  курировать.  Признайтесь
откровенно, вы мне мстите?
   - В какой-то степени - да, - сдался Карогод.
   - Отчего это происходит с  вами?  Чем  продиктовано?..  Не  нравлюсь  вам
как... начальник?
   - Сам не  знаю  почему!  -  взметнулся  Карогод.  -  Какая-то  внутренняя
неудовлетворенность, неудобство, сомнения...
   - Благодарю за  откровенность.  В  таком  случае,  постараюсь  утешить  и
сообщить замечательную деталь. - Голос Скворчевского зазвучал  вкрадчиво.  -
Знаете ли вы, Гелий, благодаря чьим стараниям вас назначили руководить  этим
Центром? Кто вас избрал из числа многих и многих претендентов?
   - Уж не вы ли? - ухмыльнулся он.
   - А кто готовил вас к этой нелегкой работе? В течение  целого  года?  Кто
управлял вами, разрабатывал проект реорганизации Центра, определял его новые
направления и перспективы, о которых вы пока еще и не подозреваете?
   - Абсурд! Не верю!.. Я наблюдал за вами  и  убедился:  вы  никогда  здесь
раньше не бывали. К этим секретам империи вас не подпускали! Как же вы могли
готовить, управлять, определять?
   - Не спешите! - засмеялся представитель. - Да, я действительно  здесь  не
бывал, и к секретам не подпускали... к играм маразматиков  из  Генштаба.  Но
они и не нужны были мне! Я преследовал свои интересы, и потому  выбрал  вас.
Понравились мне как специалист,  как  руководитель  специальных  космических
проектов... И как мужчина, не скрою. Среди ученых  Центра...  которых  здесь
называют Широколобыми, таких нет. Они оригинально мыслящие  исполнители,  не
более. У них утрачено мужское начало, которое я увидел в вас, Гелий.
   - Да вы же раньше меня не видели!
   - Видел, - многозначительно вымолвил Скворчевский. -  И  в  самых  разных
ситуациях и... позах.
   - Как это понимать? Подсматривали?
   - Нет, что вы!.. Просматривал видеопленки. По долгу службы. Особенно  мне
понравился недавний эпизод, когда вы... развлекались со своей подчиненной  в
блоке номер триста семь. Ее фамилия Суглобова,  не  так  ли?  Дочь  генерала
Суглобова.
   Карогод готов был схватить себя за глотку: значит, в тот момент камеры  в
жилище Слухача были включены! И кто-то записал все на пленку...
   - Пришьете мне аморалку? Пожалуйста...
   - Помилуйте, Гелий! - Скворчевский замахал руками. - Ни в коем  случае!..
Напротив, мне понравилась ваша  экспрессия,  напор,  ярость.  И  я  еще  раз
убедился, что выбор сделан правильно. Сильное мужское начало.
   - Это что, так важно для будущей реорганизации?
   - Это важно всегда! Мне  требовался  руководитель  Центра,  имеющий  ваши
качества. И я его нашел.
   - Если вы на самом деле приложили руку к  моему  назначению,  то,  должен
сказать, сделали ошибку. В этих подземельях я все  время  испытываю  одышку,
кислородное голодание...
   - Пройдет, ваш организм еще не адаптировался к среде.
   - И по поводу мужественности...
   - Что по этому поводу? - Скворчевский сделал шажок вперед.
   - Это получилось всего раз... И только в блоке триста семь.
   - Я не требую оправданий!
   - А я и не  оправдываюсь...  Если  хотите  знать,  это  был  эксперимент.
Однажды получилось, а в другое  время...  мне  не  хочется  женщин.  Они  не
возбуждают.
   - Потому что женщины - мерзость, правда? Гелий взглянул на него, мысленно
согласился, но отвечать не стал.
   - Выпить хочется, - проговорил он. - С удовольствием  бы  принял  стакан.
Или два...
   В голубой униформе  Скворчевский  походил  на  голубого  Широколобого.  И
задница такая же круглая, женская...
   Он перехватил взгляд и неожиданно вильнул бедрами, переступив с  ноги  на
ногу, спросил:
   - Что вы хотите сказать? Почему так смотрите?
   - Ничего... Вы слишком значительная фигура.  С  вами  нельзя  ни  выпить,
ни... поговорить.
   Представитель Главкома улыбнулся  и  вальяжно  сел  на  стул  -  на  одну
ягодицу. И словно забыл о Слухаче...
