ется. Вы еще очень слабы, юноша, вам требуется покой
и отдых...

Она повела его по лестнице вверх, словно бычка на веревочке, растворила
дверь палаты, раздела и уложила на кровать. Герман мог сопротивляться
единственным способом - удерживать себя в сознании, не позволять вновь
усыпить его хоть в анабиозный, хоть в простой сон. Он помнил один старый,
еще детских времен, способ сохранить самообладание - сосредоточиться и
быстро-быстро повторять упражнение для ума и языка:

- Жили были три японца: Як, Як Ци Драк, Як Ци Драк Ци Драк Ци Дроне...

Шабанов успел выговорить немного, язык начал заплетаться и отказал, потому
что он вдохнул запах травяного нектара и увидел себя шестилетним мальчиком,
бредущим по свежей и колкой стерне заречного покоса...

Во второй раз он пробуждался от сна с великой неохотой...

У него было полное ощущение, что он несколько дней прожил ребенком в своем
доме, видел родителей молодыми, косил и ворошил с ними сено, ел недозрелую
черемуху и купался в реке Пожне. То есть совершил невероятное - побывал в
детстве, однако это потрясающее, радостное чувство было испорчено тем, что
откуда-то появилась Лися - дурочка из соседней деревни. Тогда ей было лет
пятнадцать, зимой работала она сучкорубом на лесоучастке, и потому как
летом лес не готовили, Лися просто болталась по деревням и воровала где что
под руку попадет, чаще всего кур. Когда же ее хватали на месте
преступления, кричала:

- Это не я! Это Лися! Лися куру сперла!

И еще одно сходство с лисой было у дурочки: огненные волосы, но кожа при
этом чистая, шелковая, без единой конопушки, которые обычно бывают у рыжих.
Она наверняка бы стала местной красавицей, но ее украл, изнасиловал и
научил воровать какой-то проезжий цыган. И сделал из нее настоящую ведьму.
В школу она после этого не ходила и лет с двенадцати стала бедой и яблоком
раздора для всей округи. Кроме кур Лися начала воровать мужиков, мальчиков
и однажды даже соблазнила старика лет под семьдесят, который на ней и умер.
Несколько раз ее ловили и били женщины, но дурочка быстро отлеживалась и
снова выходила на промысел, завлекая даже самых порядочных и стойких
мужиков, а у тех, кто поднимал на нее руку, начинались несчастья и болезни.

Бабушка Шабаниха все свои колдовские чары употребила, чем только не поила,
и тайно, и явно - ничего не помогало!

Вот теперь эта Лися пришла к черемухе, на которой сидел Герка, и начала
звать:

- Иди ко мне, мальчик. Ну, иди! Я же вкуснее черемухи. Она вон еще бурая,
наешься - потом не про......ся. А я зрелая и сладкая... Хочешь, дам за
щелку подержаться? Смотри, какие красивые волосики вокруг! - приподняв
подол, она показывала что-то огненное и притягательное. - Спускайся ко
мне... Никто же не видит! Ну?..

Герка едва уже цеплялся дрожащими руками за сучья и висел на черемухе, как
зрелая груша, готовая пасть на землю. Вся кровь, как во время
катапультирования, прилила к низу и в голове звенело от пустоты. А эта
хитрая ведьма продолжала манить:

- Покажи, у тебя есть же в штанишках гвоздик? Такой горячий гвоздик...
Сними трусишки и покажи? Никто же не видит. И никто не узнает!

Когда он отвернулся и из последних сил вцепился в ствол черемухи,
схватываясь то жаром, то холодным страхом, Лися засмеялась и сказала:

- Сейчас стрясу тебя! Не удержишься!

И начала растрясать, раскачивать дерево, а Герка с глубоким внутренним
сопротивлением будто бы закричал:

- Не хочу! Оставь меня здесь! Не хочу-у-у!..

Но горло слиплось от знобящего жара, и крика не получилось. Лися раскачала
черемуху так, что он сорвался и брякнулся на землю прямо к ее ногам. И тут
увидел, что это вовсе не дурочка склонилась над ним - сестра-хозяйка, эта
матронесса Анна Лукинична!

Она растрясла, освободила Шабанова от кошмарного сна, однако заговорила
сладенько, голосом Лиси:

- Проснитесь, молодой человек! К вам очаровательная посетительница,
принцесса! Вставайте!

