У вас костыль есть для этой цели.

На улице выздоравливающие солдатики в казенных фуфайках собирали
подснежники. Ветер раздувал их, а они снова собирали...

Алина увела его за угол в скверик, где почти не дуло, достала сигареты.

- Время прогулки - десять минут, пока курю.

- Да мне и десяти хватит, - ухмыльнулся он, встав поплотнее к ней. - Ты же
ночью придешь ко мне?

- Что? - с наигранным возмущением протянула она. - Закатайте губешку,
капитан! Какой шустрый. Только от наркоза отошел и уже!..

- Я пилот. У меня на принятие решения слишком мало времени. Наркоз, не
наркоз - не имеет значения.

- Что, тоскливо в генеральской палате? - дунула дымом в лицо.

- Угадала! Тоска наваливается смертная, а вокруг ни души. Да и с детства
один боюсь спать.

- Это серьезно?

- Еще бы!.. Приходи!

- Ты что, с ума сошел? - зашептала. - Завтра уволят... Вышла покурить с
тобой, уже доложат...

- Ладно, - тут же согласился Шабанов. - Слушай, все-таки этот козлобородый
был у меня в палате?

- Зачем тебе это? - спросила не сразу, переламывая себя.

- Хочу проверить качества самообладания.

- Хорошие качества, успокойся.

- А кто он, знаешь?

- Откуда?.. Видела второй раз. Неприятный тип, правда?

- Где первый раз видела?

- У начальника медслужбы в кабинете... А что? - Алина почему-то
насторожилась.

- Да нет, все в порядке! - засмеялся Герман и, оглядевшись по сторонам,
сунул руку под наброшенное на плечи пальто, обнял, прижал, зашептал в ухо,
как совратитель. - Какая ты сладкая... Займи двадцать рублей?

- Зачем? - опешила она, отталкиваясь. - Что это значит?

- На бутылку, выпить хочу!

Обида ее была мгновенной и жесткой. Затоптав окурок, указала на дверь,
произнесла стальным голосом.

- Идите в палату, больной!

- Прости, Алина, - повинился Шабанов. - Мне на самом деле очень плохо,
тоска... И хочется сделать глупость, подурачиться, посмеяться...

- В палату, я сказала!

От группы солдат отделился один в фуфайчонке, порысил в их сторону,
придерживая на голове пилотку - закурить стрельнуть.

- Ну, не сердись, - стал подлизываться Герман. - Ты что, шуток не
понимаешь? Это же шутка... Лучше дай воину сигарету, я-то не курю и не пью,
между прочим.

А воин остановился в трех шагах, вдруг раскинул руки и сронил пилотку в
грязь.

- Мать честная! Герка!.. Кипит-т-твое молоко! Я же слышал, ты нашелся!..

Олега Жукова Шабанов едва узнал в таком наряде, обнялись, завозились,
затоптали и пилотку и костыль. Алина стояла чуть ли не с открытым ртом и
сигаретой в протянутой руке.

- А ты-то что здесь? - когда расцепились, спросил Шабанов. - Заболел, что
ли?

- Да я же каждые полгода прохожу реабилитацию! - цвел и пах от счастья
старый кадетский приятель. - Следят, не потекла ли крыша! На две недели,
четко!.. Да хрен с ним! Ты давай рассказывай! Смотрю - ты стоишь или не ты?
Пригляделся - а вроде ты!

- Время вышло, - опомнившись, предупредила Алина помягчевшим голосом. -
Идите в палату. Встретитесь завтра.

- Стой здесь, из окна махну, - сказал Шабанов. Товарищ Жуков понимал все с
полуслова, вытащил костыль из грязи.

- А чего ты с клюкой?

- Потом! - Герман попробовал обнять Алину, однако заработал по руке.

Пожалуй, впервые с того момента, как очнулся в лесу, запеленатый в парашют,
Шабанов ощутил радость и легкий, едва уловимый вкус к жизни.

Товарищ Жуков забрался к нему около двух ночи. Парень он был резкий,
страстный, но и хладнокровный одновременно; в палату он буквально влетел,
забравшись на березу под окном и раскачавшись на ее вершине. Годы ничего с
ним не сделали. Когда Шабанов поступил в СВУ и на первых же занятиях стал
присматриваться и выбирать друзей, взгляд его пал на товарища Жукова, как
он себя называл. Олег был городским парнем, развитым и умным, как
показалось деревенскому учительскому сыну, отвечал на уроках коротко, четко
и всегда по делу, а выбрал военную стезю, как сам признался, из-за своей
знаменитой фамилии, хотя к маршалу никакого отношения не имел. Но по своим
военным способностям и таланту выгодно отличался от остальных - через месяц
получил должность командира отделения, а СВУ закончил старшиной.

