льника обвинили, что он покрывает
     полковника Трофимова. А всех вместе обвинили в том, что они
     готовили побег Альфонса Ребане и переброску его в Лондон,
     чтобы расшифровать нашего разведчика. То есть, меня. Потом
     посадили тех следователей, которые вели их дело, и
     все пошло по новому кругу. Начались аресты в руководстве
     Первого Главного Управления МГБ, оно ведало внешней
     разведкой. Я чувствовал, что вот-вот заберут и
     меня. Но тут умер Сталин, арестовали и расстреляли Берию,
     потом расстреляли Абакумова. Обо мне забыли. Мне казалось, что
     забыли и об Альфонсе Ребане. Но это было не так. Он сидел в
     Лефортово, его не вызывали на допросы, но о нем не забыли.
     В конце шестидесятого года его судили и дали десять лет лагерей.
     - Всего-то?
     -Да,  всего.  Но самое поразительное не  это. Самое поразительное,  что
информация  об этом  заседании  Военной коллегии  Верховного Суда СССР  была
опубликована в зарубежных выпусках ТАСС. Всего три строчки: за военные
     преступления на десять лет лишения свободы осужден командир
     20-й Эстонской дивизии СС штандартенфюрер СС Альфонс
     Ребане. У твоего отца, Роза, была потрясающая способность
     попадать под все колеса истории. Но на этот раз ему
     повезло. Хрущев попытался слегка раздвинуть "железный
     занавес". И столкнулся с очень неприятными вопросами. Расстрел
     органами НКВД польских офицеров в Катыни. Судьба шведского
     дипломата Рауля Валленберга. Советы, разумеется, все
     категорически отрицали. На Западе шли разговоры и о судьбе
     Эстонской дивизии. Не слишком активные. Кого там интересовали
     какие-то эстонцы? Но шли. И тогда в Москве сделали сильный
     пропагандистский ход: судили Ребане и дали ему десять лет.
     - Что свидетельствовало о гуманности советского правосудия.
     - Нет,  Роза. Смысл был  в  другом. Смысл был такой.  Реакционные круги
Запада пытаются грязными инсинуациями дискредитировать СССР в глазах мировой
общественности. Муссируются клеветнические слухи о якобы  расстреле польских
офицеров  в  Катыни  якобы органами НКВД,  распускается клевета о  расстреле
Эстонской дивизии.  Но,  господа:  командир дивизии осужден  всего на десять
лет.  А если не расстрелян  командир дивизии, о каком  тотальном уничтожении
дивизии может идти речь? Слухи о якобы расстреле эстонцев не имеют под собой
никаких оснований, как и  все остальные слухи,  которые распространяют враги
СССР. Вот так Альфонс Ребане оказался на Колыме. Тебе  интересно  то,  что я
рассказываю?
     - Как мне это может быть  не интересно? Вы рассказываете о той  стороне
моей жизни, о которой я даже не подозревала.
     -  Тогда слушай дальше. Я  потерял его из виду. И узнал о  нем только в
семьдесят пятом году. Дело было так. Тем летом в Магаданской области работал
студенческий стройотряд  Таллинского политехнического института. Строили  то
ли склады,  то ли коровники. Комиссар  отряда  познакомился там с человеком,
который  жил  на  положении  спецпоселенца.  Без  права  выезда  за  пределы
населенного пункта. Прозвище у  него было Костыль.  Он  был эстонцем, сильно
пил, но когда не пил, был очень хорошим плотником.
     - Это был - он?
     - Да. Перед отъездом стройотряда  он попросил комиссара найти в Таллине
его  дочь  и  сообщить ему  ее адрес.  Твой  адрес, Роза. За это  он дал ему
золотой самородок. Комиссар сначала взялся выполнить поручение, но потом его
одолели  сомнения.  Самородок он каким-то образом  сумел  провезти. Жадность
боролась в нем  со  страхом, но  в  конце концов  благоразумие победило.  Он
пришел  в  Большой дом  и сдал самородок. Этот эпизод попал  в аналитический
отчет Эстонского КГБ. Я знакомился с  этими отчетами, меня интересовало все,
что происходит в Эстонии. Так я узнал, что Альфонс Ребане жив и находится на
поселении в поселке Усть-Омчуг  Тенькинского района Магаданской области. Той
же осенью я полетел в Магадан.  Я встретился с Альфонсом Ребане  и отдал ему
письма Агнии.
     - Вы с ума сошли! Зачем?!
     - Ты не понимаешь?
