- Нет, решил,  что  натуральный  суицид.  -  Ярослав  хмыкнул.  -  Думал,
придется утопленника вылавливать...
   - Я на самом деле моржиха, - призналась девушка. -  Купаюсь  всю  зиму...
Так поможете мне?
   - Но это против правил игры, насколько я понимаю...
   - Конечно же против! Но я - лиса, значит, хитрая! -  Девушка  подала  ему
радиомаяк. - Пока греюсь на солнце, прогуляйтесь по берегу, отведите от меня
охотника. Пусть побегает за лисичкой!
   Внезапное расположение незнакомки вызвало мстительное желание. Она совсем
не нравилась, не  вызывала  никаких  чувств,  однако  было  бы  замечательно
испортить чужую игру, выкрасть из-под носа охотника эту лисоньку и умчать ее
в Скит, тем более ее доверчивость чем-то напоминала негласный сговор.
   Ярослав взял приборчик, вытащил из рюкзака свитер и термос.
   - Грейся, - сказал он запросто. - Не согреешься чаем - вернусь и  погрею.
У меня волчья шкура. Она горячая...
   Моржиха тут же натянула на себя свитер, оказавшийся ей до колен, и  стала
откручивать крышку с термоса.
   - Беги скорее, он нас засек! Переплывет и поймает. А я бы с удовольствием
погрелась в твоей волчьей шкуре. Она мне нравится.
   У Ярослава защемило нижнюю челюсть - такой знакомый толчок, предвещающий,
что нужно вставать под душ. Однако он стиснул зубы, процедил:
   - Этот тоже не боится ледяной воды?
   - Не то слово, он  супермен.  Беги!  Уведи  его  от  нас.  Наконец-то  мы
встретились. Ты ждал меня? Ждал или не ждал - признавайся?!
   Голос ее был зовущим, обвораживающим... Ярослав убежал за каменную  гряду
и, скрываясь за ней, двинулся вдоль берега. Разбитый бинокль  он  оставил  в
рюкзаке и потому наблюдать за суперменом было сложно. Тот не знал  местности
и несся к теснине, где за поворотом шумел порог.

   5
   Охота на лис его совершенно не интересовала, впрочем, как  и  сама  лиса,
вылезшая из холодной воды и утратившая весь  свой  огненный  блеск.  Двигало
только одно - желание украсть девушку из Дворянского Гнезда, и  не  кухарку,
которую могут и подарить и которой  некогда  играть  в  спортивные  игры,  а
благородную, с голубой кровью. Причем увести из-под носа этого бородача!
   Спрямляя путь, Ярослав перескочил ленточный луг, пробрался сквозь залитые
водой кусты и, обойдя порог, оказался у нижнего бьефа. Бородач  появился  на
берегу спустя четверть часа и тут понял, что протоку вплавь не одолеть, даже
если  ты  и  супермен:  над  белопенным  потоком  висела  водяная   пыль   и
перекрещенные радуги. Ему бы вернуться назад,  однако  парень  отступать  не
умел и упрямо стремился вперед, не подозревая, что эта  теснина  тянется  на
несколько километров, чуть  ли  не  до  Летнего  озера.  Ярослав  увлек  его
подальше, затем повесил на приметное деревце радиомаяк и побежал назад.
   Растревоженная появлением "лисички" память  обострила  прошлые  печальные
чувства, всколыхнула заведомую неприязнь ко всяким  случайно  забредающим  и
заплывающим в заповедник зверям, будь они хоть рысями, лисами или моржами...
   Огромный валун,  у  которого  грелась  пловчиха,  был  на  месте,  а  она
исчезла...
   Ярослав  обошел  камень  вокруг  и   остановился   с   полным   ощущением
неестественности происходящего: будто видение сморгнул...
   - Где мой охотник? - вдруг послышался за спиной  спокойный  голос.  -  Ты
сбил его со следа?
