а четвереньках и пили росу, поскольку дойти до цистерны  с
водой еще не хватало сил, но уже ощущалась иная сильнейшая жажда.
   И утолив ее, Ярослав взял женщину на руки и понес назад, к озеру, по пути
прихватив нераспакованную корзину. Она сделала слабое движение,  дескать,  а
как же все остальное - щи, стирка и уборка? Он отрицательно помотал Головой,
посадил ее в свою лодку и повез домой.
   Ни одна женщина еще не перешагивала порога построенного им терема..
   Дворянское Гнездо скорее напоминало крепость, эдакий форпост  на  границе
заповедника: большой каменный дом стоял почти у отвесной стены, опускающейся
к Летнему озеру, а по периметру был обнесен трехметровой  стальной  решеткой
на кирпичных столбах. Территория в четыре гектара  с  лесом,  частью  речки,
водопадом стекающей в озеро, и скалой-останцем принадлежала  Закомарному  на
правах частной собственности, впрочем, как и дорога, поверх изгороди  стояли
сигнализация и видеокамеры. Кроме того, на  ночь  спускали  с  цепи  черного
немецкого овчара. Как Овидию Сергеевичу  удалось  купить  этот  санаторий  в
охранной зоне заповедника, оставалось тайной,  администрация  только  руками
разводила. Лишь от бывшей уволенной обслуги  стало  известно,  что  сменился
владелец и вместо генералов в Дворянском Гнезде обитают  энергичные  молодые
люди, причем двух сортов - светски элегантные либо со стрижеными затылками и
цепями на шее. Сам Овидий Сергеевич появлялся  здесь  нечасто,  наведывались
компании деловых людей на дорогих автомобилях, они скрывались за  забором  и
выезжали оттуда через два-три дня. Народная молва отнесла  новых  обитателей
санатория сначала к "новым русским", а затем к членам правительства, которые
якобы ведут здесь важные государственные переговоры, и будто бы  сюда  тайно
наведывался  сам  президент,  потому  что  кто-то  прилетает  и  улетает  на
вертолете. Несколько мужчин и две женщины жили в Гнезде постоянно,  выполняя
обязанности охраны, прислуги и еще бог весть какие.
   Никто из местных жителей  в  Гнезде  не  бывал.  И,  несмотря  на  особое
расположение  хозяина,  Ярослав  тоже  не  получал  приглашений.  Закомарный
стремился к добрососедству, но не к сближению и подарками как бы  завоевывал
доверие или попросту откупался.  С  обитателями  бывшего  санатория  Ярослав
изредка встречался на дороге или Летнем озере, но всегда мимоходом  -  ни  с
кем словом не обмолвился, разве что посылалось приветствие взмахом руки.
   "Подаренная" хозяином усадьбы кухарка оказалась  первой,  с  кем  Ярослав
познакомился близко, однако не спросил даже ее имени. С рассветом  наступило
отрезвление, и теперь было невыносимо  стыдно  перед  этой  женщиной,  перед
Закомарным и всем миром, так что хоть камень на шею и за  борт.  Он  не  мог
поднять глаз и чувствовал полное опустошение; она видела это, также виновато
молчала и лишь держала его руку  в  своих  руках,  изредка  утыкаясь  в  нее
покаянным лбом. Ярославу хотелось проводить ее в дом, помочь донести тяжелую
корзину, однако женщина чего-то испугалась и заявила, что ей строго-настрого
заказано приглашать его в дворянскую усадьбу либо приводить тайно.  В  Скиту
она могла делать  все,  что  потребует  Ярослав,  могла  даже  остаться  там
насовсем, но только никаких разговоров о жизни Гнезда  и  его  обитателях  и
никаких ответных визитов! Чуть ли не под страхом смерти!
   На прощание она вынула из корзины трубку радиотелефона и положила  в  его
карман, давая понять, что эта встреча не последняя. Однако он, едва  отчалив
от берега в обратный путь, швырнул трубку в белую кильватерную струю...
   Неожиданный приезд кухарки надолго выбил Ярослава из  равновесия.  Овидий
Сергеевич хотел поколебать его веру,  разрушить  образ  скитнической  жизни,
приземлить и поставить  его  рядом  с  собой,  чтобы  не  чувствовать  своей
ущербности. Или, напротив, возвыситься, сохранить целомудрие своей  жизни  -
не зря доходили слухи о пуританстве  в  Дворянском  Гнезде,  что  вообще  не
вязалось с образом жизни "новых русских".
