суета,  где  обожают  эту  дурацкую
приставку "спец".
   Всколыхнуло другое - фамилия, давно знакомая, до сих пор несущая  в  себе
зловещность. Генерал-майор Скворчевский.
   Было время, когда Бурцев несколько лет подряд находился с этим  человеком
в состоянии незримой войны, своеобразного  поединка,  который  не  привел  к
победе той или иной стороны, поскольку все время приходилось наносить  удары
наугад. Все попытки высветить его, материализовать и предъявить ему счет  от
лица закона не увенчались успехом даже при содействии Генерального.
   И вот стоило почти забыть о нем, как сам явился! Причем в момент отъезда,
как ни  странно,  без  предварительного  звонка.  То  есть  знал,  когда  он
отправится на вокзал, ибо  во  всех  этих  спецслужбах  ничего  случайно  не
происходит.
   И вопрос не случайный, хотя и замаскирован под недоумение...
   - Извините, мне сейчас недосуг, - возвращая удостоверение, сказал Бурцев.
- Как видите, поймали меня на пороге...
   - Вижу. Но, с вашего позволения, всего  несколько  слов.  -  Скворчевский
ступил через порог, оставив своего напарника на площадке, притворил дверь. -
Не знал, что уезжаете...
   - Слушаю вас, - прервал Сергей, все еще теряясь в догадках о цели  такого
визита.
   - Поставьте сумку, давайте  присядем,  -  полуприказным  тоном  предложил
гость. - Наш разговор будет весьма интересным для вас, Сергей Александрович.
В первую очередь для вас.
   Бурцеву сразу же не понравился напор  гостя,  свалившегося  как  снег  на
голову. Он попросту был не готов к подобной  встрече,  и  единственное,  что
сейчас пришло в голову, - никаким образом не выдать своего интереса, пусть и
прошлого интереса, к этой странной личности ныне в генеральском звании
   - Не совсем подходящее место для разговоров, - посетовал он - И  время...
За мной сейчас придет машина.
   - А вы не спешите, - усмехнулся гость. -  Возможно,  и  ехать  никуда  не
придется. Вы же не собирались?
   Спецпрокуратура существовала для того, чтобы контролировать  деятельность
подобных  спецслужб,  под  какой  бы  неприкосновенной   вывеской   они   ни
находились. И этот генерал, явившись сюда,  прекрасно  знал,  что  первично,
яйцо или курица, однако, судя по прошлому, до сей поры оставался  неуязвимым
и бесконтрольным.
   - У меня несколько минут, - жестко сказал Бурцев. - Говорите.
   - Сегодня вы получили предложение войти в состав Конституционного суда, -
блеснул своей  информированностью  Скворчевский.  -  А  с  завтрашнего  утра
намеревались оформлять документы... Что же произошло? Почему уезжаете?
   - А почему вас это интересует, генерал?
   - Можно лишиться места.
   - Благодарю за заботу, но вам-то какое дело? Нет, ему было  дело!  Причем
давнее, старое, поскольку в этот момент Сергей вспомнил город Зубцовск,  где
зимой восемьдесят седьмого эксгумировал захоронение на старом кладбище.
   И явственно услышал пронзительный крик воронья,  рассевшегося  на  старых
липах...
   -  Сергей  Александрович,  давайте  так,  -  вдруг  по-свойски  предложил
генерал. - Вы сейчас расскажете мне, по чьему заданию, куда и с какой  целью
уезжаете. Только не  говорите,  что  отправляетесь  в  Республику  Коми  для
расследования дорожно-транспортного происшествия. Меня  интересует  истинная
цель командировки в  Страну  Дураков.  Кажется,  так  называют  себя  жители
поселка Усть-Маега? Поверьте, это не простое любопытство.
   Хороша конфиденциальность, если еще не  успел  за  порог  дома  выйти,  а
вороны уже кружат над головой... Бурцев мысленно перебрал людей, посвященных
в истинные цели командировки, и остановился  на  секретаре  Фемиды.  Он  был
абсолютно уверен, что утечка произошла через него. Запомнились глаза и рука,
подающая ему пакет со специальным поручением: от  них  исходило  зеленоватое
свечение, тогда не замеченное и отчетливо видимое сейчас, в памяти.
   Эх, сообщить бы Наденьке, какую змею она пригрела в своей приемной!
