роной.
   - А вот этого не скажи, - погрозил пальцем Варяг. - В этой стране  от
тюрьмы и от сумы зарекаться нельзя. А потом ведь и законы у  нас  такие,
что похожи на кочки на болотах - шаткие! Так что не божись, Семеныч!
   - Ладно, поговорили... - оборвал его Калистратов. - У тебя впереди не
так много времени. Тут у нас на базе имеется неплохая парная,  не  хуже,
чем в Сандунах! Так что советую не побрезговать, дорога  тебе  предстоит
дальняя.
   Караул тебя проводит, - показал он взглядом на стоящего рядом майора.
   Отказываться Варяг не стал. Оно и вправду, когда еще в баньке удастся
попариться. Раздевшись, Владислав принял  душ.  Посмотрелся  в  огромные
зеркала, которые беззастенчиво со всех сторон отражали каждый  сантиметр
его сильного тела. Фигура Владислава не потеряла  прежней  атлетичности:
как и десять лет назад, он больше походил на античного олимпийца, чем на
уголовного авторитета. Вот только крест и ангелы,  выколотые  на  груди,
свидетельствовали о том, что большую часть времени он проводил вдали  от
спортивных залов.
   Распаренное тело благодарно томилось, он чувствовал, как в него через
каждую пору кожи вливается заряд  бодрости.  Ему  даже  показалось,  что
ангелы ободряюще улыбнулись. Варяг взял с вешалки  жесткое  полотенце  и
вытирался им до тех пор, пока наконец кожа не запросила пощады.
   Времени для размышлений у Варяга было много, и память, будто жестокий
палач, кидала его то в далекую "малолетку",  а  то  вдруг  возвращала  в
совсем недавнее прошлое. Неожиданно припомнился последний  всероссийский
сходняк воров, проходивший в Вене. По количеству приглашенных он  должен
был перекрыть все предыдущие, вместе взятые. В Вену обещали  прибыть  не
только законные и авторитеты из всех регионов России, но и те, кто сумел
обосноваться  на  Западе  и,  используя  накопленные  капиталы,  занялся
доходным бизнесом.
   Организатором венского схода в тот раз был  Трубач,  получивший  свое
оригинальное  прозвище  за  голос,  который   походил   интонациями   на
испорченный духовой инструмент.  Несмотря  на  скромные  статьи,  Трубач
сумел  подняться  в  уголовном  мире  и  даже  занять  в  нем  достойное
положение, сделавшись смотрящим по Австрии.
   Поговаривали, что Трубач был не из  бедных  законников,  а  некоторые
считали, что он самый богатый законный в России. Многие знали о том, что
на собственные деньги он грел три зоны в Магаданской области и  две  под
Воркутой.
   Тот сход Варягу запомнился  особенно,  хотя  бы  потому,  что,  кроме
"крестовых" воров, на  нем  была  значительная  прослойка  "апельсинов",
сумевших доказать своими благими делами  право  находиться  среди  воров
старой формации.
   Варяг в отличие от многих законных уже давно не носил золотых  цепей,
а  из  золотых  вещей  его  безымянный  палец  украшало  лишь   скромное
обручальное кольцо. Но во всем его облике чувствовалось нечто такое, что
заставляло швейцаров кланяться и широко распахивать перед ним  дверь.  У
Варяга было основание  опасаться  решения  схода.  Помнится,  он  пришел
немного раньше обычного, - опаздывать на сходняк не полагалось. А потому
нисколько не удивился, когда обнаружил, что  небольшой,  но  уютный  зал
ресторана уже заняли законные. В  вестибюле  Варяга  сдержанно  встретил
Ангел, холодно пожал протянутую руку, как будто бы между  ними  были  не
годы разлуки, а льды Арктики, и сказал:
   - Не думал, что придешь. Не боишься?
   - Чего же  мне  бояться,  по-твоему?  Может,  я  чего-то  нарушил?  -
недоуменно спросил Варяг. Ангел неопределенно пожал плечами:
   - Разное говорят... Будто  бы  ты  часть  общака  утаил...  Лично  я,
конечно, в это не верю, ты всегда был правильным вором.
   Глаза Варяга потемнели:.
   - Прежде чем бросать такое обвинение, его доказать нужно!