   - Можно... Можно слегка выпить и... поговорить. О чем? Предлагайте тему!
   А Карогод на миг представил, как  Широколобые  играют  в  "паровозик",  и
почувствовал, что не питает к этому прежнего отвращения. Было любопытно: как
это у них получается?
   - Или сначала в самом деле... немного выпить? У меня наверху есть коньяк.
Это в раздевалке, где суровые охранники заставили меня снять  все...  Да-да!
Все, до последней  вещички!  И  еще...  -  Скворчевский  снова  хихикнул.  -
Сделали, конечно, позорный, но  любопытный  досмотр!  Да,  заставили  руками
развести ягодицы!
   Гелий не заметил, как у него прекратилась одышка, в груди потеплело и  по
телу разлился легкий ток, словно он  только  что  выпил  стаканчик  хорошего
коньяку.
   - Это обязательный досмотр, - проговорил он немеющим языком. -  Чтобы  не
пронесли ничего...
   - Помилуйте, Гелий! Что я могу пронести между своих ягодичек? Право,  это
место вовсе не для того, чтобы проносить... запрещенные вещи!
   Он протянул руку и осторожно погладил запястье Карогода.
   И тот внезапно для себя ощутил, что это приятно. Прикрыл глаза...
   - А вам? Вы тоже проходите такой досмотр?
   - Нет, не прохожу...
   - Напрасно! Скажу вам, это забавно, оригинальные ощущения, когда  суровые
мужчины... смотрят, нет ли запрещенных предметов.
   - Пожалуй, я подпишу пропуск, - согласился Гелий, не поднимая  век.  -  И
куда же теперь поедет наш Слухач? Мне нужно указать маршрут в накладной.
   - Ах, оставьте...
   - Это совсем не трудно. Только маршрут переброски...  Иначе  не  выпустят
эти... жлобы наружной охраны.
   - Какие же они жлобы? Солидные мужчины, как вы, Гелий. Только вы  тоньше,
нежнее в чувствах.
   Карогод придвинул к себе бумаги и  подрагивающей  рукой  взял  авторучку.
Скворчевский зашептал на ухо:
   - Слухач поедет в Штаты. Только вы не пишите об этом.
   - В штаты? Какие штаты?
   - Разумеется, в Соединенные... Мы его передадим. Согласно договору,  -  и
погладил руку у локтя. - Укажите любой пункт,  это  не  имеет  значения,  не
правда ли?
   - Еще бы фамилии сопровождающих...
   - Уверяю вас, его есть  кому  сопровождать,  надежные  парни  из  морской
пехоты.  Слухач  тоже  был  моряком...  Найдут  общий   язык.   Он   говорит
по-английски?
   - Фамилии нужно вписать...
   - Гелий, пишите любые... У вас есть тут ванная комната?
   - Да, вон та дверь...
   Скворчевский спрятал подписанные документы в карман и подал руку.
   - Если мы... вместе пойдем и освежимся?
   - С удовольствием... Становится душно, отчего-то бросает в пот.
   - Меня тоже всегда... бросает в пот, - признался представитель и пошел  к
ванной, на ходу расстегивая куртку. - Вы потрете мне спинку, Гелий?
   Будто под гипнозом, Карогод двинулся следом за ним, не отрывая взгляда от
обтянутых  голубым  полотном  ягодиц,  и  натолкнулся  на   торец   открытой
Скворчевским двери. Ударился подбородком, так что из глаз брызнули искры...
   И сквозь них заметил участливо-испуганное холеное и бабье лицо.
   Крик вырвался откуда-то из области солнечного  сплетения;  крик  ужаса  и
омерзения. А в голове языком беззвучного пламени восстала единственная мысль
- Боже Правый!
   Пересиливая  брезгливость,  Карогод  со  всей  силы   толкнул   в   спину
Скворчевского  и  плотно  закрыл  дверь,  защелкнул  наружный  шпингалет.  И
подломившись, упал на колени, схватил, измял свое лицо...
   - Боже Правый! Что же это?! Затмение... Он вспомнил пророчество  Матки  и
еще раз ужаснулся, на сей раз от того, что был предупрежден юродивым и забыл
об этом. Забыл! Хотя надо помнить его слова каждую секунду!
   Отполз от двери, за которой нежно постукивал  пальчиком  Скворчевский,  и
ощутил твердое желание убить его. Пистолет лежал в сейфе с  кодовым  замком.
