жин.  Он  неохотно
протянул руку Лоту.
   - И это мужское рукопожатие? - вскинул выгоревшие брови Лот.
   - Прости, Мефистофель, - с бледной  улыбкой  сказал  Джин,  чуть  сильнее
сжимая широкую ладонь Лота. - но я ничего уже не понимаю про тебя  -  добрый
ли ты мой ангел или злой. Только кажется мне, что ты все время  тащишь  меня
по какой-то нужной тебе дороге, как буйвола за железное кольцо, просунутое в
ноздри!
   По лицу Лота, гася улыбку, пробежала тень.
   - Ну вот! Каждый раз, когда я спасаю тебе жизнь, ты мысленно спрашиваешь,
во что это  тебе  обойдется.  Брось  ты  эту  мистику!  Откуда  у  тебя  эта
достоевщина,  Джин?!  Или  это  гены  поработали  над  воссозданием  в  сыне
эмигранта "непонятной русской души"? Это грязная война, Джин, мы все по  уши
в грязи, но я не хочу захлебнуться  этой  грязью.  У  меня  тоже  есть  свои
принципы!
   С этими словами Лот пошел к выходу, нахлобучив фуражку.
   - Лот? - сказал Джин ему вслед.
   - Да? - спросил Лот, оборачиваясь.
   - Дай мне пятнадцать долларов! Или полтораста пиастров.
   - Изволь! Но зачем? За что?
   - За уши Чака. Ведь ты этого хочешь, Лот?
   Лот достал из кармана две серо-зеленые десятки.
   - Сдачу можешь оставить себе. Выше подбородок, малыш! В штабе специальных
войск в Ня-Транге я доложу, что  ты  дрался  сегодня  как  сверхсолдат,  как
супермен! - Он расхохотался. - Представляю, какой дурацкий вид будет у этого
Чака, когда он примчится сюда и увидит, что форт  чудом  выдержал  штурм,  а
генерал Кастер11, то есть Джин Грин, цел и невредим. И при ушах!
   Когда Лот и  увешанные  гирляндами  отрезанных  ушей  "викинги",  втиснув
мертвое тело Фрэнки под сиденье, улетели на "хьюи". Джин долго смотрел вслед
дюралевой  стрекозе,  вспоминая  каждое  слово  Лота,  напряженно   стараясь
разобраться во всех оттенках и обертонах извилистой лотовской мысли. Он  так
и не смог понять, почему Лот решил сорвать чудовищную  операцию,  задуманную
какими-то моральными уродами. Неужели только  ради  него,  Джина,  и  солдат
аванпоста, оказавшихся пешками в большой тайной игре?
   Минут через двадцать к воротам форта подкатили со скоростью  почти  сорок
миль  в  час  два  десятитонных   бронетранспортера   М-113,   ощетинившиеся
пулеметами и автоматами. Джин приказал открыть ворота.
   Заложив большие пальцы рук за пистолетный ремень,  расставив  ноги,  Джин
молча наблюдал за выгрузкой "зеленых беретов". Все они, как  обычно,  сидели
на мешках с песком, чтобы не оторвало ноги, если М-113 наскочит на мину.  От
Джина не укрылось замешательство Чака, ожидавшего увидеть  усеянный  трупами
разгромленный аванпост
   Чак, в "тигровой" форме, весь увешанный граната ми и подсумками,  подошел
к нему, фальшиво улыбаясь и протягивая волосатую руку
   - Хай, Джин! Рад тебя видеть живым и здоровым Узнал  по  радио  о  налете
Ви-Си на твой пост и поспешил на помощь. Наверное, жарко было?
   Джин не обратил внимания на протянутую руку
   - Что-то ты не очень радуешься моему приезду, - сказал Чак. - Я мчался на
максимальной скорости, проскочил сквозь две засады...  Скажи,  большие  были
потери? Есть убитые среди американцев? Кстати, я еду отсюда на базу Баткэт и
смогу прихватить  убитых  Ведь  в  этом  проклятом  климате  трупы  начинают
немедленно разлагаться, а там их сразу забальзамируют...
