тем, что он узнал, добила его.
     - Я вам не  верю! - оскорбленно заявил  Кейт, как бы защищая  последний
душевный  рубеж. - Я не  верю  вам, генерал Голубков!  Это чушь несусветная!
Этого не может быть!
     - Зачем так нервничать? -  миролюбиво ответил Голубков.  -  Из всего, о
чем сегодня шла речь, это проверить проще всего.

     Риту  на  "мазератти"  мы  отправили в гостиницу, а сами  погрузились в
белый  "линкольн" и через  час  высадились у входа в  военный  госпиталь.  В
ритуальном зале госпиталя на покрытом черным бархатом помосте был установлен
темно-вишневый гроб с останками национального героя  Эстонии. Возле гроба  в
почетном карауле стояли два сержанта "Эста" в парадных мундирах с автоматами
Калашникова   чешского  производства.   За  порядком   присматривал  молодой
лейтенант,  тоже в парадной форме, но без автомата. Он узнал Кейта, хотя тот
был в штатском, вытянулся в струнку  и  вполголоса отдал по-эстонски рапорт.
Кейт ответил, тоже по-эстонски. Лейтенант дал команду сержантам, те вышли из
зала церемониальным шагом. Вслед за ними вышел и лейтенант.
     Я поднялся на помост и открутил позолоченные струбцины, которыми крышка
крепилась  к гробу. Она была довольно массивной. Голубков  хотел помочь мне,
но  Кейт отстранил  его,  так как решил,  вероятно,  что  долг вежливости по
отношению к человеку старше его важней, чем  разница в воинских званиях. Или
справедливо рассудил,  что генерал-майор  российских вооруженных  сил  - это
немножечко больше,  чем  генерал-лейтенант эстонской  армии,  на  вооружении
которой было всего  два вертолета, один задрипанный  самолет  и  два или три
средних танка.
     Стараясь не уронить драгоценную крышку  на мраморный пол, мы  осторожно
спустились с помоста и отнесли ее к стене.
     Когда  мы  вернулись, Голубков стоял над открытым  гробом, и вид у него
был такой, что сказать "ошеломленный" значило  не сказать ничего.  Движением
руки  он остановил Кейта, который уже занес ногу, чтобы подняться на помост,
и для чего-то спросил:
     - Кто приглашен на торжественную церемонию?
     -  Члены  правительства  и  парламента, президент,  премьер-министр,  -
ответил  Кейт.  - Явятся, конечно, не все.  Из  политических соображений. Но
будут     все    активисты    Союза     борцов    за    свободу     Эстонии,
Национально-патриотического  союза, ветераны.  Всего разослано около двухсот
персональных приглашений.
     - Кто будет руководить церемонией?
     - Это доверено мне.
     - Поднимайтесь, - разрешил Голубков. - Смотрите. Добро пожаловать в ад.

     В гробу не было никаких конских  костей.  Камней и земли тоже  не было.
Зато там  было  нечто  такое,  отчего я  офонарел  не  меньше,  чем  генерал
Голубков.
     В гробу  на белоснежной атласной обивке покоилась зеленая металлическая
коробка размером  с танковый аккумулятор.  Рядом с  ней лежала металлическая
крышка,  которую  Голубков  успел снять.  На верхней панели  был  дисплей  с
застывшими цифрами "0:20".
     Это  было  изделие  "ФЗУД-8-ВР":  фугасный  заряд  усиленного действия,
эквивалентный восьми килограммам тротила, с радиоуправляемым взрывателем.
     Цифры "0:20" на дисплее означали,  что  после подачи радиосигнала взрыв
произойдет через двадцать минут - в тот самый, скорее всего,  момент,  когда
прогремит оружейный салют над могилой национального  героя Эстонии командира
20-й Эстонской дивизии СС,  кавалера Рыцарского креста с  дубовыми листьями,
штандартенфюрера СС Альфонса Ребане.




        "ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ"



     "- Здравствуй, Роза. У тебя странный вид. Что-то случилось?
     - Здравствуйте, отец.
     - Отец. Я всегда хотел, чтобы ты называла меня отцом. Вот и назвала.
     - Здравствуйте, отец. Здравствуйте, Альфонс Ребане.
     - Какая  красивая у тебя роза.  Мальчишкой  я помогал  отцу.  Он  любил
возиться с цветами. Сейчас много новых  сортов.  Их я не знаю.  А этот знаю.
Это старый сорт. Он называется "Глория Дей". Я привык, что  цветы  тебе дарю
я. Откуда у тебя эта роза?
