иты Агнессу.
Она кухарила, как у себя дома, невозмутимо и с проворностью заправской
хозяйки одновременно делала сразу несколько дел - посматривала в духовой
шкаф, что-то искала в открытом шкафу и рядом стояла еще плошка с теркой и
очищенной морковью.

- Вот так встреча! - нарочито весело сказал Шабанов. - Здравствуй, Ганя.

Она улыбнулась, что-то обронила, глянув мельком, словно расстались пять
минут назад - Герман не расслышал.

- Говори громче! Я старый глухой человек! Это ее рассмешило, и все-таки она
приподнялась на цыпочки и прокричала в подставленное здоровое ухо:

- Садись за стол, сейчас будет готово! - и опять засмеялась. - Твое любимое
блюдо, мясо по-французски!

Ему действительно нравилось приготовленное по такому рецепту мясо, но ел он
его раза два-три, на свадьбах и праздниках у друзей, и чтоб отнести к
любимым блюдам, по крайней мере, надо было есть его почаще. Вот жареная с
чесноком картошка, это да... Но дареному коню в зубы не глядят. Коль ей так
хочется - пожалуйста...

- Обожаю! - воскликнул он, отметив, что Агнесса на сей раз явилась без
восточного наряда, в ярко-желтом, шуршащем комбинезоне и волосами,
связанными в легкомысленный пучок. И лицо, наконец-то, рассмотрел - слегка
удлиненное, с высоко поднятыми, выгнутыми бровями и чуть великоватым, но
типично греческим носом. Во всем облике ее проглядывало благородство, и она
потянула бы, пожалуй, на светскую львицу, однако все портила простота и
детскость выражения ее лица. Она гримасничала, сопровождая всякое свое
действие, будто подчеркивая его чувственной мимикой: так обычно ведут себя
девочки-подростки, еще не вертевшиеся у зеркала и не испробовавшие
материнских украшений и нарядов.

Или психически больные в Белых Столбах, куда однажды пришлось отвозить зама
по тылу с белой горячкой.

А на вид - лет двадцать, не меньше...

Она открыла духовку и выхватила оттуда противень со скворчащим мясом. "И
когда она успела прожарить его? Отсутствовал я всего-то четверть часа..."

- Ты откуда здесь взялась?

Агнесса ни с того, ни с сего расхохоталась, и Герман вспомнил пословицу
бабушки: смех без причины, признак дурачины...

- Откуда и ты!

- Я приплыл на лодке!

- И я тоже!

- Случайно не на белой шлюпке?

Это ее развеселило еще больше, однако закатываясь от смеха, она случайно
коснулась противня и обожгла пальчик.

- Ой!.. На самой белой-пребелой!

Похоже, у нее было запоздалое развитие, точнее, отставание в развитии,
причем, значительное, и родители ее жалели, наряжали красиво, чтобы не
отличалась от сверстниц.

- Признайся честно, - потребовал он. - Вчера, когда я плыл по озеру, это ты
в моей лодке была?

- А ты заметил, да? Заметил? - обрадовалась и затанцевала. - Я боялась, не
заметишь! А тебе понравилось земляничное мыло?

"Ведь точно она была! - про себя изумился Герман. - Откуда бы ей знать, что
я в лодке нашел?"

- Спасибо за мыло! Очень кстати! - он немного помедлил, отвернувшись и
пережидая приступ боли в голове, и спросил: - Это ты привязала мне к руке
прибор?..

- Я! - поторопилась она с признанием. - Это я!.. Потому что ты меня
обманул!

- Как же я тебя обманул?

- А так! Ты сказал, принцесса погибла в самолете! А она оказалась с
тобой!.. И еще обманул, что это не настоящая принцесса, а прибор, который
так дурно пахнет.

- Откуда ты узнала? Кто тебе сказал?

- Дедушка... Глупая, говорит, этот летчик обманул. Принцесса у него не
человек, а такая штука, которая делает самолет невидимым.

- Догадливый у тебя дедушка, - похвалил Шабанов, мысленно теряясь: если ее
дед охотится за прибором, или она сама охотница, то что же не стащить
"Принцессу"? Ведь ничего не стоило!

Или он сам кольцо во сне надел, опасаясь ее? И тогда она убралась, не
солоно хлебавши?..

- Ты мне кольцо на палец надела? - спросил он.

- Конечно я! - с удовольствием призналась. Ты же ее так любишь!

- И жгутом привязала к руке?