Он не встал, хотя мгновенно среагировал на слово "принцесса", однако уже и
не спал, находясь в полудреме; почувствовал теплую руку на голове, и думая,
что это рука матери, оттолкнулся от твердого берега и снова поплыл бы по
волнам детства, если б не услышал знакомый летучий голос:

- Какой ты смешной!.. И такой шерстяной!

Сначала Шабанов увидел Агнессу, склонившуюся над ним, и чуть позже, себя
голого - лежал, в чем мама родила! А она без всякого стыда лохматила на его
груди волосы, щекотала живот и смеялась:

- Ты похож на медведя! На молодого, сильного медведя. Я буду звать тебя
принц!

- Где "Принцесса"? - спросил он или хотел спросить - губы и язык почему-то
не повиновались.

- Вот, я принесла передачу! - она не услышала, выложила ему на грудь три
тяжелых апельсина. - Знаю, у вас принято приносить больным фрукты. Ешь! Или
нет, открой рот, а я стану выдавливать сок. Ты же хочешь пить?

На сей раз она явилась в нарядах неожиданных - натуральное свадебное
платье, ослепительно белое и с белым же узором по ткани, напоминающей
парчу. В глубоком вырезе до основания высокой груди сверкало бриллиантами
ожерелье в виде сетки, волосы связаны на темени и убраны мерцающими
звездами. Сейчас она действительно походила на принцессу...

Агнесса медленно сняла белые перчатки, содрала с апельсина огненную шкурку,
напоминающую волосы Лиси, и стиснула его двумя руками - сок побежал на
лицо, попал в глаза, защипало и все задвоилось. Он сообразил, что это
очередной и уже знакомый сон: почти так же она являлась в первый раз, когда
он ночевал возле хутора. Разве что там она манила откровенно, как Лися, а
здесь втягивала в какую-то полудетскую эротическую игру, от которой нельзя
было отделаться.

Шабанов отер лицо ладонью, тем самым как бы принимая игру сна или
воображения, и одновременно отмечая реальность происходящего.

- Ну, разожми зубы! - потребовала она. - Открой рот! Я хочу, чтобы ты
открыл!

В последних словах зазвучал детский каприз. Шабанов и в самом деле
обнаружил, что челюсти свело, стянуло рот, голосовые связки, и вспомнил,
отчего это произошло - объелся незрелой черемухи...

Она разлепила ему пальчиками губы и, приложив апельсин к зубам, стала
тихонько давить сок. Когда набрался полный рот, он сделал глотательное
движение, промыл гортань и обрел голос.

- Одежда... - он сел и огляделся. - Где моя одежда?

Апельсины раскатились по полу.

- Зачем тебе одежда, мой милый принц? - зажурчал ее соблазнительный смех. -
Ты такой красивый... Пей сок!.. Хочу, чтобы ты больше никогда не носил
никаких одежд! Разве что набедренную повязку...

"Сейчас разденется сама", - обреченно подумал Шабанов, ничуть не
сомневаясь, как и чем закончится этот сон.

Будь это наяву, он бы и сам вытряхнул ее из этого королевского платья...

- Ах, да! Почему доктор не оставил одежды? - возмущенно спросила она. -
Велю немедленно принести!

Буквально через несколько секунд на пороге вырос Иван Ильич, нагруженный
всеми вещами Шабанова, вплоть до пистолета и "малямбы".

- Агнесса Тихоновна! Сударыня! Ах, как вы сегодня прекрасны! - залепетал и
затрепетал он, бросаясь к ее рукам, но вместо того, чтобы позволить
поцеловать их, царственный этот ребенок гневно свел брови.

- Вы что принесли, доктор?! Я сказала - принести одежды. Которые я прислала
в больницу! А это - амуниция!..

- Нет! - Шабанов ухватился за свои вещи и потянул к себе. - Нет, мне нужно
именно эту... Все это!

- Но мы идем в театр! - капризно воскликнула она.

- В театр не хочу, - тупо сказал Шабанов. - В какой театр?..

- Захочешь! Я уверена, ты непременно захочешь, как только узнаешь, куда мы
идем, что будем смотреть, и кто там играет!

- Я хочу домой, - пробормотал он, ощущая в себе детскость, оставшуюся от
сна. - И ничего не хочу знать.

- Хорошо, выдам секрет, - зашептала Агнесса. - Мы поставили "Женитьбу"
Островского. И я там играю главную роль! Агафью!

- Все равно не пойду.

- Понимаю, у нас театр... домашний, самодеятельный, как у вас называют, но
получился замечательный спектакль! И сегодня - премьера!

- Потому ты... в таком платье?

