ичем не для мебели, а рабочие, хорошо обкатанные за
прошедшую зиму. Шабанов для порядка постучал и, держа пистолет наготове,
открыл двухстворчатую дверь в дом. Из тьмы дохнуло давно не топленным
жильем, запахом масляной краски, свежими древесными стружками и, что совсем
странно, в углу мерцал маленький зеленый огонек. Он включил фонарь и луч
случайно выхватил на стене электрический выключатель у входа и провода,
бегущие по стенам: в этом хуторке, как и в предыдущем, да как и на всем его
пути, не было ни единого знака цивилизации, в том числе электростанций и
электролиний. Однако когда Герман щелкнул кнопкой на стене, в доме ярко
полыхнул свет, заставивший его инстинктивно дернуться назад и присесть,
хотя ничего не произошло.

После долгих скитаний по диким горам и рекам обстановка в доме была вполне
цивильной и уютной, несмотря даже на холод из-за непрогретых каменных стен.
И при этом помещение не выглядело, как постоянное жилище и напоминало
скорее небольшую частную горнолыжную базу. В углу стоял большой холодильник
(на нем и светился зеленый индикатор), далее, самодельная кухонная стенка
со стеклянными дверцами и белым пластиком на столах, чуть правее, на
специальной подставке, японский телевизор "Фунай" и музыкальный центр, а за
барьером, на западный манер отделяющим кухню от комнаты, виднелись большой
камин из природного плитняка и мягкая мебель. На всякий случай Шабанов
заглянул в двери боковых комнат, посветил фонарем - в двух оказались
спальни, в третьей мастерская резчика по дереву: верстак, заготовки,
стружки, а по стенам, вплотную друг к другу, висели деревянные маски, одна
страшнее другой...

Должно быть, человек, постоянно живущий здесь, был сторожем и отличался
оригинальностью для подобных таежных и отдаленных условий, занимался
прикладным творчеством, а настоящий хозяин приезжал с друзьями или семьей
кататься на горных лыжах.

- Сейчас все узнаем! - Герман включил телевизор. - Ларчик просто
открывался... А то - где я? Где я?..

Он пощелкал кнопками на пульте, однако был поздний час и ни одна программа
не работала, на экране мельтешил "снег". Тогда он вспомнил о космической
антенне на крыше, нашел и включил в сеть усилительный блок: пожалуй, на
трех десятках каналов гнали все, что угодно, от спорта до порнухи, и ни
одной программы на русском...

Нет, это еще не значило, что он на Китайском Тибете, на Монгольском Алтае
или в Японии; то же самое ночью можно увидеть и в Пикулино, однако и
цивилизованный дом никаких точных ответов не давал и напротив, еще больше
вводил в заблуждение, смешивая реальность с произвольными фантазиями.

Все, что он видел, существовало не в воображении, щупай руками, пробуй на
вкус и запах; окружающие вещи подвергались разумной логике и анализу, и
вместе с тем, даже в этом благоустроенном, практичном и в общем-то
привычном жилище рядом с предметами, вполне объяснимыми, встречалось то,
чего быть не могло. Несколько освоившись и убедившись, что хозяев здесь нет
уже несколько дней, Шабанов ощутил, как в доме начало теплеть. Сначала он
не обратил на это внимания, полагая, что согревается сам в закрытом
помещении, за счет внутреннего тепла, вызванного короткой и интенсивной
пробежкой. Затем он неожиданно увидел на жестких, травяных циновках,
всецело покрывающих полы, засохшие капли и мазки крови. Настороженный ими,
Герман несколько минут обследовал жилище, прежде чем не заметил, что следы
оставлены им самим: из ботинок, в которых давно хлюпало, и со штанин
комбеза брызгала кровь, разведенная речной водой, и как только он понял
это, вмиг зажгло ноги.

Отвлекшись от всего, Шабанов расшнуровал ботинки, содрал их, и расстегнув
"молнии" на мокрых штанинах, обнаружил, что левая икроножная мышца пробита
насквозь, а на правой есть лишь входное отверстие: пуля сидела где-то в
мякоти.