Но когда без оглядки влюбился, не пошла у него служба...

До четырех утра старый кадетский товарищ слушал исповедь, сидя на ковре в
позе йога, и боялся дохнуть. Шабанов впервые рассказывал все, как было, без
купюр и прикрас, и чувствовал, как освобождается переполненная душа. Олег
лишь дважды встрепенулся и вскинул голову: когда услышал о шаре в виде
тыквы, и еще раз, когда Герман пытался обрисовать свои ощущения в первый
миг полета внутри этой шаровой молнии. Все остальное время сидел с
опущенным взором, уставившись в одну точку, словно медитировал. И,
выслушав, тяжело распрямляя затекшие ноги, встал, потом бухнулся на колени,
перекрестился в пустой угол:

- Господи! Свершилось! Хоть одного подпустили! Хоть один свидетель есть
теперь на свете!

И еще потом несколько минут, ошарашенный и просветленный одновременно,
ходил по генеральской палате и время от времени шлепал пилоткой по ляжке.

- Все точно! Сначала как шар, потом сплюснулась... И действительно похоже
на тыкву! Я еще подумал, надо же, какой яркий и глубокий цвет, а не
слепит... Вроде бы сгусток какой-то, на вид рыхлый, туманный, но
прочность...

Он что-то вспомнил, опустил плечи и сразу отяжелел.

- Когда я первый раз зашел и попробовал из пулемета - ноль эмоций, будто в
пустоту. Цель вижу! Все реально, расстояние - сто метров, на экране
отбивается физический объект! Ну что еще?.. Со второго захода когда из
пушек вдарил, мгновенно реакция пошла! Сначала вытянулась, будто кто
изнутри распорку вставил и выключилась. Знаешь, как телевизор выключается,
медленно гаснущая точка и все... Думаю, завалил! Аж руки затряслись. Глянул
на экран и страшно стало: цель не поражена, летит впереди и, вроде бы,
приближается...

- Стрелок хренов...

- А кто бы знал?!. Она же двадцать минут вокруг меня моталась и что только
не вытворяла. С хвоста зайдет, к соплам вплотную, и хоть бы что! - у Олега
затряслись руки. - Запрашиваю землю, что делать, а мне эти чурки - выполняй
полетное задание... Откровенно сказать, я с испугу атаковал, боялся
столкновения... Понимаешь, натуральное хулиганство!

Он взмок от волнения и наконец догадался - содрал солдатскую маловатую ему
фуфайку, пижаму и напился из графина.

- Значит так, фраер! - со знанием дела заявил Жуков. - Если хочешь летать,
про эту тыкву ни гу-гу. Сразу обратят внимание на твою тыкву. А если
брякнешь, сам испытал, психушка тебе обеспечена.

- У меня есть доказательства, - хмуро проговорил Шабанов.

- Какие, солнце мое?.. Вот если бы ты угнал у них один экземпляр и закатил
в ангар, тогда бы да! Или притащил секреты этих высоких технологий, а
заодно и внучку.

- Правнучку...

- Да какая разница?

- А то, что я перемещался в пространстве с космической скоростью? И за пять
часов побывал в разных частях света?

- Вот если ты хотя бы в сельсоветах отметился! Чтоб записали в книгу:
тогда-то, во столько-то, прилетал такой-то...

- Я видел торнадо в Тихом океане.

- Было сообщение по "ящику", вот и все.

- Хорошо. В девять сорок две по Гринвичу российский танкер "Семен Дежнев"
был на траверзе острова Галлета в Средиземном море. - Шабанов говорил и
чувствовал, что Олег прав. - Нас заметили. Должна быть запись в судовом
журнале, проверить очень легко, по радио, например...

- Кто станет проверять? Заховай? Да он после твоего исчезновения ходит на
подогнутых стропах... А потом, если даже есть запись и вас заметили, где
доказательство, что в тыкве сидел ты? Надо было ручкой сделать капитану
танкера, фамилию крикнуть.

Судьба так отбила и откатала бывшего суворовца, так вынудила подвергать все
сомнению, что он уже давно не верил и в собственное существование. Пожалуй,
мог запросто убедить, будто его сейчас и в генеральской палате нет...