     - Понимаю.
     - Они были написаны ему, Роза. Ему,  а не мне.  Они шли к нему тридцать
лет. Он должен был их получить. Он их получил.
     - Вы даже копий не сняли?
     - Нет.
     - Но почему? Почему?!
     - Не понимаешь?
     - Понимаю.
     - Да, Роза. Эти письма нельзя копировать. Они могут существовать только
в подлиннике. Или не существовать вообще.  Последнее письмо, двести  шестое,
начиналось так: "Любимый мой, мир сошел с ума. Любимый мой, в этом мире есть
только наша любовь. Любимый мой, я пишу тебе из Освенцима..."
     - Он прочитал эти письма?
     - Да.
     - При вас?
     -  Нет. Я разговаривал  с ним  недолго. Я рассказал  ему,  как  погибла
Агния.  Я  рассказал ему,  что ты защитила диссертацию и стала самым молодым
доктором наук в Эстонии. Потом отдал ему письма и улетел.
     - Вы сказали ему, кто вы?
     - Нет. Но он, мне кажется, понял.
     - Вы сказали, что стали для меня отцом?
     - Нет. Но это он тоже понял.
     - Расскажите о нем.
     -  Высокий,  худой.  Жилистый. Совершенно  лысый. Без зубов.  Ходил, не
сгибая коленей. Поэтому у него  была кличка Костыль. На  обеих  ногах у него
были перерезаны сухожилия.
     - Матерь Божья! Чтобы он не сбежал?!
     - Да.
     - Как жалко, что мы сейчас в храме! Как жалко, что мы сейчас в храме! Я
иногда  ненавижу наше время. Всю  его  мерзость.  Всю его тупость, пошлость.
Сейчас я говорю: в какое прекрасное время мы живем! В какое прекрасное!
     - Оно понравится тебе еще больше, когда ты дослушаешь меня.
     - Я слушаю вас, отец.
     - Мне осталось  сказать немного. Но это самое трудное.  Летом семьдесят
шестого  года  я  получил  бандероль  из  Магаданской  области,  из  поселка
Усть-Омчуг. К бандероли было  приложено  письмо.  Писал  плотник, с  которым
Альфонс  Ребане  вместе   работал.  Человек,  судя  по  письму,  не  слишком
грамотный. В письме  было  вот  что. После моего  отъезда из поселка Костыль
пошел к нотариусу и сделал завещание. Над ним смеялись, потому  что никакого
имущества у  него  не было.  Но  потом  перестали  смеяться, потому  что  он
завязал. Бросил  пить,  стал  копить деньги. Все эти  деньги он отдал одному
корешу,  который  собрался в  отпуск  на  материк. Он  должен был  поехать в
Таллин, найти  дочь Костыля,  передать ей на  словах  привет  от  родителя и
отдать  завещание. Из отпуска он вернулся в начале марта. Аккурат на женский
день. Рассказал Костылю, что в Таллине был, дочерь нашел, привет передал, но
она вызвала ментовку и его замели...
     -  Я  помню этот  случай. Вечером позвонил в дверь  какой-то совершенно
пьяный мужик, нес что-то  невразумительное  про привет с Колымы. Пел песню о
том, как вставал на пути Магадан, столица Колымского края. Я выпроводила его
и захлопнула дверь. Он звонил, стучал, потом стал ломиться. Все это с матом.
Я  позвонила в милицию.  Господи милосердный, так это  был посланец Альфонса
Ребане!
     -  Да,  Роза,  это был  он. Сначала его  сунули в  вытрезвитель,  потом
внимательно посмотрели  документы и  передали в  КГБ,  так как он  сидел  по
пятьдесят восьмой статье. В КГБ его допросили, конверт с завещанием отобрали
и приказали убираться из Таллина. Об этом он и  сообщил  Костылю. О том, как
встретила  его  привет его дочерь. Костыль не расстроился,  а даже  как бы и
засмеялся.  Потом  ушел  к  себе в  балок, принес  оттуда пакет  с какими-то
бумагами и  отдал  этот пакет автору  письма. На  пакете был адрес москвича,
который  прошлой осенью прилетал к Костылю. Мой  адрес. Этот адрес и фамилию
Костыль узнал у администраторши гостиницы,  где я ночевал.  Костыль попросил
автора письма переслать этот пакет в Москву, если что.  После этого выставил
компании три бутылки  спирта,  а четвертую зажал.  Выпил со всеми  стакан за
женский день и сразу ушел, хотя на улице было под тридцать и задувало. Нашли
его в июне, когда сошел снег. Его нашли в десяти  километрах от поселка. При
нем  была пустая бутылка  из-под спирта. Ты понимаешь, Роза,  почему  я  так
подробно пересказываю это письмо?