   Создавалось впечатление, что Овидий Сергеевич даже запрещал  своим  людям
общаться с научным сотрудником заповедника и его  охраной,  поскольку  егеря
тоже не вступали в контакт. Лишь однажды случился конфликт, когда  на  озере
появился катер, прогулки на котором строго запрещались - в северных разливах
были гнездовья  лебедей,  и  охрана  на  первый  случай  предупредила  людей
Закомарного. К удивлению, они тут же убрали катер с воды и если отъезжали от
своего берега, то только на резиновых лодках  и  в  пределах,  установленных
охранной зоной.
   А на вид - крутые бандюки, стриженные под нуль... Но были моменты,  когда
Ярослав стонал по ночам, жалея, что выбросил  радиотелефон,  и,  пересиливая
себя, лез под душ, чтобы укротить плоть. Это было какое-то наваждение:  вода
снимала боль тоскующей плоти, но через какое-то время становилось еще  хуже,
и он, словно наркоман, все увеличивал дозу купания.

   3
   Однажды весной после  ледохода  в  охранной  зоне  заповедника  появилась
группа байдарочников, которых егеря завернули еще  на  пропускном  пункте  у
моста через Маегу. И все-таки они проникли в  заповедник,  обойдя  посты,  и
были остановлены в Лебединой протоке уже  во  время  спуска,  надо  сказать,
самой порожистой и опасной в половодье. Слаломисты считались  народом  менее
вредным, их  интересовали  только  сложные  трассы,  а  байдарочники  еще  и
пересекали озера, устраивая шумные, с музыкой, ночевки  на  берегах.  В  это
время лебеди сидели на гнездах. Тут и  разговаривать-то  следовало  шепотом.
Егеря поступили, как обычно в таких случаях, жестко - конфисковали  байдарки
и указали путь из  заповедника  по  суше.  Ребята  попались  крутые,  может,
оттого, что все были с подружками  и  не  хотели  пасть  в  их  глазах.  Они
изменили указанный маршрут и совершили дерзкий ночной налет на  Скит,  чтобы
выкрасть свои плавсредства. Егеря в это время находились  на  своих  постах,
разбросанных по охранной зоне, поэтому Ярослав  отбивался,  а  потом,  когда
нападающие открыли огонь из ракетниц, отстреливался в одиночку.
   Обошлось без жертв и особого урона, если не считать,  что  от  сигнальной
ракеты загорелся чердак над мансардой. Зато Ярославу  удалось  взять  одного
пленного, который не успел отступить со своими, запутавшись в старых  сетях,
развешанных в сарае, - залез туда под шумок искать байдарки. Можно  было  бы
захватить еще одного, пытавшегося высвободить товарища, да огонь на  чердаке
разгорался слишком опасно,  так  что  второй  удрал,  разбив  окно.  Ярослав
обрушил на пленного сети, а сам побежал тушить пожар. И лишь после этого,  к
изумлению своему, обнаружил, что пленный  -  не  подросток,  как  показалось
сначала, а молодая хорошенькая женщина небольшого роста, очень сильная:  она
визжала, царапалась, кусалась и напоминала пойманную рысь. Ярослав запер  ее
в складе, где хранилась техника и, кстати, реквизированные байдарки,  а  сам
до утра сидел с карабином на чердаке:  обиженные  парни  могли  вернуться  в
любую минуту, чтобы вызволить подружку, на что та и рассчитывала, выкрикивая
угрозы. Однако предупрежденные по радио егеря уже  спешили  на  выручку,  и,
видимо, они-то и отпугнули нападавших. Те бросили пленницу и в тот  же  день
исчезли из района: егеря потом двое суток прочесывали заповедник и не  нашли
никаких следов.
   А пленница ждала их двое суток, не притрагиваясь ни к воде,  ни  к  пище,
забаррикадировалась изнутри и все грозилась, пока  не  охрипла  и  вовсе  не
потеряла голос. Ее следовало сдать в милицию, но стражи порядка не спешили в
заповедник, добираться на мотолодке  в  разлив  было  опасно,  вертолета  по
нищете своей нанять не могли, а пешком ходить уже отвыкли.  На  третий  день
она поняла, что ее предали и бросили, стала не то чтобы сговорчивей, а сняла
баррикаду и позволила войти в склад, накормить и напоить себя.
   - Кто ты? - спросила она хриплым, шипящим шепотом.
   - Заместитель директора заповедника по  научной  работе,  -  представился
Ярослав, не испытывая зла или  неприязни,  хотя  только  сейчас  обнаружился
урон, нанесенный пленницей: на снегоходе было разбито  все  пластмассовое  и
стеклянное, у мотоцикла фара вдребезги и провода вырваны, но самое печальное
и смешное - тряпичные крылья дельтаплана изрезаны в лоскутья!