   Ярослав   медленно   обернулся,   чтобы   не   спугнуть   эту    слуховую
галлюцинацию...
   Перед ним была совершенно другая девушка - не  та  мокрая,  посиневшая  и
скукоженная "лиса", переплывшая протоку.  Высохла,  согрелась  на  солнце  и
преобразилась!
   Чуть удлиненное лицо, высокий взлет тонких бровей, легкая улыбка у губ  и
каштановые с золотистым отливом волосы, оттягивающие  чуть  набок  маленькую
головку. Точно такая, как на  иконах  "Утоли  моя  печали".  Или  на  черной
лестнице. Только вместо  белых  одежд  позаимствованный  у  Ярослава  грубый
толстый свитер из крестьянской шерсти. И здоровые, сильные ноги...
   Ярослав стоял, прислонившись к камню, смотрел и молчал. Между тем призрак
не исчезал, напротив, оживал и узнавался еще больше.
   - Почему ты молчишь? - спросила требовательно. - Что это с тобой?
   - Ничего, - проговорил он оловянными губами.
   - В таком случае отвечай! Где охотник?
   - Идет вдоль протоки к озеру, - Ярослав  отвернулся.  -  Этого  не  может
быть...
   - Чего не может быть?
   - Ничего не может быть! - Он схватил рюкзак, затянул горловину. - Вы  тут
развлекайтесь, а мне пора. Радиомаяк висит в  двух  километрах  за  порогом,
найдете.
   Девушка соскользнула с камня и встала у него на пути.
   - Я тебя не отпускаю! Останешься со мной. И почему стал  звать  на  "вы"?
Помнится, когда ты уходил, мы были ближе.
   - Не могу... Мне пора! - Ярослав снова отвернулся, чтобы не смотреть в ее
лицо. - Я должен уйти!
   Она фамильярно взяла его за небритый  подбородок  пальчиками,  приподняла
голову, сказала властно и резко:
   - Посмотри мне в глаза!.. Почему уходишь? Я не отпускаю тебя!
   Высыхающие ее волосы становились легкими и волнистыми - точно такими  же,
как тогда, на "лестнице любви"...
   - Мне нужно идти, - проговорил он, опасаясь встретиться с ней взглядом.
   - Ты правда волк-одиночка?
   - Мне хорошо, люблю одиночество.
   - Где твое логовище? В Скиту?
   - Да, это далеко отсюда. - Он обошел  "лису"  и  направился  в  гору,  не
думая, куда, только чтобы уйти. - Желаю успеха в охоте!
   - Как тебя зовут? - крикнула она в спину. Он не хотел  отвечать,  вернее,
подумал так, но обернулся и сказал:
   - Ярослав. Меня зовут Ярослав.
   - Отлично, я буду звать тебя Ярый! Ты не против? Хорошо звучит -  Ярый?..
Почему ты не спросишь мое имя?
   За годы, прожитые в одиночестве, он знал,  что  такое  тоска,  тем  более
тоска  по  женщине;  он  знал  ее  силу,   когда   любая   женщина   кажется
обворожительной и прекрасной, особенно если тебе уже двадцать семь,  и  даже
удивительный лебединый край начинает казаться не таким уж и удивительным...
   И эта тоска заставила  его  остановиться,  будто  перед  красным  флажком
волчьего обклада. Все летело к черту - гордость, сила  духа,  жажда  воли  и
самое опасное - рассудок, ибо это безумие - верить в призраки...
   - Как же твое имя? - будто бы нехотя спросил  он.  Девушка  засмеялась  и
победно приблизилась к Ярославу.
   - Вот видишь, и ты устал от одиночества, правда? И сейчас в моей  власти.
Скажешь, нет?
   Он  отвернулся,  хотя  краем   глаза   удерживал   на   ней   взгляд:   в
проницательности ей отказать было нельзя...