Жесткими, непослушными от бешенства руками Гелий  покрутил  фишки,  выставил
цифры и потянул ручку - что-то не так. Проверил, нашел и исправил ошибку, но
сейф не открывался. Искать еще одну уже не хватало ни выдержки, ни дыхания -
мощный спазм перехватил горло, лицо наливалось кровью, в  голове  зазвенело.
Хапая воздух ртом, Гелий побрел к двери, еще раз ударился, теперь  о  стену.
Ощупью, будто во тьме, он наконец отыскал выход и вывалился в коридор.
   - Боже... Правый...
   Чужой, сиплый голос показался  ему  громовым.  Гелий  понял,  что  нельзя
разговаривать, тем более произносить имя - Бог. Это пришло  как  откровение:
словно кто-то незримый и  вездесущий  подсказывал  ему  -  нельзя!  Погаными
устами касаться этого имени нельзя! Не смей!
   Без оглядки,  опасаясь  превратиться  в  соляной  столп,  Гелий  двинулся
вперед, не соображая, куда идет и зачем, чувствуя лицом едва уловимую  струю
свежего  воздуха  среди  смрадной  вони  подземелья.  Мимо  него   проходили
Широколобые, женщины-связистки и монтажники из ремзоны,  однако  теперь  все
стало безразличным - только бы не потерять эту путеводную,  воздушную  нить.
Ему казалось, что сквознячок этот тянется с поверхности земли и что он скоро
выйдет на открытый воздух, но вскоре  Гелий  очутился  перед  комнатой,  где
помещался юродивый Прозоров. И тут  он  открыл  загадку  воздушного  потока,
вернее, нашел исток:  вокруг  двери  медленно  вращалось  отчетливо  видимое
колесо, круг, сотканный из марева, и космы этого зримого воздуха срывались с
его периферийной части и, подхватываемые смрадной  вентиляцией,  разносились
по галерее.
   Карогод вошел в это коловращение и тотчас же почувствовал головокружение,
словно  хватил  кислорода.  Оно  было  приятным,  убаюкивающим,  но  тот  же
вездесущий вселил, ввел, как  инъекцию,  чувство  опасности  -  нельзя!  Еще
немного, и сгорят,  обуглятся  легкие,  полопаются  сосуды...  Гелий  всунул
карточку-ключ и головой боднул дверь, вываливаясь из опасного круга...
   Юродивый стоял у противоположной стены и, словно дирижер, вращал  руками,
вздымая  все  выше  и  выше  звук  незримого  оркестра.  Делал  это   легко,
самоуглубленно, прикрыв глаза от удовольствия, и потому не увидел  Гелия.  А
тот у порога повалился на колени, протянул руки:
   - Спаси, Матка! Спаси меня, Матка! Я погибаю! Дирижер  взмахом  рук  снял
звучание всех инструментов, и вместе с тишиной открылось дыхание.
   - Как ты назвал?.. Я не Матка! И не могу быть ею'
   - Прости, оговорился! Думал так о тебе и сказал... Спаси меня, ясновидец!
   - Отчего тебя спасти? Я не спаситель. - Прозоров сердился.
   - Все, что ты предсказал - сбылось! Или нет, почти сбылось... Во мне  это
было! Сидело! И сейчас я чуть не перешагнул порог...
   Матка поднял глаза и слегка отшатнулся.
   - Да, вижу... Ты почувствовал в  себе  тягу  к  содомскому  греху.  Я  же
говорил: не испытаешь любви к женщине - ты пропал! Какая мерзость!
   - У меня только все начиналось' - застонал Карогод.  -  Женщина,  которую
мог бы... к которой что-то тянуло... Она сбежала! Спаси меня!
   - Спаси ты меня, - не попросил, а потребовал Прозоров.  -  Ты  сильный  и
властный, ты устоял  перед  искушением  дьявола.  Уведи  меня  от  зубовного
скрежета мертвых душ. Спасешь - и сам спасешься. Все в твоих руках.
   - Хорошо... Что я должен сделать, говори.
   - Знаешь, что...
   - Грязная зона? Дети?
   - Это не дети! Детей рожает женщина, чистая  или  грешная,  -  все  равно
рождаются ангелы.
   - Откуда они? Из пробирок? Искусственные?
   - Я знаю, это дети Асмодея... Но не вижу, как они появились. Все  покрыто
мраком. Только слышу зубовный скрежет.