И это сейчас становилось лучшим доказательством, что сумасшедший спуск по
реке и засады, устроенные на порогах, не бред! Все было! А иначе кто же
тогда прострелил обе ноги?.. Причем не понять, одной пулей или двумя? Судя
по кровоточащим, черным и на вид совсем не опасным ранам, калибр оружия был
мелкий, по крайней мере, не "девятка", то есть не сам себе прострелил.

Шабанов, как смог, сделал первичную обработку, после чего забинтовал ноги,
и когда более-менее привык к виду своих ран, как-то ненавязчиво сделал
открытие: ступни согрелись так, что стало горячо, окровавленные носки и,
главное, толстые, высотные ботинки, вконец размокшие, парили, словно у
костра висели, и уже подсохли сверху. Да и сам окончательно согрелся и
ощутил знакомую осоловелость, словно в офицерской столовой после
аэродромных занятий.

И комбез просох, вместе со свитером и футболкой под ним!

Тогда он снова попытался разобраться, откуда идет тепло. Камин давно не
топили, обшитые вагонкой стены прохладные, пол тоже без подогрева, а воздух
в доме настолько теплый, что скоро придется раздеваться!

Десять минут назад входил, как в ледяной склеп, вот же часы на стене висят
и показывают четверть третьего ночи. Куда этот горнолыжник запихал
отопительные приборы?

Судя по просторам и малонаселенности, Шабанов упал на территории России, но
если судить по обстановке в доме и техническому прогрессу, наверняка это
Япония. Последние полета лет они не оружие изобретали, а делали все во имя
человека и на благо его, и такого навыдумывали! Стоит где-нибудь в углу
неприметная коробочка - и оттуда горячий воздух. Вошел, свет включил, она и
заработала. Потому что одним камином такое пространство не нагреешь, тем
более, зимой - без печи в каменных стенах не выжить...

Он спохватился, вспомнив, что уже не первый раз ломает голову над тем, что
не подлежит пониманию, как тот кусок земляничного мыла, неведомым образом
очутившийся в лодке. Причину следует искать в себе самом, в своем
воспаленном воображении и, чтобы окончательно не свихнуться, лучше
воспринимать мир, каков он есть, со всеми необъяснимыми причудами и
явлениями, как он воспринимается в детстве.

Можно спросить у взрослых, почему течет вода в реке, отчего цветет черемуха
или гремит гром, однако от их ответов ничего не изменится. Все равно
никогда не понять сути явления: ученые мужи на это жизни кладут, а мир как
был "черным ящиком", напоминающим "Принцессу", так и останется.

На самом деле в доме горнолыжника холодно, теплый воздух ему лишь чудится,
потому как очень хочется согреться...

Герман выключил свет и вышел на улицу. Луна, висевшая за рекой, уменьшилась
и светила ярче, как говорят, хоть иголки собирай, и весенняя ночь от этого
показалась прохладной и знобкой. К тому же раны на икрах, лить жгущие до
перевязки, сейчас стали отдаваться болью при каждом шаге, особенно в
правой, где сидела пуля. Удрать от охотников по суше с такими ногами нечего
было и думать, а чтобы поджили, нужна неделя покоя и ежедневные перевязки -
это при условии, что раны чистые и не будет нагноения. В аптечке "малямбы"
остался последний стерильный бинт, так что придется стирать использованные
и кипятить...

Он спустился по тропинке к реке, вернее, к оборудованной, благоустроенной
пристани и не нашел никаких плавсредств за исключением водных лыж, висящих
под навесом беседки. Кажется, за эту ночь Шабанов проскочил, прорвался
через самые опасные пороги, река далее, насколько хватал глаз при лунном
свете, была хоть и быстрая, но широкая и спокойная. Лодку бы сейчас с
веслами и... куда вынесет.

Он проковылял вдоль бегущей воды вниз, затем вверх, высвечивая фонариком
кусты (может, спрятана где?), и неожиданно наткнулся на свою дюральку,
почему-то стоящую на береговом откосе. Вскинув пистолет, Герман присел и
огляделся - ни души, от всех предметов на берегу такие тени, шевельнись, и
сразу заметно.

То ли обсохла лодка, то ли кто-то вытащил?..

Борта и днище превратились в решето, и живым Герман остался лишь потому,
что завалился в корму, оказался под прикрытием банок непотопляемости,
заполненных пенопластом и расположенных вдоль бортов. Подбери, подожми
ноги, и они бы остались целыми!