     - Да.
     -  Похоронили  его всем  миром,  а на  кресте  написали,  что помер  он
восьмого марта, так как решили,  что  тогда он  и забрел в тундру,  хватанув
лишку. Забрел в тундру. На десять километров.
     - На ногах с перерезанными сухожилиями.
     - Да. После поминок автор  письма вспомнил про пакет и переслал его мне
простой  бандеролью. В  бандероли  были двести  шесть писем  Агнии  Альфонсу
Ребане.  Он  завещал тебе  не  недвижимость, Роза.  Она  завещал тебе  самое
дорогое, что у него было. Письма твоей матери.
     - Эти письма...
     - Да, Роза. Они у меня.  Они были у меня  все  эти  годы.  Я не решался
отдать их тебе, потому что мне пришлось бы рассказать все. Теперь отдам.
     - Потому что теперь вы рассказали все?
     - Это еще не все. Я не рассказал тебе, как погибла Агния.
     - Я знаю, как  она погибла. Она приехала из Освенцима в Аугсбург  и там
узнала, кем был ее любимый. Она застрелилась. Я не пойму только одного.  Эти
британские джентльмены - они что, не знали, кем был Альфонс Ребане?
     - Знали.
     - Так почему же они не сказали  ей?! Для чего нужно  было обрушивать на
ее голову эту адскую правду?!
     - Потому что  она  выехала в Аугсбург десятого мая сорок пятого года. А
девятого мая гросс-адмирал Карл Дениц вручил Альфонсу Ребане Рыцарский крест
с  дубовыми  листьями.  Вручил  мне.  Встречи  Агнии  со  мной  нельзя  было
допустить. Ее и  не допустили... "Любимый мой, мир сошел с ума. Любимый мой,
в  этом  мире  есть  только  наша  любовь.  Любимый  мой,  я  пишу  тебе  из
Освенцима..." Теперь я рассказал тебе все.
     - Господи! Господи! Прости и помилуй нас, грешных!
     - А сейчас я  поиграю тебе. Пройди в зал,  а я поднимусь к органу.  Дай
мне эту розу. Я  положу ее  на пюпитр. Я  буду играть  "Пассакалью" Баха. Ты
знаешь, что такое пассакалья? Это песня провожания по улице.

     "- Молодые люди, которые живут в пятом времени года. Спасибо вам за то,
что вы спасли  жизнь  моей  дочери.  Я ваш должник. Располагайте мной. Может
быть, я смогу помочь вам предотвратить то, что может произойти завтра. Конец
связи..."




        "ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ"



     Завтра   была   суббота.   Начало   торжественной   церемонии   похорон
национального героя Эстонии было назначено на десять утра. Но уже к половине
десятого  аллеи  Метсакальмисту и все свободное  пространство между могилами
было  заполнено празднично  одетыми  и  возвышенно  настроенными  гражданами
Эстонии.
     На  солнце сверкали лакированные козырьки военных фуражек над каменными
лицами эстонских солдат, застывших возле свежей могилы с зелеными бархатными
подушечками в руках. На подушечках  покоились боевые награды Третьего рейха.
В  толпе  мелькали ветхие, тщательно отутюженные  немецкие  френчи, Железные
кресты,  орлы со  свастикой,  значки  за  участие  в кампаниях на  Восточном
фронте.
     На камне из черного гранита было выбито:
     "KOLONEL ALFONS REBANE".
     Дата рождения: "24.06.1908".
     Дата смерти: "О8.03.1976".
     Ровно в  десять к центральному входу кладбища подкатил траурный кортеж:
черный   лимузин-катафалк   в  сопровождении   мотоциклистов.  За  лимузином
следовала  открытая  красная  "мазератти".  За  рулем  "мазератти"  был внук
национального героя Эстонии известный художник-абстракционист господин Томас
Ребане, рядом с ним - его прелестная невеста госпожа Рита Лоо, вся в черном,
в черных перчатках по  локоть, в черной  широкополой шляпе. Траур  был  ей к
лицу,  черное  выгодно  оттеняло  цвет ее  волос  - цвет  осенней  ржи, цвет
эстонских полей, даже за полвека не  вытоптанных советскими оккупантами, как
они ни топтались.