   - Я тебя поддержу! - пообещал Ангел. В те минуты Варяг подумал о том,
что, если сходняк приговорит его к смерти, он,  не  задумываясь,  пустит
пулю себе в висок на глазах у  десятков  свидетелей.  Просто  жаль  было
сворачивать в самом начале  пути,  причем  в  тот  самый  момент,  когда
воздушные замки  начали  приобретать  физическое  воплощение.  Воровской
сходняк не мог не знать о том,  что  появление  в  США  Варяга  не  было
случайным. В его обязанность входило подготовить серьезный плацдарм  для
следующей волны законных. Весьма важное  событие,  к  которому  академик
Нестеренко готовил своего питомца многие годы.  А  получение  престижной
профессии - всего лишь один из крошечных шагов в  этой  многоступенчатой
операции.
   Последние годы Егор Сергеевич по просьбе Медведя  вплотную  занимался
общаком, если  так  можно  выразиться,  он  являлся  главным  финансовым
консультантом.  Курировал  многие  сделки  и  весьма  успешно  нащупывал
перспективные проекты. Об этом тонком поручении знал весьма ограниченный
круг лиц. Даже Ангел не догадывался о настоящей  роли  Егора  Сергеевича
Нестеренко. А когда воровской общак располнел настолько, что начинал уже
выпирать бычьим пузырем на фоне многочисленных финансовых  операций,  то
академик справедливо решил, что наступило время Владислава.
   Приумноженные деньги со значительной прибылью переводились на счета в
зарубежные банки, а в дальнейшем концентрировались в  США.  В  Нью-Йорке
обязан был присутствовать хорошо информированный человек, который следил
бы за всеми перемещениями этой огромной  денежной  массы.  Так  сказать,
некоторое доверенное лицо, которое должно быть в курсе практически  всех
дел:  знать,  какое  вливание   общак   получает   ежемесячно,   владеть
информацией о перспективном вложении, а  кроме  всего  прочего,  человек
этот должен обладать многими талантами, среди которых умение расположить
к себе. Он обязан быть образованным, обаятельным, знать  языки  и  иметь
престижную профессию. Конечно, все эти вопросы  можно  было  бы  решить,
наняв специалистов, но подобные действия  были  бы  напрямую  связаны  с
риском разоблачения.
   Варяг умел работать как целый научно-исследовательский институт и  по
своим способностям максимально подходил на  роль  держателя  российского
общака. Воровской общак - это не кованый сундук, до самого верха набитый
купюрами, на котором  восседает  суровый  страж  в  рыцарских  доспехах.
Основное правило заключается в том, что деньги без конца должны работать
и приносить как можно  большую  прибыль,  и  Варяг  старался  вкладывать
капиталы в недвижимость, день ото дня поднимающуюся в  цене.  Он  скупал
целые   комбинаты   и   заводы,   и   рабочие,    проявляя    недюжинное
капиталистическое усердие, даже не подозревали о том, что  своим  трудом
приумножают воровской общак. Варяг не без гордости  думал  о  том,  что,
пока он находился за  границей,  воровская  касса  увеличилась  почти  в
четыре раза.
   Всего этого Владислав не мог поведать братве, потому что общак -  это
куда больший секрет, чем тайна исповеди. И всякий, кто пожелает хотя  бы
через щелочку заглянуть через ее плотную  ткань,  подлежит  немедленному
уничтожению. Единственное, в чем не было секрета, так это то, что  общак
представлял собой некоторую "черную кассу", с которой идут отчисления на
"грев" в зоны, на подкупы чиновников в  судейских  мантиях,  на  сильных
адвокатов, а нуждающимся и сиротам на пенсию.
   Достаточно было бросить одного взгляда в зал, чтобы убедиться в этом.
Владислав всегда был независимым, и это свободолюбие раздражало многих.
   Для большинства  воров  оставалось  неясным,  как  это  Варягу  могут
простить то, за что других законных могут наказать по всей строгости.  И
вообще  многим  непонятен  был  образ  жизни  смотрящего:   сначала   он
неожиданно исчезает, потом  таким  же  странным  образом  появляется  из
ниоткуда. То он числится в мертвецах, а то вдруг неожиданно  воскресает.
А может, это и не Варяг вовсе, а оборотень лесной? Одни вопросы!
   Быть законным вором - это вершина в карьере всякого блатного.