   Только свои байдарки пощадила...
   - Ты похож на волка, - заключила она, - на волка-одиночку.
   - А ты на рысь, - парировал  Ярослав,  закрывая  двери.  -  Посмотрись  в
зеркало.
   После этого диалога он не мог заснуть и ходил возле склада, как  голодный
зверь, от  несгибаемой  мужской  тоски  мысленно  рисуя  самые  безрассудные
картины. И наконец не сдержался, отомкнул замок, вошел  к  пленнице,  и  она
сразу все поняла.
   - Ты этого не сделаешь,  -  готовая  сорваться  в  истерику,  проговорила
женщина. - Ты же не  волк...  Ты  же  человек!  Не  делай  этого!  Не  надо,
пожалуйста!
   - Я отпущу тебя, - пообещал он. - Утром покажу прямую дорогу, провожу...
   - Не могу... Даже за свободу не могу. - Она забилась в угол,  под  рваные
крылья дельтаплана.
   Ярослав  сел  у  стены,  нахохлился  и  замер:   решительность   пленницы
отрезвляла.
   - Правда,  не  могу,  -  прошептала,  приподняв  лохмотья.  -  Ну  почему
обязательно... так? За свободу, за деньги, за тряпки?.. Почему?!
   - Прости, - выдавил он. - Не хватило силы... Ночь,  одиночество.  Потерял
контроль.
   Она выбралась из своего угла, присела чуть в сторонке.
   - Даже имени моего не спросил! Как же так? Почему?
   - Буду звать тебя Пленницей.
   - Как? Пленницей?.. Впрочем, да, я твоя пленница. Но это не  значит  твоя
рабыня!
   - Завтра уйдешь, - проговорил Ярослав.  -  Сама  уйдешь,  напрямую  через
кряж, чтобы егеря не задержали. Выйдешь к мосту через  Маегу,  там  поймаешь
машину...
   - Просто так уйду? Ты меня отпускаешь?
   - Да, просто так...
   - А можно сейчас уйти?
   - Можно... Только ночь, как ты пойдешь? А идти надо по осыпям, к тому  же
здесь зона глубинного разлома. Старожилы говорят, идет, идет человек,  вдруг
земля раскроется - и нет его.
   - Странный ты парень, - вздохнула Пленница. - Волк, но не злой.
   - Кто сказал, что волки злые? С точки зрения овцы -  да.  А  если  у  них
такой образ жизни?
   - Понимаю, ты осатанел от одиночества.
   - И давно...
   - Что же тебя держит здесь? Работа?
   - Мне здесь хорошо, а одиночество я люблю и ненавижу.
   Она помолчала и, кажется, улыбнулась в темноте.
   - Я тоже люблю его и ненавижу. А еще - риск люблю и ненавижу. Свободу.  И
мужчин. Все люблю и ненавижу.
   Она молча сняла свитер, майку и бюстгальтер, легла на груду старых сетей,
холодная и равнодушная, будто на операционный стол.
   - Подойди ко мне, - попросила через некоторое время, - Что же ты?..
   Ярослав встал и вышел из сарая, не замкнув дверь.
   - Почему ты ушел? - кричала Пленница из-за двери. - Кто ты  такой?  Я  не
верю!.. Ты что, импотент? Не можешь? Или идейный? Эй, мужчина? Идейный,  что
ли? Эй?! Ты же хотел меня?!
   Он хотел сейчас одного - чтобы она исчезла на рассвете, чтобы  не  видеть
ее днем, как будто ничего не было. Искупавшись под ледяной водой,  он  пошел
спать, а чтобы Пленница не зашла в терем, если вздумается ей попрощаться, он
запер дверь на засов и неожиданно спокойно и быстро заснул.
   Она не исчезла на рассвете, и когда Ярослав  выбрался  утром  на  балкон,
увидел Пленницу, собирающую цветы.
   - Можно я останусь? Ненадолго? - попросила она. - Поживу в этом сарае?  А
тебе мешать не буду! Наоборот, помогу! Я все умею.
   - Живи, - согласился он, скрывая неожиданную радость от такого ее решения
и совершенно забыв, что о  Пленнице  знают  в  милиции  Усть-Маеги  и  скоро
приедут, чтобы забрать.
   Он взял полотенце и пошел умываться  под  свой  душ.  А  Пленница  бежала
впереди и рассыпала цветы по ступеням.