   - Мне надо поговорить с тобой, Чак,  -  тихо,  сдерживая  гнев,  произнес
Джин, глядя в. глаза своему дав нему врагу
   - Что ж, валяй, Джин!
   - Наедине. Прогуляемся в лесок.
   - Что? В джунгли? Да ты с ума спятил! Там вьетконговцы кишмя кишат.
   - Нет. Они ушли по своим подземным тоннелям в джунгли  Ты  что,  струсил,
Чак?
   - С чего ты это взял? Но сравнению  со  мной  ты  новичок,  Джин,  уж  не
обижайся. Пошли!
   "Зеленые  береты"  проводили  капитана  Битюка   и   первого   лейтенанта
недоуменными взглядами. Нашли время для прогулки в джунглях! Ведь  сразу  за
воротами крепости начинается "зона сумерек", "ничья  земля",  на  которой  в
любую минуту может ударить выстрел партизана!
   По вырубке,  где  все  еще  тлели  пни  и  трава,  шли  молча.  Чак  взял
наизготовку свой Ар-15,  расстегнул  кобуру  "кольта".  Джин  закурил.  Рана
давала себя чувствовать - он хромал все сильнее.
   На опушке оплет„нной лианами бамбуковой чащи они сразу  увидели  примятую
сандалиями и телами траву,  какое-то  тряпье,  темные  пятна  крови,  мелкие
воронки от разорвавшихся мин.
   - В чем дело, Джин? - нетерпеливо спросил Чак.  -  Говори!  Дальше  я  не
пойду. И вообще - пошли лучше обратно.
   - Я хотел спросить  тебя,  Чак,  -  тихо  начал  Джин,  останавливаясь  и
поворачиваясь к Чаку. - Ведь если бы ты нашел нас тяжело  раненными,  ты  бы
добил нас не так ли?
   - Что за бред?! Что за ахинею ты несешь?!
   - А добив, ты бы отрезал у нас уши, Чак? Чак отпрянул  как  от  удара.  В
зеленоватых  сумерках  лицо  его  приняло  бледно-зеленый  оттенок.  У  него
отвалилась челюсть.
   - Возьми в руки "кольт", Чак! - сказал Джин, расстегивая кобуру.
   - Ты с ума сошел! - хрипло выкрикнул Чак. - Я не собираюсь играть с тобой
в ковбои!
   - Считаю до трех, Чак. По счету "три" я застрелю тебя как собаку! Раз!
   Чак попятился. Его правая рука  с  растопыренными  пальцами  застыла  над
расстегнутой кобурой. Плечи вздулись и напряглись. Глаза сузились. Два!
   Чак выхватил "кольт" и тут  же,  нажимая  на  спусковой  крючок,  прыгнул
влево.
   Грянул выстрел. Рука  Джина,  секундой  позже  выхватившего  пистолет  из
кобуры, застыла в воздухе Пальцы разжались, выпуская тяжелый "кольт"
   В джунглях заплясало шалое эхо.
   А Чак вдруг буквально провалился сквозь землю Под его ногами  разверзлась
земля, обрушился слой дерна с травой. Он взметнул руками, роняя  "кольт",  и
упал.  Рухнул  на  остро  заточенные  бамбуковые  колья   западни,   вырытой
партизанами Вьетконга.
   Дикий нечеловеческий вопль разнесся по джунглям.  В  глубине  зарослей  в
стороне закричали гиббоны.
   Схватившись за раненую руку, Джин с ужасом смотрел на то,  как  корчилось
прошитое кольями тело Острые, как штыки,  колья  прошли  сквозь  левый  бок,
пропороли грудь и спину. Кровь лилась, пульсируя, из двух десятков  ран.  От
крови набрякла "тигровая" форма...
   - Джин! Джин! - прохрипел Чак, - Спаси меня! Заклинаю богом...
   - Ты должен был отрезать уши? - спросил Джин.
   - Да! Да! Я все расскажу! Только, ради бога, вытащи меня отсюда!..