     - Мне ее подарил молодой  человек.  Один из тех странных молодых людей,
которые увезли меня в  Марьямаа.  Они  спасли  мне  жизнь. Я звонила вам  из
мотеля.  По телефону я не  могла ничего  толком  рассказать. Сейчас тоже  не
могу. Потому что так ничего и не знаю.
     - Почему ты назвала этих молодых людей странными?
     -  Они живут в пятом  времени года.  Пятое время года  -  это  война. Я
думаю, что вы  тоже  прожили  всю свою жизнь в пятом времени  года,  Альфонс
Ребане.
     - Нет, Роза. Я не Альфонс Ребане. И ты это знаешь.
     -  Я уже ничего не  знаю. Вот ваш снимок. Вот надпись на  нем: "Альфонс
Ребане, девятое  мая сорок  пятого года, Мюрвик- Фленсбург". Вы стали старше
на пятьдесят четыре года. Но это вы.
     - Можно взглянуть? Какой красавец! Даже  не  верится, что это я. Но это
я. Да,  Роза, я.  Шесть  лет  я жил  под именем  твоего  отца. Но мое  имя -
Альгирис Паальман.  Это мое настоящее имя. Я назвался своим настоящим именем
при нашей первой встрече, когда у  меня  случайно оказался  лишний билет  на
органный  концерт Гарри Гродберга.  Я не имел  права  этого  делать. Но  мне
почему-то показалось  очень важным назваться своим настоящим именем. Когда я
переехал в Эстонию,  я вернул  себе свое имя. Человек должен умирать под тем
же  именем, которое  получил  при  рождении. Иначе надпись  на его могильном
камне превратится в кроссворд.
     - Сейчас  я уже не верю,  что лишний  билет на концерт  Гарри Гродберга
оказался у вас случайно.
     - Ты права. Не случайно. Я хотел с тобой познакомиться.
     - Мне было девятнадцать лет. Чем девятнадцатилетняя
     студентка могла привлечь внимание советской госбезопасности?
     - Ничем. Советскую госбезопасность ты не интересовала. Ты  интересовала
меня. Давай войдем в собор. Там сейчас никого  нет. Там и поговорим. А потом
я поиграю для тебя.
     - Нам не стоит  заходить в  собор,  Альгирис. В храме нельзя лгать. Вам
придется говорить правду.
     -Я и не собираюсь лгать. Я никогда тебе не лгал. Да,  я говорил не все.
Но не лгал.
     -  Вы  говорили, что были  военным переводчиком и работали  в советской
миссии в Лондоне. Это правда?
     - Правда.  Я действительно работал в советской миссии в  Лондоне. Но  я
был прикомандирован к  ней  британским генеральным  штабом. В начале войны у
меня был чин лейтенанта армии Ее величества.
     - Какой чин был у вас в конце войны?
     - Майор.
     - А сейчас?
     - Я давно в отставке.
     - Какой чин вы имели, когда вышли в отставку?
     - Полковник.
     - Вы  говорили, что после возвращения в Москву  работали преподавателем
дипломатической академии.
     -  Это тоже  правда.  Только  не  после  возвращения  в Москву, а после
переезда  в  Москву.   На   языке  разведчиков  -  после  эксфильтрации.   А
дипломатическая академия - одно из названий академии КГБ.
     - Вы говорили, что родились в Таллине.
     -  И  это  правда.  Мой  отец  был  регентом   Домского  собора.  После
декабрьского  восстания 1924  года семья  эмигрировала  в Англию.  Восстание
потерпело  поражение,  но отец сказал, что большевики на этом не успокоятся.
Он оказался  прав. Я родился в  Эстонии, но с двенадцати  лет жил в Лондоне.
Англия стала моей новой родиной.
     - Мальчик. Ученик органиста. Значит, это были вы?
     -  Да, я  был учеником органиста. И органистом я тоже  был.  А потом...
Потом началась война.
     - Вы сказали, что  после войны несколько лет работали в Англии. Сегодня
я узнала, кем вы работали. Но я хочу услышать это от вас.
     -   Я  был  руководителем  эстонского   сопротивления   и   начальником
разведшколы в Йоркшире. И звали меня тогда - Альфонс Ребане.
     - Значит, это благодаря вам в Эстонии были уничтожены "лесные братья"?
     - Да, Роза.
     - Вы были агентом советской разведки?
     - И да, и нет.
     - Давайте войдем в собор..."