   Чтобы возвыситься, некоторые становятся на головы других.  Варяг  мог
припомнить случаи, когда положенцы расправлялись с теми, кто был  против
их  вступления  в  законное  братство.  Варяг  не  исключал  того,  что,
возможно, он и сам при передвижении на воровской Олимп кого-то  случайно
задел локтем, а воровской сход -  это  лучшее  место,  чтобы  припомнить
былые обиды. В тот раз на сходе было много  законных,  которые  получили
высокий статус в последние годы. И если о правильных ворах он знал почти
все, то новоявленные  были  для  него  загадкой.  Единственное,  что  не
подлежало  сомнению,  так   это   то,   что   молодежь   всегда   жаждет
самоутверждения, а для этой цели не грешно спихнуть с верха даже  самого
титулованного вора.
   Перед каждым  гостем  стояла  обыкновенная  железная  кружка.  Трубач
рассказывал, что  ему  пришлось  проявить  немалые  чудеса,  прежде  чем
удалось раздобыть  такую  посуду  в  рафинированной  Австрии.  Когда  он
обратился за помощью к хозяину ресторана,  то  австриец  лишь  удивленно
раздул щеки, не понимая, чего же от него хочет этот странный русский. Он
с готовностью предлагал для  предстоящего  банкета  фарфоровые  стаканы,
бокалы из чешского  стекла,  ажурные  фужеры  из  хрусталя,  но  упрямый
русский твердил о том, что ему непременно нужны железные кружки!
   Русский совсем не желал понимать, что из такой посуды не пьют сегодня
даже бездомные, а уж тем более ее не будут  держать  в  одном  из  самых
дорогих ресторанов столицы. Железные кружки Трубачу удалось разыскать  в
Германии,  на  одном  из  металлургических   заводов,   куда   поступило
наследство   от   выведенной   из   Европы   Советской   Армии.   Кружки
предполагалось соединить в единое целое под огромным прессом, и если  бы
не щедрость Трубача, который  расплатился  за  побитое  железо,  как  за
золотое украшение, то в ближайшем будущем они превратились бы в крылья и
капоты шикарных "Мерседесов". Теперь железные кружки составили  компанию
пузатым бокалам и тонконогим рюмкам. Они совсем не потерялись  в  обилии
стекла и хрусталя, а наоборот, выглядели князьями  среди  простолюдинов.
Железные кружки на всяком сходняке были таким же непременным  атрибутом,
как откупоренная бутылка водки, а нарушать традиций Трубач не любил.
   На сходняке ему удалось отстоять свою правоту, хотя сделать это  было
очень не просто.
 
*** 
 
   В маленьком сибирском городке Варяг был  осужден  на  пятнадцать  лет
строгого режима. Однако до суда он месяц разъезжал в столыпинском вагоне
под присмотром десятка офицеров  внутренней  службы.  С  одним  из  них,
крепким стокилограммовым  парнем,  он  долгое  время  был  даже  сцеплен
"браслетами".  И  это  вынужденное  братство,  несмотря  на  антагонизм,
существовавший между  ментом  и  уркой,  сделало  их  почти  приятелями.
Однажды Владислав даже пошутил:
   - Привык я к тебе, Степа, в "чалкиной  деревне"  мне  тебя  будет  не
хватать.
   Опасаясь бунта, Варяга подолгу не держали ни в одном изоляторе.
   Максимальное время в каждом очередном пристанище - это три дня. Затем
поездом, а то и в  автозаке,  осужденного  перевозили  на  новое  место.
Маршрут, по  которому  следовал  смотрящий  по  России,  был  строжайшим
образом  засекречен.  Однако,  несмотря   на   все   запреты,   каким-то
непостижимым  образом  зэки  узнавали  о  его  прибытии   раньше   самой
администрации. В изоляторах поднималась буза,  блатные  отказывались  от
хозяйской пайки, требовали прекратить "ментовский"  беспредел  и  желали
встретиться со смотрящим.
   Опасаясь, что следственные изоляторы могут  быть  разморожены,  и  во
избежание большого кровопролития, начальники тюрем не однажды выходили с
просьбой к Варягу образумить взбунтовавшихся. Варяг ставил  единственное
условие, чтобы он был один, безо всякого сопровождения. Варяга обступали
со всех сторон, критическим  зэковским  оком  оценивали  его  поведение,
всматривались во внешность. На  первый  взгляд  ничего  примечательного.
