тавь ключи. Я своих девок пошлю, пусть обои переклеят. Все посвежее
будет...

Подобного наглого вмешательства в личную жизнь он не ждал и соврал первое,
что пришло в голову.

- Да я уже нанял строителей, аванс заплатил.

Придут и все сделают.

- А вот это напрасно, - отрезал особист. - Ты знаешь этих строителей? Кто
они, с кем связаны?... Придут, напихают тебе закладок в стены и станут
слушать. Думаешь, случайно в командирском доме квартиру дали? И еще надо
мной?..

После сегодняшних инструктажей Шабанов уже ничему не удивлялся и все
допускал. Тем более, логика у Заховая была складная...

- Никаких строителей. Мои девки сделают. Давай запасные ключи и дело с
концом.

- Я заплачу! - нашелся Герман, отдавая ключи. И тут же решил для себя: если
откажется от денег, значит это грубое, неприкрытое сватовство. Последние
года три с женитьбой его бодали все, от родителей до командиров, и Шабанов
к подобным уловкам давно привык и отработал манеру поведения для каждого
отдельного случая.

- Разумеется, заплатишь, - просто отозвался Заховай, пряча ключи. - Нынче
бесплатный сыр только в мышеловке... Знаешь, каково трех женщин содержать?

- Трех?..

- Жена тоже не работает...

- Не позавидуешь! - с удовольствием согласился Шабанов, наливая чай. - Я
тут хотел новоселье устроить на праздники - Ужнин запретил...

- И правильно запретил... Ждем команды. - Заховай не комплексовал, начал
молотить хлеб с колбасой, словно не из дома пришел. Вдруг его стало жаль:
скорее всего, содержа трех женщин, он сам не доедал и все время чувствовал
голод, даже после ужина...

Сосед дожевал последний бутерброд, обжигаясь выпил чай и загундосил:

- Ждем команды... МИД чего-то трясется насчет коридоров... В принципе на
такой машине они тебе не нужны, но мало ли что, первый пробный шар... Через
Монголию, сразу скажу, пойдешь темным, легко... Есть проблемы с воздушным
пространством Китая... Что-то почуяли наши братья, мудрят... Будь
осторожен, особенно над пустынными районами... Пустыня она и есть
пустыня... Только с включенной "Принцессой". Конечно, показывать ее
возможности нам не выгодно, а что делать? Надо пробовать...

- А почему бы не махнуть через Киргизию и Таджикистан? Все-таки бывшие
республики. И напрямую, в обход мудрых наших братьев...

Заховай мгновенно насторожился.

- Не понял...

- Там же дырка есть. Махнуть через узкую полоску Пакистана - пять секунд...

- Куда махнуть-то?..

- В Индию.

У Шабанова было странное чувство к нему - как у ребенка к чужой кошке:
хотелось и приласкать, пожалеть ее и одновременно стукнуть. Особист тяжело
помолчал, глядя на пустую чашку, прогнусавил:

- Афанасий Никитин нашелся, в Индию...

- Между прочим, он мой земляк!

- Говори сразу, откуда информация?

- Из первых рук.

- Значит, представитель Главного Конструктора, - тотчас определил Заховай.
- Через них все утечки... Ну как работать с такими людьми? Если не прямое
предательство и измена, то обыкновенная болтовня! Распустились - дальше
некуда! Языки отрежу!

- Так почему бы не через дырку? Насколько знаю, там всегда перегоняли...

- Много знаешь!.. Было, гоняли. А теперь заправок не дают, да и вообще
садиться там опасно, не выпустят... Грабят же повсюду!.. Китайцы хитрят, но
у них другие способы...

- Жить становится интересно, - заключил Шабанов. - Появляется возможность
выбора.

- Какого выбора? - сосед заговорил не секретным тоном. - Это ты про что?

- Ну, например, выбора маршрута. Ужнин сегодня положил целых три пакета!..
А когда тебя гоняют по одному и тому же, становится тоскливо. Нет
вариантов. А даже у витязя на распутье в стародавние времена их было
несколько. Налево пойдешь, направо пойдешь...

Такие разговоры особист или не понимал, или они надоели ему в женском
обществе.

- Начинается! - встал недовольно и подался к двери. - Выбор, варианты...
Меня дома бабы забодали!.. Тебе надо сейчас о другом думать. Между прочим,
и о семье тоже. Чтоб жить стало интересно без вариантов...