- Конечно же! Конечно! - она решила, что продавливает его упрямство. -
Надела, чтобы обносить, привыкнуть...

- Отдайте мою одежду! - сделав паузу, потребовал Шабанов и потянулся за
комбинезоном. - Вот эту! Я другой не хочу!

- Пожалуйста, сударь! - Иван Ильич с готовностью свалил ношу на кровать. -
Право же, она идет вам лучше, нежели смокинг или сюртук.

- У вас хороший вкус, доктор! - одобрил он, хватая и натягивая трусы.

- Я бы никогда не осмелилась появиться в свете с мужчиной в столь
экзотическом костюме, - Агнесса погрустнела и пригасила свой порыв. - Но
сегодня уступаю! Как хочешь, Герман. Если тебе удобно в таких одеждах...

- Не гневайтесь, сударыня! - почувствовав слабину, заговорил доктор, при
этом глядя на нее влюбленно. - Ей-Богу, одежду сдали в кастелянную из самых
благих соображений! Больной сам уже однажды вышел из анабиоза! И мы чуть не
потеряли его!.. А у пациента сложный диагноз. Повышенная агрессивность,
навязчивый бред... Кстати, сейчас он ничего не спрашивал о принцессе?

- Если только обо мне! - самоуверенно заявила она. - А если и бредил... то
называл мое имя. Он звал меня, доктор?

- Ваше имя? - засуетился Иван Ильич, посматривая на Шабанова с явной
неприязнью. - Нет! Он ни разу не называл вашего имени, дорогая Агнесса
Тихоновна! Ни-ни! Пациент весьма озабочен некой навязчивой идеей. Да! Он
все время искал какую-то принцессу, но не вас! - и тут же добавил с
доверительным смешком. - Уверял, что спрятана в котомке! Вот в этой!
Принцесса в котомке, смешно, не правда ли, сударыня!

- Герман, - Агнесса заглянула в глаза, выдержала паузу и заговорила
внушительно. - У тебя же не было никакой принцессы? Ведь ты же помнишь, она
погибла в самолете. Это же правда?

Шабанов не знал, что ей ответить: утверждение обратного снова бы вызвало
подозрение, что он бредит. Оставшееся смутное чувство о путешествии в
детство еще манило назад, но трезвеющий разум сопротивлялся этим
наркотическим грезам. И все-таки он засунул руку в НАЗ, обшарил все уголки:
"Принцессы" не было...

Хотелось схватить доктора, тряхнуть и спросить, однако тот что-то почуял,
отстранился, услужливо объяснил Агнессе:

- И еще уверял, что принцесса, это вовсе и не принцесса! А какой-то прибор!
Да, и весьма дурно пахнущий!

Герман торопливо натягивал на себя одежду, одновременно проверяя карманы:
все оказалось на месте - часы, планшет и даже радиостанция "комарик"...

- Оставьте нас, доктор! - повеселела и снова стала легкомысленной Агнесса.
- Мне кажется, он совершенно здоров.

- Но сударыня! Я обязан наблюдать больного...

- Идите отсюда вон! - жестко произнесла она, глядя доктору под ноги.

Он не стал дожидаться, когда она поднимет взгляд, сверкнул глазами в
сторону Шабанова и вмиг исчез из бокса. А эта странная взрослая
девочка-диктатор подняла апельсины с пола и стала играть ими, с ловкостью
фокусника катая в ладонях и любуясь ярким мельканием. Потом остановила это
кружение и, подойдя к стене как к зеркалу, примерила фрукты к волосам в
виде украшений, и Шабанов снова вспомнил Лисю.

- Мы уже встречались с тобой во сне, - вдруг проговорила она. - Помнишь?..
Я приходила в образе распутницы.

- Я все очень хорошо помню.

- Погоди! - Агнесса заговорила срывающимся полушепотом. - Хочу проверить
тебя!.. Скажи, где мы встречались? И при каких обстоятельствах? Что я
делала? Что делал ты? Ну?.. Говори, говори!

- Я сидел на дереве, - Шабанов, по сути, пересказывал предыдущий сон. - Ты
стояла внизу и... звала меня. Потом потрясла дерево и я упал.

- Все было именно так! - восхитилась она. - Но почему - на дереве? Я стояла
на земле, а ты летел в небе!

- Не летел - висел, как мешок на черемухе!

- Что ты делал на этой черемухе?

- Ягоду ел...

Агнесса вздохнула с сожалением.

- Это была не я... Очень похоже, но встречался ты не со мной.