     На  заднем сиденье  "мазератти"  возвышалась массивная фигура и крупная
бритая голова  начальника секретариата  кабинета министров Эстонии господина
Генриха  Вайно   -   единственного  высокопоставленного   правительственного
чиновника, который не побоялся  открыто продемонстрировать свою солидарность
с патриотически настроенными гражданами республики.
     Впрочем, при  необходимости его  присутствие  на  церемонии  можно было
объяснить  причинами семейного характера: будущий тесть  внука национального
героя не  мог проигнорировать мероприятия,  столь  важного для его  будущего
зятя.
     За   "мазератти"   двигались   автомобили  с   руководящими   деятелями
Национально-патриотического союза, Союза борцов за свободу Эстонии, общества
"Мементо" и других патриотических общественных организаций.
     У  ворот  кладбища  кортеж поджидала пресса,  эстонская  и  российская,
телевизионщики из Москвы  и  Санкт-Петербурга. Но самой многочисленной  была
съемочная группа таллинского телевидения. Ею  руководил  режиссер Март Кыпс.
Его долговязая фигура  и красный платок на лбу мелькали одновременно во всех
местах. Он был вездесущ. Он был исполнен вдохновения. Он снимал финал своего
будущего фильма,  который  откроет  новую  эру  в эстонском кино. Он  снимал
возвращение Альфонса Ребане.
     Катафалк остановился. Из его чрева извлекли темно-вишневый элитный гроб
с позолоченными  ручками  и  распятием  на крышке.  Его  подхватили  молодые
эстонские солдаты  в парадной форме с  аксельбантами.  И вот  он  поплыл над
толпой   по   центральной   аллее    таллинского    мемориального   кладбища
Метсакальмисту - мимо могил эстонских философов, эстонских ученых, эстонских
композиторов, писателей и поэтов.
     Поплыл гроб с останками штандартенфюрера  СС, командира 20-й  Эстонской
дивизии СС.
     По крайней мере, так это выглядело для всех присутствующих.

     Во  всяком  публичном  действии есть  сторона  видимая, рассчитанная на
неискушенного  зрителя,  а  есть   другая,  оценить   которую  может  только
специалист.  Так  в  советские  времена  западные  корреспонденты  терпеливо
высиживали на  съездах  и  пленумах ЦК КПСС,  но следили не  за  содержанием
речей,  а подмечали, кто за  кем  их  произносит  и кто рядом с  кем сидит в
президиуме.  В  итоге   вычисляли  не  формальное,   а   истинное   значение
политических фигур.  Так  и нашей  задачей на этом шоу было понять, кто тут,
собственно, главный.
     А  кто  всегда  главный?  Тот, кто  знает  то, чего не знает никто. Про
изделие  "ФЗУД-8-ВР",  которое на  плечах  молодых эстонских солдат плыло по
кладбищу в элитном гробу из  вишневого дерева, не знал никто. А он знал. Кто
он, этот таинственный мистер Икс?
     Накануне мы  внимательно  изучили список приглашенных, но  ни  к  каким
выводам  не пришли.  Он наверняка был в  списке.  И  вряд  ли проигнорировал
приглашение,  как   это  сделали  президент,  премьер-министр   и   депутаты
парламента. Он был  фигурой заметной, близкой к  национал-патриотам,  и  его
отсутствие было бы слишком демонстративным.
     Первым,  на кого мы  подумали,  был Генрих Вайно. Поэтому я наблюдал за
ним  с особенным вниманием. Но не заметил ни намека  на напряженность или на
беспокойство,   которых   не   мог    не   испытывать   человек   рядом    с
восьмикилограммовым  фугасом.  Но он неторопливо  шествовал  за гробом среди
почетных гостей церемонии об руку с дочерью в сопровождении будущего зятя.
     А если не он, то кто?
     Оставалось наблюдать.  Тот, кому позвонят  по мобильному телефону и  он
начнет пробираться к выходу, тот  и есть  мистер  Икс. Взрывной радиосигнал,
запускающий  отсчет,  мог быть  послан  хоть со спутника. Но он  должен быть
подан  в определенный  момент  - не  раньше начала церемонии и не  позже  ее
конца. Со  спутника  этого  не увидишь.  Радиопульт  в  условиях города дает
уверенный  импульс   примерно  за  километр.  Значит,  за  кладбищем  кто-то
наблюдает в бинокль или стереотрубу. Не исключен вариант, что сам мистер Икс
и нажмет кнопку на пульте - примерно за двадцать минут до оружейного салюта,
кульминации церемонии. И тут же уйдет. Двадцати минут ему вполне достаточно,
чтобы оказаться на безопасном расстоянии.