   - Называй меня Юлией, - благосклонно вымолвила  она  и  подала  руку  для
поцелуя. Хочешь быть моим боярином?
   Ярослав взял ее руку, коротко прикоснулся губами и сказал через силу:
   - Не хочу.
   - Почему? - изумилась она и вскинула красивые, выгнутые  высокими  дугами
брови. - Боярин Ярый! Как хорошо звучит, ты прислушайся.
   - Все  равно  не  хочу.  У  тебя  есть  настоящий  боярин,  с  бородой  и
пеленгатором. К тому же супермен.
   - У меня много бояр... Ты отпустишь бороду и станешь моим боярином. Я так
хочу!
   - Не люблю ходить в стае, - выдавил он.
   - Знаешь, я скоро уезжаю, - вдруг призналась Юлия грустно. -  И  надолго,
на несколько месяцев, за границу.
   - У тебя когда-нибудь было...  белое  платье?..  Нет!  Не  то  спросил!..
Когда-нибудь болели ноги? Чтобы ходила с трудом?
   И первый раз прямо посмотрел в блеснувшие глаза.
   - Ноги? -  Она  утратила  свою  наигранную  властность  и  на  миг  стала
беспомощной.  -  Да...  Болели  ноги.  Мы  жили   на   севере...   Начинался
полиартрит... Я едва передвигалась целый год, ездила в коляске... Потом дядя
увез меня... Почему ты об этом спросил? Почему?
   - Не может быть...
   - Что не может быть? Что?.. У меня правда  болели  суставы.  А  теперь  -
посмотри, не осталось следа. Потому что я мыла их живой водой.
   - Это для тебя берут воду?
   - Конечно, для кого же еще? Здесь все существует только для меня.
   Он решился сказать, хотя боялся ошибиться до последнего мгновения.
   - Я видел тебя. Мы встречались на черной лестнице. Ее называли  "лестница
любви"...
   - Неправда! - засмеялась она. - Ты не мог меня видеть. Никогда!
   - Ты призрак с каштановыми волосами...
   - Не говори пошлостей, пожалуйста... Я этого не терплю!
   - Пошлости?.. Это не пошлости! Идем сейчас же ко мне и я тебе покажу!
   - Что покажешь? Что у тебя интересного?
   - Твои портреты... Нет, твои иконы!
   - Это уже романтичнее, - грустно одобрила она. - Юноша пишет мои иконы...
Эх, жаль, если бы не за границу... Мне так плохо, не хочу ехать.
   - Ну так и не езди! - засмеялся он. - Пойдем в Скит!
   Юлия вздохнула и зябко съежилась - с реки несло  холодом.  Ярослав  снова
достал свитер, развернул его мешком и молча надел на нее, не продевая руки в
рукава, - она приняла это как должное.
   - Ничего нельзя изменить, все согласовано... Я приеду к тебе в  логовище.
Завтра или послезавтра. У тебя там хорошо? Интересно?
   - Не знаю... Мой дом стоит под горой, на озере. Там красиво...
   - Ну да, я помню твой дом, - как-то бездумно проронила она.
   - Ты не можешь помнить, ты никогда не была в Скиту! - чуть ли не закричал
Ярослав.
   - Нет, была... У тебя еще с горы течет ручей, потому что ледник  тает.  И
очень хорошая вода...
   - Да-да, ваши люди приезжают за ней на лодке...
   - Как бы мне хотелось искупаться в этой воде! С головой!
   - Ко мне нельзя сейчас приехать, - вспомнил он. - Ни на чем.
   - Почему?
   - Лебеди вывели птенцов.
   - А, понимаю... Тогда прилечу на вертолете.
   - Запрещено. Распугаешь всех птиц.
   - Как же к тебе попасть?
   - Пешком далеко, если не знаешь прямых путей. А ты их не  знаешь.  Пойдем
сейчас! Искупаешься и посмотришь на иконы.