   Джин повернулся и  зашагал  прочь,  поддерживая  онемевшую  простреленную
руку. Крик Чака сверлил ему уши. Началась агония...
   Он шел и думал, что у ворот его встретят "зеленые береты" обеих команд  и
он скажет им: "Вьетконг!  Я  ранен,  а  капитан  упал  в  тигровую  западню.
Принесите его!" И его принесут. Но он будет уже без  сознания.  Он  обречен,
потому что острые концы бамбуковых кольев наверняка смазаны ядом. Тело  Чака
вздуется и покроется пятнами, и ничто его уже не спасет.
   Он не видел, как Чак последним усилием сорвал с ремня осколочную  гранату
и. зубами вырвав кольцо, швырнул ее  ему  вслед.  Он  не  видел  черно-алого
разрыва в серо-зеленой чаще, не услышал  разрыва  гранаты,  не  почувствовал
боли. В одно мгновение на мир обрушился всепоглощающий мрак.

   По лицу ползали мухи. Он видел, как они взлетали, радужно  переливаясь  в
последних лучах солнца, но не чувствовал, как  они  садились  и  ползали  по
лицу. Он попытался помахать рукой, чтобы отогнать  этих  проклятых  мух,  но
рука не поднялась, не шевельнулась.
   Мухи ползали по глазам. Он попытался закрыть глаза,  моргнуть  и  не  мог
этого сделать.
   "Я Джин Грин", - сказал он себе и  сразу  вспомнил  все.  что  произошло:
дуэль с Чаком и тигровую западню.
   Но что случилось потом? Почему он лежит и не может шевельнуться, не может
отогнать этих докучливых мух? Может быть, и он попал в  тигровую  западню  -
партизанскую ловушку?
   Он попробовал скосить глаза влево и вправо, чтобы увидеть, где он  лежит.
Глаза не двигались.
   Наверное, Чак выстрелил ему в спину. Но  почему  тогда  он  не  чувствует
никакой боли?
   Может быть, у Чака оказался один из этих игольчатых  духовых  пистолетов,
стреляющих  крошечными  пустотелыми  иголками  с  ядом,  вызывающим  нервный
паралич?
   Паралич! Да, он парализован. Временно? Навсегда? Он не мог  этого  знать.
Может быть, через минуту, полчаса, час остановится сердце и он умрет?
   Над зарослями, опутанными  лианами,  синела  солнечная  лазурь.  Хоть  бы
облачко пробежало. Ничто в мире не двигалось. Только эти проклятые мухи...
   Но нет! Вон мелькнуло что-то в деревьях. Легкий шум, шелест. С  невысокой
пальмы на него с любопытством смотрел большой гиббон. Вот замелькали в  поле
зрения и другие гиббоны. И все они смотрели на него круглыми глазами.
   Джин вспомнил, как он охотился с вьетнамцами на гиббонов. Старый  охотник
из племени таи, почти совсем голый,  в  одной  набедренной  повязке,  достал
бамбуковую стрелу с остро заточенным концом и  тремя  перьями.  Он  просунул
стрелу в кусок белой тряпицы и обмакнул конец  в  коричневую  пасту.  Тетива
самодельного лука  дзенькнула,  как  гитарная  струна,  и  стрела  вонзилась
гиббону в живот. Обезьяна в изумлении уставилась на перья и белую  тряпку  и
стала заталкивать и перья и тряпку в рану.
   - Все обезьяны, - объяснил переводчик-вьетнамец, - реагируют одинаково на
белую тряпку. Еще  почти  не  чувствуя  боли,  они  воображают,  что  тряпка
выскочила у них из живота, и обязательно стараются затолкать тряпку обратно.
Это делается для того,  чтобы  обезьяна  не  умчалась  в  джунгли,  пока  не
подействует яд.