   -  Понимаю,  что  не  простое,  -  согласился  Бурцев.  -  Итак,  если  я
рассказываю,  то  за  мной  сохраняется  место  в  Конституционном  суде.  Я
правильно понимаю?
   -  Совершенно  верно.  И  не  только  рассказываете,  а  отправляетесь  в
командировку и работаете под нашим контролем. Под полным  контролем.  Вашему
руководству об этом ничего не будет известно, абсолютная гарантия.
   - Весьма любопытно. Спецпрокуратура под контролем спецслужбы?
   - Вам это не нравится? Ну да, привыкли надзирать, как архангелы с неба. А
тут за вами надзирают... Прошу учесть, место  вы  получили  благодаря  нашей
службе. Все было для вас внезапно, не так ли?
   - Да, ошеломляющее предложение, - признался Бурцев. - А если я ничего  не
рассказываю и еду в... Страну Дураков без вашего контроля, то лишаюсь  места
и... времени?
   -  О  времени  пока  речи  нет,  но  места  -  определенно,   -   уточнил
Скворчевский. - Как говорят, Бог дал, Бог и взял... И  помните,  каждый  ваш
шаг в любом случае будет фиксироваться нашими людьми, а они умеют  работать.
Вероятно, вы в этом убедились?
   - Пока не имел возможности, - осторожно соврал Бурцев и встал, будто бы в
раздумьях прогулялся по коридору, а сам тем временем закрыл глаза  и  вызвал
зрительный образ собеседника.
   От него тоже исходило зеленоватое свечение, только усиленное во много раз
и напоминающее зеленый кошачий глаз...

   ГЛАВА ВТОРАЯ
   УДАР ВОЗМЕЗДИЯ (1990)

   1
   Охрана заметила его в самом начале встречи и  уже  больше  не  теряла  из
виду, передавая друг другу взглядами, как  из  рук  в  руки.  Ему  было  лет
пятьдесят, небритое сухощавое лицо, крупные морщины  на  ввалившихся  щеках,
слегка вздутый от напряжения нос  и  воспаленные,  почти  немигающие  глаза.
Одежда тоже не вызывала доверия: изношенный, грязный пиджак, нечистая  белая
рубашка и галстук - все давно не снималось и прикипело к  телу.  На  лацкане
несколько раз промелькнул какой-то крупный значок - верный признак  человека
не совсем здорового.  Это  был  самый  опасный  тип  -  бывший  интеллигент,
психически неполноценный человек, от  которого  можно  ожидать  всего,  чего
угодно.  Но  пока  еще  он  оставался  только  под   пристальным   вниманием
непосредственных телохранителей; наружное наблюдение, рассеянное в толпе,  и
сотрудники милиции в ее периферии не замечали опасности и потому  продолжали
впустую стричь глазами неподвижные головы и лица людей.
   А  сама   толпа,   специально   подобранная   для   уличной   встречи   и
проинструктированная,   держалась    в    настороженно-веселом    состоянии,
внимательно слушала, подавала заученные реплики, смеялась и возмущалась, где
положено, и не махала опущенными вдоль тела руками, как если бы стояла перед
молчащей, но злобной собакой.
   Президент говорил  что-то  о  мужестве  и  мудром  долготерпении  народа,
кажется, обещал изгнать из партии неверных, построить то ли социализм, то ли
капитализм, но с человеческим лицом и наказать вороватых чиновников.
   Когда подозрительный человек двинулся вперед, телохранитель, изображавший
телеоператора, передал по радиосвязи наружной службе, а те, в свою  очередь,
сориентировали милицию. Его можно было бы  взять  сразу  и  почти  незаметно
удалить из толпы, однако вокруг торчало около десятка настоящих операторов с
видеокамерами, в том числе много иностранных - случайная встреча  президента
с жителями города носила рекламный  характер:  в  партии  появились  матерые
раскольники, обещавшие сжечь себя  на  кострах  революции.  После  короткого
радиообмена  начальник  охраны  приказал  пока  только  отслеживать  бывшего
интеллигента и брать в момент нарушения инструкций и регламента.
   Человек между тем пробился в первые ряды и внезапно смутил тем, что  стал
подобострастно улыбаться и яростно хлопать в ладоши, когда  подали  команду.