Варяг походил на интеллигента, по  злой  воле  оказавшегося  за  колючей
проволокой. И только жестковатый настороженный взгляд и  уверенность,  с
которой он действовал и говорил, заставляли  поверить  даже  библейского
Фому, что перед ними действительно законник и  избранник  всероссийского
сходняка.
   И вообще, с передвижением Варяга было много неясного: как,  например,
зэки узнавали о том, что он будет проезжать мимо  очередной  зоны?  Ведь
практически никому не было известно, в каком поезде он следует, в  каком
вагоне находится. Однако уже на станции тюремное начальство  сообщало  о
том, что зона бурлит и требует немедленных переговоров со смотрящим.  По
их лицам было видно, что  появление  Варяга  приносило  им  куда  больше
беспокойства, чем нежданное прибытие столичного руководства.  Каждый  из
них знал, что, несмотря на наручники, вор обладал  не  меньшей  властью,
чем самый высокий  чин  в  аппарате  МВД,  и  одного  его  слова  вполне
достаточно, чтобы зона надолго вышла из повиновения. А это означало, что
многие из них лишатся не только больших премий, но и очередного  звания,
а то и вовсе распрощаются с прежней работой.
   Стараясь  отвести  меч,  занесенный  над  их  судьбой,  они  невольно
начинали заискивать перед всемогущим смотрящим.
   Суд состоялся в почти заброшенном,  грязном  сибирском  городке,  где
тротуарами служили проложенные теплотрассы, а дороги, с огромными лужами
посередине (результат оттаивания вечной мерзлоты), больше подходили  для
плавания, чем для  передвижения  автомобилей.  Провинциальный  городишко
едва вытягивал на поселок,  однако  крупное  административное  здание  в
центре тундры позволяло ему претендовать на  районный  центр.  Заседание
суда было закрытым.
   Очень немногие знали о  том,  что  в  сером  двухэтажном  облупленном
здании идет суд над смотрящим России.
   Двадцатипятилетний  судья,  только-только  со  студенческой   скамьи,
несмотря на молодость, старался держаться достойно и как мог  скрывал  в
наивных  глазах  обыкновенное  ребячье   любопытство.   Дело,   нежданно
свалившееся на его плечи, он воспринял как самую большую удачу  в  своей
жизни и твердо был  убежден  в  том,  что  об  этом  заседании,  которое
пришлось на самое начало его судейской карьеры, он будет рассказывать не
только детям, но и внукам. Вор вел  себя  во  время  процесса  спокойно,
отказывался от защиты, не отвечал на вопросы, чем ввел неопытного  судью
в минутное замешательство. Именно собственное бессилие  перед  известным
законным  заставило  двадцатипятилетнего  парня  приговорить  Варяга   к
пятнадцати  годам  усиленного  режима.  Смотрящий   впервые   улыбнулся,
поблагодарил за приговор и  стал  терпеливо  дожидаться,  когда  наконец
молоденькие первогодки-солдаты выведут его из холодного зала.
 
*** 
 
   Варяг даже не догадывался, куда его везут. Похоже,  что  об  этом  не
знали и десять офицеров, составляющих его сопровождение.  Это  неведение
отчетливо отражалось на  их  унылых  физиономиях,  когда  они  проезжали
очередную зону. Состав, в котором  везли  Варяга,  почти  полностью  был
опломбирован и больше  напоминал  военный  эшелон,  в  котором  развозят
сверхсекретную технику. Днем его загоняли на запасные пути,  подступы  к
которому  оберегал  взвод  молоденьких  солдат,  а  ночью,   наверстывая
упущенное время, состав мчался на предельной скорости.
   Владислав был готов к тому, что его закроют на долгие годы в  крытке;
осознавал, что месяцами могут переводить из  одной  зоны  в  другую;  не
исключал и того, что подолгу будут держать на пересылке, чтобы  истощить
не только физически, но и морально. К чему он не был готов,  так  это  к
"сучьей" зоне. Худшего наказания для вора придумать было невозможно.
   Правда выяснилась на десятый  день  пути.  Начальник  караула,  седой
майор предпенсионного возраста, которого Варяг  называл  Данилычем,  под
большим секретом поведал о том, что его везут в знаменитую "сучью"  зону
к полковнику Шункову Глебу Игоревичу. Владислав обратил внимание на  то,
что когда Данилыч произносил его фамилию, то  голос  майора  уважительно
понизился на полтона.