Стреляли по нему на убой, буквально задавливали огнем, чтоб не смел
ворохнуться и уничтожить "Принцессу", будто знали, что она спрятана на
самое дно "малямбы".

Но почему же бросили потом, когда он вырвался из первых порогов и впереди
очутилась призрачная белая шлюпка? В тихой воде можно было взять чуть ли не
голыми руками...

- По кочану! - сам себе ответил Шабанов и отвлекся тем, что стал
осматривать лодку.

Затыкать, заделывать дыры занятие бесполезное, днище, словно топором,
изрублено пулями, попадающими по касательной, к тому же он сам прострелил
верх носовой переборки, сбивая кошку, и разбил весь форштевень. Дюраль
можно сдавать в лом по цене цветного металла, чем в тихушку занимались не
летающие и не получающие денежного довольствия подмосковные пилоты...

А отстали пятнистые перехватчики, потому что он ушел из их зоны, заплыл в
некую недосягаемую, возможно, принадлежащую этому горнолыжнику на правах
частной собственности. У них же, буржуев, наложено табу на это дело, полная
неприкосновенность. Может, хозяин здешней территории влиятельный человек
или благородный разбойник, сражающийся против сил зла. Узнал, что за
русским летчиком идет охота, и решил заступиться, выслал на границу своих
владений спасительную белую лодку... По крайней мере, в сказках так бывает.

Утешая себя этими мыслями, Герман пошел назад, к пристани, и неподалеку от
беседки чуть не упал, зацепившись за что-то растянутое у самой земли. В
свете фонарика он увидел две жилы, уходящие в воду, кабель и привязанный к
нему для прочности, стальной тросик - все точно так же, как на первом
хуторе. Хозяин горнолыжной базы мог себе позволить завести гидротурбинный
генератор, мог даже подарить один своему соседу. В этом Шабанов не
сомневался и никогда бы не стал смотреть, как он выглядит, ибо видел
подобную штуку на авиазаводе, где начали их выпуск по конверсии, если бы не
обнаружил, что трос с кабелем слишком уж легко вытягиваются из воды. Он не
знал, что могли придумать, например, японцы, однако наши
конструкторы-оборонщики уж точно перещеголяли всех и сделали самый
современный образец, который весил не более двухсот килограммов. Игрушка
эта была еще дорогая, однако незаменимая для фермерских хозяйств, где нет
электричества и где есть небольшая речушка со скоростью течения выше двух
километров в час. Все детство до суворовского училища Герман просидел при
свете керосиновой лампы и мог оценить, что это за чудо технического
прогресса: опускай на дно и получай от трех до пятнадцати киловатт энергии!

Здесь же турбогенератор вытаскивался так легко, будто на другом конце был
топор или молоток. И когда подтащил к берегу, увидел привязанный к тросу
небольшой голыш, вроде бы для груза, с естественно проточенной дырой
посередине. В детстве они искали такие камешки на речке и назывался он
почему-то курицей. И тут бы было все нормально, разве что курица несколько
крупновата и тяжеловата, чтоб вешать на шею в качестве талисмана; вот для
якоря она годилась вполне и не вызывала бы никаких эмоций, если бы к этому
дырявому валуну не подключили трехжильный кабель. Каждый провод по всем
правилам электротехники имел дополнительную изоляционную трубочку, был
вставлен в свое гнездо и залит веществом, похожим на эпоксидную смолу.

Дурь какая-то видится и лезет в голову! Шабанов забросил камень в реку и
еще раз поклявшись воспринимать мир таким, каков он есть, поковылял было к
дому и по дороге не выдержал, поднял кабель с земли и хватанул его ножом.

От удара током спасла пластмассовая рукоятка, но вспышкой ослепило так, что
он несколько минут сидел с белым пламенем в глазах. Лезвие ножа в его руке
выгорело в двух местах, будто от сварочного электрода, а с отрезанного
конца кабеля текла в землю непрерывная голубая искра электрического
разряда...