Проходить два раза в год обследование и тестирование на состояние
психического здоровья - это что-то значило.

- Меня увидела мама, - выдал последнюю тайну Герман. - Это было
одиннадцатого мая в четырнадцать двадцать три.

- Вот как? - тихо и задумчиво изумился Жуков. - Ну-ка, ну-ка...

- Мы приземлились на берегу Пожни. Черемуха расцветала, холодно было... Она
еще пошутила, вот, говорит, возьму и оставлю здесь. Вернешься - меня нет.
Что станешь делать?..

- Кто - она?

- Агнесса... Я задами пошел к дому, чтоб никто не видел. К огороду
приблизился, смотрю, матушка морковку сеет. Наберет семян в рот и прыскает
на грядку... Она всегда в черемуховые холода сеет. Стою и смотрю на нее. А
батя в это время канаву чистил возле дома, лопата мелькала... Она
почувствовала, голову подняла, руками так лицо зажала... Руки в земле... И
пошла ко мне. Чую, бежать надо, а стою... Вплотную подошла, на губах
морковное семя...

- И что дальше-то, говори! - у кадета вдруг не стало хватать терпения.

- Ничего... Я тихо так отошел и рукой помахал.

- И все?

- В том то и дело! - закричал Шабанов. - Я в тот миг не смог стать
ребенком! Броситься на шею!.. Не готов был смотреть на мир детскими глазами
и воспринимать его таким, какой он есть. И вот - потерял.

Олег стукнул себя по колену.

- Дурак! Мог ты оставить ей какую-нибудь вещицу? Характерную?

- Да что-то не подумал в тот момент... Не было, не родилось сознания!
Думаешь, это так просто - целиком вернуться в детство?

- А причем здесь детство?

- При том...

У Жукова с кадетских времен была хорошая привычка: когда чего-либо не
понимал - не оспаривал, не рвал глотку и не смеялся. И то, что он принял
решение атаковать некий явившийся ему летающий объект было удивительно -
черт его дернул, что ли...

- Не годится! - отрезал он. - Никоим образом!

- Почему? Мать-то меня видела!

- Старушка просто уснула на грядке.

- Где же уснешь - такая холодина!

- Ну не уснула, сильно тосковала по тебе, думала. Вот ты ей и привиделся!
Бывает такое от тоски? Да сколько угодно! Материнское сердце, брат.

- Пошел ты!.. - Шабанов ругнулся. - В комплексе-то все это ведь стоит
чего-то!

- Вот именно, чего-то! - вдруг разозлился кадет. - Чего-то - значит ничего
конкретного! Запомни: я не выделываюсь тут перед тобой. Мне больше, чем
тебе, надо, чтоб ты доказал! Вместе с собой ты и меня реабилитируешь!
Соображаешь?.. Но я все подвергаю сомнению. Потому что любая комиссия
сомневаться будет еще больше! Знаешь, в какой оборот меня брали? Сначала
вообще уволили!.. Если бы мне Коперник не подвернулся, и я бы не доказал,
что атаковал эти летающие тарелки не первый, а сто первый, давно бы бутылки
собирал или работал рекламным агентом. А я собрал информацию по всем
случаям и доказал.

- Какой Коперник? Астроном, что ли?

- Не читал его книгу? Во!.. Кстати, и про меня там есть.

Поразительно, этот безответно влюбленный человек совершенно не походил на
такового и словно подчеркивал свой трезвый и холодный ум.

- Ладно, ты битый волчара, - согласился Шабанов. - Предлагай варианты.
Систему защиты.

Жуков все еще потел - содрал майку, допил воду в графине.

- В первую очередь, твоя задача - пройти реабилитацию, отбрехаться перед
комиссией и получить допуск к полетам. Значит, про летающие тыквы ни слова!
Забыл, умерло! Вали, что ухо болело, что "Виру" жрал непомерно...

- Принято. Дальше.

- Второе - до зарезу нужны обломки машины. Значит, надо найти место
падения.

- Хребет Дангралас...

- Но сам говоришь, нет его на карте.

- Фокус может быть в местном произношении названия. Или его обновили,
сократили буквы... Короче, нужны старые карты, допустим, двадцатых годов.

- Это годится! - воспрял Олег. - Можно через знакомых порыскать в окружных
архивах или службе картографии.

- Рыскай. Что еще?