     "-  Я  знал,  Роза, что рано  или  поздно  этот  разговор состоится.  Я
оттягивал его сколько  мог.  Потом ты  поймешь почему. В марте сорок  пятого
года  Эстонская  дивизия  СС, которой  командовал твой отец, сдалась в  плен
союзникам.  Альфонсу  Ребане  предложили  возглавить  разведшколу.  На  роль
руководителя  эстонского сопротивления  нужна была заметная  фигура, символ.
Лучшим символом был твой отец. Но он сказал, что устал  от войны и больше не
хочет воевать ни с кем.  Он хотел только одного - найти Агнию. Больше  он не
хотел ничего. Джентльмены из  Сикрет интеллидженс сервис решили использовать
его имя. Остановились  на моей кандидатуре. Эстонец. Такой же высокий, такой
же худой. Примерно такого же возраста. Альфонс Ребане был старше  меня всего
на четыре года. Было принято решение Альфонса Ребане убрать, а меня внедрить
под его  именем.  Так  и  сделали.  Меня  доставили в  ставку гросс-адмирала
Деница, он вручил мне Рыцарский крест с дубовыми листьями. После награждения
и был сделан этот снимок.
     - Альфонса Ребане не убрали. Этот молодой человек, который  подарил мне
розу,  показал мне  его  завещание.  Он  завещал  мне  все  свое  имущество.
Недвижимость, которую он скупил  до войны. Совещание составлено в  семьдесят
пятом году в каком-то поселке на Колыме. В семьдесят пятом  году он  был еще
жив!
     - Мы вернемся  к этому. Ты права, Альфонса Ребане не  убрали. Советская
разведка выкрала его и увезла в Москву. По его показаниям я и вживался в его
образ.
     - Почему вы стали работать на русских?
     - Они завербовали  меня  в  сорок  третьем году. За год  до  этого  при
бомбежке Лондона погибла вся моя семья. Погибла девушка, которую я  любил. Я
ненавидел  фашистов.  Я  восхищался  Советским  Союзом, я требовал  открытия
второго фронта. Советская разведка решила, что я подхожу для вербовки. Я дал
согласие.
     - Почему,  Альгирис? Я не осуждаю вас. Я не имею права вас осуждать. Но
я хочу понять - почему?  Что заставило вас предать свою новую родину? Почему
вы молчите, Альгирис?
     - Мне трудно об этом говорить, Роза.  Но я скажу. Потому  что без этого
ты ничего не поймешь. Я согласился работать на русских по приказу британской
разведки. Я сразу же сообщил в СИС,  как только советский резидент сделал ко
мне  вербовочный подход. Меня ввели  в агентурную комбинацию. Возможно,  мне
следовало  отказаться. Но я  был молод и  исполнен  патриотизма.  Поэтому  я
согласился.
     - Пресвятая Дева Мария! Так  на кого же вы работали, Альгирис Паальман?
Вы сказали, что ушли в отставку в чине полковника. Я так поняла, что вы были
полковником КГБ.
     -  Я  действительно имел чин полковника КГБ. Но на  самом  деле  я  был
полковником Сикрет интеллидженс сервис.
     - Ничего не  понимаю!  Вы  были  британским  разведчиком и одновременно
советским агентом? Но вы же сами  сказали, что  из-за  вас  были  уничтожены
"лесные братья"!
     -  Да,  Роза.  Так  и  было.  Советская  госбезопасность  считала,  что
подсунула  меня  англичанам  на  роль Альфонса  Ребане.  На  самом  же  деле
англичане подсунули русским меня. "Лесными братьями" пожертвовали для  моего
внедрения.  "Лесные братья" были  обречены. Их бы все равно уничтожили. Чуть
раньше  или чуть позже. Их уничтожили  раньше. Это звучит  чудовищно, но это
так,  Роза. Разведка  -  подсознание государства. Это дьявольский  мир.  Там
другая  цена  жизни.  Русские расстреляли  всех солдат и  офицеров Эстонской
дивизии,  чтобы не  подвергать угрозе провала  одного из самых  ценных своих
агентов  -  начальника  разведшколы  Альфонса  Ребане.  Англичане  отдали на
заклание  "лесных   братьев",  чтобы  внедрить  меня  в  КГБ.  Эту   цель  и
преследовала комбинация СИС. Эта цель была достигнута.
     - Альгирис Паальман! Вы говорите об этом в храме!
     -  Да,  Роза, я  говорю в храме.  Да, я говорю перед  святым престолом:
Всевышний не ведает, что творится в созданном им мире. Нет, не ведает. Иначе
Он бы этого не допустил. Он бы многого не допустил. Слишком многого.
     - Извините меня, Альгирис. Продолжайте.  Стоило ли  ваше внедрение  той
цены, которая за него была заплачена?