- Привязала... Чтобы во сне случайно не выдернул колечко и не взорвался.

Спрашивать, откуда ей известно о таких подробностях устройства "Принцессы",
после таких заявлений не имело смысла.

Вообще-то трудно было представить себе Ганю в роли похитительницы, вряд ли
слабоумную пошлют на такое ответственное дело. А вот свести его с ума -
лучше исполнителя не найдешь. Все ее внезапные появления, попадания в
десятку - и с молоком, и с мылом, и французским мясом, а если учесть белую
шлюпку, которая провела его сквозь убийственные пороги...

Но что они хотят?! Что за странная логика у них?..

Она расставляла приборы на столе, доставая их из шкафчиков. Будто век тут
хозяйничала.

- Почему же не разбудила меня? Там, в лодке?..

- О-о! - пропела Ганя со смехом. - Ты так крепко спал! Пушками не
разбудишь! Я хотела пробудить, брызгала водой, щекотала нос и губы
лентой...

- Лентой?

- Да-да, лентой от шляпки!.. Ты не проснулся. И я любовалась, как ты спишь,
- она на миг смутилась. - Это нехорошо - смотреть, как спит мужчина.
Маменька говорит, совсем стыдно... Я забыла и смотрела! О, это был
богатырский сон!

- Храпел?

- Нет-нет, очень тихо спал! И как крепко! - она закончила сервировку стола
тем, что положила рядом с тарелкой белую, накрахмаленную салфетку. - Прошу
к столу, Герман! Сними свою ношу и садись!

"Ага, сейчас, разбежался!" - подумал он, однако сказал иное и совсем
серьезно:

- Это не ноша, Ганя... Это НАЗ.

- Малямба? Что такое - малямба?

- Такой специальный заплечный корсет, - объяснил он. - Исправлять
позвоночник.

- Тебе нужно исправлять?

- Ну да! У меня с детства искривление, вот и ношу.

Бабка Шабаниха еще говорила - дураку дураково говори, скорее поймет...

- Но оружие ты можешь не брать за стол! - ей нравилось кричать ему в ухо. -
Здесь нечего опасаться. Вокруг друзья! Когда ты спал, был очень
доверчивый...

Шабанов не стал делиться своими соображениями на этот счет, снял ремень с
плеча, повесил пистолет на спинку своего стула.

- Я воин, Агнесса. И всегда должен быть при оружии.

- Это я знаю - воин! Все воины с оружием.

- А какой сегодня праздник, знаешь?

- Праздник?.. Нет... Не знаю... - она смутилась.

- Почему-то я решил, что ты сготовила праздничный обед, - вздохнул Герман.
- Хотя обедать еще рано, а вот позавтракать в самый раз. У нас такое блюдо
готовят лишь по праздникам.

- Скажи, какой это праздник? - осторожно спросила она.

- День Победы! Я бы по такому случаю даже выпил стакан! Или два!

- День Победы?.. Какой Победы?

- Над фашистами! Слышала, была Отечественная война? Самая страшная война в
мире? Пятьдесят четыре года назад?..

- Не слышала... Но спрошу у дедушки, он должен знать.

Что это было? Простая необразованность, дремучее невежество или природная
глупость?..

- Так вот, запомни: Девятого мая - самый радостный праздник. Со слезами на
глазах....

- Да, я обязательно запомню!

- А ты разве не сядешь со мной за праздничный стол?

- Непременно! - поставила блюдо с тертой и посыпанной сахаром морковью. -
Но я не ем мясо каждый день. Это вредно!

- Мне полезно, хоть три раза на дню!

- Я знаю, знаю! - рассмеялась чему-то Ганя. - Ты мужчина и пилот. Нужно
много силы, чтоб управлять самолетом.

- Сегодня полеты отменяются! Так что, хозяйка, может, и спиртное найдется в
этом доме? Ну, водка, коньяк, вино? - он потер руки.

- О, вино я знаю и однажды пробовала! - она покачалась. - Так кружится
голова!..

- Так, может, вскружим головы? В честь праздника?

- Здесь нет вина... Если бы знала, непременно взяла бы с собой.

Похоже, местные жители, будто кержаки, были трезвенниками...

- Открой секрет, Агнесса, - усаживаясь за стол, попросил Шабанов. - Откуда
тебе известно мое любимое блюдо? Ну ладно, молоко с горячим хлебом любят
все, кто родился в деревне. А про французское мясо?

- Это страшная тайна! - она сделала большие глаза, одновременно сдерживая
смех. - Язык на замок!