   Известие Варяг встретил с видимым безразличием. Не дело вору  впадать
в уныние!
   - Ну что ж, - отвечал он бесцветным голосом, - сидел я не  однажды  в
российских зонах,  приходилось  бывать  в  американском  так  называемом
исправительном центре. Так почему бы не скататься и в "сучью" зону. Ведь
там тоже люди живут!
   Эту  новость  Данилыч  сообщил  Варягу  не  бескорыстно  -  он  почти
заискивал перед именитым гостем. Дело было  в  том,  что  его  племянник
находился под следствием за  разбой  и  совсем  скоро  немилостивый  суд
должен был дать ему "строгача" и выплюнуть  на  исправление  в  северные
широты. Статья у парня была авторитетная,  с  такими  людьми  в  лагерях
считались, но худшее заключалось в том, что  родственников  милиционеров
зэковская братия не жаловала и в первые же дни пребывания в следственном
изоляторе заключенный скатывался в касту "опущенных".
   Выслушав Данилыча, Варяг обещал помочь его племяннику  и  в  этот  же
день отписал в зону маляву, которая должна была стать для парня охранной
грамотой.
 
Глава 8 
 
Я ХОЧУ ПОМОЛИТЬСЯ 
 
   Вот и прибыли. Варяга встретил обыкновенный поселок  с  леспромхозом,
по которому разъезжали  раздолбанные  грузовики.  Подобных  хозяйств  на
своем веку Варяг насмотрелся немало. Половина жителей - вольноотпущенные
или бывшие заключенные. Откинувшись,  далеко  не  уезжали,  обзаводились
здесь семьями и жили смирненько. Плодили детей и пили горькую.
   Владислава вывели из вагона и повели  по  поселку.  Неожиданно  Варяг
остановился:
   - Здесь есть церковь?
   Офицеры,  сопровождавшие  вора,  удивленно  переглянулись.  За  время
совместной поездки они видели Варяга разным: вор мог быть  развеселым  и
азартным,  мог  впадать  в  неоправданную  задумчивость,  а   то   вдруг
становился сентиментальным и словоохотливым. Но  никто  из  них  не  мог
предположить, что смотрящий может быть еще и верующим. Но вместе  с  тем
каждому из них  было  известно,  что  отношение  к  богу  у  заключенных
особенное, и далеко не случайно  практически  в  каждой  камере  имеется
небольшая иконка, а то и целый иконостас, составленный по всем  правилам
церковного  уложения.  Если  хранительницей  не  удавалось   обзавестись
заранее, то иконку лепили  из  хлебных  мякишей.  А  среди  зэков  порой
встречались такие мастера,  что  создавали  настоящие  шедевры,  которые
невозможно было отличить даже от настоящих.
   В этом случае смотрящий ничем не отличался от  многих  заключенных  и
так же, как и все, носил скромный серебряный крестик, с которым когда-то
принял крещение. Варяг настолько уверовал в  его  чудодейственную  силу,
что практически не снимал его с шеи. А если все-таки подобное случалось,
то у него возникало ощущение незащищенности, как  будто  бы  он  лишался
главной опоры в своей жизни.
   Как это ни странно, но большинство неприятностей с Варягом  случались
именно тогда, когда он лишался  креста,  -  даже  свой  первый  срок  он
получил за драку, во время  которой  у  него  с  шеи  сорвали  тоненькую
тесемочку с пластмассовым распятием.  Владислав  притронулся  ладонью  к
вороту рубахи. Через тонкую мягкую ткань он нащупал  сплетенную  цепь  и
скромный крестик. Это прикосновение вернуло ему утраченное  спокойствие.
Теперь он был уверен, что худшего не случится.
   - Церкви здесь нет, - отозвался подполковник, - но в двухстах  метрах
отсюда имеется небольшая часовенка. Кстати,  если  тебе  интересно,  она
построена на пожертвования заключенных.
   - Не удивительно, - без эмоций отозвался смотрящий. -  А  попа  здесь
можно найти?
   - Уж не  покаяться  ли  ты  решил?  -  губы  хозяина  зоны  удивленно
расползлись в улыбке.
   - А почему бы и нет? Или ты думаешь, что я только грешить умею? - зло
скривился Варяг.
   Христианская заповедь "не убий" не распространяется на поле брани.