   - Что это значит? - смутился Ярослав. - Зачем ты это делаешь?
   - А хочется! Хочется так! - капризно воскликнула она,  однако  получилось
хрипло, по-вороньи.
   Потом, когда он умылся и вылез из-под ледяной воды,  она  вдруг  схватила
его руку в свои ладони, восторженно огладила, зашептала:
   - Какие у тебя руки! Боже, какие удивительные руки!
   Он не знал, как относиться к ее словам,  потому  что  руки  у  него  были
грубые, заскорузлые от воды и работы. Но Пленница прижала его ладонь к своей
щеке, закрыла глаза.
   - Это настоящие мужские руки...
   Он сводил ее на Зимнее озеро, показал царских лебедей и научил, как вести
себя, чтобы птицы не боялись и  подпускали  на  расстояние  вытянутой  руки,
давали себя погладить.
   Потом еще одну ночь они проговорили шепотом - голос у Пленницы  никак  не
восстанавливался...
   Утром у Ярослава родилась сумасшедшая  идея:  оставить  ее  в  Скиту.  Не
открывая глаз, он лежал и думал, а вдруг это пришла Она - та самая  женщина,
что грезилась ему в коридорах  институтского  общежития?  Пусть  нет  у  нее
длинных каштановых волос, пусть не такая высокая, пусть  явилась  без  белых
одежд и не сама пришла - была поймана  как  пленница;  все  это  условности,
необязательная символика, ибо в жизни происходит все по-житейски обыденно.
   Он думал так и сам себе  противоречил,  доказывая,  что  все  это  блажь,
морок, что она привлекательная, умная, сильная и  надежная,  но  совсем  нет
чувств, от которых бы перевернулась  душа.  И  что  есть  предчувствие,  что
вместе с солнцем может прийти отрезвление...
   Еще была мысль сводить ее в мансарду и показать  свои  иконы.  Что,  если
узнает на них себя?..
   Отрезвление пришло намного скорее.
   На восходе он пришел в сарай и осторожно присел  возле  спящей  Пленницы,
стараясь разгадать, Она это или только  ее  призрак,  но  так  ничего  и  не
разгадал, случайно разбудив ее. Сонная, она взяла  его  руку,  положила  под
щеку, приласкалась к ней и снова уснула.
   А спустя  час,  когда  пришло  время  обязательной  радиосвязи  с  базой,
начальник милиции  сообщил,  что  через  три-четыре  часа  в  Скит  вылетает
следователь на попутном вертолете и что желательно собрать  всех  свидетелей
происшествия, то  есть  егерей,  и  приготовить  к  отправке  подозреваемую,
захваченную на месте преступления.
   Остальных байдарочников так и не нашли, хотя милиция заверяла,  что  весь
район перекрыт и никуда они не денутся.
   Ее нужно было спасать, независимо от того, кто она...
   Ярослав вынес из склада двухместную складную байдарку, взвалил  на  спину
и, взяв Пленницу за руку,  повел  напрямую,  через  горы,  к  озеру,  откуда
вытекала самая длинная протока и впадала в реку  Маега.  После  пятичасового
марш-броска - вертолет со следователем давно протарахтел в сторону  Скита  -
Ярослав вышел к цели, сел в байдарку и спустя  несколько  часов  остановился
под мостом через Маегу.
   Над головой гудела автотрасса,  которая  спустя  пять  минут  унесла  эту
путешественницу с рысьими глазами в неизвестность.
   Она обещала вернуться в августе,  после  письма  Ярослава,  долго  махала
рукой из кабины попутного "КамАЗа" и что-то кричала...
   Он ждал ее до зимы - отпускной поры в заповеднике -  и,  обманывая  себя,
поехал  будто  бы  к  матери,  которая  вот  уже   полтора   года   жила   в
Свято-Никольском монастыре, а вместо Малоярославца оказался в Воронеже, там,
куда летом писал ей письма.
   К весне он успокоился и  относился  к  этой  встрече  философски,  больше
жалея, что не успел побывать у матери,  однако  все  равно  жил  с  чувством
смутного ожидания.
   И дождался!

   4
   Два с половиной года - это после того, как Пленница бесследно исчезла,  -
Ярослав прожил в каком-то возвышенном спокойствии и без всяких искушений. Но
тут впервые несанкционированно столкнулся с обитателями Дворянского  Гнезда,
точнее, сначала с одной из обитательниц...