     Изделия  "ФЗУД-8-ВР"  в гробу, разумеется, уже не было. Решение о  том,
что  с ним делать, было принято не без  спора.  Генерал Кейт с присущей  ему
решительностью  хотел немедленно вызвать саперов, вывезти фугас на полигон и
взорвать его  там к чертовой матери.  Генерал Голубков  столь же  решительно
возражал.
     На это изделие у  него были свои  виды. Ему приходилось иметь  с такими
изделиями  дело  в  Чечне. Тогда  это  была новейшая  разработка  российской
"оборонки". В Чечню поставили всего несколько штук. За  прошедшее с тех  пор
время их  наклепали больше, но в войска они не шли.  Они поступали на склады
спецслужб.  Если  проследить  путь этого  изделия  от завода-изготовителя до
склада и далее, можно узнать много любопытного.
     Но Кейту  генерал Голубков привел  другие  доводы, тоже резонные. Мы не
знаем, когда  фугас положили в гроб. Мы не  знаем,  кто его  положил. Мы  не
знаем, что предпримут эти люди,  если узнают, что их замысел раскрыт.  А они
могут это  узнать. Появление  саперов  в ритуальном зале военного  госпиталя
будет достаточно  красноречивым. А если в запасе у них есть еще одно изделие
"ФЗУД" и они разместят его на месте захоронения?
     Этот    обмен    мнениями   командующий    Силами    обороны    Эстонии
генерал-лейтенант  Кейт  и  начальник  оперативного  отдела   Управления  по
планированию специальных мероприятий  генерал-майор Голубков вели в кабинете
апартаментов  Томаса  в  гостинице   "Виру",   очищенных  от  подслушивающих
устройств.  На совещании я был третьим. Томаса отправили постоять в почетном
карауле у гроба его деда, что выглядело вполне естественным, а Муха и Артист
сопровождали его, что тоже не могло  вызвать никаких  подозрений. Пока Томас
нес  вахту,  его   охранники  обследовали  прилегающие  к  ритуальному  залу
помещения и служебный ход, который вел во двор госпиталя и расположенный там
морг.   Артист  сообщил   по  мобильнику,  что  ничего  подозрительного   не
обнаружено, но это ничего не значило. Контролировать обстановку в ритуальном
зале  мог  кто угодно -  сторож, охранник, любой служащий госпиталя. Поэтому
было решено оставить фугас в гробу, ночью  незаметно забрать его, а уж потом
думать, что с ним делать.
     Генералы провели  совещание  по-военному  быстро.  На долгие  разговоры
времени не было. О главном  не говорили. О главном думали. Каждый про  себя.
При всей  своей ошеломляющей неожиданности появление  изделия "ФЗУД" в гробу
было  предсказано генералом Голубковым в  ту штормовую ночь,  когда мы с ним
любовались панорамой таллинского порта. Это и  был тот самый очень сильный и
абсолютно  надежный  ход,  который  изменит русло истории, как  направленный
взрыв изменяет  русло  реки. Кто сделал этот  ход? Ответа на этот вопрос  не
было. Был только сам вопрос. Он присутствовал в  атмосфере кабинета, как дым
от  сигарет "Ява", которые смолил генерал Голубков, обсуждая  с Кейтом планы
на завтра.
     Кейту предстояло  дать  новые директивы  своим  офицерам. Все мобильные
группы "Эста"  должны быть срочно переброшены в  Таллин, ночью им предстояло
провести  аресты  по  спискам,   обнаруженным  в  сейфе   Янсена,   а  утром
сосредоточиться в  местах  возможных столкновений  антифашистских пикетов  с
патриотической общественностью Таллина и предотвратить провокации.
     Еще из госпиталя Кейт  связался с главным военным прокурором,  приказал
задержать начальника службы  безопасности Национально-патриотического  союза
по подозрению в причастности  к убийству  двух эстонских  солдат и доставить
его на гарнизонную  губу. Он мог знать об изделии "ФЗУД".  К концу совещания
Кейту доложили,  что  его приказ  выполнен.  Он  решил  немедленно допросить
задержанного.  Я  попросил  разрешения   присутствовать  при  допросе.  Кейт
энергично  воспротивился.  Это  было против  всех  правил. Генерал  Голуб