   - Но у них нет зубов! Нет даже молочных зубов! Я вспомнил - нет!  Красные
десны, как у стариков...
   - Боже мой, доктор! При чем здесь зубы?
   - А если они!.. - Гелия осенило. - Если их родили эти... Широколобые?
   -  У  них  нет  земных  родителей...  И  потому  это  начало  конца  духа
человеческого.
   Карогод вскочил на ноги и забегал по комнате. Изумление и гнев,  два  эти
чувства, соединившись, начали гореть ядовитым, смертельным огнем.
   И это не укрылось от глаз ясновидца.
   - Что это с тобой? - Прозоров попятился. - Говори! Говори скорее!  Нельзя
задерживать дыхание! Дыши и говори!
   - Знаю... Я знаю, чьи это дети. - Он не соврал... Это его дети! Он  давно
проник сюда и наплодил... мертвых душ. Это они теперь скрежещут зубами!..  -
Вот почему мне не дали допуска в Грязную зону!
   - Не понимаю! Не слышу тебя! Не вижу! - заслонился руками юродивый.
   - Зато я теперь все вижу и понимаю. И нанесу... удар возмездия! Как же  я
сразу не разобрался? Не почувствовал?.. Нет, ты гений! Ты увидел во мне  то,
о чем я сам никогда не подозревал. Нет, не то слово... Ты мессия!
   Юродивый как-то горько помотал головой и тяжело вздохнул:
   - Не сотвори кумира... Будь я гений, сам бы поднялся из ада. И не  просил
тебя отправить в небытие порождение Асмодея... Я всего-навсего  обыкновенный
юродивый и родился на свет, чтобы возвестить о приходе Матки. Она идет! Нет,
летит! Чтобы спасти мир от безумия.
   - Я тебе не поверил, считал  гениальным  сумасшедшим.  Она  действительно
существует - Матка? Или это символ, идея, аллегория?
   - Это необыкновенная женщина!  -  восторженно  провозгласил  юродивый.  -
Земная и необыкновенная! К чему ни прикоснется ее рука, все преображается  и
цветет;  к  чему  ни  прикоснется  ее  мысль,  все  становится  разумным   и
одухотворенным. Скоро ты услышишь о ней.
   Нет, увидишь... Только помоги  ей!  Матка  бессильна  исправить  то,  что
произошло не из материнского чрева. Мертвую душу  не  оживит  даже  Господь.
Отправь их назад, в небытие. Ты это сможешь! Ты сильный!
   - Отправлю! Я их отправлю! Уничтожу! Сейчас же! - Гелий вскочил на  ноги.
- И теперь не дрогнет рука!
   - Ступай!
   - А потом выведу тебя из ада. И сам  выйду!  -  Он  выскочил  в  коридор,
заметил телефон на стене, оторвал  кабель  от  трубки,  намотал  на  руки  и
попробовал на прочность.
   - Нет! - закричал юродивый. - Нельзя! Так нельзя!  Разве  можно  задушить
то, что не имеет душу?! Нет!..
   Карогод затолкал юродивого назад и захлопнул дверь...
   В горячке от потрясения  он  побежал  в  свой  кабинет  и  обнаружил  там
взломанный запор  в  ванную  и  короткую  восхищенную  записку  на  столе  с
пожеланием при следующей встрече преодолеть естественное  для  первого  раза
смущение. Гелий изодрал ее в клочья, растоптал, разметал по полу  и  ринулся
на центральный пульт. Там перед погасшими экранами  и  тысячами  индикаторов
сидел подполковник-ракетчик и в одиночку пил водку. Он даже не  встал  перед
начальником, а лишь призывающе махнул рукой.
   - А, это ты!  Садись,  выпьем  отходную!  Карогод  поднял  его  на  ноги,
встряхнул:
   - Где представитель? Где Слухач?!
   - Выпустил! - весело доложил ракетчик. - Всех выпустил! Полчаса назад.
   - Что ты сделал?! Почему выпустил?!
   - Согласно инструкции. Ваша подпись на вынос груза...
   Схватив трубку прямого телефона с наружной  охраной,  Гелий  открыл  было
рот, чтобы наорать на бериев-ца, но понял,  что  это  лишнее  и  что  сейчас
следует иметь холодную голову, чтобы исполнить задуманное.
   - Прекратить допуск на объект по всем  видам  пропусков,  -  приказал  он
коменданту. - И никого не выпускать. До моего особого рас