   - Ярый! Сказала же, не терплю пошлости!  -  внезапно  выкрикнула  она.  -
Зачем же ты так?.. От тебя исходит такая сильная и мощная  энергия...  А  ты
говоришь как последний ловелас! Как этот боярин!
   Юлия глянула на другой берег протоки и замолчала.
   - У тебя в самом деле болели ноги? - спросил он.
   - Хорошо, приду пешком, - решилась она. - У меня давно не болят  ноги!  И
тогда верну свитер.
   - При чем здесь свитер?!
   - При том, что мне в этом свитере  хорошо!  Но  мне  нельзя  брать  чужих
вещей!
   - Это не чужие вещи!
   Она махнула рукой и пошла вдоль протоки, уверенная и независимая.
   Ярослав проводил ее взглядом, сел  на  камень  и  пожалел,  что  она  так
легкомысленно пообещала то, чего не сможет выполнить, и это лишь сиюминутный
каприз...
   Он так и не верил, что это пришла Она... И с  каждой  минутой  жалел  все
сильнее и сильнее, до сердечной боли, до неуемного желания догнать ее, чтобы
еще раз посмотреть... Найти слова, уговорить, умолить остаться...

   6
   Он побежал с берега протоки к себе в Скит и, не обнаружив ни одной  доски
с левкасом, взял черновую, не строганную, а только обтесанную топором, и, не
пропитывая олифой, стал писать новую икону. Он старался не  расплескать,  не
сморгнуть ее образ, и потому писал  почти  с  закрытыми  глазами,  и,  когда
стемнело, ему не понадобился свет. Всю  ночь  он  трудился,  как  Сезанн,  и
поразительно, без света не путал краски. Но  не  мог  различить  испачканные
кисти, и те часто подводили, выбрасывая на доску мазок неожиданного цвета, и
тогда он бросил их на пол и стал писать пальцами. Ее  лик  начинал  медленно
светиться в темноте, и  оставалось  лишь  дополнять  этот  свет,  а  вернее,
убирать тень.
   К утру икона была готова, и в сумерках она казалась  прекрасной.  Ярослав
уснул тут же, возле доски, установленной на самодельном мольберте, но  когда
проснулся и при солнечном свете глянул на свое творение - ужаснулся! Не было
ничего, даже намека на то, что здесь изображено  человеческое  лицо:  только
беспорядочные, хаотичные мазки самых разных  цветов  и  оттенков,  никак  не
гармонирующих друг с другом. Словно кто-то пришел и все  испортил,  пока  он
спал!
   Подавленный и смущенный, Ярослав  днем  время  от  времени  поднимался  в
мансарду и уходил в полной растерянности. Но когда  на  улице  снова  начало
темнеть, из этой мазни  опять  стал  проглядывать  Ее  образ.  Сначала  едва
уловимый, призрачный, словно размытый дождем, но чем темнее становилось, тем
лик становился выразительнее и начинал светиться, как прошлой ночью.
   Вдохновленный таким чудом, Ярослав поздно вечером не выдержал и, несмотря
на сезон покоя в заповеднике, погнал на лодке в Летнее озеро, благо что ночи
уже были короткие и не темные. Моторку оставил не там, где оставлял  обычно,
когда ездил в Усть-Маегу, а на протоке,  сам  же  подобрался  к  Дворянскому
Гнезду с тыльной стороны, от фамильного склепа князей  Захарьиных.  Стальная
решетка напоминала копья, выставленные по всему периметру,  однако  не  так,
чтобы не перебраться. Он больше  опасался  сигнализации,  хотя  с  сумерками
спускали собак, и, кажется, она и сработала, потому что стоило ему встать на
фундамент из дикого камня и взяться за прутья,  как  на  территории  усадьбы
замелькали фигуры людей, прячущихся за деревьями.