Телохранитель с камерой обшарил через объектив его фигуру с ног до головы  -
и ничего вроде бы у него не оттопыривалось, не  отдувалось,  и  не  было  ни
зонта, ни сумки, где  можно  спрятать  оружие.  Даже  авторучки  в  визитном
кармане нет, один значок "Общества защиты животных".  И  все-таки  начальник
охраны приказал одному из сотрудников  службы  безопасности  приблизиться  к
нему и находиться рядом, чтобы в случае чего блокировать всякие действия.
   В течение трех минут наблюдения бывший интеллигент не проявлял  агрессии,
скорее наоборот, выглядел как ярый, хоть  и  обносившийся  вконец  поклонник
президента. Дело в том, что общество в России уже поделилось на два  лагеря,
и в другом, поменьше, изо всех сил  двигали  в  президенты  другого,  сейчас
гонимого, и потому среди его соратников  было  много  одержимых,  блаженных,
нервных, а то и просто больных  людей.  Этот,  кажется,  внушал  доверие,  и
охрана чуть успокоилась, тем  более  встреча  подходила  к  концу.  И  когда
наружка в толпе разразилась  очередными  аплодисментами,  увлекая  за  собой
простых горожан,  бывший  интеллигент,  проявляя  прыть  гимнаста,  внезапно
заскочил на плечи сотруднику  службы,  возвысился  над  толпой  и  закричал,
выбрасывая руку в сторону президента:
   - Ты лжешь, негодный! Ты обманщик и подлец! И за  это  небо  лишило  тебя
воли и разума!
   Толпа замерла от неожиданности с разинутыми ртами:  то  ли  все  идет  по
сценарию и этот  выступающий  записан,  то  ли  сейчас  на  глазах  творится
невероятная дерзость!
   А бывший интеллигент только набирал обороты.
   - Грядет эпоха Водолея! Ты опоздал! Опоздал всего на семнадцать минут!  И
потому Господь лишил тебя  инстинкта!  Самого  прекрасного  и  спасительного
инстинкта - возвращения на старое место!
   Рослый, плечистый сотрудник  стоял  под  ним,  будто  строевой  конь  под
хорошим наездником, и перебирал ногами, не  в  силах  сбросить  седока  либо
предпринять иное  решительное  действие.  Не  сказать,  что  и  охрана  была
шокирована, но отчего-то наступила странная пауза, сходная по  напряженности
с ожидаемым выстрелом. Двигаясь по уставу, тренированные  молодцы  перекрыли
своими телами президента,  в  руках  уже  были  тяжелые  пистолеты-пулеметы,
однако далее ничего не происходило, если не считать  электрического  разряда
ужаса, пробежавшего по лицам толпы. Этот яркий сполох  скользнул  по  глазам
людей и застыл в глазах президента,  голова  которого  осталась  открытой  и
торчала над головами охранников.
   А блаженный продолжал кричать, выстреливая указательным  пальцем  в  лицо
президенту:
   - Ты никогда не вернешься к златым  вратам!  Не  обольщайся!  Царствовать
тебе осталось три месяца и восемь дней. Отсчитай от сегодняшнего дня  и  жди
своего конца! Ты меченный дьяволом! Смотрите, люди, у него же пятно на лбу -
знак сатаны! Смотрите, но не бойтесь! Потому  что  грядет  новая  эпоха  для
России! - Он  выхватил  носовой  платок  из  кармана  и  швырнул  в  сторону
президента. - Возьми! Сотри свое пятно! Сотри метку!  А  сотрешь  -  подними
руки, попроси пощады у Неба! А потом возьми с земли камень! Вон тот  мертвый
камень! Это твоя сгоревшая звезда!
   Странно,  однако  первой   сбросила   оцепенение   случайная   и   хорошо
организованная толпа на городской улице, потом  милиционеры  в  форме.  Люди
отчего-то засмеялись, точнее, пока заулыбались, стряхивая призрак  ужаса,  и
это послужило командой для юродивого.
   - Смейтесь! Радуйтесь, радуйтесь, люди!  -  воскликнул  он,  обращаясь  к
толпе. - Скоро явится матка! Слышите, как  поет?  Слышите  ее  голос?  Какие
чудесные звуки! Это она возвещает  о  скором  своем  явлении!  Веселитесь  и
торжествуйте, ибо вскормили ее вы! Своим страданием и долготерпением!
   Все  это  происходило  чуть  более  минуты,  видеооператоры  едва  успели
направить на блаженного камеры и что-то даже сняли, но оседланный  сотрудник
службы безопасности наконец принял решение и  рухнул  на  асфальт,  подминая
седока. И в тот же миг опомнились  охрана,  наружка,  милиция...  Президента
повели к автомобилю, в пугливо расступающейся толпе послышалось:
   - Кто это?! Кто это был?! Псих какой-то! Что  он  говорил?  Не  страна  -
бомжатник! Про какую матку говорил?!