- Тогда ты еще была ярко-рыжая, - напомнил Герман. - И звали тебя не Ганя,
а Лися. Да и наряды... другие. Помнила?

- Как? Лися?.. Чудное имя... Нет, я никогда не была рыжей, - она
встряхнулась от воспоминаний. - Все было так: ты летел в небе, не очень
высоко. Сначала я увидела твой самолет и мне захотелось посмотреть, кто там
летит. Просто из любопытства... И я посмотрела. Ты тогда что-то ел.

- Как же ты увидела? - спросил он, радуясь, что этот разговор происходит во
сне и можно проснуться нормальным, здоровым человеком. - Обычно я обедаю на
высоте в полтора километра.

- Я приблизилась к тебе и взглянула...

- На чем? Уж не на белой ли лодке?

- На белой лодке я катаюсь по воде... В общем, приблизилась и увидела, что
это ты. Такой смешной и голодный. Ел что-то из банки руками... А потом
заметил меня и взлетел очень высоко.

- Я не видел тебя. Видел только шар. Приплюснутый шар, похожий на
ярко-желтую тыкву.

- В этом шаре была я! - Агнесса счастливо рассмеялась. - И еще покружилась
вокруг, чтобы ты заметил!

- Надо полагать, такой летательный аппарат? - не удержался и съязвил
Шабанов, а сам еще раз подумал - хорошо, что сон.

- Что-то вроде твоего махолета, только без чугунного колеса... Ты мне очень
понравился! И тогда я решила завести тебя в наши дебри.

- Так это я по твоей воле оказался здесь?

- Ну конечно же! - возликовала она. - Так долго кружила тебя в небе и
закружила!.. Потом узнала, ты летел не один, с этой "Принцессой"...

- Хорошо, что это сон, - вслух сказал Герман.

- Это не сон!

- Значит, сон разума...

- А вот и нет! А вот и нет! - запрыгала она от счастья, вызывая его
раздражение. - Хочешь, ущипну? Или ущипни себя сам!

- В таком случае, где моя... "Принцесса"? Была вот в этой котомке!.. Где?

- Не отдам! Не отдам! - великовозрастное дитя откровенно дурачилось. -
Зачем тебе прибор? Зачем дурно пахнущая "Принцесса", когда есть настоящая?
Я ведь тоже нравлюсь тебе, правда? Ну, скажи? Скажи, и будешь самым
счастливым на свете!

Она возбуждала лишь тихое возмущение, готовое перерасти в глухую неприязнь
и отвращение. Точно так же было с Лисей, когда она стряхнула Шабанова с
черемухи и стала катать по земле, словно игрушку.

- Послушай меня, Агнесса, - сдерживаясь, проговорил он. - Если это не
сон... Если ты действительно знаешь, где находится "Принцесса"... Помоги
вернуть ее.

- Какая принцесса? - прищуривалась она. - Здесь лишь одна принцесса - это
я!

- Прибор! Ты понимаешь, что такое прибор?!

- Не совсем, но имею представление... А тебе он очень нужен?

- Я не могу без него вернуться!

Агнесса чуть отступила, провела рукой возле своего лица и будто смахнула
дурашливую веселость.

- Вернуться?.. Куда вернуться?

- Домой. Домой, в свою часть. Я военный летчик и живу в военном городке...

- Я знаю, где ты живешь, - проговорила грустно.

- Тем более... Я должен вернуться домой.

- Неужели не хочешь остаться со мной?

Шабанов мысленно выругался, но сказал по-солдафонски тупо и определенно.

- Я служу в армии. Принимал присягу. Клятву такую, понимаешь? И я обязан
вернуться!

- Если ты не получишь "Принцессу", все равно вернешься?

- Все равно... Тогда меня посадят в тюрьму.

- В тюрьму?.. А что это - тюрьма?

- Такой дом, куда запирают на замок и лишают свободы.

Она подумала, растерянно покрутила головой, развела руками.

- За какой-то прибор... Лишают свободы? Разве это справедливо? Разве из-за
такой безделицы можно посадить человека под замок?

- Я не выполнил своего долга, - с терпеливостью и надеждой объяснил
Шабанов, не вдаваясь в подробности, что такое "Принцесса". - Изменил
присяге... Ты же понимаешь, кто нарушает клятву, тот преступник.

- Понимаю, - совсем грустно проронила Агнесса. - Нельзя изменять своему
слову...

- Вот. Вот!.. Если можешь, помоги найти прибор? Конечно, если все это - не
сон и не грезы.