   Ярослав отскочил от забора и залег за камни.  Двое  парней  в  спортивных
костюмах точно вышли к месту, где он пытался одолеть забор, один приложил  к
уху радиостанцию и что-то передал. Прорваться на территорию через забор было
невозможно, Ярослав оставил все попытки, отошел, пригибаясь, в  лес  и  часа
полтора бродил на  некотором  расстоянии  от  усадьбы,  вызывая  лай  чутких
овчарок, потом забрался на старую сосну и долго наблюдал за  домом.  Надежды
на то, что Юлия поймет, отчего тревога, и выйдет, не оставалось, к  тому  же
вряд ли ее выпустят...
   И все-таки было приятно и грустно смотреть на дом,  за  стенами  которого
была Она.
   На следующий день он сделал еще одну попытку, однако, подъезжая на  малых
оборотах к вчерашнему месту, заметил на берегу человека -  его  вычислили  и
встречали теперь на дальних подступах. Он проехал мимо, к  своему  каменному
гаражу, где стояла "Нива", для видимости вошел в  него,  поторчал  несколько
минут, озирая пространство сквозь щель приоткрытой двери, и  уехал  назад  в
Скит.
   Он снова жалел, что когда-то выбросил радиотелефон, оставленный кухаркой.
Это  была  единственная  ниточка,  связующая  с  Дворянским  Гнездом.  Можно
позвонить, набраться наглости и попросить, чтобы пригласили Юлию...
   После этого он отказался даже от мысли встретиться с ней.  И  не  поверил
своим глазам, когда через пять дней увидел Ее, идущую краем озера.
   Терем стоял высоко, на уступе горы, вид открывался, как  с  самолета,  но
молчаливый  и  пустынный,  так  что  всякий  движущийся  предмет  немедленно
выхватывался зрением. Расстояние еще было  велико,  а  единственный  бинокль
разбит, однако он не сомневался, что крошечная оранжевая точка вдали  -  это
Она, рожденная воображением, но реально  существующая  на  свете  женщина  с
каштановыми волосами...
   Ярослав копал землю в огородце за теремом - южный склон давно прогрелся -
и, будто дачник,  попутно  загорал.  Он  отшвырнул  лопату  и  побежал  было
навстречу ей, и удержал его только голый каменный развал, покрывающий  склон
до самой подошвы: через десяток метров от босых ног останутся лохмотья...
   - Она пришла, - шептал Ярослав как молитву. - Она пришла, пришла...
   Потом вспомнил ее строптивость - что при встрече, что при расставании - и
враз умерил свой щенячий восторг.
   И все-таки, поглядывая вдаль, он вернулся в огород, взял лопату и кое-как
докопал гряду. Яркая точка на фоне синего озера и голубоватого от лишайников
камня  приближалась  медленно,  чувствовалось,  дорожка  вымотала   путника.
Ярослав  лег  на  вскопанную,  пухлую  землю,  хорошо   удобренную   многими
поколениями прежних жителей Скита, и ощутил ее живое, солнечное тепло. Будто
на пляже, он нагреб земли перед собой и положил голову.
   Точка  превращалась  в  пятнышко:  словно  и  впрямь  по  берегу   бежала
лисица-огневка...
   Ей еще было около часа пути, тем более в гору.
   Ярослав продолжал видеть ее сквозь веки, а может, это было  всего-навсего
оранжевое  солнечное  пятно...  Юлия  вдруг  полетела  над  землей,  несомая
сквозняком, как шаровая молния, и  скоро  ее  бесформенная  фигурка  приняла
очертания.
   Она была полуобнаженной, темной  от  загара  и  отчего-то  по-негритянски
черноволосой; на бедрах изрезанная в ремешки  ткань  от  крыла  дельтаплана.
Ярослав отчетливо понимал, что это сон, однако  не  хотел  прерывать  его  и
жаждал завершения. Юлия приблизилась к нему, встала на колени  и  откинулась
назад, опершись на руки. Он потянулся рукой к ее животу и едва коснулся, как
чернокожая путница вновь обернулась в легкий оранжевый мячик.