- Есть одна большая дыра: неизвестно, что ты намолол этому козлобородому
под наркозом. Если выдал то же, что и мне, дело худо. Он тут как местный
Кашпировский, лечит от алкоголизма, лишнего веса. Меня однажды пользовал,
гад, но я выкрутился. Ему не очень-то верят, но в качестве оперативной
информации могут использовать твой бред. Надо бы его нейтрализовать.

- Как? Взять у Алины какой-нибудь психотропик и самого вытряхнуть?

- Зачем? - ухмыльнулся Жуков. - Сделаем дешево и сердито. Он мужик
запойный, но гуляет тайно и в основном на халяву. Сам себя вылечить не
может. Денег надо с тыщенку - и все. Собутыльника я ему найду. Вторая дыра
поменьше - зажившие у тебя быстро огнестрельные ранения.

- Какая же это дыра? Плюс! И доказательство, что лечился я не в окружном
госпитале.

- Тогда - где? У пришельцев с другой планеты?

- Они не пришельцы....

- Да понятно! И все равно придется уйти от этой темы. Лучше придумай
знахаря, народного лекаря - в это скорее поверят. Мол, намазали чем-то,
пошептали - факт на лицо. И третья прореха - мыло.

- Мыло?..

Олег вздохнул и развел руками.

- Земляничное! Что если экспертиза докажет его особенное происхождение?
Скажем так, с помощью не наших, а высоких технологий? Из веществ, которых
не применяют в мыловарении? Особенно, в отечественном?

- И это доказательство! - подскочил Герман. - Смотри, сколько набирается!

- Сразу видно, в преферанс не играешь!

- Не играю.

- То-то и оно... А мы сейчас должны сыграть мизер неловленный. То есть, не
взять ни одной взятки. И пойти в гору!.. Короче, или мы упрощаем работу
комиссии и она вскоре сматывается; или наоборот, усложняем, и тогда она
торчит тут и роет до скончания века. А нам она тут ну никак не нужна! Ты
обязан получить допуск к полетам!

- И что это даст? - стал увядать Шабанов. - Знаешь, откровенно сказать, я
даже боюсь снова оторваться от земли. Взлечу, припрет тоска смертная...

- Во! - сложил фигу Олег. - Идиот! Мать вспомни, как она морковку сеяла!..
Ты взлетишь. И я уверен: эта твоя пассия на тыкве непременно объявится.

- Ах, вот оно что...

- То, брат, то! Как иначе-то ее выманить?

- А нужно ли выманивать?

- Ну, понесло тебя! - кадет начал одеваться, но не в обратном порядке - с
фуфайки. - Ложись спать, тоскующий идальго... Я пойду, пока совсем не
рассвело. Завтра приду.

Он отворил окно, высунулся по пояс и подтянув за ветки березу, прыгнул на
нее, покачался, однако спускаться не стал - вновь приблизился к
подоконнику.

- Герка, а знаешь, я рад, что они не пришельцы, - шепотом проговорил он. -
Значит, у нас есть будущее...

Утром его разбудила Алина - то ли ей захотелось перед уходом домой еще раз
встретиться, то ли по служебной необходимости пришла, сдавала дежурство и
больных, которых выводила из наркоза. Принесла две стекляшки, выразительно
поставила в туалет.

- Ну что с тебя взять, кроме анализов?

Взгляд был смешливый, чуть высокомерный, говорила со скрытым сарказмом,
мерила давление, брала кровь из вены и пальца, задавала дурацкие вопросы
относительно самочувствия, а сама вертела глазами, отыскивая следы ночной
пьянки.

- Что же не пришла? - спросил Шабанов больше для порядка. - Я ждал всю
ночь.

- Пришла бы, да место было занято, - грудным полушепотом проговорила Алина
- очаровывала. - У тебя другая ориентация.

- То есть? Что ты хочешь сказать? - слегка опешил он.

- У тебя был мужчина.

- Никого не было!

- Красиво свистишь... Я подходила к двери. Вы так ворковали, голубки...

- Да это друг, еще с суворовских времен! Сам товарищ Жуков. Помнишь, вчера
встретились?

Она стала мстить за его вчерашнюю неуместную шутку.

- Старая любовь, с юных лет... Суворовцы!

Герман внезапно сгреб ее, завалил на кровать, хотел поцеловать, но несло
запахом табака в смеси с губной помадой - придавил сверху и ощутил, как
когтистые пальчики вцепились в руку и сразу же зажгло. Он вскочил - четыре
глубоких следа перечеркивали всю тыльную часть ладони.