Наверное, в этом была своя суконная философия собственного внутреннего
принуждения: взвалил на себя воз и тяни его до смерти, однако Шабанова она
не прельщала.

- А в праздники сиди дома, - добавил он с порога. - Поднять могут в любой
момент.

До третьего мая Герман и в самом деле просидел безвылазно, и сосед снизу
тоже отлучался на час-два в штаб, и все остальное время сторожил комэска и
блюл его девственность. Ночью, когда Шабанов от скуки ободрал одну комнату
и пошел выносить старые обои в мусорный бак, Заховай тоже появился в
тапочках и с ведром - должно быть, получил приказ до вылета исключить все
контакты пилота с внешним миром. Однако третьего утром он умчался куда-то
как по тревоге, и Герман немедленно оказался на улице. Мысль, конечно, была
одна - заскочить на почту, где Магуль заступила на дежурство, и посмотреть
на нее после письма: может, под воздействием его откровений растает,
разломается эта женская восточная невозмутимость и непроницаемость, и
чувства возникнут на белом, бесстрастном лице?

Самый короткий путь был через закрытый детский сад и ППН - Парк Последней
Надежды за гарнизонным Домом офицеров, куда загулявшие вояки, а равно
одинокие барышни ходили искать друг друга, чтобы хотя на одну ночь ощутить
прикосновение счастья. Городок уже нагулялся за два дня и теперь отдыхал,
несмотря на благодатную, солнечную погоду и залах зеленой жизни, с треском
выдирающийся из тополевых почек. В парке было пусто и тихо, так что резкий
окрик за спиной прозвучал как выстрел.

Все три брата были одеты одинаково и празднично - в длиннополые белые плащи
и такие же шляпы, у старшего, Якуба, на шее висел длинный и тоже белый
шарф. Стояли полукругом и вроде бы даже улыбались, только не понять,
радостно или цинично.

- Ты дал слово мужчины - взять сестру, - сказал старший. - Почему не
берешь?

Шабанов точно помнил, что жениться не обещал, и слово мужчины давал не
приводить больше к себе в дом девушку Магуль, дабы не нарушать национальных
обычаев Кавказа. Но оправдываться или разбираться, кто и как понял друг
друга было бы сейчас не к месту да и глупо; братья-абхазы подкараулили его
не для того, чтобы выслушивать детский лепет.

- По праздникам претензий не принимаю, - не менее цинично ухмыльнулся он. -
Завтра и в письменном виде.

Средний, Рудик, не спеша достал нож, оттянул длинный рукав плаща и поиграл
сверкающим на солнце лезвием.

- Рэзать будем сегодня - не завтра. У нас каждый дэнь - праздник. Каждый
дэнь рэжем.

- Рэзать потом! - заметил Якуб. - Сначала сделаем обрэзание! Ты знаешь, что
такое - обрэзание?

- А ху-ху не хо-хо? - спросил Шабанов. - Нихт ферштеен? Не понял, да?

Самый хлипкий из них был старший - девичья фигура, соплей перешибешь, но
командовал тут он и держался соответственно. Якуб и младший переглянулись,
этот язык был понятен без перевода - будут мочить и ждать тут нечего.

Младшего звали то ли Хиуш, то ли Хауш, и был он покрепче первых двух и
агрессивнее - настоящий горец. Будь у него нож в руках, зарезал бы молча и
хладнокровно. Шабанов бил ему ногой в пах, но помешали полы плаща, и
противник остался на ногах, лишь загнулся и сронил шляпу. Добавить бы еще
снизу пинком по морде, да соблазнила эта белоснежная, широкополая шляпа - с
удовольствием пнул ее и тут же схлопотал между глаз от старшего. Искры
брызнули как из-под наждака, спас и не дал уйти в нокдаун тренированный
вестибулярный аппарат. Шарф Якуба оказался в руке Шабанова, и от рывка он
натянулся, помешал ударить среднему Рудику: держа нож в руке, тот бил
кулаком, боялся "рэзать"! Не было приказа! Мозги, как и полагалось пилоту
сверхзвукового истребителя, работали мгновенно, но не долго - секунд сорок,
отпущенных судьбой, чтобы успеть принять решение прыгать или не прыгать. И
если не дернул ручку катапульты, борись до конца за собственную жизнь,
повинуясь уже не мысли, а простейшему, врожденному инстинкту.