   Когда служба схватила юродивого, заковала в наручники и  потащила,  толпа
неожиданно бросилась  на  интеллигента,  невзирая  на  крепких  молодцов  из
охраны. Какие-то  женщины,  только  что  откровенно  смеявшиеся,  потянулись
растопыренными пальцами к крикуну, пытались оцарапать и вцепиться в  волосы,
а втесавшийся к ним седой мужчина пытался пырнуть  его  древком  российского
флага - напоминая святого Георгия, бьющего змея копьем. Схватку,  а  вернее,
шапочный разбор активно снимали на пленку всеми камерами  и  фотоаппаратами,
хотя стражи порядка старались тому воспрепятствовать. Кортеж  с  президентом
умчался, по пустынной, оцепленной улице сразу же пошли  трамваи,  замелькали
"попугаи" вызванных на подмогу милицейских нарядов. Люди с криком побежали в
разные стороны, служба стала заталкивать блаженного в спецмашину, а  мужчина
со знаменем вдруг сломал  о  колено  древко,  сел  на  тротуар  и  заплакал.
Закованные в доспехи омоновцы снова перекрыли улицу, но взяли только  одного
"Георгия" за то, что надругался над государственным флагом,  а  привыкшие  к
подобным событиям московские жители организованно рассосались по подъездам и
торговым палаткам.
   На том и закончился этот неприятный уличный инцидент, никак  впоследствии
не отраженный ни в прессе, ни в истории тех  сложных  и  суровых  российских
дней...

   2
   Капитан первого ранга Губский, будучи еще капитан-лейтенантом, служил  на
Тихоокеанском флоте на дизельной подводной лодке среднего класса в  команде,
сокращенно называемой Осназ, общий кубрик которой обычно располагается рядом
с  командирской  каютой.  Круг  обязанностей  у  этого   чисто   офицерского
подразделения был засекречен и  напоминал  обыкновенную  радиоразведку.  Они
были попросту слухачами всех переговоров в эфире, которые происходили в зоне
слышимости, и  подбирали  в  спецкоманду  людей,  в  совершенстве  владеющих
иностранными языками. Губский  знал  самый  распространенный  -  английский,
поэтому работы  у  него  было  много:  американцы  постоянно  курсировали  в
нейтральных   водах   вдоль   берегов   Вьетнама,   а   советские   подлодки
контролировали их передвижение, находясь в своих квадратах. Выпускник иняза,
призванный, можно сказать, против желания и воли, очень скоро увлекся  своей
службой, пристрастился слушать голоса над океаном, находясь  на  глубине,  в
чреве подводной лодки, - что еще может быть таинственнее? - привык к особому
положению в команде и после двух положенных лет остался на флоте. А далее, в
благодарность за любовь и мужество, морская  судьба  повела  его  по  крутой
лестнице вверх, так что порой он ощущал нечто вроде кессонной болезни.
   Однажды ночью, патрулируя  свой  квадрат,  подлодка,  на  которой  служил
Губский, всплыла на глубину десяти метров, то есть на высоту воздухозаборной
трубы, запустила дизель для подзарядки аккумуляторов и легла  в  дрейф.  Она
напоминала уснувшую огромную рыбину, медленно несомую подводным течением, и,
как рыба, инстинктивно и вяло пошевеливала рулями, дабы держаться на  строго
выдержанной глубине. При полном штиле это было безопасно,  к  тому  же  эфир
молчал, и слухач отправился спать.