   Через три минуты обезьяна свалилась с дерева. Охотники вернулись  в  свою
деревню,  сварили  обезьянье  мясо  и  настойчиво  угощали  им  Джина.  Джин
попробовал  приторно-сладкое  мясо  и  отодвинул  чашу.  Он  объяснил  через
переводчика, что никак не может заставить себя съесть  собственного  предка,
что для  него  это  то  же  каннибальство.  Таи  были  очень  удивлены,  что
американцы считают себя потомками обезьян.
   Гиббоны, скользнув вниз по лианам,  подбирались,  осмелев,  все  ближе  к
Джину. Один стал хватать блестящие патроны из подсумка,  другой  потянул  за
пуговицу куртки, третий ухватился за погон.
   Внезапно обезьяны испуганно заверещали и кинулись на деревья, скрылись  в
чаще.
   Опять одно только небо да деревья. Скоро  падет  ночь,  зажгутся  звезды,
тучами налетят москиты.
   И какой дьявол занес его за двенадцать тысяч  миль  от  дома,  по  другую
сторону Млечного Пути, южнее тропика Рака?!
   В  поле  зрения  торчала  верхушка  низкорослого  кустарника  с  розовыми
цветочками. Он познакомился с этими цветочками еще в колледже, на лекции  по
фармакологии. Раувольфия серпентина - так называется по-латыни это растение.
Каждая веточка его ценится буквально на вес золота. Из этих скромных цветков
добрые человеческие руки добывают алкалоиды и делают такие  нужные  человеку
лекарства, как серпазил и резерпин. Ими лечатся гипертоники.  Ими  лечилась,
снижала себе давление мать Джина.  Сколько  раз  покупал  ей  Джин  таблетки
серпазила в драг-сторах Манхэттена!..
   Но к этим же цветочкам раувольфии серпентины протягиваются недобрые руки,
добывая из них страшный, не оставляющий следов яд - один  из  основных  ядов
ЦРУ. Слабой дозой этого яда можно вызвать у жертвы временный паралич. Как  у
Марка Рубинчика А сильной дозой можно  резко  снизить  кровяное  давление  и
спровоцировать мгновенный инфаркт. Так  были  убиты  Рэд,  и  Одноглазый,  и
многие более достойные люди, чем они.
   Быть может, эти розовые цветочки -  последнее  что  видит  в  жизни  Джин
Грин...
   Без обезьян совсем одиноко. Чего они  испугались?  В  поле  зрения  Джина
медленно и плавно появилась морда тигра. Сердце Джина сжалось. В  Брагге  их
обучали, как драться с тиграми, но что мог сделать парализованный человек!
   Под гладкой  блестящей  шерстью  тигра  играли  тугие  плечевые  мускулы.
Грозный  хищник  настороженно  обнюхал  его  трепещущими  ноздрями,   лизнул
окровавленную руку.
   По вдруг зверь вскинул голову, навострил уши Джин ничего  не  услышал,  а
тигр, сверкнув желтым кошачьим глазом, попятился, исчез.
   На переносицу сел москит. Джин не почувствовал ядовитого укуса.
   Минут через пять послышались голоса.
   - А я тебе говорю, что выстрел и разрыв гранаты прозвучали именно здесь!
   - Верно! Я засек это место по компасу. Азимут двести семьдесят градусов.
   - Стоп! Вот капитан! Иисусе! Он попал в тигровую западню!
   - Ты смотри, как мухи его облепили! Готов?
   - Послушаю сердце.
   - Осторожно, Бастер! Возьми лучше зеркальце. А вы, ребята,  оцепите  весь
этот участок! Ви-Си еще могут околачиваться тут.
   - Капитан жив! Зеркальце запотело.
   - Ну, долго он не протянет. Погляди-ка на эти фиолетовые  пятна!  Здорово
его продырявило! Настоящий шиш-кебаб!
   - Не трепись! Снимай его с кольев! Осторожней!
   - Вот Грин! Берди, сюда!
   Джин увидел над собой их лица.  Берди  с  перевязанной  головой,  Бастер,
Тэкс...
   - Бедняга! - глядя прямо в глаза Джина, сказал Бастер. - И зачем он пошел
с Чаком в джунгли! Это ему не Сентрал-парк!