- К сожалению, нет... Хорошо, я принесу твою "Принцессу". Кто нарушит
клятву - будет проклят.

Идем!

- Вот это ты сказала правильно!

Наконец-то Шабанов покинул злосчастную больницу, которая казалась ему хуже
тюрьмы. На улице дул теплый, весенний ветер, лопались почки, распускались
листья, высокое небо отметилось крестиками перелетных птиц и одуряюще пахло
жизнью, солнцем, свободой - как в путешествии в детство.

Нет, это была явь! Во сне он не ощущал таких ярких и многообразных запахов,
кроме запаха парного молока и горячего хлеба.

И одновременно все напоминало сновидение, ибо в окружающем пространстве
было много чего-то неестественного и бессмысленного, словно в древней и
чужой цивилизации. Он жадно осматривался, уже по привычке выискивая
приметы, по которым можно было бы установить свое местонахождение, но ни
надписей, ни указателей, ни чего-нибудь знакомого, по чему можно определить
хотя бы страну, на глаза не попадало. Вероятно, это был городок,
расположенный в старом, ухоженном парке, или парк, где жили люди: сквозь
просветы между огромными деревьями проглядывали каменные дома с
нагромождением архитектурных излишеств, колоннады неизвестного назначения,
причудливые изваяния из камня, в том числе, гигантские курицы, разлапистые
беседки, мостики, перекинутые через ровное место - что-то вроде огромной
детской площадки, где все создано для воображения, фантазий и игры ума, и
где не было детей - лишь изредка, вдалеке на парковых дорожках мелькали
люди.

Кругом царил глубокий, оглушающий покой... Агнесса оставила его в одной из
причудливых. беседок на берегу озера, где плавали вперемешку белые и черные
лебеди, а сама удалилась куда-то вглубь бесконечного парка и пропала на два
часа. Шабанов сначала исправно сидел на теплой каменной скамейке, затем
прогулялся вдоль озера по дорожке, выложенной гранитными плитами, однако
был вынужден спрятаться, поскольку впереди появилась легкомысленно одетая
молодая пара. В их поведении было что-то детское, бездумно-веселое, и
Герман, понаблюдав за ними, все-таки вышел и помахал рукой. - Привет,
ребята!

Застигнутые врасплох, они замерли на мгновение, а потом с криком бросились
в парк, словно вспугнутые зверем дети. Конечно, в высотном комбезе, с НАЗом
на плечах да еще пистолетом на ремне, он выглядел здесь как воинственный
пришелец, и реакция туземных жителей была соответственной. Тогда он
вернулся в беседку и стал ждать Агнессу, по-воровски озираясь по сторонам.

Она появилась внезапно, со стороны озера и, потому что Шабанов высматривал
белое платье, в первый миг он не узнал ее: перед ним стояла девушка в
высотном комбинезоне - точно таком же, как у него, и даже ботинки были
зашнурованы лишь на половину. Не доставало пистолета и "малямбы", но зато в
руке Агнесса держала целую и невредимую "Принцессу"...

- Спектакль не состоится, - заявила она. - Я отменила премьеру.

А он не мог отвести глаз от прибора и почти не слышал, что говорит Агнесса,
все пролетало мимо. Она же приподняла "Принцессу", брезгливо удерживая ее
за "глаз" и чуть ли не зажимая носик.

- Ты искал вот это?

Герман потянулся рукой, однако она спрятала прибор за спину и отступила
назад.

- Я верну... Но ты обязан выполнить одно мое условие!

Сказано было с той же капризно-игривой интонацией, как и на горнолыжной
базе, где она кормила мясом по-французски, и это не предвещало никакой
опасности.

- В театр? - спросил Шабанов. - Да ради бога!

- Нет, не в театр. Ты прослушал, что я сказала...

- Все равно выполню, - пообещал он. - Любое условие! Только отдай мою
"Принцессу".

- Нельзя изменять слову, - напомнила Агнесса и вручила прибор. - Ты сам
говорил...

Шабанов чуть ли не выхватил его, поймав себя на мысли, что даже некогда
отвратительный запах кажется сейчас приятным. Он тотчас же высвободил
кольцо из разъема, натянул его на палец.

- Постой, Герман! Ты же не знаешь моего условия. - угадывая, что он
собирается сделать, предупредила она. - Может, тебе захочется вернуть
"Принцессу", когда услышишь, что скажу...

- Считай до пятидесяти! - приказал он и, сжав руку в кулак, оторвал