     - В Лондоне считали, что да. И сейчас так считают. В академии КГБ я был
ведущим специалистом по Великобритании. Ты обращала,  возможно, внимание  на
массовые высылки советских  дипломатов  из  Англии?  В последний раз выслали
больше ста человек. В этом есть и моя заслуга. Я не горжусь ею.
     - Вы и сейчас работаете на СИС?
     - Нет. Я отказался от сотрудничества в восемьдесят седьмом году.  После
большого  процесса над молодыми эстонскими националистами. Еще  за несколько
лет до него я предупреждал Лондон: нужно прекратить искусственную стимуляцию
диссидентов. Нужно прекратить финансирование,  прекратить засылку эмиссаров.
Денежные подачки развращают, а эмиссары создают у эстонской молодежи иллюзию
защищенности.  Но это только  иллюзия, мы  ничем не сможем им  помочь, когда
дойдет  до  беды.  Процесс  разрушения   СССР  необратим,  он  требует  лишь
информационной поддержки. На  мои сигналы не обращали внимания. В СИС сидели
такие же чиновники, как в КГБ. Если ничего не делать, а только ждать, то для
чего  они  нужны?  Крутилась  машина  СИС,  крутилась  машина  КГБ. Чем  это
кончилось?  Тем,   что  демократическая  Эстония  оказалась  обескровленной.
Большой процесс  стал катастрофой для Эстонии. В  ней  виноваты обе стороны.
После  него я  подал  в  отставку.  Мне  приказали  вернуться  в  Англию.  Я
отказался. Они настаивали, я стоял на своем. В конце концов, меня оставили в
покое.
     - Но это опасно?
     - Нет. Мне даже дали постоянную визу в Англию. Но если  я вдруг решу ею
воспользоваться,  обратно меня  уже  не  выпустят.  Но  мне нечего делать  в
Англии. Там у  меня никого нет. А здесь у меня есть ты.  Во  всяком  случае,
была до этого разговора.
     - В каком страшном мире вы жили, Альгирис!
     - Я жил в том же мире, что и ты. Только я знал об  этом, а ты не знала.
Я  иногда думал, как  бы  я поступил, если бы  можно было начать с того дня,
когда еще не поздно было сказать "нет" джентльменам из  СИС. Когда не поздно
было отказаться  от роли Альфонса Ребане.  Я поступил  бы  так  же, Роза. Не
из-за патриотизма. Из-за тебя. Но главное - из-за твоей матери. Из-за Агнии.
     - Вы знали ее?
     - Да, я знал  ее очень  хорошо. Может  быть,  я знал ее даже лучше, чем
Альфонс Ребане. Хотя ни разу в жизни ее не видел. Посиди, я узнаю у регента,
можно ли мне будет сегодня поиграть на органе..."

     "- Да, можно. Сейчас для меня наступает самая трудная часть рассказа. Я
знал, что  мне придется  все  тебе рассказать.  Я представлял себе, как  это
сделаю.  Я понял,  что  нужно  рассказывать  так, как  было.  Так  я и  буду
рассказывать. В феврале сорок  восьмого года  пастор сельской церкви,  где я
иногда играл  на  органе,  передал  мне  странное  письмо. На  конверте было
написано: "А.Ребане  от М.М." В  конверте  была фотография девочки  примерно
семи-восьми лет. Что это за девочка, я понятия не имел. Было ясно одно - это
весточка  из той  жизни  Альфонса Ребане,  о которой  я  ничего  не знал.  В
показаниях Ребане упоминалась  его дочь. Но он был уверен, что она погибла в
гетто вместе с родителями Агнии. Такие письма для законспирированного агента
-  сигнал тревоги. Я переслал его в  Москву и одновременно проинформировал о
нем моего лондонского куратора. В СИС это вызвало  панику.  В  Москве шок. С
Лубянки  поступил  приказ прекратить всякую деятельность и  связь с центром.
Только  через  полтора месяца  ситуация  прояснилась.  В  Москве  арестовали
молодого сотрудника МГБ Эстонии Матти Мюйра...
     - О Господи! Матти Мюйр!
     - Вы знали его?
     - Да. Он умер несколько дней назад.
     - Он был влюблен в Агнию. Он выяснил, что  дочь Агнии и Альфонса Ребане
жива.  Ты, Роза.  Он хотел использовать тебя, чтобы  завербовать  начальника
разведшколы Альфонса Ребане. Меня.
     - Господи Боже!