Неудачная попытка взлететь на крыльях из овчинного тулупчика ничуть не
разочаровала Шабанова и уверенность, что человек может оторваться от земли
и подняться в воздух, росла с каждым годом. Увлечение авиамоделированием
продлилось не долго и не вызвало тогда особенного интереса. На деньги,
заработанные колкой дров для школы, он купил разобранную деревянную модель
самолета, склеил ее, поставил моторчик и поднимал в воздух всего раз пять,
после чего сунул на шкаф, и матушка до сих пор стирает с нее пыль. Теорию
полета он изучал, глядя на птиц, поэтому его привлекало гибкое, машущее
крыло, а в книгах, которые он выписал через посылторг, такой путь развития
авиации браковали сразу, как заведомо нереальный, и везде подчеркивали, что
нет и не может быть аппарата, на котором бы человек взлетел за счет силы
собственных мышц.

В детстве подобные утверждения лишь раззадоривали его, в своих фантазиях
Герман поднимался с земли и летал тысячи раз, и видел себя летящим как бы
со стороны на самых разных видах крыльев, но всегда птичьих. Во сне же
полеты совершались чуть не каждую ночь, причем иногда без всяких крыльев,
просто вытянешь руки, оттолкнешься от земли - и воспарил. И когда он
рассказывал свои сны бабушке (в деревне у них да и в семье было так
принято, поскольку Шабаниха считалась знаменитой толковательницей), она
гладила внука по голове и говорила ласково:

- Это ты растешь, Германка. Ручки вытягиваются, ножки вытягиваются, а тело
становится легонькое, как перышко. Потому что ты еще ангелочек.

В пять лет ее объяснения еще устраивали, но в двенадцать, когда он уже
начитался, насмотрелся и наслушался, эти сказки воспринимал с ухмылкой и
устраивал бабке форменный допрос.

- Нет, ты мне скажи, я что, на самом деле становлюсь легче, когда летаю во
сне?

- Конечно! Раза в два легче!

- Значит, изменяется гравитация?

Бабка точно не знала значения этого слова, но умела выворачиваться из любой
ситуации - такова уж судьба всех знахарок и гадалок.

- Насчет гравитации не скажу, а то, что у ребенка ангельская, безгрешная
душа никакого веса не имеет, это знаю. Почему люди когда вырастут, не видят
таких снов? Или видят, так редко кто? Да потому что грехи к земле тянут!
Тогда и начинается твоя гравитация.

Он никак не хотел соглашаться с ее теориями и все время старался загнать
бабку в угол.

- Значит, по-твоему, летают только малолетние ангелы?

- Конечно!

- А как же архангелы? Они же вон взрослые и все равно с крыльями на иконах!

- Вон ты на что замахнулся! - тянула Шабаниха время, чтобы придумать
достойный ответ. - Ишь, заметил!.. Архангелы, это ведь старшие ангелы. Им
положено летать. Души чистые остались, вот и летают.

- Почему тогда черти летают? Ведьмы, Бабы-Яги?

И тут бабушку Шабаниху не взять было голой рукой.

- Потому что у них душ вовсе нет от природы! Человек вот так продаст душу
дьяволу и летает себе!

Насчет бабкиного толкования о душах Герман сильно сомневался, однако ее
теория по поводу уменьшения веса тела в тот момент, когда во сне летаешь, с
малых лет засела в голове и с годами находила подтверждение. После таких
снов он и в самом деле чувствовал себя легко, ноги земли не чуяли, если
приходилось куда-то бежать.

Эту загадку он перенес из детства в суворовское училище, и там, когда
разговорил своих товарищей и выяснил, что большинство во сне летают, облек
бабкины слова в целую научную теорию и предложил провести придуманный им
эксперимент. С черного, хозяйственного двора училища они с товарищем
Жуковым принесли выброшенные в металлолом складские весы, отремонтировали
их, наворовали по магазинам гирь, сделали самописец из будильника и рулона
миллиметровки, чтоб вычерчивалась кривая изменения веса, и, установив на
платформе кровать, стали спать по очереди.

Это был последний всплеск детства, возможно, прощание с ним...

И результат оказался потрясающим. Шабанов не особенно-то верил, что
рассказывали пацаны из их комнаты, разглядывая после подъема ленту
самописца, однако для чистоты эксперимента сам проспал на весах сорок две
ночи.

И ни разу за это время не взлетел во сне. Будто отрезало!