   Шаровая молния медленно прокатилась по позвоночнику, заставила  выгнуться
его, как ветку в огне, и  бесшумный,  судорожный  взрыв  довершил  дело.  Он
зарылся головой в землю,  распластал  руки  и  затаил  дыхание,  преодолевая
воздушную яму, а когда  под  плоскостями  вновь  ощутил  упругость,  тут  же
смущенно вскочил на ноги.
   Земля приняла семя и оплодотворилась...
   Почему-то  он  не  ощутил  ни  досады,  ни  недовольства  собой  от  этой
внезапной, постыдной юношеской слабости, разве что поднял грабли и заборонил
измятую грядку.
   И спал-то всего несколько минут. Юлия отвернула от озера и начала  подъем
в гору, наискось перерезая каменные развалы, чтобы подсократить путь. Она не
увидела каменной лестницы, спускающейся к озеру, или не захотела подниматься
по ней... Лица еще не разглядеть, только взмахи балансирующих рук...
   Ярослав встал под душ, отвернул вентиль и  почему-то  не  ощутил  холода:
вода напоминала парное молоко. Черная земля  смывалась  легко  и  даже  чуть
взмыливалась пузырящейся пеной. Сквозь стекающие струи он  видел  Юлию,  как
сквозь слезы, и теперь чувствовал тихую затаенную радость, будто  вместе  со
взрывом шаровой молнии сгорела тоскующая, безрассудная страсть, и теперь  он
смывал с себя золу, копоть и остатки сна.
   Он вышел из-под душа, когда  путница  поднялась  на  уступ  и  на  минуту
остановилась.   Кожа   на   голове   и    плечах    одеревенела,    потеряла
чувствительность, и ему казалось, что он растирает полотенцем чужое тело.
   Юлия повесила принесенный свитер Ярослава на парапет крыльца и,  усевшись
на ступени, стала смотреть на гору, где на  северном  склоне  еще  не  стаял
ледник.
   - Здравствуй, - проговорил он. - Я ждал тебя...
   - А, привет, - бросила она, не отрывая взгляда от ледника.
   Это как-то сразу остудило Ярослава.
   Юлия пересекла огород по вскопанной грядке и, приставив ладонь козырьком,
снова оглядела вершину, словно что-то искала.
   - А когда он растает? - вдруг спросила она.
   - К августу, - проговорил Ярослав. - А в сентябре снова ляжет снег.
   - Ты поднимался туда?
   - Там пусто, только лед... Если хочешь, мы можем сходить и посмотреть.
   - Очень хочу, но я сейчас не доползу, устала, - призналась  Юлия.  -  Вот
когда отдохну...
   - Заходи в мой дом! - торжественно сказал он и распахнул дверь. -  Сейчас
я приготовлю....
   - Не спеши, Ярый... Не хочется уходить, здесь так хорошо.  И  логовище  у
тебя хорошее, -  будничным  голосом  похвалила  она,  даже  как  следует  не
посмотрев на терем. - И вид замечательный... Этот домик сам строил?
   - Фантазии на вольную тему, - отмахнулся он. - Нравится?
   - А стихи ты не пишешь?
   - Нет, не пробовал. И что-то не тянуло.
   - Даже когда влюблялся?
   Ярослав попытался уклониться от вопросов: настораживала ее невозмутимость
и слишком легкое суждение обо всем.
   - Хочешь искупаться с дороги? Ты же мечтала. - Он тайно рассматривал  ее:
усталая, она казалась беззащитной и совсем  не  походила  на  ту  женщину  с
каштановыми волосами.
   - Искупаться?.. Да-да, хотела, конечно, хотела. - Юлия оживилась. -  Даже
мечтала... Матерь Божья, наконец-то я добралась до источника!
   - Тол