   - Хороший был парень, - проговорил кто-то.
   - Он был моим единственным другом, - сказал Берди и заплакал. Слезы так и
полились по его почерневшему от солнца нескладному лицу.
   - Но куда же  его  трахнуло?  -  спросил,  обшаривая  тело  Джина  острым
взглядом, Бастер. Он нагнулся. - Не эта же рана на руке  его  прикончила.  А
ну-ка повернем командира!
   Когда ребята переворачивали его, Джин увидел, как двое "зеленых  беретов"
несли окровавленное тело Чака.  Голова  Чака  запрокинулась  и  моталась  из
стороны в сторону. Лицо его было обезображено застывшей гримасой боли.
   - Вот  она!  -  сказал  Бастер.  -  Пуля  или  осколок  угодили  прямо  в
позвоночник. А это верная смерть.
   - Ну что ж, - сказал со вздохом Берди, вытирая глаза. - Потащили Джина...
   Внутри Джина рос, распирая все его существо, немой, исступленный крик. Но
губы его оставались неподвижны. Ни один мускул не дрогнул на каменном лице
   Его несли, и он по-прежнему не чувствовал  боли,  ничего  не  чувствовал,
словно разом стал бестелесным и бесплотным.  Все  омертвело  в  нем,  только
мозг, охваченный паникой, лихорадочно работал.
   Берди тащил его за плечи, Бастер - за ноги.
   - Ну и тяжел же он! - сказал силач Бастер, обливаясь потом. -  А  знаешь,
Берди, я вижу свое отражение в зрачках Грина.
   - Это плохая примета, Бастер, - ответил Берди. - Эй, кто-нибудь, закройте
Джину глаза!
   Протянулась чья-то рука, чьи-то шершавые пальцы прикрыли ему веки. Теперь
он видел лишь огненно-алый  свет  сквозь  веки.  Для  Джина  это  был  удар,
невыносимый удар.
   Что будет с ним теперь?! Лучше не думать, лучше не думать,  отдохнуть  от
выматывающего душу страха!..
   Джин начал  считать  шаги  Берди.  До  ворот  шестьсот  ярдов.  Тридцать,
тридцать один, тридцать два.
   Когда его внесли в ворота, кругом  послышались  голоса  на  английском  и
вьетнамском. Его обступили со всех сторон. Померк огненно-алый свет - кто-то
заслонил собой закатное солнце. День кончался. Быть  может,  последний  день
его жизни
   Ему вдруг пришло в голову, что наверняка Многих, очень  многих  людей  на
этом свете похоронили заживо похоронили по ошибке. Мельком вспомнился жуткий
рассказ Эдгара По о заживо погребенной...
   - Эй, Мэт! - заглушая многоголосый говор, крикнул Берди радисту. - Срочно
вызови вертолет или самолет У-10 за  Джином  и  Чаком.  А  ну  расступитесь,
положим Джина в медпункте!
   Через несколько минут Джин услышал голос Майка, сержанта-фельдшера:
   - Иисусе! Какое несчастье! Положите его на носилки,  вот  сюда,  рядом  с
капитаном! Вот и остались мы без командира.
   Сейчас фельдшер подойдет к нему, пощупает  по  профессиональной  привычке
пульс и убедится, что он жив.
   - Хороший был командир! - печально сказал фельдшер. - Не сравнить с  этим
Чаком. Да, перебит второй поясничный позвонок. Фу ты.! Ну и измучился  же  я
сегодня! Пойду к раненым.
   Дверь захлопнулась, и стало совсем тихо. Слышалось только трудное дыхание
Чака. Сквозь веки угадывалась зажженная электрическая лампочка над  головой.
Время остановилось,
   Джин лежал неподвижно, как поверженная статуя. Он не мог даже  взвыть  от
переполнившего его отчаяния, излить в стоне страх и душевную боль.
   Тихо скрипнула дверь. Кто-то подошел к  нему,  дохнул  в  лицо  перегаром
виски.