Он понял, что нож лишь угроза, попытка взять на испуг, показать, что имеет
дело с горячими, дикими и оскорбленными горцами, не знающими пощады.
Младший распрямился и еще раз получил по роже, теперь кулаком - кожу на
пальцах срезало, зубастый! Ушел в аут, но тут еще раз прилетело самому, и
дальше началась уже беспорядочная потасовка, без расчета и приемов, кто
кого достанет. Шабанов не выпускал шарфа старшего, таскал его за собой, как
на веревке, и худосочный, придушенный Якуб с выпученными глазами пытался
лишь освободить горло. Драться пришлось в основном с Рудиком - вооруженным,
вертким, цепким и подвижным, да слишком легковесным, чтоб свалить, сбить
восьмидесятикилограммового Германа. И он, изловчившись, ударил старшего
мордой о дерево, бросил шарф и освободил руки.

- Зарежь его! - без всякого акцента, цивилизованно приказал Якуб, зажав
лицо руками.

Средний отскочил и переложил нож из левой в правую руку.

Как назло перед майскими праздниками в ППН собрали все подснежники,
вычистили и вымели - ни палки, ни кирпича, ни одной пустой бутылки! А тем
временем Рудик, умело фехтуя ножом, пошел вперед, разжег себя визгом - вот
она, дикая дивизия!

Как, откуда и почему рядом оказалась Магуль, Шабанов так и не понял,
слишком увлечен был и сосредоточен на сверкающем лезвии. Услышал ее крик -
незнакомый, и слишком мужественный для ее утонченного облика. Старший
что-то заорал, завизжал, как зажатый дверью кот, и в этот миг Герман
наконец-то увидел ее лицо страстным.

Изломав над головой тонкие руки, будто заклинательница огня, кавказская
невеста взорвалась целым потоком фраз, голос ее сделался железно-гортанным,
губы окрасились малиновым и изгибались резко, выразительно, словно у
переводчицы на сурдоязык, вздулись крылья носа и загорелись огромные глаза.

Магуль была чуть ли не на голову выше своих старших братьев, однако
испугались они силы ее внезапного гнева. Рудик спрятал нож, бросил сестре
что-то визгливое и стал отрывать старшего, все еще стоящего в обнимку с
деревом, о которое рассадил рожу. Младший встал сам, подобрал шляпу и
принялся чистить ее, сверкая глазами.

- Зарэжу, - буркнул он в сторону Шабанова. Когда они уходили, отряхивая
вымазанные зеленью и грязью белые плащи, Магуль еще что-то крикнула вслед -
всего три слова, но вызвала гневную страсть младшего. Он развернулся и
потрясая руками выдал целую тираду - должно быть, пеной брызгал при этом.

- Пхашароп! - совершенно с иной, чем прежде, интонацией бросила она.

- Почему сейчас-то тебе стыдно? - спросил Шабанов. - Мужики подрались, чего
особенного?

- Братья дрались, как чеченцы. Абхазские мужчины не нападают втроем на
одного безоружного.

- Правильная традиция, - одобрил Герман, трогая немеющие, распухавшие губы:
кажется, и передние зубы шатались...

То ли под воздействием долгого общения с мастером секретных дел Заховаем,
то ли от причины вполне объективной - неожиданного возникновения Магуль в
ППН, куда не ходили честные, с хорошей репутацией девушки, у Шабанова сразу
же возникло подозрение, что нападение братьев и потом явление сестры,
спасающей от ножа - заранее спланированная акция. Конечно же он теперь
обязан жизнью смелой и дерзкой кавказской принцессе! И никуда не денется -
возьмет в жены, а потом злые и коварные братья под ножом или методом
убеждения заставят уехать в Абхазию, чтоб создавать там ВВС республики.

Перспектива...

- Кто просил тебя вмешиваться, женщина? - на восточный манер спросил
Герман.

- Братья напали, как бандиты - не как мужчины, - туповато повторила она,
вновь однако же становясь покорной.

- Им простительно - мстили за сестру!

- Они не мстили за сестру. Они исполняли чужую волю.

- Так, так, продолжай! - заинтересовался он. - Чью волю?

- Начальник велел братьям поймать тебя и избить, - потупилась Магуль. -
Хауш сказал...

- Кто?..

- Младший брат сказал...

- Какой начальник? Кто?

- Не знаю... Хауш говорит, начальник.

- Его фамилия - Заховай?