- Ты что, с ума сошла?

- Могу расписаться и на физиономии! - бросила Алина, встряхнулась, как
оттоптанная курочка, и хлопнула дверью.

Этой тоже требовалась тигровая шкура...

Когда привезли завтрак - привилегия для лежащих в генеральской палате, - он
попросил бинт, замотал руку, чтоб в глаза не бросалось, и скоро этот
инцидент отошел на задний план, поскольку в окружном госпитале началась
повторная сдача анализов. Он уже смело наступал на оперированную ногу,
ходил без костыля и все утро чувствовал душевный подъем. Полагая, что
Шабанов все еще лежачий, хирург пришел к нему сам, привел сестру с
перевязочными материалами и осмотрел прооперированную ногу.

- Через недельку снимем швы, - пообещал он. - А две недели придется
погостить у нас, молодой человек. Кто вас оперировал, руки бы ему оторвать!
Зачем было нужно вскрывать зарубцевавшийся раневой канал, когда пуля прошла
мышцу почти насквозь и сидела в сантиметре от кожного покрова?

- Этого я не знаю, - на всякий случай предупредил Шабанов, чтобы избежать
лишних вопросов.

Но хирурга не интересовали подробности ранения, он приказал сестре два раза
в день проверять состояние раны (что-то ему не нравилось), пожелал скорого
выздоровления и ушел.

- Жить буду? - спросил Герман у сестры, заклеивающей ногу. - Скажи по
секрету?

- Есть опасность нагноения, - призналась она. - Возможно, придется
почистить или поставить дренаж.

- Ничего себе! Мне там отлично вылечили ногу! - забывшись от возмущения,
развязал он язык. - А здесь угробят!..

Спохватившись, замолчал, но сестра спросила выразительно:

- Где это - там?

- Там! - показал он на потолок и отвернулся.

- Что у вас с рукой? Сменить повязку?

- Нет! - Шабанов спрятал руку. - Это вас не касается.

Переосмысленный ночной разговор вдохновлял его, и теперь уже не казалась
бредом мысль, что стоит ему снова подняться в воздух, как Агнесса обнаружит
себя, подаст какой-то знак и можно будет все поправить.

Поднаторевший в вопросах медицины Олег Жуков рассуждал совершенно правильно
- главное, доказать, что ты здоров и вернулся без всяких отклонений, и ни
Заховай, ни маркитант со своим прокурорским гонором ничего ему не докажут,
а представитель Главного Конструктора - человек свой в доску, ибо на его КБ
хотят свалить всю вину.

Когда Шабанов вернулся в палату, застал там молодого человека в очечках,
типичного программиста, который установил компьютер и заканчивал его
настройку.

- Все очень просто, - объяснил он. - Вы легко справитесь. Здесь новая
программа тестирования, в виде симбиоза компьютерной игры и
развлекательного шоу "Угадай мелодию". Не спешите. Работайте, когда
появится настроение.

Тест начинался с вопросов пустячных, к тому же каждый имел три варианта
ответов и на экране появлялся джин, сильно смахивающий на козлобородого,
который, словно змей-искуситель, шептал на ухо "правильные" ответы, смущал,
совращал и сбивал с толку. С ним можно было разговаривать, советоваться и
даже посылать на три буквы, на что этот чертенок разражался крутым
прапорщицким матом, однако с ним можно было найти общий язык, выполнив три
нехитрых условия - перечить, но не ссориться, на каждый шестой вопрос
отвечать так, как он подскажет и, самое главное, не загонять его в кувшин с
пробкой. И тогда джин становился добрейшим и за правильный ответ в качестве
награди; показывал короткие ролики с эротикой. И еще: пока не ответишь на
один вопрос, не получишь следующего, то есть вперед не забежишь и не
заглянешь, что авторы программы хотят в конечном итоге.

- И это ваши высокие технологии? - проворчал он и все-таки сел за
компьютер, поскольку никакой реабилитации без тестирования не могло быть,
а, значит, пройти через это придется. Он знал, что в этой игре есть много
хитростей и каверз и что вопросы будут усложняться и иметь двойное и
тройное дно: создатели программы намеревались всецело изучить его личность
и вывернуть все, что есть на душе и в подкорке. Игнорируя джина, под его
отчаянные ругательства, он нащелкал десятка три вопросов, в общем-то, уже
знакомых по прежним тестам, и внезапно споткнулся на очередном. Ему
предлагалось назвать, а точнее, выб