- Никому не скажу!

- Правда-правда?

- Возьму с собой в могилу!

- В могилу не надо! Ты должен выполнить одно условие! - она отделила кусок
мяса и положила ему в тарелку, и надо сказать, сделала это с изяществом,
будто профессиональная официантка в ресторане.

- Какое, говори!

Эта притворщица закусила пальчик, хитренько сощурила глаза и указала на
противень.

- Обещай, что ты все это съешь!

- И все?..

- Пока довольно! - весело погрозила. - Неужели ты не сможешь съесть?

- Да в одну минуту! Вот клянусь!

Агнесса чуть ли на одной ножке запрыгала от радости. Попутно и
непроизвольно Шабанов отметил непривычное ее произношение: в том, что она
русская, сомнений не было, но так обычно говорят иммигранты, живущие в
иноязычной среде. Слышится и некая старомодность выражений, и одновременно,
неправильно расставленные ударения, что делает ее болтовню безобидной и
милой.

- О, не нужно клятв! Я верю! - она положила себе морковь. - Мне сказала
твоя маменька. А теперь съедай все!

У него чуть вилка не выпала, хорошо, вовремя спохватился - с кем имеет
дело. Играя дурака, нельзя ничему удивляться...

Герман спокойно отрезал кусочек (надо же, ужарилось!), прожевал и еще раз
скрыл чувства. Ее недоразвитость, похоже, касалась лишь области общения с
людьми; относительно дел житейских и особенно кулинарных, было все в
порядке.

- Очень вкусно! - одобрил он. - Узнаю маменькин рецепт!

На лице Гани медленно вызрела гримаса крайнего разочарования, чуть ли не до
слез! В детстве это называлось - скуксилась...

- Так плохо, да?.. Я старалась...

- Да нет, отлично! - искренне похвалил он. - Замечательно!

- У твоей маменьки не получилось, потому что для мяса по-французски
непременно нужен майонез "провансаль", - тихонько оживая, заговорила
Агнесса. - И голландский сыр... У вас же в деревне не было таких продуктов.
А домашний сыр, который делает твоя мама, очень вкусный, но вовсе не идет
для этого блюда. Зато он у твоей маменьки получается очень вкусный,
особенно мне понравился с острым перчиком. Кстати, я принесла немного и
положила в холодильник. Почему ты не стал есть?

"Спокойно, Шабанов! - приказал он себе. - Можешь и не то услышать..."

Это была чистая правда! Однажды будучи в отпуске он попросил мать сготовить
такое блюдо и даже рецепт записал, но у нее получилось обыкновенное жареное
мясо. Он тогда и виду не подал, ел и нахваливал...

- Ты давно была у моей матушки? - будто невзначай спросил Герман, уплетая
за обе щеки.

- Вчера...

- И как там моя старушка?

Агнесса будто на глазах повзрослела, улыбнулась печально, вздохнула:

- Она же со второго полугодия снова на работу вышла... Говорит, денег не
хватает, дело у твоего папеньки отняли и самого чуть не посадили в тюрьму.
А твой перевод получила, радовалась... Но все равно детей доучивать надо,
бросить не может. Нервы у нее совсем расшатаны, за тебя сильно переживает,
неладное чувствует. Успокоила, как могла...

Чтобы скрыть свои чувства, Шабанов сам положил с противня две порции сразу
и стал есть без ножа, отрывая куски зубами.

- Привет мне привезла?

- Понимаешь, я не могла ей открыться, - вдруг призналась Агнесса. -
Сказать, что видела... Намекнула, дескать, с тобой все хорошо. Ты скоро
вернешься и все расскажешь сам... С тобой на самом деле теперь все будет
хорошо!

- Да я и не сомневаюсь! Но мать есть мать...

Она так же быстро превратилась в девочку-подростка.

- О, Герман! - засмеялась и загримасничала. - Я видела твой самолетик! Он
мне так понравился!

- Какой самолетик? Который на шкафу?

- Нет, который вы с папенькой делали!

- Это махолет, - серьезно поправил Шабанов.

- Ну, махолет!.. Такой интересный, много всяких забавных штучек. И
красивый! Я представила, как лечу на нем! А люди смотрят с земли и говорят
- вон белая птица летит!

- У тебя белая лодка лучше...

- Нет правда, Герман! Ты позволишь мне когда-нибудь полетать на твоем
махолетике?

- Да ради бога! Сколько захочешь!

- Спасибо!.. Но сначала научишь, я же не умею, не знаю, как!