     - Его посадили, чтобы он ненароком меня не расшифровал. Проблему сняли,
но  этот  пробел  в  моей  легенде  был  очень  опасным.  В  Москве  провели
дополнительные  допросы Альфонса Ребане. Для него  было большим  потрясением
узнать, что  ты  жива. Он  рассказал о своем романе  с Агнией. Его показания
переслали мне. Так моя легенда стала для меня оживать. Но пока я видел Агнию
только глазами твоего отца.  Он ее  любил,  Роза.  Твоя  мать  несла на себе
какой-то  знак. Она не кружила головы. Она сводила с ума. Почти буквально. Я
был последним, кого она свела с ума. Уже после своей смерти...
     - Не нужно, Альгирис. Вам слишком трудно дается рассказ.
     - Его  нельзя откладывать,  Роза. Я и так откладывал его слишком долго.
Так вот. В одном  из протоколов допросов Альфонса Ребане упоминалось  письмо
Агнии. Всю войну она писала ему письма, но  не отправляла, так как ничего не
знала о нем. Ни где он, ни что с ним. Это письмо  в  начале мая сорок пятого
года  Агния  передала  подосланному к ней советскому  разведчику. Чтобы дать
знать Альфонсу Ребане, что она жива. Я отправил  запрос  своему  лондонскому
куратору  об  этих  письмах.  Я не рассчитывал, что они сохранились. Но  они
сохранились. Они были в архиве СИС.
     - В архиве разведки? Как они могли там оказаться?
     - Агния была  лейтенантом британской армии. Обстоятельствами ее  смерти
занималась военная  контрразведка. Так  ее  письма  попали в  архив СИС. Мне
привезли  их  на  базу разведшколы в  Йоркшире.  За четыре  года  войны  она
написала Альфонсу  Ребане двести  шесть писем. Я читал и перечитывал их двое
суток. Я читал  их так,  будто они адресованы мне. Я  понял,  что пропал.  Я
понял,  что  в  моей жизни никогда не было ничего  подобного.  И  больше уже
никогда не  будет. Теперь ты поняла,  почему я  всю жизнь  мечтал, чтобы  ты
называла меня отцом?
     -  Вы были  для  меня отцом,  Альгирис. Вы  были  для меня самым лучшим
отцом. Не нужно плакать, отец.
     - Это  не слезы, Роза. Когда  человеку восемьдесят семь лет, это  вода.
Первый раз я прочитал письма  Агнии, когда  мне было тридцать шесть лет. Вот
то были слезы!
     - Какова судьба этих писем?
     -  Да,  судьба.  У них  тоже  была  судьба.  Не  торопи  меня.  Я  буду
рассказывать  по  порядку.  Я  не вернул письма  в архив  СИС.  Да их  и  не
требовали. Но я не мог взять их с собой в  Аугсбург.  Они могли пропасть при
эксфильтрации. А если бы не пропали, их изъяли бы у меня в Москве. Я не  мог
этого  допустить.  Я нашел способ  переправить  письма  в Союз. Это была моя
лучшая  операция.  Я  готовил  ее  полгода.  Эти  письма  в  Таллин доставил
диверсант,  подготовленный  в  моей  разведшколе.  Он  был  единственным  из
выпускников Йоркшира, который побывал в  Эстонии и вернулся. Единственным, о
ком советская госбезопасность ничего не узнала. Он спрятал письма  на старом
маяке, где перед войной скрывался Альфонс Ребане. Он спрятал их в тайнике  в
дымоходе.  Там,  где  Альфонс Ребане спрятал купчие на свою  недвижимость. Я
знал  об  этом  тайнике из  протоколов допросов  Мюйра. Туда  я  и  приказал
диверсанту положить письма.
     - Они пропали?
     - Нет, Роза. Они не пропали. Там я  их и нашел, когда переехал в  Союз.
Не торопи  меня. Дальше  события  развивались  по сценарию, которого  не мог
предугадать
     никто. После моей эксфильтрации в Советский Союз Альфонс
     Ребане стал не нужен. По всей логике его должны были
     ликвидировать. Но тут на Лубянке сцепились
     скорпионы. Посадили министра госбезопасности генерал-
     полковника Абакумова, он потянул за собой других. Им шили
     заговор с целью захвата власти, шпионаж в пользу
     британской разведки и все прочее. Альфонс Ребане стал ценным
     свидетелем. Я читал протоколы его допросов. Роза. Он никого не
     оговаривал. Он давал правдивые показания, но они были
     убийственными для обвиняемых. Полковника Трофимова
     обвинили в том, что он вел с арестованным Ребане антисоветские
     разговоры. Его нача