То же самое происходило с товарищем Жуковым. Правда, он скрывал, что ему не
снятся полеты, и признался только спустя год, но факт оставался фактом.

А стоило лечь на свою кровать, прочно стоящую на незыблемом полу, как
сны-полеты немедленно возвращались.

Можно было еще тогда сделать вывод, что есть на свете вещи, не поддающиеся
ни осмыслению, ни анализу, ни научному эксперименту. И всякие попытки
проникнуть в их тайну такие же бесполезные, как подняться в воздух одной
лишь силой человеческих мышц. Но Шабанов на этом не успокоился. В первые же
суворовские каникулы летом он приехал домой и вместо того, чтобы
красоваться в форме перед девчонками, взялся строить махолет. Дело в том,
что накануне этого, в заброшенном армейском овощехранилище, куда суворовцев
гоняли на уборку мусора, он увидел полет летучей мыши в луче прожектора. И
мгновенно понял суть, позволяющую этой твари легко парить и передвигаться
по воздуху.

В Твери он закупил двадцать квадратных метров уцененной болоньи - ткани, из
которой шили когда-то модные плащи, а две рамы от спортивных велосипедов,
колеса и лыжные палки нашел в школьном складе спортинвентаря.

Конструировать махолет он взялся в пустой по летнему мастерской, где отец
вел уроки труда, и кроме него никто не видел, в каких муках рождались эти
крылья. Мужик крестьянского, рачительного склада ума сначала не верил в
затею сына, посмеивался или ворчал, когда Герман тащил со склада еще
хорошие алюминиевые палки и резал их на каркас, потом стал чаще заглядывать
в мастерскую, что-то подсказывать и незаметно втянулся так, что пожертвовал
два школьных копья, три новых комплекта титановых лыжных палок и, наконец,
стал оставаться ночевать на верстаке вместе с сыном.

Первое испытание проводили глубокой ночью, и не потому, что опасались чужих
глаз или сомневались в возможностях аппарата - просто не терпелось взлететь
немедленно, не дожидаясь утра. На школьном футбольном поле отец разломал и
убрал ворота, чтобы не дай бог не зацепиться на взлете крыльями или
колесами, сшиб лопатой травяные кустики и помог пристегнуться к сиденью.
Вначале Герман прокатился по кругу, притирая детали - все работало, крылья
махали с мощным, хлопающим звуком, поднимая пыль и обдавая ветром отца.

- Во! - кричал он, не отставая от махолета и показывал большой палец. -
Давай на взлет!

Герман выехал на старт с неожиданным для себя спокойным, даже холодным
сердцем и абсолютной уверенностью, что сейчас воспарит над землей. Кстати,
и все последующие старты на самых разных летательных аппаратах проходили с
таким же чувством. Уже в летном училище, когда после тренировочных винтовых
самолетов Шабанов впервые сел за штурвал реактивной сверхзвуковой спарки и
легко поднял ее в воздух, инструктор не сдержался, сказал по СПУ.

- Ну ты и слон, Шабанов.

Он просто не знал, что этот курсант тысячи раз мысленно поднимался в небо и
так же мысленно переволновался тысячи раз...

- Только гляди, шибко высоко не взлетай! - предупредил отец. - Ночь, ничего
же не видать. Как садиться-то в темноте? Не до рассвета же летать...

Герман раскрутил педалями маховик, и когда тот загудел, сотрясая всю
конструкцию, включил привод. Пятиметровые, матерчатые крылья, точно
скопированные с летучей мыши, захлопали с шипением и свистом, и когда
показалось, что подъемной маховой силы достаточно, он налег на педали и
сбросил балласт - тот же маховик, отдавший свою энергию. Аппарат подбросило
от земли метра на два и с легкими затухающими трясками опустило на землю.

- Хватит! Хватит! - заорал отец. - Летает, сука! Летает! Не должен, а
летает!

Потом они долго рыскали по полю, на пустыре и в лесу, искали, куда укатился
тяжелый, чугунный маховик, приспособленный от послевоенного трактора, и
отец от восторга вдруг стал непривычно болтливым и энергичным.

- Надо же, из барахла собрали какую-то хреновину, а она - летает! Ну ты
голова. Германка! Вот утром народ подивим! А пус