- Там все просто, крути педали и все, - надо было сменить тему, пока сам не
поверил в то, что говорил. - Скажи мне, Агнесса, ты вообще-то чем
занимаешься? Ну кроме дойки коровы и приготовления пищи? В свободное время?

- Чем я занимаюсь? - вновь погрустнела она. - Это очень скучно, Герман...

- Должно быть, вяжешь? Или вышиваешь крестиком, на пяльцах?

- Вязать и вышивать весело!.. Но некогда, слишком много работы. Дедушка
иногда запирает меня в лаборатории на замок!

- Это тот самый Лев Алексеевич?

- Да, тот самый... Нет, он хороший и добрый. Я понимаю, нужно много
работать... - Агнесса легкомысленно вздохнула. - Но так хочется везде
побывать, посмотреть на мир...

- Что же делаешь в лаборатории, если не секрет? - нажал Шабанов.

- Никакого секрета... Как бы тебе объяснить?.. Ну, это можно назвать
молекулярной оптикой. Чтоб не прибегать к другим терминам...

- Чем-чем? - не сдержался Герман и сделал вид, что не расслышал.

- Молекулярной оптикой! Это не совсем точно, но примерно так!

Он разговаривал с ней, как со слабоумной, а перед ним сидел настоящий
ученый, коль знал даже о молекулярной оптике - кажется, разделе физики, о
котором Шабанов где-то что-то слышал...

- Я же говорю, очень скучное занятие, - она заметила выражение его лица. -
Но приходится отдавать этому почти все время... Скажи, а что у тебя со
слухом?

Герман мысленно облегченно вздохнул и даже изворачиваться не стал.

- Катапульта... Лопнул сосуд, какое-то осложнение или воспаление...

- Тебе нужно доктора! И немедленно! - она вскочила из-за стола, так и не
притронувшись к своей морковке. - Почему не сказал сразу?.. И я ничего не
заметила. Впрочем, нет, когда спал в лодке, немного стонал. Мне показалось,
тебе снится... Ну, в общем, переживаешь свое положение...

- Увы! И секунды не переживал! Это мне ухо рвало! - Шабанов дожевал
последний кусок. - Видишь, я сдержал слово!

- Я сейчас же приведу доктора! - воспряла и повеселела Агнесса, - Иван
Ильич просто замечательный доктор! Он вылечил меня от насморка!

- Да, насморк - заболевание страшное!

- Ужасно! Это ужасно! Я чуть не умерла!.. Пожалуйста, выпей сок и ложись на
диван. Я сейчас! - она поспешила к двери. - Иван Ильич - настоящая скорая
помощь. Кстати, он вылечит и искривление позвоночника! Только скажи ему.

- Ну уж нет! - засмеялся Герман. - Горбатого могила исправит!

- Ты просто не знаешь, какой он чудесный доктор! - она выскользнула за
дверь и, притворяя ее, добавила. - Я велю ему явиться немедленно!.. Только
не говори про меня ни слова! Язык на замок!

Ему бы сразу побежать следом, однако нагруженный информацией, слегка
одуревший от нее и еще от сытной пищи, Шабанов в буквальном смысле тонул и
соображал медленно.

И когда через полминуты, хромая на обе ноги, выбрался на крыльцо, оказалось
поздно. Ни возле дома, ни в ближайших видимых окрестностях - в том числе и
на реке, никого не было...

Упустив Агнессу, он решил отследить, откуда и на чем явится доктор, потому
в дом не заходил. Дороги в этой "Швейцарии" отсутствовали полностью, значит
автомобиль или даже телега, запряженная конем, полностью исключались,
оставалась вода и воздушное пространство. Немного поразмыслив, вертолет он
тоже отмел, поскольку за пять дней скитаний лишь единожды слышал отдаленный
гул и в воздухе не видел ни одного. Даже преследователи в черной униформе,
впрочем, и в пятнистой тоже, передвигались, скорее всего, по воде и
сухопутьем. Поэтому Шабанов стал наблюдать за рекой, видимой от горнолыжной
базы на добрых полкилометра в каждую сторону. Скорая помощь, как и везде,
не особенно-то была расторопной, прошло пять, десять минут - никакого
движения, а Германа после мяса начала мучить жажда. Он вытерпел еще минут
пять и вошел в дом, чтобы взять со стола банку с соком, но когда снова
вышел на крыльцо, увидел человека, поднимающегося по ступеням, и откуда он
взялся, на чем прибыл, сказать было трудно.