   Случилось это в конце мая,  когда  лебеди  на  Летнем  озере  уже  вывели
птенцов и начали выплывать с ними на чистую воду, в этот период  запрещалось
всякое передвижение по территории заповедника, особенно по водоемам, так что
Ярослав сам ходил пешком.  Все  озера  соединялись  между  собой  протоками,
по-весеннему мощными и бурными на порогах -  соблазнительными  трассами  для
любителей водного слалома, которых приходилось гонять, пока не спадет  вода.
Так  вот,  пробираясь  вдоль  протоки  к  Летнему  озеру,  он   заметил   на
противоположной стороне ярко-оранжевую  человеческую  фигурку,  скачущую  по
лесистому склону к воде, и рассмотрел в бинокль, что это девушка. А примерно
в полукилометре от  нее  бежал  бородатый  мужчина  в  пятнистом  камуфляже.
Ярослав спрятался за валуном и стал наблюдать. Все это  напоминало  какую-то
странную слепую погоню:  они  не  могли  видеть  друг  друга  из-за  складок
местности, но бородач точно шел по следу.
   Девушка выскочила на берег протоки, на минуту замешкалась и вдруг  начала
раздеваться. Вода еще была ледяная, на северных склонах гор таяли ледники, и
пить-то  зубы  ломит,  а  тут,  кажется,  намечалось  купание.   Когда   она
выпросталась из спортивного костюма и осталась в купальнике,  Ярослав  вышел
из укрытия, закричал и замахал руками, но то ли в горячке бега, то ли  из-за
шума недалекого порога девушка не услышала его, забросала камнями  одежду  и
смело прыгнула в воду. Ее преследователь в это время  скрылся  в  ложбине  и
ничего не видел. Русая головка замелькала в  волнах  потока  и  стремительно
полетела вдоль берегов: выгрести через весеннюю, хоть  и  неширокую  протоку
было не  так-то  просто  даже  в  специальных  надувных  костюмах,  которыми
пользовались слаломисты. Здесь же эта безрассудная  девица  нырнула,  будучи
разгоряченной, потной, - схватит  судорога,  и  лови  утопленника  в  Летнем
озере...
   Не теряя из виду  мелькающую  голову,  Ярослав  бросился  к  порогу,  где
протока поворачивала и где девушку могло выкинуть или прижать к  берегу,  но
не мог обогнать течения, запнулся и со всего  размаха  шарахнул  биноклем  о
камни.
   Между тем девушка выскочила из воды,  и  тут  они  чуть  не  столкнулись.
Ярослав появился неожиданно, но она ничуть не смутилась, только  глянула  на
него и, спрятавшись за высокий валун, прижалась к нагретому  солнцем  камню,
как к печке. Посиневшие от холода губы,  ладони,  ступни,  даже  нос  слегка
заострился, на спине - слипшийся хвост рыжеватых волос. Словом, тощая мокрая
курица...
   - Кто за вами гонится? - спросил он, разглядывая пловчиху.
   - Охотник! - громким шепотом сказала она и чакнула зубами. -  Посмотрите,
где он сейчас?
   Бородач  мелькал  за  полосой   изжеванных   ледоходом   кустарников   на
противоположной стороне и к воде не приближался.
   - Это что за охота?
   - На лис, - сообщила девушка и улыбнулась, преодолевая дрожь.
   - Да, понимаю, - хмыкнул Ярослав. - Я сначала подумал, на моржей...
   - Нет, на лис... А вы кто?
   - В таком случае я волк-одиночка.
   - Почему?
   - Потому что живу один.
   - Нет, я серьезно? - насторожилась девушка и посмотрела внимательно. - Вы
же егерь из заповедника? Или кто?
   - Ну, допустим, егерь, - согласился Ярослав  и  снял  с  плеч  рюкзак.  -
Хотите горячего чая?
   - Если егерь, значит, живешь в Скиту,  правильно?  И  это  у  тебя  течет
источник с живой водой.
   - Не знаю, живая она или нет, но вода хорошая.
   - Чай на ней заварен?
   - Да, утром заваривал дома...
   - Тогда давайте его сюда! И не обижайтесь, если выпью весь!
   Но выпила она немного, загоревшись новым капризом.
   - Хочу, чтобы помогли мне, - зашептала она. -  Надо  обхитрить  охотника,
сбить со следа! Егерь-егерь, спасите бедную лисичку!
   - У вас с головкой все в порядке? Она вдруг рассмеялась:
   - А вы подумали?.. Я на самом  деле  лиса!  Есть  такая  спортивная  игра
"Охота на лис". У меня вот такой радиомаячок. - Она  достала  из  купальника
приборчик с гибкой антенной. - А у охотника - пеленгатор... Вы решили, что я
сумасшедшая, да?