Магуль отлично говорила по-русски, однако сейчас сбивалась, подбирала слова
- волновалась и прятала чувства.

- Хауш не назвал фамилию... Якуб знает фамилию, но Якуб молчал.

- А мне сказали совсем другое! Мол, благородный гнев! Месть! Зарэжем!

И еще раз по ее лицу промелькнула тень чувствительности - то, что скрыть
было невозможно под белой маской.

- Абхазы тоже стали лживые, как чеченцы. Пхашароп! Мужчины говорят, месть
за сестру, а исполняют чужую волю.

Он услышал обиду в голосе! Магуль хотелось, чтобы за нее мстили братья, но
такового не случилось. И чувства эти звучали так просто и откровенно, что
Шабанову стало жаль ее. Взяв безвольную руку, он привел кавказскую пленницу
к скамеечке, усадил, а сам остался стоять.

- Надо уходить, - вяло воспротивилась она. - Здесь плохое место, люди
увидят...

- Как же ты здесь оказалась?

- Услышала. Женщина слышит угрозу сердцем.

Герман поверил ей без всяких сомнений, раньше подобных слов было не
дождаться от Магуль и они сейчас показались ему ответом на откровения в
письме.

- Ты прочитала мое послание?

- Много раз прочитала. И много раз думала... Мы с тобой брат и сестра! Нет,
хотела сказать, похожи, как брат и сестра. Ты одинокий без родственников, а
я одинока с родственниками. Так случается... Ты сильный, ты настоящий
мужчина, как абхаз. Я женщина, я настоящая абхазская женщина. Нам бывает
стыдно, когда хотим стать современным человеком, исполнять современный
нрав. Ты борешься с собой - я борюсь с собой: так стоять на земле, чтоб не
упасть, чтоб не ходить в этот парк искать счастья. Тебе стыдно жить, мне
стыдно жить. Потому что кругом жизнь, как здесь, в этом парке. Мужчины и
женщины живут без любви. Надежды много, любви нет...

Судя по речи, она все еще волновалась, и эти еще недавно несоразмеримые с
ней чувства самым предательским образом топили последний лед в сердце.

Хотелось сделать что-нибудь приятное, чем-то обрадовать ее, может быть,
даже восхитить, потому что в своем письме-откровении он не отважился
написать таких слов и по-мужски обошелся философскими размышлениями на эту
тему.

И сейчас она озвучивала его мысли...

- Я скоро отбываю в командировку. - сказал Шабанов. - В теплые страны...
Что тебе привезти?

Кажется, Индия славилась женскими украшениями, только он не знал, принято
ли их дарить кавказским женщинам? Не скажет ли она потом, что это
"современный нрав", как раздевание, и ей пхашароп? Или напротив, примет
подарок, и это будет означать - женись!

- Тоже хочу в теплые страны, - призналась она и открыто, не стесняясь,
посмотрела в лицо.

- К сожалению, машина одноместная...

- Нет, я бы и не полетела... Боюсь. Когда взлетают ваши самолеты - зажимаю
уши и закрываю глаза. Так страшно!

- Так что ты хочешь в подарок?

- Это обязательно - подарок?

- Ну, у нас так принято, привозить подарки из дальних стран. Даже сказка
есть - "Аленький цветочек". Там купец привез дочерям гостинцы, исполнил
мечту каждой.

- Гостинцы? - ей понравилось это слово. - Гостинцы, это когда исполняется
мечта?

- Примерно так. Хороший гостинец - всегда мечта! - его потянуло на
воспоминания детства - любимую тему, где он всегда находил утешение. -
Помню, мать с отцом придут из лесу и принесут что-нибудь. Кусочек хлеба,
огурчик - что от обеда осталось. И говорят, это тебе гостинчик, зайчик
послал. Ничего вкуснее не едал...

- Я тоже люблю детство, - призналась Магуль. - И есть мечта... В теплых
странах водятся тигры?

- Как же! - засмеялся Шабанов, хватаясь за разбитые губы. - Конечно. Там
водятся знаменитые бенгальские тигры...

И поймал себя за язык.

- Много раз просила братьев, но они не могут найти... Или не хотят, - она
засмущалась. - Если ты найдешь... Привези мне тигровую шкуру..

- Шкуру?...

- Это очень дорого, да? Я дам денег, у меня есть... Исполни мечту, как
брат.

- В принципе можно найти, - Герман соображал лихорадочно, как если бы
оставалось сорок секунд на решение. - Зачем тебе такой гостинец - шкура?