   - Ты прости меня, Джин! -  спокойно  проговорил  вошедший  вполголоса.  -
Только я возьму у тебя эти деньги. Теперь они тебе, парень, ни к чему. И эти
золотые часики тоже. Все равно какой-нибудь санитар или гробовщик сопрут  их
у тебя. А я выпью  за  твою  вечную  память  на  твои  же  денежки.  Прощай,
приятель!
   Джин узнал этот голос. Голос Бастера. И жгучая обида всколыхнулась в нем,
обожгла сердце.
   Потом вернулся Майк, долго мыл руки в тазу, тихонько насвистывая: "Я  мог
бы танцевать всю ночь"...
   Зашел еще кто-то.
   - Послушай, Майк! - Джин узнал  голос  Мэта.  -  Эти  ублюдки  в  Баткэте
говорят, что пришлют "чоппер" только утром, потому что Грин мертв, а капитан
Битюк безнадежен.
   - Грязные свиньи! - выругался Майк. - Это значит, что мне придется самому
удалить внутренности у Грина. Иначе при этой проклятой жаре его тело  станет
неузнаваемым, пока они соберутся бальзамировать его. Да, это единственное  и
последнее, что я могу сделать для нашего покойного командира. Ведь у него  в
Нью-Йорке мать и сестра, которые обязательно захотят посмотреть  на  него  в
последний раз... Ты зачем сюда, Берди?
   - Да вот разыскал евангелие. Хочу прочитать заупокойную для Джина.
   - Хорошая идея, Берди. Валяй, пока  я  подготовлю  инструменты.  Это  его
берет? Да, на подкладке написано  "Джин  Грин".  Через  несколько  дней  его
родные получат извещение: "Ваш сын Кэй-Ай-Эй12"...
   Сидя рядом с койкой, на которой лежал Джин, Берди всхлипывал  и  бормотал
слова заупокойной молитвы, а в голове  у  Джина  проносился  рой  бессвязных
воспоминаний  вперемежку  с  подсказанными  страхом  мыслями.  Однажды  мама
заперла его в темный чулан за то, что он  устроил  дома  фейерверк:  потушил
свет в гостиной их бруклинского дома и  стал  бросать  под  потолок  тлеющие
головешки из камина... И он испугался, что о нем забудут, что за  ним  никто
не придет, и он разревелся как девчонка... Неужели он совсем не  почувствует
боли, когда в живую, но онемевшую плоть вонзится хирургическая сталь?..
   И вдруг в нем открылись какие-то неведомые шлюзы. В Форт-Брагге  из  него
хотели сделать машину, робота, супермена. Но  вот  пробил  смертный  час,  и
рухнул супермен,  умер  бесчувственный,  бездушный  сверхсолдат,  и  восстал
против  смерти  человек.  Человек  с  простыми  и  извечными   человеческими
чувствами и эмоциями. В нем взмыла теплая волна, спазма перехватила горло...
   И в этот момент Берди вдруг вскочил и заорал не своим голосом:
   - Иисусе! Что  это?!  Майк!  Мэт!  Смотрите!  Слезы!  Клянусь  богом,  он
плачет!..
   И Майк в необычайном волнении схватил Грина  за  руку,  прижался  ухом  к
груди и срывающимся голосом произнес:
   - Он жив!
   А слезы у Джина асе лились и лились.

   Китаец  Чжоу  с  неподражаемым  искусством,   выработанным   тысячелетней
практикой древнейшего народа, массировал могучие спинные мышцы голого майора
Лота. Мужчина сорока лет, как бы он ни был здоров, силен и вынослив, уже  не
может сбрасывать с себя усталость многочасового жаркого боя с той легкостью,
с какой это делает двадцатилетний юноша.
   Лежа на животе, Лот дочитывал свежий секретный  информационный  бюллетень
ЦРУ. На обложке в верхнем левом углу  -  "роза  ветров",  символ  глобальной
деятельности ЦРУ, затем;
   Специальный доклад
   Отдел оперативной информации
   Общее положение
   Центральное Разведывательное Управление
   Секретно.
   Лот  хмурился:  президент,  продолжая  все