   Но к утру  сыграли  подъем,  и,  едва  выскочив  из  кубрика,  он  понял:
случилось нечто серьезнее, чем учебная  тревога.  Команда  передвигалась  на
цыпочках, матросы переговаривались шепотом, лодка продолжала дрейфовать, и в
ее чреве стояла абсолютная тишина. Губский к тому времени был уже старшим  в
команде и досрочно получил звание  капитана  третьего  ранга  и  потому  был
ответственным за свой участок работы, а это  значит,  не  знал  ни  строгого
регламента  вахтовой  службы,  ни  каких-то  поблажек  от  командира.  Лямку
следовало тянуть, даже когда все остальные лежат пластом.  Он  прокрался  на
свое рабочее место, где уже была включена аппаратура прослушивания и записи,
и тут выяснил, что  произошло.  Оказывается,  безмятежно  дрейфуя,  подлодка
каким-то не иначе как чудесным образом миновала кольцо боевого  охранения  и
очутилась в четверти мили от  знаменитого  авианосца  "Энтерпрайз",  который
давно курсировал в  этом  районе.  И  ни  один  шумопеленгатор  на  кораблях
вероятного противника не засек ни гула дизеля, ни звука выхлопа. Можно  было
допустить случайное  попадание  в  этот  магический  круг  боевых  кораблей,
американцы,  несмотря  на  рекламу   и   бахвальство,   отличались   матерым
ротозейством из-за своей самоуверенности. Но  чтобы  повезло  дважды,  чтобы
дважды войти в одну и ту же воду и выйти сухим,  такое  в  морской  практике
случается очень редко, и потому шансов спасти положение у командира подлодки
практически не  оставалось.  Корабли  боевого  охранения,  оснащенные  самым
современным оборудованием, в конечном итоге все равно  обнаружили  бы  чужую
лодку, если уже не держали под наблюдением.
   Теперь многое зависело от Губского: следовало получить хоть  какую-нибудь
развединформацию относительно замыслов американцев - умышленно впустили  они
советскую лодку в круг или все-таки прошляпили?
   Радиоперехват   переговоров   "Энтерпрайза"   с   охранением   пока   был
невразумительным, как обычно, бакланили о чем  угодно,  только  не  о  деле,
хотя,  впрочем,  этот  треп  в  эфире  мог  быть  и  кодированной  передачей
информации.  Около  часа  Губский  слушал  голоса  и   переводил   разговоры
непосредственно командиру, все  до  мельчайших  подробностей,  пока  тот  не
убедился,  что  лодка  остается  необнаруженной.   Авианосец   дрейфовал   в
юго-восточном направлении, и, судя по перехвату, на нем шел авральный ремонт
ходовой части, способный растянуться на трое суток.  Уйти  сейчас  из  круга
было рискованно: во время ремонта охранение  бывает  особенно  бдительным  и
есть реальная возможность пленения, а то и бомбежки  глубинными  бомбами.  В
нейтральных  водах  велась  нескончаемая  и  необъявленная  война:  если  ты
оказался в  подобной  ситуации,  если  тебя  не  контролируют  ни  база,  ни
специальные  вертолеты  воздушного  сопровождения,  если  ты  работаешь  как
разведчик в бою, то и отношение  соответствующее  -  могут  расстрелять  или
потопить  втихую,  так  что  не  будет  никакого  явного   конфликта   между
государствами. Исчезла подлодка, сгинула на  пятитысячеметровой  глубине,  и
пойди свищи -  даже  водолазам  не  спуститься,  чтобы  установить  истинную
причину гибели. Так погибла уже не одна лодка с той и с  другой  стороны,  и
это относилось к естественным потерям, как на любой войне, неизбежным.
   Связаться с базой и доложить обстановку командир не мог - любой радиозвук
будет непременно запеленгован, тут же по корпусу  лодки  сначала  прокатится
волна легкого, ритмичного стука, будто дробью обстреляли, -  это  отработают
свое гидролокаторщики вероятного противника,  а  потом  останется  несколько
секунд, за которые вся жизнь промелькнет перед глазами, как говорят  бывалые
люди, потому что удара ракеты или глубинной бомбы уже никто не услышит. Если
взрыв пробьет корпус, возможно, что-то и всплывет на поверхность океана,  но
если нет, то лодка будет просто лежать на дне, как  запечатанная  консервная
банка.
   В  таком  случае  можно  было  бы  осторожно  погрузиться  на  глубину  и
спрятаться  под  толщей  воды  другого  температурного  режима,  который  не
прощупывается гидролокатором, однако такого слоя, под который можно было  бы
уйти при нулевой плавучести, внизу не  оказалось,  а  продувать  цистерны  -
значит немедленно обнаружить себя.
   И тогда командир принял оригинальное и единственно верное  решение:  уйти
под днище  "Энтерпрайза",  в  самое  безопасное  место.  А  дальше  как  Бог
пошлет...
   Подлодка погрузилась на глубину двадцати метров  и  на  бесшумном,  тихом
экономходу скользнула под авианосец.
   Ремонт у американцев длился  четверо  суток,  и  все  это  время