- Мне не стыдно сказать, потому что это старый, древний обычай, традиция, -
в голосе ее послышались гортанные нотки и сверкнули глаза. - Кавказская
женщина должна постелить на брачное ложе тигровую шкуру и лишиться на ней
девственности. А когда мужчина пойдет на войну - наденет ее на плечи и
шкура спасет от вражеского меча. Я хочу жить, как мои предки. Мне стыдно
отдавать свою честь мужчине, которому потом не закрою плечи. Когда-то
старшие мужчины рода ходили далеко за горы, чтобы добывать девушкам на
выданье тигровые шкуры. Если брат не добыл ее, сам ничего не получал от
возлюбленной. Ты мне как брат, так добудь дорогой гостинец?

Он вспомнил о шкуре, когда, испытав сильнейшую перегрузку после
катапультирования, наконец вздохнул первый раз, как новорожденный, и
ощутил, что плачет. А плачет - значит, живет!

Парашют раскрылся нормально, и земля была почти рядом, но то ли замедлилось
время и искривилось пространство, то ли он попал в восходящие потоки, или
действительно, как младенец в первые часы, видел мир перевернутым, все
казалось наоборот - он летел очень долго, вверх ногами, и не звезды были
над головой, а островерхая, хвойная тайга и - хоть бы один огонек!

- Вот это попал! - еще в воздухе и вслух сказал Шабанов. - Вот это тигровая
шкура!...

Потом он никак не мог объяснить себе, отчего в тот миг ему вспомнился
обещанный Магуль гостинец? Когда срабатывает десяток пиропатронов и тебя,
словно мученика на кресте, распинают на пилотском кресле, затем мощный
заряд, как снаряд из пушки, выбрасывает метров на триста вверх и вся кровь
в организме приливает к нижней части тела, оставляя голову пустой -
сознание после такой встряски тоже искривилось и в голове вместо мыслей
профессионала сыпался какой-то мусор. А следовало, пока висит в воздухе,
сориентироваться на местности, отыскать такой рельеф, речку, озеро, чтобы
сделать топографическую привязку, достать спасательную радиостанцию
"комарик" и подать SOS, пока есть высота, и, наконец, проследить, в каком
направлении и как упал самолет.

Это последнее он случайно заметил: желтое сопло двигателя сверкнуло
несколько раз и - машина бесшумно скользнула в темень чернолесья, словно
опытный ныряльщик в воду, без всякого всплеска и взрыва. А чему там
взрываться и гореть, если баки сухие?...

Заметил это мимоходом, поскольку высматривал не бортовые огни - земные,
людей искал, жилье. жизнь...

Момента приземления Шабанов не испытал в полной мере, услышал некий
отстраненный шорох, затем сильно качнуло и звезды, прекратив свой бег,
утвердились на небе. И все вернулось на свои места. Купол парашюта захватил
вершины двух высоченных деревьев, завис на них и получились классные
качели. Еще бы стропы подлиннее, и можно летать, как в детстве...

Он отстегнул гермошлем и, проверяя высоту, бросил его вниз, словно камешек,
когда проверяют глубину колодца: лес казался темным, а земля непроглядной.
Через полторы секунды послышался глухой стук, шлем покатился, как
отрубленная голова - еще и склон! Не отстегнешься и не спрыгнешь...

Сначала он резко забыл о тигровой шкуре, поскольку также резко вспомнил,
что катапультировался не только со старым другом НАЗом, а еще с любовницей
- "Принцессой". В теплом воздухе ею запахло откровенно и уже несколько
привычно. Спасенная благородная барышня, отстреливаясь от борта машины,
чуть ли не на колени запрыгнула, притянулась к тому месту, где еще недавно
торчала ручка катапульты, прижалась к НАЗу, свернувшись покорной кошкой. И
совершенно не мешала...

Все уже успокоилось, перестали трещать ветки вверху, однако с правой
стороны доносились какой-то бубнящий грохот и звон, будто сверлом
проникающие в ухо. Шабанов дотянулся рукой и ощутил на пальцах кровь,
сочащуюся с мочки на горло.

Ну да, какое же рождение без крови? Хорошо, глаза не выскочили, только
сосуд лопнул в ухе...

Он соображал и действовал, как во сне, повинуясь необходимости окончательно
приземлиться. Рука сама отыскала специальный фал, предназн