Высокий, сухощавый, однако же круглолицый старик в брезентовой куртке и
шляпе скорее напоминал рыбака, чем доктора, и только типичный, старенький
саквояж сельского фельдшера выдавал его профессию.

- Вы куда-то уходите? - спросил он на ходу, скользнув взглядом по НАЗу.

- Нет, я ждал доктора, - Шабанов отступил в сторону.

- Почему же котомка?..

- Мне так удобно.

Он пожал плечами.

- Проходите вперед!.. Минуту, а что у вас с ногами?

- Пулевое ранение, - признался Герман. - Кости не задело...

- Мне сказали, у вас что-то с ушами!

- Ну и с ушами тоже...

Он посадил Германа на стул, рук мыть не стал, как это делают приходящие
доктора, протер тампоном - запахло, как в ветлечебнице.

- Теперь-то снимите котомку. Она вам мешает.

Противиться было бы смешно, ему не скажешь, что это корсет. Шабанов
поставил НАЗ возле ножки стула, под руку. Там же висел пистолет...

Доктор натянул на лоб зеркальце с отверстием и, приблизившись вплотную,
посмотрел в глаза, в нос, и лишь потом ощупал все вокруг уха, заглянул
внутрь. Все наскоро, будто спешил куда.

- Понятно, - заключил. - Что произошло?

- Катапультировался, - не сразу признался Герман, решив, что скрывать, кто
он и откуда взялся здесь, не имеет смысла. - Лопнул сосуд, у меня такое уже
было...

- Что значит - катапультировался? - или прикидывался, или на самом деле не
понял Иван Ильич.

- Прыгнул с самолета. Вынужден был оставить борт...

- Откуда? - изумился тот, словно впервые слышал о самолетах и прыжках.

- Из боевого, военного самолета. Он оборудован специальным приспособлением
- катапультой, - наблюдая за доктором, стал объяснять Герман. - Чтобы пилот
успел покинуть машину в критической ситуации. Военный истребитель имеет
высокую скорость...

- Что вы мне рассказываете о самолетах! - возмутился он. - Я их много раз
видел. Самолеты летают очень быстро, очень высоко и издают при этом сильный
неприятный звук... Лучше объясните, зачем прыгали? Вы что, с ума сошли? Это
же очень опасно!

- Но я же с парашютом, - Шабанов никак не мог понять, дурака валяет этот
доктор или на самом деле настолько не от мира сего, что видел самолеты лишь
высоко в небе.

- А, парашют знаю, слышал! И все равно, зачем нужно подвергать жизнь такой
опасности?

- У меня кончилось топливо...

- Как это понимать - кончилось топливо? - он выпучил глаза. - Топливо, это
же дрова...

Шабанов не считал себя тонким психологом, впрочем, как и физиономистом,
однако сейчас вдруг уверился, что Иван Ильич не прикидывается, а на самом
деле обескуражен и поражен словами пациента.

- В самолетах вместо дров используется керосин, - терпеливо объяснил он. -
Так вот, у меня он и кончился...

- Керосин я знаю, это хорошо! - вдруг одобрил и обрадовался доктор. - Это
уже прогресс... Знаете, молодой человек, однажды я ехал на поезде. Тогда
был совсем еще маленький, но хорошо запомнил. Поезд тащил паровоз, такая
большая черная машина, которая работала на дровах и испускала очень много
пара. И сейчас подумал! - он засмеялся. - Неужели и самолеты летают, сжигая
дрова?

- Нет, они работают на бензине или керосине. - Шабанов разговаривал с ним,
как с ребенком. - Мой самолет был реактивным. Это такие двигатели, которые
разгоняют машину до сверхзвуковой скорости...

- Постойте, постойте! - перебил он. - Но почему за самолетами тянется пар,
как за паровозом?

- Это инверсионный след! Двигатель выделяет тепло, а в верхних слоях
атмосферы очень холодно, настоящий мороз. И получается облако...

- Конденсат влаги, это я знаю! Вы смелый человек. Прыгнуть с такой
высоты... В моей практике первый случай!

Герман прикусил язык, неожиданно вспомнив Агнессу, которая занималась
молекулярной оптикой - направлением в науке, о котором даже он, имеющий
хоть и военное, но высшее образование, знал смутно и не мог даже точно
сказать к чему оно относится - физике или химии.

А этот доктор будто бы не имеет представления, на каком топливе летают
самолеты...

Пауза заставила его вернуться к здоровью